Охота на кролика

      Мы просыпаемся неприлично поздно – ну и что с того? Ко мне приехали братья, о чем соседи наверняка узнали еще до того, как телега въехала в деревню. Уж должны понять, что в ближайшие дни ко мне можно лезть только с вопросами жизни и смерти. Я имею в виду буквально: только рожающие или умирающие люди будут достойны моего внимания, и пусть хоть изжалуются кому угодно – если что-то не нравится, они могут попробовать найти другую знахарку или лекаря. Однако вряд ли до этого дойдет. Народ у нас понимающий, я даже сомневаюсь, что инквизиторов на меня решил натравить кто-то из местных. Маки до сих пор не раскололась, но я подозреваю, что это были одни из тех, кто приезжал ко мне из соседних деревень.       Не сговариваясь, мы с Юджи идем сразу к Цумики: Мегуми наверняка уже там, да и Итадори, прежде чем начать готовиться к ритуалу и к тому, как будет уговаривать Фушигуро, хочет в первую очередь увидеться с ней.       Так и оказывается: Цумики безумно рада приезду братьев и даже не замечает того, что Мегуми на меня и Юджи смотрит волком. Я же вижу в ней перемены.       – Ну-ка подойди сюда, – присаживаюсь на табурет, чтобы голова была на уровне ее живота.       Цумики закатывает глаза:       – Мы можем хоть раз нормально посидеть, чтобы ты на меня не смотрела этим своим знахарским взглядом? – но все равно слушается моих указаний. Переживает за ребенка, хоть и старается держаться как обычно.       Я аккуратно ощупываю ее живот и поражаюсь тому, как сама Цумики ничего не заметила – на таком-то сроке любые волнения будущего ребенка очень ощутимы для матерей. С улыбкой поднимаю глаза на сестру:       – Она все-таки перевернулась.       Меня беспокоило то, что девочка не спешила поворачиваться, хотя срок уже давно подошел. Конечно, я говорила Цумики, что это дело обычное и поправимое (тут я немного слукавила, но с магией это и правда не проблема), но она все равно поняла – повод для беспокойства есть. А если есть повод, Цумики обязательно начинает беспокоиться, пусть и тщательно это скрывает.       Сестра с облегчением смеется.       – Так ты хотела к приезду дядь подарок сделать? – ласково говорит она, поглаживая живот, и я чувствую пинок там, где находится моя ладонь. Мне в голову приходит отличная идея.       – А ну подошли оба, – командую я братьям, и они, заслышав мой знахарский не терпящий возражений тон, не смеют ослушаться. Даже Мегуми без вопросов тут же оказывается рядом. Я кладу их руки туда, откуда идут толчки и смотрю на лица. Итадори поворачивается ко мне с открытым ртом:       – Она внутри Цумики уже дерется? Жесть. Слушай, у тебя как, ребра целы?       Мы с сестрой не можем это слышать без смеха: Юджи, повзрослев, перестал понимать концепцию детей и стал смотреть на них с некоторым удивлением, будто бы вопрошая “что ты такое?”.       У Мегуми же реакция совсем другая. Почувствовав пинок, он еле заметно вздрогнул и во все глаза уставился на живот Цумики. Не знаю, что в этот момент творилось в его голове, но Фушигуро заметно смягчился, даже взгляд стал немного другим.       Разумеется, это не означает, что он перестал на нас дуться. За несколько часов проведенного вместе времени Мегуми немного оттаял только к Юджи, и то лишь потому, что на него в принципе невозможно долго обижаться.       Впрочем, для ритуала общение не особо нужно. Мы выкупаем у Цумики самого злого ее козла и незадолго до заката покидаем дом. Я заставляю животное съесть смесь, вызывающую онемение в мышцах, и усыпляю его. Важно, чтобы козел уснул и ничего не чувствовал – будет плохо, если мясо окажется пропитанным страхом.       В лесу Мегуми пускает своих гримов вперед, чтобы немного расчистить путь, освещает нам дорогу и проверяет ее на наличие опасности, Юджи несет козла, а я тащу с собой остальные принадлежности и сменную одежду. Из-за того, что Юджи сконцентрирован на дыхании и на том, как дотащить ношу до места назначения, он почти ничего не говорит, и без этой его болтовни за троих обида висит над нами в воздухе, почти ощущаемая физически. Путь до древа не близок, а молчание делает его еще более долгим.       И вот мы на месте. Мегуми разжигает костер, я достаю все необходимое, Юджи кладет бесчувственного козла на землю – все в тишине. Итадори явно не хочет разговаривать еще и потому, что ему предстоит сделать. Я проверяю, крепко ли спит козел, чувствует ли что-то – все в порядке. Протягиваю топорик Юджи.       Для деревенских нет ничего такого в том, чтобы забить скотину. Мы с Мегуми относимся к этому спокойно, особенно когда умертвить животное удается без лишних страданий для него. И только Юджи претит сама мысль о том, чтобы отнять жизнь у кого-то. Однако по иронии судьбы он единственный из нас силен и меток настолько, чтобы убить жертву для ритуала одним ударом.       