Охота на кролика

      Все недолгое время до Рождества я посвящаю тому, чтобы удостовериться, вправду ли нравлюсь Маки так, как она нравится мне. Я уже пыталась выяснить это у Мегуми, Юджи, Цумики, даже у отца Годжо, но они неспособны дать мне точный ответ, ведь уверены, что она парень. Чуть ли не каждый мне заявил, что подобные отношения между парнем и девушкой дружбой не назовешь. Даже идиот Мегуми это же самое мне сказал, хотя ему-то откуда знать, как должны контактировать парень с девушкой.       – Ну смотри, вот я с тобой или даже так: я с Юджи. Мы же не собираемся жениться друг на друге, но общаемся теснее, чем просто друзья.       – Сравнила тоже, – презрительно фыркает Мегуми.       – Ну а вдруг у нас с Майком тоже образовалась такая братско-сестринская связь?       – За пару недель? – приподнимает бровь он.       – Родственные души, – упираюсь я. – Отец Годжо как-то говорил так о своем семинарском друге. Кажется, о том, который в итоге отступником стал. Мегуми открывает рот, чтобы возразить, но, вдруг передумав, захлопывает его и даже прикусывает губу, чтобы ничего не сказать. Погоди-ка…       – Да ладно?! – восклицаю я.       – Что такое? – тут же высовывается из-за дверного косяка Юджи. У него просто чутье на сплетни – всегда оказывается в нужном месте.       – Ты знал о том, что отец Годжо и его семинарский друг?.. – я осекаюсь, потому что понимаю: неспроста Мегуми замолчал. Может, это секрет. Может, он просто решил проявить деликатность, ведь всем понятно, как церковь относится к подобной любви. Понятное дело, мы втроем больше никому не растрепем, но все же чем меньше людей посвящено в тайну, тем лучше.       – Что они любили друг друга? Мне кажется, отец Годжо и до сих пор…       – Так ты тоже знал, – обреченно простонала я. – О чем он с вами еще секретничает?       – Ты просто пришла к нам поздно. Когда он только забрал нас с Цумики, я так часто слышал его нытье насчет Гето, что это было типа вместо сказки на ночь. Юджи еще повезло, что он не застал самый пик его страданий, а ты и вовсе появилась, уже когда он более-менее отошел.       – А с чего вы решили это ворошить вообще? Не будили бы лихо, а то опять ему напомните еще, и что тогда нам с этим делать?       – Нобара все еще думает, что у них с Майком крепкая дружба, – Мегуми закладывает меня немедля, да еще с таким противным насмешливым тоном, что хочется по губам ему надавать.       Что самое ужасное, Юджи начинает хохотать в голос, как будто Мегуми действительно смешно пошутил. Идиоты. Но ведь мне действительно нужно знать обо всем наверняка: если я признаюсь, а Маки меня отошьет, моя самооценка не переживет такого падения.       В своих исканиях я продвигаюсь совсем на чуть-чуть лишь в канун Рождества. В тот день мы вновь заявились всей компанией на тренировочную площадку, ведь с приезда братьев все контакты с Маки стали тщательно ими контролироваться. Я не припомню хотя бы одного момента, когда мне удавалось поболтать с ней наедине дольше, чем минут на пять. Разумеется, в таких условиях что-либо выяснить становится куда сложнее.       К моей досаде, Маки тренироваться с Юджи куда интереснее, чем со мной – ей не приходится сдерживать силу, к тому же, по ее словам, он очень интересный противник. Другого исхода, конечно, и не ожидалось, но все равно нам с Мегуми немного обидно наблюдать, как им обоим весело без нас. Только и остается, что развлекаться мороками: пока Маки с Юджи выясняют, кто сильнее, мы соревнуемся, кто дольше сможет удерживать морок. Разумеется, мы творим совсем незаметные видения: маленькую ветку или снежинку. Хотя Маки магии не видит, она умна и заметит некоторые странности в окружении, наколдуй мы что-то побольше. Мне кажется, Мегуми получает какое-то удовольствие, занимаясь магией прямо возле охотника на ведьм, и я это запоминаю на случай нового витка спора о моем нерациональном поведении.       На этот раз победителя среди нас двоих нет, ведь Юджи, весь потный и разгоряченный, с разбегу повисает на наших плечах.       – Майк очень крутой, – выдыхает он.       Мегуми с показным недовольством отодвигает его лицо подальше от своего.       – Думаю, Юта круче. Даже отец Годжо считает, что со временем он станет еще сильнее. Тебе стоит попробовать его уговорить потренироваться еще раз, когда вернемся в семинарию.       – Ну не зна-аю, – протягивает Юджи. – Ты вообще видел, что Майк мне устроил тут?       – Что за Юта? – спрашиваю я. Мне интересно, что это за человек, о котором Мегуми, мистер “уважение нужно заслужить”, отзывается таким почтительным тоном.       – Так ты же знаешь Юту, он рос с нами, – хмурится Юджи.       – Он уехал до того, как она пришла, – первым догадывается Мегуми. – Это тот парень, который был с нами пару лет, а потом пастор его отправил учиться в какой-то орден. И он силен, наверное, сильнее твоего Майка, – в его голосе вновь проскакивает удивляющее меня уважение.       – Я же тебе писал, что он с нами учится! – встревает Юджи.       Я равнодушно дергаю плечом – вообще не собиралась запоминать все имена, которыми заполнял свои пергаменты Итадори. У меня были проблемы поважнее.       – Юта? Оккоцу? – недоверчиво уточняет Маки, с запозданием присоединившаяся к нам.       – О, ты тоже его знаешь? – воодушевляется Юджи.       – Друзья детства, – после короткой паузы озвучивает Маки, и по этой задумчивой паузе я мгновенно понимаю, что там не только дружба замешана. Мой прожигающий взгляд она истолковывает по-своему и решает добавить: – Я тебе о нем говорил, мы воспитывались в одном ордене. Да уж, никогда б не подумал, что Юту занесет в семинарию.       Мегуми хмыкает, будто Маки сказала что-то смешное, что объяснимо: для него явно звучит забавно, что охотник на ведьм то и дело завязывает общение с колдунами и ведьмами, не подозревая, кто они такие. Он добреет настолько, что даже вступает с Маки в диалог:       – Хочешь, передадим привет?       – Нет, спасибо, – улыбается она. – Просто дай мне адрес вашей семинарии, я ему напишу, как будет время.       Все трое мгновенно погружаются в разговор о том, какой Юта сильный, умный и просто замечательный человек. Я молчу, ведь не могу их поддержать в общем восхищении незнакомым для меня парнем. Более того, конкретно сейчас я ненавижу этого Юту. Его уважает Мегуми, хвалит отец Годжо, Юджи и вовсе от него в восторге. И еще кое-что, чтобы добить меня окончательно: не припомню, чтобы Маки отзывалась с такой теплотой о ком-то. Этот парень просто крадет всех дорогих мне людей, чего уж там, крадет мои мечты, ведь о такой жизни, как у него, я могу только фантазировать. Да будь он хоть трижды распрекрасным, мне хочется его только к черту послать.       – Нас уже Цумики ждет, – говорю я и, не оборачиваясь, иду вперед первая. По красноречивому молчанию позади меня я понимаю, что они переглядываются, пытаясь догадаться, что со мной. Зато хоть заткнулись.       Мне просто нужно немного времени, чтобы прийти в себя и сделать вид, что ничего не произошло. Достаточно пары секунд и, может быть, быстрой ходьбы, чтобы чуть вылить злость из тела.       Хотя есть идея лучше. Я оборачиваюсь и кричу:       – Кто последний, тот лох! – и срываюсь с места.       Мне вслед доносится ругань Юджи и Мегуми. Последний обычно не поддерживает подобные развлечения, но сейчас, видимо, подумал, будто я специально сделала вид, что расстроилась, чтобы получить фору. И поэтому для него обставить меня стало делом чести.       Разумеется, довольно быстро боковым зрением я замечаю поравнявшегося со мной Юджи. Не успев мысленно поставить на то, что первым финиширует либо он, либо Маки, я замечаю, что Итадори за руку тащит Мегуми. Засранец, решил дать ему выиграть меня? От нового прилива злости во мне появляются силы на ускорение, но их хватает ненадолго, в итоге мне только и остается, что пытаться не задохнуться, глядя в спину этим двоим.       Завидев дом Цумики, я внезапно понимаю, что не вижу впереди Маки, хотя мне казалось, что она уж точно обгонит всех нас, особенно учитывая, что скорость Юджи распределяется сразу на двоих. Может, решила, что подобные развлечения выше ее достоинства?       Обернувшись, я вижу, что Маки находится на расстоянии нескольких шагов от меня, причем у нее даже дыхание не сбилось. Поймав мой взгляд, она подмигивает и тут же ускоряется. Не успеваю я ничего понять, как оказываюсь у нее на руках, мы опережаем Юджи и Мегуми, когда им оставалось до двора Цумики буквально три шага и, едва не выломав калитку, оказываемся во дворе Цумики.       – Нобара пришла первая! – со смехом объявляет она опоздавшим и лишь хохочет в ответ на обвинения Юджи в жульничестве. Улыбаясь, Маки ставит меня на ноги и с улыбкой объясняет: – Ты же просто ненавидишь проигрывать.       От этого я на мгновение забываю, что обиделась на нее, и на своих братьев, и на весь мир. Однако долго это не продолжается: вспомнив о Юте один раз, братья, видимо, считают своим долгом любое обсуждение сводить к нему и рассказывают Цумики о том же самом, что и пять минут назад. Но она, в отличие от меня, знает его и, что меня раздражает с новой силой, явно тоже ему симпатизирует.       – Как не помнить, конечно же, помню, – расцветает она в улыбке. – Это же тот милый мальчик с грустными глазами, который еще уехал куда-то потом. Надо будет передать ему что-нибудь от нас. Ему все так же нравится клубника? У меня как раз немного варенья клубничного осталось…       Я изо всех сил пытаюсь сделать вид, что все в порядке, что меня вообще никак не задевает тот факт, что последнюю банку и без того редкого клубничного варенья моя сестра готова отдать этому парню. Я держусь хорошо и даже улыбаюсь, ведь не хочу показаться эгоистичным ребенком, который хочет быть центром мира, хотя, может быть, так и есть. Но Цумики все равно замечает:       – А когда вы успели Нобару обидеть? Мужчины… – шутливо вздыхает она. В ответ на косые взгляды всех присутствующих я лишь закатываю глаза.       – Все нормально. Это беременность на тебя так влияет, видишь то, чего нет, – пытаюсь отшутиться я, но сестра лишь хмыкает.       – Мегуми, Юджи, идемте-ка в сарай, мне там кое-что сделать надо. Вы двое сидите, надо же мне немного попользоваться братьями, пока они опять не уехали, – улыбается она мне и Маки.       Вот черт. И ежу понятно, чего Цумики сейчас добивается, но негласные законы гостеприимства не дают никому из нас ее ослушаться. Даже Мегуми, заметно не желающему оставлять нас наедине, приходится подчиниться. Мне бы радоваться – впервые за долгое время мы наконец остались только вдвоем, как я и хотела, – да момент не самый удачный. Я ничего больше не хочу у нее выяснять, ведь почти на все сто уверена, что ответы мне не понравятся.       И поэтому я выхожу из ситуации максимально изящно – теряю всякую осанку, разваливаюсь на столе, поставив подбородок на скрещенные руки и вцепившись ладонями в плечи, и продолжаю хранить молчание. Мы сидим бок о бок, и потому из-за волос ей не видно моего лица. Кажется, что-то такое в попытке скрыть свои эмоции я уже делала. Зато мне прекрасно видно, как она повторяет позу, только смотрит не перед собой, а развернула голову в мою сторону.       – Расскажешь? – мягко спрашивает она, слегка толкая меня плечом. Как будто ничего такого не произошло. Маки немного меняет позу, чтобы дотянуться до моего лица и убрать мешающие обзору пряди за ухо. Она проделывает это так нежно и аккуратно, что в животе у меня все переворачивается от этих невесомых деликатных прикосновений.       Была не была. Все равно другого шанса поговорить с ней нормально у меня, кажется, не будет. Уж лучше выяснить все сейчас и самостоятельно разбить себе сердце.       – Что у вас было с Ютой?       – Да ничего такого… – замялась Маки, и я имею возможность в очередной раз удостовериться, что была права, когда заподозрила неладное в ее словах. – Мы были еще детьми. Наши пути давно разошлись, мы пожелали друг другу всего самого лучшего и пошли каждый своей дорогой. Я ничего о нем не слышала до сегодняшнего дня.       – Ну вот сегодня услышала. Когда уедешь, – хочу сказать “от меня”, – отсюда, встретишься с ним? Ты теперь ведь знаешь, где его искать.       – Даже не знаю, – задумчиво протягивает она, и я ей верю – выглядит Маки так, будто действительно еще не задумывалась об этом. – Возможно, если будет время.       – И вы… – мой голос предательски хрипит. – Что ты сделаешь?       Она смотрит на меня изучающе и с толикой еще какого-то выражения, которое я пока не могу поймать.       – Ничего. То, что было между нами, уже в прошлом. Первая любовь – она такая, часто заканчивается ничем.       А если ты – моя первая любовь, мне тоже стоит готовиться к тому, что она закончится ничем?       Вслух я этого не произношу: кажется, своими расспросами про Юту я и так выдаю себя с головой. Конечно, это можно трактовать как дружеское любопытство, но Маки слишком наблюдательна, чтобы списать все на него.       – Ответишь на мой вопрос тоже? – тихо говорит она, и мне не остается ничего, кроме как согласиться. – Почему… Почему тебе так важно знать, что нас с Ютой больше ничего не связывает? Почему ты так из-за этого расстроилась?       Я не сразу нахожусь с ответом, потому что засматриваюсь на то, как Маки нервно облизывает губы, и потому что мне из-за этого вдруг приходит в голову, что между нашими лицами совсем маленькое расстояние. Запоздало я понимаю, что пауза затянулась и мне не удастся состряпать хоть сколько-нибудь убедительную ложь – она будет слишком очевидна.       Дверь распахивается резко, даже ударяется об стену. Мы с Маки тут же подскакиваем как ошпаренные и выпрямляемся в неестественной позе, сложив руки на коленях. Цумики, на ходу раздающая указания братьям о том, что куда поставить, ограничивается лишь хитрым взглядом и легкой улыбкой в нашу сторону. Пусть недавно я мысленно ругалась на нее, считая, что она оказала мне медвежью услугу, сейчас я бесконечно ей благодарна – благодаря сестре у меня появилась надежда.       Я даже с удвоенной силой помогаю ей все следующее утро: накануне мы заявились в гости к Цумики специально, чтобы договориться, что делать с рождественской трапезой, и дружно решили, что готовить будем у нее дома, а потом просто поделим все между собой. Сейчас сестре стоит беречь себя, поэтому мы не настаиваем на том, чтобы весь день слоняться вокруг нее или тащить Цумики на полноценное празднество, а решаем ограничиться совместной утренней подготовкой, ну а дальше как пойдет.       Маки вежливо отказывается от утреннего визита, думая, что лишь помешает семейному времяпровождению. Я решаю ее не переубеждать, ведь хлопот предвидится слишком много, чтобы я еще успевала следить за тем, как бы Мегуми ей чего-нибудь не брякнул, испортив все рождественское настроение.       Тем более у нас работа устроена настолько слажено, что даже для мужа Цумики не находится места и мы его выгоняем на обустройство вечерних деревенских гуляний – там всегда требуются добровольцы, а нам не надо, чтобы кто-то путался под ногами. За несколько лет мы настолько наловчились с подготовкой к подобным праздникам, что даже не сталкиваемся друг с другом, пока суетимся на кухне. Суетятся, к слову, всего трое – я, Цумики и Юджи. Мегуми мы поручаем что-то простое, что трудно испортить, допустим, нарезать овощи или сходить принести что-то из подпола, а отец Годжо отвечает за развлечение трудящихся и доедание остатков, особенно тех, что от десертов.       Наша безошибочная система постоянно приводит к тому, что, когда обед уже готов, мы, надышавшись запахом еды и наевшись от того, что постоянно пробовали блюда на готовность, уже сыты. Но и тут система не дает сбой – перед обедом происходит обмен подарками. Из года в год мы обмениваемся примерно одним и тем же. Я, пользуясь тем, что единственная среди младших умею накачивать предметы магией так, чтобы они хранили ее долго, делаю мощные амулеты на разные случаи жизни, которые маскирую под украшения. Цумики шьет или вяжет, отец Годжо либо покупает что-то на городских ярмарках, либо дарит деньгами, Юджи всегда несет что-то прикладное, а Мегуми – что-то со смыслом.       Но на этот раз мои братья превзошли себя. Они незаметно от Цумики уводят меня в другую комнату, пока пастор ее отвлекает, и протягивают легкую по весу коробку размером с ладонь. Когда я, взбудораженная столь необычным сюрпризом, открываю ее, то с трудом сдерживаюсь, чтобы не отругать их. Уродская мягкая игрушка? Серьезно?       – Вы перепутали подарок мне и ребенку Цумики? – на всякий случай уточняю я, давая им шанс на исправление.       – Возьми в руки, – нетерпеливо говорит Юджи, не обращая внимания на мой недовольный тон.       Наградив взглядом, выражающим сомнение в его умственных способностях, я все же беру игрушку в руки. С пару секунд не происходит ничего, а потом мне резко сводит руку от боли. Игрушка падает вниз, а я, хоть и занята растиранием страдающей руки, успеваю отвесить братьям по поджопнику.       – Что за тупые шутки? – шиплю я тихо, чтобы не привлечь внимание Цумики. Теперь я вижу, что игрушка магического происхождения, а по тому, как ярко она светится незнакомой мне магией, напоминает мои амулеты.       