Основной экзамен жизни

-Давайте помогу, - Юнги тянется заинтересованно за чёрным альбомом, который омега тут же хватает с пола, запихнув в сумку, и звеня змейкой шустро: маленький тушканчик. До чего же стыдливый и робкий. Пихнув сумку под коротенькие ножки, он толкает её под стул пяткой в кедах под делано-непонятливым взглядом альфы, который хмыкнул, отмечая про себя, насколько ему импонирует скромность Чимина. - Ничего себе, как охраняете. -Это...Это личное. -А. - Альфа цыкнул, усмехнувшись: личное, разделённое на двоих. Личное- двояко-публичное. - Ясно. Личное. Простите. Начнём? -Д-да. -Какая тема? -Я... -Вы? Тема- вы? - Юнги улыбнулся кривовато: он бы не отказался. Щёчки омеги покрылись румянцем, и он замотал головой активно, перелистывая тетрадку в бешеном темпе, когда рука Юнги накрыла его ладошку, сдвигая её в сторону. Юнги не выдержал. Это выше его сил: сидеть перед истинным, который так тянется к нему, старается изо всех сил, не отступает до последнего. Ему слишком сильно хотелось почувствовать гладкость и тепло этой крошечной ладошки. - Разорвёте к х...Разорвёте, Пак. Осторожней. -П-простите. Вот. Она. - Долистал до present simple?! Юнги переводит на омегу взгляд, полный непонимания: -Вы шутите надо мной? Хотите сказать, что не знаете базу? -Н-нет. -Да вы издеваетесь, Пак. - Мужчина встал, шмыгнув носом недовольно: любовь любовью, но образование он своему омеге дать обязан. Мужчина взял мел с выступа у доски, деля её на две равные части одной уверенной чертой: one for the past, one for the present, как говорится. Мин стоит по левую сторону доски: дьявольскую, как считается у религиозных. Ещё и левша. Но ему-то что, он- атеист. Просто рядом, по правую сторону, стоит ангел. Вот в него он верит. В других- нет. - Возьмите мел, и откройте учебник на странице пятьдесят один. Упражнение два. Будем делать одновременно. Объясню вам.