Вот и сейчас он притихает, прежде чем забрать топорик и сделать то, что необходимо. Мегуми, который все это время держал руку на боку козла, успокаивающе сжимает плечо Юджи:       – Он ничего не успел понять.       Мегуми может и соврать, но мы предпочитаем ему верить – все же он единственный из нас способен проникать в сознание животных. Раз не можем уличить во лжи, ничего другого просто не остается.       Дальше мы с Мегуми берем все на себя: он разделывает тушу, а я беру из его рук органы и закрепляю их на крепких ветках, которые старше нас на много веков. Обычай украшать деревья к Рождеству родился как раз из этого кровожадного обряда – сейчас уже никто и не вспоминает, чем ели обвешивали изначально.       Напоследок я устанавливаю голову козла повыше, чтобы она как бы венчала всю эту конструкцию, и ставлю чугунок на огонь. Мы с Юджи крошим мясо, добавляем приправ – вдвоем с готовкой справляться куда проще и быстрее. Третьего мы к этому делу не подпускаем: Мегуми годен лишь на то, чтобы достать эль.       Усевшись перед деревом, сначала почтительно молчим, а потом пускаем по кругу кубок с козлиной кровью. В отвращении к этой части ритуала мы полностью солидарны – пригубляем лишь чуть-чуть, из уважения к лесным духам, таким образом приглашая их разделить трапезу, и тут же торопимся запить противный железный вкус элем.       Пока едим, мимо пробегает тощая лиса, которая на ходу подхватывает лежащую на земле козлиную ногу и, не сбавляя скорости, несется в чащу. Это означает, что дар принят. По-другому обычно и не бывает: лесных духов вполне устраивает то, что среди деревьев мы черпаем магию, а взамен несколько раз в год забиваем кого-нибудь в знак благодарности.       Осталось последнее: сжечь одежду, в которой мы пришли, и вернуться назад в новом. Подобное действо считается чем-то вроде символа обновления, но сдается мне, что эта часть ритуала появилась сравнительно недавно, когда на ведьм начали смотреть косо. Если уйдешь на ночь в лес и вернешься под утро вся окровавленная, даже у самых равнодушных селян возникнут вопросы.       Сперва даю время парням: занимаю себя тем, что пытаюсь вслепую отмыться от крови и сажи, а после располагаюсь спиной к костру, лицом к древу и стараюсь заметить мельчайшие всполохи магии – зная, что мы скоро уйдем, мелкие стеснительные духи начинают нетерпеливо вспыхивать, выдавая свое присутствие. Чем-то напоминают летних светлячков.       Прежде чем сменить меня, Мегуми поворачивает мое лицо к костру и внимательно осматривает: это дело я доверяю только ему, ведь он куда внимательнее к деталям, чем Юджи. Заметив пятно крови на волосах, Мегуми зачерпывает снег и пытается аккуратно оттереть прядь. Я мысленно приготовилась к тому, что он из злости дернет меня за нее как следует, но нет – действует аккуратно, не желая навредить. Не ожидала, что убийство козла заставит его подобреть.       Когда я заканчиваю с переодеванием, мы поддаем магии в огонь, чтобы одежда сгорела побыстрее, после затаптываем костер, забираем с собой вещи и с чистой душой возвращаемся в деревню.       Еще один знак того, что лес удовлетворен жертвой – обратная дорога дается куда легче. Снег не проваливается под ногами, и можно не ползти гуськом друг за другом, сопротивляясь сугробам почти по колено, а идти себе спокойно бок о бок.       – Нам надо поговорить, – наконец нарушает молчание Мегуми.       – Если собираешься сказать то же самое, что и вчера, побереги легкие, не трать воздух понапрасну.       Юджи косится укоризненно, но он и меня должен понять – я хочу завершить этот конфликт, но не желаю вступать в разговор, инициированный лишь для того, чтобы я в итоге согласилась с Мегуми.       – Может, начнем с того, о чем мы с тобой узнали? – обращается Юджи к Фушигуро в надежде спасти этот безнадежный диалог.       – Я так и хотел, – кивнул он. – Раз эта дурында хочет отрицать очевидное, стоит рассказать о том, чего она еще не знает.       Мне приходит в голову, что, скорее всего, я сейчас физически сильнее Мегуми. Вряд ли он в семинарии уделял достаточно времени развитию тела, а я мало того, что менее активной не стала, так еще и каждый день встаю в спарринги с Маки. По большей части мы дурачимся, конечно, но и научить кое-чему она меня успела. В общем, руки чешутся проверить свою теорию, пока мистер умник слишком увлечен попытками задеть меня.       – Давай я расскажу, – Юджи вклинивается между нами. Ладно, избиение Мегуми снова откладывается на неопределенный срок. – Эм, в общем, ты же знаешь, что мне надо привыкнуть к новому месту, чтоб не плутать. Ну я недавно перепутал кабинеты в семинарии, я имею в виду, в темной семинарии, а не в той, где всякое богословие. Захожу и понимаю, что знакомых никого нет. Выперли меня оттуда быстро, но я успел заметить, что там сидят одни Зенины. По крайней мере, из тех, о ком нам точно известно, что они Зенины.       – Погоди, чего? Ты сказал, в темной семинарии? – озадаченно переспрашиваю я.       Суть в чем: парней отправили в семинарию, но в ту, где есть так называемое темное отделение. В обычных семинариях воспитывают будущих священников – эти занятия Юджи и Мегуми приходится посещать, чтобы в будущем вступить в сан. Так в свое время сделал отец Годжо. Он-то и отрекомендовал братьев в то же заведение, где учился сам, а все потому, что именно в нем одаренные магией молодые люди изучают помимо унылых обязанностей священников еще и то, как увеличить собственные силы и потенциал. В темной семинарии учат, как правильно использовать магические силы и становиться сильнее. При этом обычная и темная семинария не пересекаются: в обычной учатся все, а в темную допускаются из общего числа только те студенты, которые прошли специальный отбор. Простые будущие священники даже не подозревают, что у них под носом расположена целая магическая школа.       Именно поэтому не было ничего удивительного в том, что в обычной семинарии оказалось много Зенинов – все же члены ордена должны иметь соответствующий статус. А вот то, что убийцы ведьм, оказывается, сами учатся магии, действительно очень уж любопытная нестыковка.       – Прикинь! – восклицает Юджи.       – Если вкратце, мы выяснили, что все Зенины, которые поступили в семинарию, зачислены и в темное ее подразделение, – влезает Мегуми. – Они учатся отдельно ото всех, потому что орден их занимается сама знаешь чем.       – Но тогда почему?.. – все тот же вопрос застревает в горле. Теперь мне совсем ничего не понятно. Зенины не только знают, что большинство колдунов и ведьм безобидны, но и пользуются магией сами. Зачем им убивать таких же, как они?       – Я тебе больше скажу. Знаешь же, что любую семинарию спонсирует какой-нибудь орден? Мы не платим ни пенса, потому что церковь заинтересована в том, чтобы распространять свое влияние как можно дальше и больше. Расходы на нашу семинарию, я подчеркиваю, включая темную семинарию, покрывает орден Зенин. Я спрашивал вчера пастора, он утверждает, что ничего об этом не знал.       Мы продолжаем путь в тишине. Мне нужно время, чтобы упорядочить мысли, а парни меня не подгоняют, Мегуми, кажется, и вовсе заранее знает, что я скажу дальше.       – Они просто убивают нас, потому что хотят забрать всю магию себе? – наконец мертвым уставшим голосом спрашиваю я, хотя заранее знаю ответ. – Но это ужасно глупо. Нельзя присвоить себе магию, это не вещь.       – Но можно сделать так, чтобы ею никто больше не пользовался. Кроме избранных, которых можно назначить самостоятельно.       – А зачем тогда им тратиться на ваше обучение? И учить других ребят? В чем смысл растить себе сильных противников? Чтобы убивать было веселее?       – Вот тут я до конца еще не разобрался. Самая рабочая наша теория – это что Зенины изучают наши особые умения. Взять даже нас троих – все пользуемся магией по-разному, у каждого есть уникальные техники. Представь, какое разнообразие в семинарии. Только вот не особо работает теория, потому что Яга, который главный, точно не распространяет информацию о техниках, и пастор это подтвердил. То есть мы знаем, что у других, когда они сами показывают или на словах объясняют, но то, как именно колдун распоряжается своими способностями, что для этого делает в точности, никто никому не расскажет. Тебе удалось что-нибудь выяснить у своего инквизитора?       Я мотаю головой:       – Пробовала по-разному, но, видимо, он реально ничего не знает. Он же просто наемник и не является частью ордена, – да, тут я приврала, но в том, что Маки не в курсе, чем является ее орден на самом деле, я уверена.       – Стало быть, он бесполезен, – прагматично замечает Мегуми, и меня передергивает от того, как презрительно и небрежно он говорит о Маки. Но не хочу сейчас об этом, успеем еще поругаться.       – Все равно не понимаю. В чем смысл убивать себе подобных?       – А почему обычные люди убивают друг друга? Почему устраиваются крестовые походы и другие войны? Мне думается, ответа на это нет. Просто кучка колдунов в какой-то момент почувствовала власть и не хочет делиться ею с кем бы то ни было.       Мы уже на опушке. Я останавливаюсь в нескольких шагах от границы леса, и братья оборачиваются на меня. Подзываю огонек так, чтобы он встал между нами – мне нужно видеть их лица.       – Скажите честно: Зенины ничего вам не делали? Вы уверены, что они не собираются причинить вам вред?       Я напрягаю оба зрения – и родное, и магическое, – чтобы увидеть, говорят ли мне правду. И малейший намек на ложь мимо не проскочит.       – Все в порядке, – улыбается Юджи, а Мегуми молча кивает. Вроде не врут, пока можно выдохнуть.       – Если почувствуете хоть малейшую опасность от них, обещайте мне бросить семинарию и уехать оттуда как можно быстрее.       На этот раз Юджи отводит глаза, а Мегуми качает головой. Что еще за реакция? Им смертельная опасность угрожает, а они готовы до последнего цепляться за свою жалкую школу?       – Ты не можешь от нас этого требовать, потому что не сбежала сама. Более того, сейчас ты сама лезешь в волчью пасть и утверждаешь, что на самом деле это заячья нора, – на этот раз я на Фушигуро не обижаюсь. Он наконец сменил тон и не пытается меня выставить дурой, даже несмотря на то, как звучат эти слова. Он просто говорит о том, как все выглядит для него. В сущности, Мегуми прав – посмотреть со стороны, так я действительно спуталась с заклятым врагом своей семьи. Вот только с моей точки зрения нельзя разделить ситуацию на черное и белое. Сдается мне, в жизни вообще ничего нельзя разделить на черное и белое.       – Тогда я могу потребовать, чтобы вы оба сообщили мне и отцу Годжо, если запахнет жареным. Я так и поступила, значит, могу рассчитывать на ответную любезность, братец.       Я готова раздать им подзатыльников за то, как они мнутся и переглядываются. Понимаю их желание не волновать близких, но я уже взволнована, и отступать им некуда.       – Поклянитесь, – требую я еще до того, как они озвучили свое жалкое нежеланное согласие.       Им приходится подчиниться.       Мы молчим весь остаток пути. Не знаю, о чем думают братья – слишком уж занимают собственные мысли. Я должна предупредить Маки. Она и так затеяла слишком опасную игру, а, если орден обнаружит, кем является один из охотников на самом деле, ей и вовсе несдобровать. Даже представить боюсь, что они с ней сделают. Маки сильна, но что она одна противопоставит множеству колдунов?       Но я совершенно не представляю, как мне это сделать. “Маки, мои братья, которые учатся колдовству, говорят, что с ними колдовству учатся Зенины”? Проще уж сразу связать нас троих за руки и за ноги красивой лентой и подарить ей на Рождество. Однако и промолчать я не могу. Черт, почему все так сложно?       Когда мы собрались с пастором в трапезной, Мегуми внезапно возвращается к тому, на чем мы здесь остановились вчера:       – Теперь ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты любезничала с этим… парнем.       Я очень ценю, что он старается подбирать слова. Судя по интонации, назвать Маки он планировал как-то иначе.       – От понимания ничего не изменится. Я понимала тебя и раньше, но не изменю отношения к нему, что бы ты мне ни сказал.       – Но он один из Зенинов! – раздраженно восклицает Мегуми и принимается тереть лоб, будто я сказала что-то откровенно тупое.       – Как и ты, – холодно замечаю я. – Мне с тобой что, тоже не общаться? Этого ты добивался вчера?       – Дети мои, я вас молю… – устало вздыхает отец Годжо. Обычно он любит присутствовать при чужих ссорах, но сейчас ко второму раунду оказался явно не готов.       – Я хочу сказать, что происхождение ничего не значит, – спокойно добавляю я. Не один пастор не желает ругани. Юджи мне вчера напомнил о том, что братья пробудут тут недолго и негоже тратить это время на ссоры. Пусть не сразу, но мне удалось прислушаться к его словам. – В тебе кровь Зенинов, и, если смотреть на ситуацию под этим углом, ты со мной и Юджи не должен за одним столом сидеть, ведь мы всего лишь простолюдины. И жизни наши стоят меньше в сравнении с тобой.       Ему не нравится то, что я говорю, а еще мне мерещится, будто Фушигуро даже удивлен тому, насколько я здраво рассуждаю. Не сразу он находится с ответом.       – Да, мы не выбираем, кем родиться, но твой… друг выбрал свое ремесло. У него наверняка были варианты поступить иначе, но почему-то ему полюбилось сдавать таких же, как ты, ведьм в лапы ордена.       – Не особо-то много у него опций было, – задумчиво протягиваю я.       Конечно, Маки могла бы просто отречься от ордена, забыть о нем, заняться чем-то другим, но почему-то не захотела этого сделать. Впрочем, я отчасти даже рада, что все сложилось так, несмотря на ее отвратительную работу – если бы не она, мы бы никогда не встретились. Я не пытаюсь оправдать Маки, просто считаю, что у нее есть на серьезные причины поступить так, а не иначе, просто о них она умалчивает. Меня такое положение дел устраивает: когда самой есть что таить, осознание, что от меня есть секреты, дарует облегчение, а не пробуждает любопытство.       