Мегуми невозмутимо поднял игрушку, а я замечаю, что или ему она вреда не приносит, или он умеет что-то, чего не умею я.       – Это проводник. Когда держишь его в руках, надо или вкачивать магию в себя, или выливать из себя. Штука в том, что делать это надо ровным непрерывным потоком. Нам в семинарии дают такие, чтобы тренировать контроль. Сама же знаешь, он у нас ни к черту.       Я киваю. Да, у всех троих одна и та же проблема: отец Годжо так и не смог научить нас, как отмерять нужное количество магии и делать ее ровной, без всплесков.       – Можно еще колдовать через нее, чтобы понимать, какое количество магии нужно потратить на то или иное действие.       Мегуми передает игрушку мне, и на этот раз она не бьется. Я стараюсь аккуратно ровненько вливать свою магию в нее, но быстро сбиваюсь и случайно вливаю чуть больше, чем положено. Руку вновь сводит, пусть и не так сильно.       – Так будет каждый раз, пока не научишься делать так, как она требует. Практикуйся понемногу, со временем привыкнешь. Юджи вон быстро научился, быстрее меня.       Я крепко обнимаю братьев – мне безумно приятно, что они следят за тем, чтобы я от них не отставала. Когда Мегуми и Юджи отправлялись в семинарию, я опасалась, что вскоре они обгонят меня и им будет неинтересно колдовать со мной вместе, и поэтому вдвойне радостно оттого, что они не просто не забывают обо мне, а еще и стараются сделать так, чтобы мы шли наравне.       – Вам, наверное, очень дорого обошлась эта штука, – смущенно бормочу я.       – Да вообще ни во сколько, – бодро отзывается Юджи и мгновенно зарабатывает подзатыльник от Мегуми.       Я делаю круглые глаза и прячу игрушку обратно в коробку: пастор, если увидит, явно раньше меня догадается, что парни ее украли из семинарии. Мне бы не хотелось, чтоб они расплачивались за свой подарок нудными церковными наказаниями по типу двенадцатикратного чтения “Аве Мария”, а отец Годжо вполне может такое устроить: хоть мораль у него гибкая, все же он не в восторге от мысли, что его воспитанники могут преступать закон из прихоти.       К счастью, в суете никому и не приходит в голову спрашивать друг у друга, кто что получил, и я могу даже не придумывать, как соврать. Нам приходится поторопиться: из-за того, что готовили мы на два дома, на этот раз процесс затянулся, а поэтому сразу после еды мы не предаемся лени, а спешим на деревенские празднества. Тут все по старинке: мы с Юджи в предвкушении, Мегуми идет, будто его заставил кто-то, а отец Годжо наблюдает за всем этим со смешливым любопытством. Исключением разве что является Цумики, которая раньше любила веселиться вместе со всеми, а сейчас лишь неспешно прогуливается с Мегуми под ручку, сплетничая с пастором.       Заметив издалека Маки, я старательно игнорирую то, как быстрыми ударами к ней вперед меня несется мое сердце. Хочу к ней подкрасться и шепнуть что-нибудь на ухо – интересно, как она отреагирует? – но Юджи портит все планы и громким “С Рождеством!” дает понять, что мы уже здесь, не только ей, но и всей округе. Возможно, даже жителям других деревень. Увидев меня, она тут же расцветает в улыбке, и я передумываю ругаться на брата: в целом так тоже хорошо.       С остальными Маки, как всегда, сама обходительность, но я вижу, как незнакомая обстановка ее нервирует.       – Расслабься, сейчас начнутся танцы и станет веселее, – пытаюсь ее подбодрить я, но она смотрит на меня с ужасом в глазах.       – Я уже не помню, как танцевать.       – Ты быстро вспомнишь, – вклинивается Юджи. – Это то же самое, что и драться, только под музыку. Вот смотри…       Неожиданное сравнение Юджи сбивает с толку и Маки, и меня тоже. Но, когда он встает напротив меня и мы вместе начинаем показывать основные движения, его мысль становится яснее: как в драке, так и в танце все подчиняется определенной логике, направлено на взаимодействие с партнером и заточено под его реакцию.       Когда я, вежливо поклонившись, протягиваю руку для приглашения на танец, Маки двигается еще неуверенно, но быстро осваивается. Юджи, вовсю кружащий Одзаву, бросает на ходу:       – Не слишком расслабляйся, мистер, скоро твою партнершу уведут.       