Однако всего этого я озвучить Мегуми не могу: что ни скажу сейчас, все прозвучит жалко и лживо. И тут мне на помощь приходит Юджи:       – Дело не в этом. Нобара хочет сказать, что ты судишь человека, не узнав его как следует. Давай сначала попробуем познакомиться с ним, пообщаться, а потом ты уже примешь решение? Может, парень просто не знает, как все устроено, поэтому и соглашается на эту идиотскую работу. Люди, чтобы семьи кормить, и на более мерзкие вещи порой идут. Ну же, Фушигуро, – он повисает на руке Мегуми, делая самое свое умильное лицо. Даже я бы сдалась, чего уж говорить о слабом сердечке Фушигуро. – Просто попробуем, хорошо?       Мегуми бурчит, что подумает, но все присутствующие знают: он уже согласился. Я в восторге смотрю на Юджи, не зная, как выразить свою благодарность, а он, слегка отодвинувшись за спину Фушигуро, сигнализирует что-то вроде “можешь на меня положиться”.       – Только, умоляю, не позорь меня. Отец Годжо уже постарался за вас троих, – добавляю я, зараженная уверенностью Юджи, и мне в ответ тут же прилетает от двоих разом.       – Я еще ничего не решил!       – Я? С каких это пор я тебя позорю?!       Теперь посиделки больше похожи на то, к чему я привыкла – мне страшно не хватало громких голосов и смеха в этой трапезной. Остальные чувствуют то же самое: это становится понятно по тому, что расходимся мы лишь перед первой службой, когда начинаем клевать носом, а пастора зовет долг.       У меня совсем не топлено, и потому я остаюсь в церкви, в комнате парней. Понятное дело, Мегуми хотел бы переговорить с Юджи отдельно от меня, но он сейчас и двух слов связать не может от усталости, так что не особо возражает, когда я заявляюсь к ним и приказываю сдвинуть лежаки, чтобы поместиться втроем.       Поспать мне толком не удается: из-за их дружного храпа я довольно скоро просыпаюсь. По отдельности они еще ничего, вполне терпимы, зато вместе выдают настоящий хор преисподней.       Чувствую, что совсем не выспалась, но в то же время в теле странная бодрость – оно будто раньше меня смирилось с тем, что ко сну вернуться получится не скоро. Придется подчиниться и мне.       Я болтаю с отцом Годжо, решаю проведать деревенщин, даже забредаю на тренировочную площадку Маки, чтобы немного помахать палками – их она нашла в качестве замены деревянным мечам, чтобы учить меня основам с куда более низкой вероятностью покалечиться. Не успев толком устать, добираюсь до дома, чтобы наконец прогреть его и продолжить одну штуку, над которой я уже несколько дней старательно работаю. Посмотреть со стороны, так я образец трудолюбия, но на самом деле я элементарно не знаю, куда себя деть. Вообще я не имею ничего против того, чтобы побыть одной и спокойно заняться своими делами, но отсутствие конкретно в этом дне братьев и Маки делает его до странного пустым. Будто на картине взяли и затерли несколько мест, оставив лишь уродливые пятна.       Я перестаю шить и задумываюсь: получается, вот такой должна быть моя жизнь на самом деле. Без братьев и Маки мне только и оставалось, что изо дня в день повторять одни и те же действия, развлекаясь разве что разговорами с пастором и Цумики да прогулками в компании местных девушек. И так до тех пор, пока не появится мужчина, который решит меня сделать своей женой. А там все становится еще более унылым: как говорил Мегуми, знай себе плоди детей и хозяйство увеличивай.       На самом деле не все так плохо – когда я попрощаюсь и с братьями, и с Маки, то тут же отправлюсь в ковен, и скучать мне не придется. Но все равно грустно. Если подумать, понятно, почему: я буду скучать по братьям, но мы все равно будем видеться и поддерживать связь. А вот что будет после того, как уедет Маки, я не знаю, особенно учитывая последние вскрывшиеся факты. Боюсь, может случиться так, что больше я ее не увижу никогда и даже не узнаю, что с ней.       Этого я допустить не могу не только потому, что хочу уберечь подругу от опасности, но и потому, что попросту не хочу с ней прощаться. Ее нет всего сутки, а я уже места себе не нахожу. Даже не знаю, в какой момент Маки заняла столько места в моем сердце. Более того – представить себе не могу, что в моей жизни может появиться кто-то, кто окажется способен заставить ее с этого места подвинуться.       Когда Мегуми и Юджи наконец спускаются из своей комнаты, становится немного веселее, но я все равно тревожусь. Маки должна была вернуться сегодня, а уже стемнело. Конечно, ночь лунная, но вдруг разбойники? Или дикие звери? Братья тоже приехали уже сильно после заката, но за них я и не стала бы волноваться, ведь знаю, что обычные люди едва ли что-то способны им сделать, а вот с Маки такой уверенности нет.       Поэтому, когда сильно после вечерней службы, сидя в трапезной, я слышу, как копыта стучат по утоптанному снегу, то тут же срываюсь с места. Кажется, я слышу за спиной что-то язвительное от Мегуми, но мне все равно. Распахнув входную дверь, я застаю Маки, которая остановила лошадь на подходе к церкви и вглядывается в ее окна.       Она высматривала меня! От этой мысли я довольно розовею. Встретив ее взгляд, со всех ног несусь к ней и, едва она спешилась, вешаюсь ей на шею. Маки устало смеется и слегка приподнимает меня над землей, отчего хочется пищать как ребенок.       – Соскучилась по мне? – на самом деле хочу сказать, что это я по ней соскучилась, но получается выразиться только так.       Маки вместо ответа на мгновение сжимает меня в объятиях сильнее и тут же отпускает.       – Думаю, мне стоит сделать шаг назад: чувствую, скоро не только Сатору начнет мне читать проповеди о превратностях морали в общении с незамужними девушками, – она одними глазами указывает мне за спину. Еще не успев обернуться, я знаю, что увижу: в окне трапезной торчат три головы.       – Кстати, об этом… Не хочешь познакомиться поближе с моими братьями?       Она слегка прищуривается:       – Я хочу, чтобы ты немедленно зашла в церковь. Тебе прошлого раза не хватило, раз в одном платье зимой на улицу выбегаешь? – она стягивает с себя свой огромный шарф и принимается заматывать меня, пока я пытаюсь сопротивляться.       – Не уходи от ответа! Я знаю, что Мегуми вел себя как урод, но он обещал исправиться, а не полюбить Юджи невозможно, он ведь как я, только парень. И вообще, раз ты пережила знакомство с отцом Годжо… – тараторю я, стараясь быть как можно убедительнее. Не уверена, что все пройдет как по маслу, но мне важно хотя бы попытаться примирить тех, кто мне так дорог.       – Нобара!       Я оборачиваюсь на Мегуми: в своем уме, люди же спят, чего разорался? Он стоит в дверях церкви с моим полушубком, но мимо него тенью проносится Юджи, по пути выхватывая вещь из рук и подбегает к нам.       – Предупреждаю, Мегуми собирается ездить тебе по ушам насчет того, что ты… забыла одеться как следует, – деликатно заминает он конец фразы, и я понимаю, что на самом деле мне прилетит не просто за то, что я легко одета, а за то, что забыла обо всем из-за Маки. – Привет! Ого, ничего себе, это настоящий меч?       Хорошо, что у Юджи концентрация внимания как у собаки, завидевшей колеса телеги – надеюсь, Маки не обратила внимания на эту заминку. К тому же детский восторг, с которым он смотрит на нее, не может ее не подкупить. Конечно, она не снимает привычной маски, которую использует для общения со всеми, кроме меня, но держится вполне дружелюбно.       – Если хочешь, приходи завтра с Нобарой на поле, попробуешь потренироваться. И брата своего зови, – она обращается больше ко мне, и я широко улыбаюсь: быстро же согласилась. Я-то думала, после того, что устроил Мегуми в их первую встречу, мне придется пустить в ход все свое небогатое красноречие.       – Но сначала тебе придется сразиться со мной, – азартно заявляю я, обращаясь к Юджи. – Я тебе говорила, Ма… Майк успел многому меня научить.       – Готовься проиграть, сестренка, – принимает вызов Юджи, мгновенно занимая боевую стойку.       – Это ты готовься жрать снег, – злодейски хохоча, парирую я.       Нас прерывает ругань соседей: как я и говорила, все уже отошли ко сну, а мы гогочем на всю округу. Несмотря на это, настроение отличное – теперь все на своих местах. И даже ворчание Мегуми, который ведет себя как маленький дед, не может его испортить.       – Я пойду завтра с вами, – наконец заявляет Фушигуро. – Интересно посмотреть, чем тебя парень может так впечатлить.       Представить себе не можешь, чем – мысленно отвечаю ему я.       На следующий день он ведет себя вполне прилично. Конечно, включает свой режим надменной стервы (жалкая пародия на то, что могу исполнить я), но это ничего, не пытается нарваться на грубость – уже хорошо. Тем более я и Юджи вновь объединились в одного болванчика, и потому все высокомерные зенинские взоры Мегуми не так заметны на фоне хаоса, который творим мы вдвоем.       Я напоминаю Юджи о вчерашнем вызове.       – Наградой будет… Ну пусть Майк даст тебе пару уроков. Это ничего? – уточняю я у Маки, спохватившись, что слишком уж уверенно говорю о награде, которую платить вообще-то не мне. Она с улыбкой кивает, а Мегуми, глядя на то, как потакает мне Маки, за ее спиной выразительно закатывает глаза.       – Значит, чтобы выбить побольше уроков, мне надо выиграть у тебя несколько раз? – уточняет Юджи, демонстративно разминаясь. Вот наглец. То, что он победил меня пару десятков, сотен, тысяч раз, еще не означает, что одержит верх и в этот.       Мы ударяем по рукам, и я готова сразу начать месить его деревянной палкой, но не успеваю нанести удар, как мою руку перехватывает Маки:       – Я требую, чтобы дуэль проходила по правилам, – замечает она с легкой полуулыбкой.       Так мне нравится даже больше: я уже знаю правила и условные знаки, которые необходимы в таком поединке. Пока Маки объясняет их Юджи, я успеваю немного охладиться, приготовиться к тому, чтобы слишком не балдеть от того, как красиво звучит французский из уст Маки, и набросать в голове примерный план атаки. Своего брата я знаю как облупленного, а вот он не в курсе того, как я могу драться теперь. Помнится, когда-то давно Юджи просил меня придумать что-нибудь новенькое, так пусть теперь постарается не подавиться сюрпризом.       Удостоверившись, что Итадори все понял, Маки отходит и указывает руками на нас:       – En guarde.       Я делаю все по правилам, Юджи – как привык. Все та же его стандартная стойка, просто с палкой в руках.       – Prêt? Allez!       Я знаю, что он захочет сбить меня с толку и напасть первым: скорость и ловкость ему это позволяют. Знаю и то, куда он захочет атаковать, а потому легко ставлю блок. Воспользовавшись растерянностью Юджи, – он явно не ожидал такого исхода событий – заставляю перейти в оборону. И, не медля, перехожу к трюку, до которого дошла сама: притвориться, что направляю воображаемый меч в одну сторону, а сама ногой пинаю по руке, держащей палку.       Эффект неожиданности на этот раз на моей стороне: Юджи едва не выронил свое оружие, чем я и воспользовалась. Сбив брата с ног, разгоряченная победой я наскакиваю на него и наставляю к груди собственную палку. Кажется, это впервые в жизни, когда я одержала над ним победу в драке – полный восторг.       Я оборачиваюсь на радостный голос Маки и, восторженно вереща, с разбегу ее обнимаю, едва не сбив с ног: пусть она успела научить немногому, моя победа во многом ее заслуга. Я счастлива слышать, как она хохочет и хвалит меня, чувствовать, как обнимает меня в ответ.       – Когда свадьба?       Мы обе вздрагиваем от холодного голоса Мегуми и тут же отодвигаемся друг от друга.       – Сразу после твоей, – язвлю я, ощущая, как мороз на щеках сменяется теплом.       Итадори же хохочет и, подбежав, начинает изо всех сил трепать меня по голове, параллельно предпринимая безуспешные попытки увернуться от моих тычков.       – Молодец, сестренка – ай! – но больше ты меня не удивишь и тренировки свои я у тебя выиграю. Ой, а вот это было больно.       Маки, образец снисходительного благородства, решает игнорировать комментарий Мегуми и спасти меня: мы обе знаем, что сейчас я выдала свой максимум. Она аккуратно вклинивается между мной и Юджи:       – В реальном бою все немного по-другому, да и баланс меча ощущается иначе. Хочешь попробовать? Считай, заслужил.       Он совсем не расстроился из-за поражения: что для него один раз, особенно когда сразу же после этого ему дают в руки настоящий меч? Если уж я была готова прыгать от восторга, то что говорить о рыцаре Итадори – лицо у него как у ребенка, получившего на Рождество подарок мечты.       – Дай я тоже попробую, – говорит Мегуми, и Юджи, хотя даже не успел толком помахать мечом, тут же соглашается. Посмотрела бы, что б произошло, если б я с такой просьбой влезла.       Фушигуро управляется с оружием не так ловко, как Итадори: силы в нем меньше и он больше похож на меня в том плане, что осваивается медленно, пытаясь привыкнуть к весу в руке. Маки в очередной раз радует меня и делает шаг, чтобы наладить общение с этим ежом:       – Давай покажу, как перехватить поудобнее.       Она замирает в полушаге, потому что Мегуми направляет меч на нее острием в район груди. Маки не теряет самообладания: стоит и ждет, что он сделает дальше, она явно уверена, что ей ничего не грозит. Я уже бегу, чтобы влезть между ними, но Мегуми проворачивает клинок в руке и передает его Маки рукоятью к ней:       – Прости, не сразу разобрался.       Лжет, стервец. Всем это понятно, даже Юджи, который исполняет мое намерение и встает между ними. Он неловко чешет затылок и обращается к Маки:       – Будет очень нагло, если я попрошу пару уроков?       