Маки вопросительно приподнимает бровь, глядя на меня, а я лишь хихикаю, никак это не комментируя. Мы с Юджи пропустили одну важную вещь, когда объясняли ей суть рождественских гуляний в деревне. Из-за того, что ранее это был праздник могучего матриарха, среди крестьянства еще остались отголоски старых увеселений. В частности, с наступлением заката парни и девушки должны поменяться ролями, ведь именно девушки должны быть главными на этом празднике. Слова Юджи относятся к той части праздника, которая наступает после заката.       Когда сумерки сгущаются, танцующие останавливаются и ждут, когда по сигналу разожгут костер.       – Надеюсь, ты успела выучить мою партию, – улыбаюсь я и разворачиваю нас так, чтобы мы стали на места друг друга. Маки настороженно нахмурилась, но, быстро сообразив, что к чему, быстро вошла во вкус.       Глядя на то, как она веселится, я не могу перестать улыбаться. Я правда счастлива за нее: наверное, Маки за многие годы впервые выпал шанс побыть в обществе, ведя себя как девушка.       Закончив танец, я прижимаю ее за талию к себе:       – Не боись, ты сегодня моя пассия, – нарочито грубым мальчишеским говором заявляю я. Это часть игры, но для меня это еще и законный способ поухаживать за ней, не боясь, что Маки эти ухаживания отвергнет.       А дальше наступает то, о чем предупреждал Юджи. Мы решаем чуть передохнуть и поболтать с остальными – я издалека вижу, как светится лицо пастора, который уже успел напихать по карманам сладости, подаренные местными в честь праздника. Но я не успеваю перекинуться и парой слов с семьей: мне едва удается чуть смочить горло, как напротив меня, распихав локтями остальных, тормозит Агнес.       – Я первая приглашаю Кугисаки! – объявляет она соперницам.       Суть в чем: на любых гуляниях чаще всего складывается так, что девушки хотят участвовать во всех играх и танцах, а вот парни не столь легки на подъем. Всегда найдется несколько таких же, как Мегуми, которые предпочтут с легким высокомерием наблюдать, как веселятся другие, сами в этом не принимая участия. Я же не вижу ничего страшного в том, чтобы взять на себя мужскую роль, причем не только сегодня. Двигаюсь я отлично, поэтому отбоя от дам у меня обычно не бывает. Более того, девушки зачастую предпочитают потанцевать со мной, потому что далеко не все парни хороши в танцах так же, как Юджи.       Я рада, что Агнес ведет себя как обычно, хотя мне еще трудно смотреть ей в глаза. Отчасти из-за этой все еще преследующей меня вины я соглашаюсь, несмотря на то что мне хочется еще немного постоять со своими. И я изо всех сил стараюсь быть хорошей парой в танцах и настоящим джентльменом с ней, чтобы Агнес хоть немного повеселилась. Юджи легким движением избавляет меня от этой ответственности: стоит музыке смениться, как он тут же вклинивается между нами и с самым виноватым выражением лица отодвигает Агнес.       – Прости, я очень хочу, чтобы сестренка меня покатала на ручках.       От накатившего облегчения даже не возражаю, что он выбрал худший момент для танца со мной: обычно мне нравится танцевать с Юджи, ведь трудно найти партнера лучше, чем мы двое, но конкретно этот танец включает в себя много прыжков и моментов, когда нужно подхватить девушку и покрутить ее в воздухе. Поскольку по канонам праздника “девушка” тут Юджи, мне предстоит задача пережить этот танец и не надорваться.       Я с честью выдерживаю это испытание и под конец с чувством выполненного долга сваливаюсь ему в руки. А он, довольный, еще и подшучивает над тем, что заставлять его таскать меня вообще не отвечает правилам праздника.       – Не смей от меня отходить, – устало заявляю я Маки. – Если мне еще хоть раз придется поднять Юджи, то лягу и не встану.       – А мне показалось, что ты очень хорошо проводила время с той девушкой. Была так любезна с ней… По крайней мере, со стороны так выглядело, – будто бы вскользь замечает она, и я молча на нее пялюсь. Что еще за шутка такая? Она ведь прекрасно помнит мои угрызения насчет Агнес.       Запоздало мне приходит в голову, что этот странный выпад Маки может быть вызван ревностью – не знаю, в самом деле так или же мне хочется выдавать желаемое за действительное. Но убедиться в своей правоте не удается: когда я поворачиваюсь, чтобы получше разглядеть ее, Маки уже успела вновь нацепить свое обычное любезное выражение лица, предназначенное для светского общения, и перешла к беседе с отцом Годжо.       – Нобара очень популярна среди девушек, мне даже кажется, что многие предпочли бы за нее замуж пойти, – шутливо хвалит меня пастор.       – Что ж, постараюсь выдержать эту конкуренцию, – в тон ему отвечает Маки, и мне очень хочется, чтобы она сказала это всерьез.       Зову ее танцевать и по пути к остальным парам, будто решая продолжить шутку, заявляю:       – Не бойся, я вся твоя, – и это один из редких моментов, когда она теряется с ответом. Я решаю толковать это смущение в свою пользу, и надежда в моей груди горит ярче ночного костра. Даже усталости не чувствую и соглашаюсь уйти лишь тогда, когда Цумики начинает жаловаться на холод. Можно было бы, конечно, остаться еще, но все эти увеселения имеют смысл только в том случае, если разделяешь их с близкими людьми. Если Цумики уйдет, то настроение недолго будет таким же.       К тому же мы договорились продолжить праздник у меня, поэтому еду стоит перенести сейчас, чтобы не беспокоить сестру лишними визитами. Договорившись с Маки, что позже я зайду за ней сама, беру братьев и иду с ними за едой, стараясь не торопиться. Мы с пастором уже давно задумали одну шутку, а для этого нужно дать ему немного времени на подготовку.       Быстро-быстро собираю подарки и оставляю все самое тяжелое парням. Когда я, запыхавшаяся, врываюсь в дом, на выдохе тут же спрашиваю:       – Готово?       – Теперь дело за тобой, – подмигивает мне отец Годжо.       Наскоро скидываю подарки в угол, одежду – на гвоздь, и иду к нему. Присматриваюсь: омела висит точно над одной из скамей. Пастор подходит сзади и слегка встряхивает меня за плечи, будто готовит бойца к поединку.       – Считай это своим экзаменом. Справишься сегодня – морокам можешь больше не учиться.       Хочется спросить, что будет, если не справлюсь, но решаю промолчать. Не в моих правилах заранее готовиться к поражению.       Наш с отцом Годжо план состоит из нескольких стадий. Тот этап, где он добывает омелу и вешает ее в нужном месте, уже пройден, все остальное на мне.       Первое: перед приходом братьев зачаровать омелу, сделав ее невидимой. Сложность этой ступени в том, что скрывающие заклинания все равно оставляют след, значит, мне нужно сделать так, чтобы магический отпечаток оказался незаметным. Эту загвоздку легко решить, оставив магические островки в других местах дома – тогда пучок энергии над скамейкой будет не столь заметен.       Второе: сделать так, чтобы Мегуми и Юджи сели вдвоем на одну скамейку. Тут план чуть не дал трещину, потому что мы, занятые подготовкой стола, упустили из виду Итадори, который с размаху плюхнулся не на ту скамью. Едва заметив это, я подлетаю и поднимаю лавку так, что он скатывается с другого ее конца.       – Ты чего? – едва успев сгруппироваться и приземлиться на ноги, обиженно протягивает он.       – Садись вон там, с Мегуми. Мы с пастором привыкли сидеть тут, – на ходу состряпываю слабенькую ложь, но Юджи легко верит и ей.       С чувством выполненного долга мы с отцом Годжо садимся бок о бок и с хитрецой принимаемся смотреть на них обоих. Первым неладное заподозрил Мегуми.       – А что, мы разве не станем дожидаться твоего сердечного друга? – с насмешкой интересуется он. Нет, братик, это я сейчас буду смеяться.       Третье: заменить маскировку на морок. Моя задумка состоит в том, что мороком создать не какой-то предмет, как обычно это делается, а магию. Иными словами, я делаю так, что омела выглядит будто зачарованной опоясывающим заклятием. Любой колдун или ведьма, увидев ее, поймет, что, оказавшись под омелой, нужно совершить какое-то определенное действие, иначе последствия предсказать будет трудно. В этом и состоит суть опоясывающего заклятия: попав под него, необходимо выполнить условие, иначе оно не отпустит. Обычно опоясывающие заклятья безобидные: ведьмы часто используют их в быту, приучая детей к порядку, например, пока ребенок не вымоет всю посуду, его будут кусать призрачные клопы. Чары слабые, но довольно неприятные.       Мы с отцом Годжо намекающе поднимаем глаза вверх. Юджи и Мегуми следят за направлением наших взглядов и, заметив, реагируют по-разному: если первый недоуменно склоняет голову к плечу, то второй тут же гневно вспыхивает.       – Это еще что? – пытаясь звучать холодно, спрашивает он нас.       – Омела, – информируем его в один голос.       – Я вижу. Что именно на ней?       – Опоясывающее, – с умным видом заключает Юджи, даже как будто удивляясь, что Мегуми сам этого не заметил.       – Это понятно, – раздраженно отмахивается он. – Я спрашиваю: какое условие?       – Это омела, Мегуми. Как думаешь, какое условие может быть, если вы двое находитесь под ней? – доброжелательно подсказываю я, как будто брат сейчас не смотрит на меня так, словно готов собственноручно убить.       – Сними. Сними чертово заклятье, – тихо просит он, но ему и не надо кричать, чтобы быть угрожающим.       – Не могу. Ты уже под ним. Выполни условие – и свободен.       – Тогда ты, – Мегуми поворачивается к отцу Годжо, но тот лишь разводит руками.       – Порой самые простые чары самые крепкие.       Фушигуро хлопает ладонями по столу и почти вскакивает, но Итадори удерживает его за плечо.       – Что там нужно сделать, поцеловаться? Давай просто сделаем это.       Мегуми вспыхивает еще ярче, а Юджи глядит на него с таким видом, будто это обычный вторник. Глядя на то, как Фушигуро боится посмотреть на Итадори, я начинаю думать, что шутка не особо-то смешная. Когда мы с отцом Годжо обсуждали это, нам казалось забавным попробовать свести так парней, но сейчас мне жалко Мегуми: я не догадывалась, что его чувства приносят ему столько боли. Мне казалось, что нет ничего естественнее, чем хотеть поцеловать того, кого любишь, но он явно считает иначе. Возможно, дело в том, что он не знает, взаимны ли его чувства, и не хочет ни к чему принуждать Юджи. Однако мы с отцом Годжо готовы поклясться, положив руку на Библию: Итадори тоже влюблен в Мегуми, просто, скорее всего, сам еще не знает об этом. И к этой шутке мы приступили со всей серьезностью – там, где купидон не сможет, семья поможет. Иначе зачем еще нужны близкие люди.       Из-за того, что мне становится немного стыдно перед Мегуми, я решаю немного отойти от первоначального плана:       – Мы дадим вам время. Приватность, все дела, – скомкано объясняюсь я и тащу за собой сопротивляющегося отца Годжо.       Деться в этом доме некуда, поэтому видимость личного пространства мы можем создать, только уйдя за печь – туда же, где я когда-то увещевала Маки, уговаривая не уезжать.       – Ты же знаешь, что со своими глазами я все равно увижу, если захочу? – шепотом интересуется пастор.       – Я тоже, – тихо отвечаю, кивая на большое зеркало у стены – подарок отца Годжо. В отражении прекрасно видно их обоих. – Но Мегуми бы удар хватил, если бы мы еще и в открытую пялились.       Пастору на это возразить нечего, особенно после того, что сейчас устроил его любимчик.       Я же, наблюдая за парнями, замечаю одну вещь. Мегуми и в наше “отсутствие” продолжает выглядеть так, будто учится дышать заново и сосредоточен только на этой дарующей выживание задаче. Он даже не пытается взглянуть на Юджи, все пялится в поверхность стола. А вот Итадори…       Он смотрит на Мегуми со спокойной нежностью и просто ждет. У него вид человека, который всегда знал, что это произойдет, и просто терпеливо дожидался, когда его партнер догадается о том же самом. Теперь я понимаю: Итадори совсем не дурачок. Он уже давно понимал и принимал не только свои чувства к Мегуми, но и его чувства к себе. И просто ждал, когда Фушигуро наконец сделает то же самое.       Он слегка улыбается, глядя на паникующего Мегуми. Дав тому еще немного времени, Юджи склоняется ближе и за подбородок поворачивает его лицом к себе. Когда они сталкиваются взглядами, мне мерещится, что время вокруг них начинает сгущаться все сильнее, пока не останавливается совсем. Пусть они не говорят друг другу ничего, между ними сейчас происходит настолько особенное общение, что кажется неприличным даже просто наблюдать за этим.       Я отворачиваюсь за мгновение до того, как их лица становятся настолько близко друг к другу, что становится очевидно: они поцелуются. Я замечаю, что отец Годжо делает то же самое и у него на лице одновременно счастье и горечь. Юджи был прав, когда говорил о том, что его сердце все еще болит.       Я беру его за руку и кладу голову на плечо: у меня практически никогда нет нормальных слов для утешения, но есть много других способов показать, что, пусть мое сердце тоже не на месте, оно всегда окажется рядом с теми, кто мне дорог.