Она в очередной раз демонстрирует свое мастерство в смене масок: улыбается ему, будто ничего не произошло и соглашается. Я же не так хороша в сдержанности – тащу Мегуми подальше под предлогом того, чтоб Маки с Юджи никого случайно не зашибли. Он не сопротивляется: как и Маки, делает вид, что все в порядке и мы просто отошли, чтоб понаблюдать издалека.       – Перестань вести себя как урод. Хоть в свой день рождения, – шиплю я сквозь стиснутые зубы и от злости больно тыкаю кулаком ему в бок. Он лишь слегка поморщился:       – Это ты перестань вести себя как влюбленная дура. И вообще, мой день рождения, веду себя как хочу, терпи, – раздраженно отвечает Мегуми.       Первый мой порыв – ударить сильнее, так, чтоб согнулся. Но вместо этого я презрительно смеюсь:       – Ты мне расскажи, как не вести себя словно влюбленный идиот.       Мегуми очень серьезно на меня смотрит, и я прикусываю язык. В моменте мне хотелось его уязвить, но сейчас я понимаю, что это все же перебор. к тому же он ведь считает, что защищает меня, поэтому мои слова сейчас вдвойне жестоки.       – Нобара, правда, – Фушигуро хватает меня за рукав и склоняется ближе, чтобы нас точно никто не услышал. – Можешь ему кружить голову сколько захочешь, но сама не поддавайся. Считай это подарком мне на день рождения. Я редко тебя о чем-то прошу, и сейчас прошу об этом.       Я снимаю его ладонь со своего тулупа и замечаю, что рука мокрая и холодная. Он действительно взволнован не на шутку. Беру обе его ладони в свои, чтобы чуток отогреть, и успокаиваю, как могу в тех обстоятельствах, что нам достались:       – Не волнуйся, мы никогда не поженимся. Я тебе это обещаю, – и не понимаю, почему это звучит так горько.       Мегуми хотел бы услышать другой ответ, но удовлетворяется и этим. Он крепко сжимает мои пальцы и слегка усмехается:       – Могу обещать тебе то же самое.       Смех немного облегчает душу, и я внезапно понимаю до конца, что он мне сказал:       – Думаешь, я вскружила ему голову? – игриво спрашиваю я.       – Ты слепая? Неужели не видишь, как он на тебя смотрит?       Оборачиваюсь туда, где находится Маки, будто прямо сейчас смогу разглядеть что-то особенное в ее глазах. Она ловит мой взгляд и чуть улыбается. Возвращается к тренировке Юджи, а я все смотрю и смотрю, пытаясь найти еще хоть какие-то подсказки. Замечаю, что его она направляет не так деликатно и тесно, как делала это со мной.       Сама не знаю, почему мне так важно знать, влюблена ли в меня Маки. Наверное, самолюбие взыграло. Со своей стороны я уж точно уверена, что не влюблена в нее. Мне просто нравится проводить с ней время, нравится она как человек, я восхищаюсь ею, просто потому что нет на свете другой такой прекрасной девушки, и не хочу, чтобы отведенное нам двоим время заканчивалось. Только и всего.       Я всегда совершенно спокойно относилась к мысли о том, что Мегуми и Юджи когда-нибудь будут вместе. Любой, кто понаблюдал бы за ними хоть денёк, согласился бы, что им давно уже пора сойтись. Однако о себе я в таком ключе не думала. Да, я восхищаюсь многими женщинами, но только потому, что мне важно иметь пример для подражания, к тому же для меня это форма бунта против тех, кто считает, что из подобных мне ничего толкового не выйдет и мы порочны по самой своей сути. Да, я ни разу не испытывала чувств, похожих на те, что ощущаю к Маки, к мужчинам, но это вина самих мужчин: значит, плохо стараются, раз им не удается покорить меня. Но вообще-то Маки, помнится, меня сразу впечатлила, хотя я думала, что она парень. Или я уже тогда о чем-то догадывалась?       Я всегда была уверена, что когда-нибудь у меня появится муж. Точнее, знала это. Ну, просто так принято: или ты выходишь замуж, или остаешься презираемой всеми старой девой. О существовании других опций я никогда не задумывалась. Или запрещала себе думать.       – И что ты в нем только нашла? – ворчит Мегуми, когда мы уже выдвигаемся, чтобы присоединиться к Юджи и Маки.       – Просто у нас с тобой разные вкусы, – озвучиваю я, оставляя невысказанным “тебе нравятся парни, а мне, кажется, девушки”. Говорю это в своей голове, и до сих пор не уверена, что меня вправду привлекают девушки. Меня привлекает только Маки.       От такой нелепицы я хихикаю: всегда знала, что мы ненормальные. Нет бы делать, как все, и жили бы каждый со своей семьей и выводком детей. У судьбы определенно есть чувство юмора.       Почему-то это открытие нисколько меня не смущает. Мегуми никогда не делал первого шага, потому что убежден в собственной греховности, в том, будто он проклянет Юджи своей любовью. Я же не ощущаю ничего подобного, наоборот, такое чувство, что все наконец встало на свои места.       Забавно, я всегда думала: какой же Итадори дурачок, раз не может понять очевидного – собственных чувств к Мегуми. Выходит, я не умнее его.