Dusk Till Dawn – ZAYN ft SIA

Юнги не смотрит на Чимина, растворяясь в преподавании: боится сорваться, и устроить ему кабэ-дон прямо у доски, а потому стучит яростно мелом, пока не чувствует, как он сыпется куда-то под ноги. Вот бы и прошлое так посыпалось . Смотрит лишь исподтишка на своего омегу, который не дотягивается до той же высоты, что и он, даже если встанет на носочки: ласковый Манчкин. Залюбить бы своими объятиями, как следует. Мин подстраивается, опуская руку, и выписывая неряшливым почерком буквы наравне с Чимином, и поглядывая вниз, на сосредоточенное личико, что хмурится: действительно старается, цыплё…Профессор сглатывает, сжимая в пальцах мел крепче: цыплёнок. Он уже говорил это. Или…Или говорит сейчас, как там, в Пусане? Чимину ничего не остаётся, кроме раздумывания над самыми простыми предложениями, которые он получает в качестве задания, дожидаясь, пока преподаватель не цыкнет в его сторону, постучав пару раз мелом по доске, нетерпеливо обводя верный глагол, и добавляя ему пресловутое окончание. Мин заканчивает работу быстрей, лишь молча наблюдает теперь, скрестив руки на груди: он своё упражнение выполнил ещё пять минут назад. -Неплохо. Всего четыре ошибки. -Но я...Я бы завалил. - Омега оглядывается назад, сталкиваясь с хмыкнувшим преподавателем: щёчки пухленькие, а в повороте такой сладенький второй подбородочек образовывается…Пак Чимин и сам не понимает, насколько он бесценен: -Это на лекции вы бы завалили. А тут вы подтягиваете тему. Тут вам заваливать нечего. – Да он бы и на лекции не завалил. Разве Мин позволит подобному стрессу случиться? Пак Чимин, краснея отчего-то густо, откладывает мел на выступ, закончив. -Я всё. -Вы прямо как на горшок сходили, - Юнги прыснул, не выдержав, чтобы разрядить обстановку, и втянул скулы, вставая позади омеги, и дыша ему в макушку: вдыхает, втягивает в лёгкие запах хотя бы шампуня. Что это, персики? Грёбаные персики…Наверняка ещё и Пусанские. - Если вы запомните, что после определённых местоимений окончание глагола меняется, цены вам не будет, Пак Чимин. - Это было сказано тихо, спокойным, ровным тоном, чтобы не выдать безмолвное окончание “но вы и без того бесценны”.. Омега сморщил носик, медленно разворачиваясь в сторону профессора, и прикусил губу, дыша ему куда-то в грудь. Альфа затаил дыхание, дожидаясь продолжения. - Что такое, опять хотите реветь, как младенец? -Вы сказали, что не остановите...- Чимин произносит это одними губами, похоже: в аудитории раздаётся звук еле размыкающихся сочных губ, и Юнги хочет отстраниться. Юнги отчаянно хочет отстраниться, ведь как можно иметь такие сочные губы, в которые хочется впиться требовательным поцелуем?! Делает шаг назад, но ему не дают отойти дальше цепкие пальчики Чимина, которые ухватились за его пиджак.- Я вам пиджак испачкал. -Почистите, когда наревётесь.- Юнги прокашливается, пялясь в потолок терпеливо, не желая доводить до очередного срыва: он и в первый-то раз не знал, как помочь. Сейчас же, похоже, самого Юнги надо будет выносить вперёд ногами из аудитории от разрыва сердца. Чимин поднимает глазки невинные, кристальные, и дует губки, похоже, готовый прорвать дамбу своих чувств. - Это вы сейчас что, на мне реветь вздумали? - Мин сглатывает, не в состоянии и шелохнуться от крепкой хватки омеги: он ведь и сам не выдержит, разрыдается. Омега шепчет, встав на носочки: -Не надо шипеть на меня. Мне надо...Надо... Юнги дышит ровно, нахмурив брови, и в какой-то момент понимает, что готов застрелиться на месте, когда омега тянется к нему, прижимаясь настойчиво, неуклюже, к его губам, мыча что-то нечленораздельное. Это ощущается, как…Это ощущается до боли знакомо. До боли вкусно и правильно. До боли страшно: Пак обхватывает его шею пальчиками, притягивая за затылок профессора, и тот расширяет глаза, зашипев в поцелуй, пытаясь проявить свою доминантность. Если он сейчас же не возьмёт себя в руки, этот поцелуй чреват последствиями. Серьёзными, тяжёлыми последствиями. Чихать на это хотел второкурсник Пак Чимин, который проглотил это шипение, юрким язычком скользнув в его рот, и лизнув язык альфы лишь на секунду: Юнги и этого было достаточно для того, чтобы из лёгких со свистом вылетел весь воздух, оставляя его где-то между миров, где голоса становятся всё громче, наступая на горло, а чувство вины за то, что ему это нравится, за то, что он знает, как поступил со своим омегой, и всё равно допускает, поощряет его смелость- набирает обороты с завидной скоростью. Успев сделать хоть что-то, пока Юнги не накрыло волной беснующегося страха, Чимин отстранился, дыша часто-часто своими припухшими, покрасневшими губками, которые не может сомкнуть, и уткнулся личиком в его правую руку, боднув её лбом. Котёнок. Робкий, стыдливый, застенчивый котёнок, который выпрашивает ещё хоть немного законного счастья. -Вы с ума сошли?! А если бы сейчас кто-то вошёл?!- Юнги шипит, вцепившись в тонкие ручки омеги: желая его вытащить из-под толщи желаний, покрытых пеленой розовой, словно предупреждая. Предупреждает, умоляет безмолвно очнуться, осознать, в какую опасность себя вбрасывает добровольно этот ангел, а тот лишь шмыгает носиком виновато, с удовольствием слизывая с сочных, влажных губ вкус османтуса, вгоняя его в себя глубже. Глубже. Юнги завыть готов, как псовый, когда видит это действие. Собственные губы покалывают от желанного поцелуя, требуют, чтобы к ним прикоснулись вновь. Требуют, чтобы истинный получил своё, но альфа держится до последнего, чувствуя, как подкашиваются ноги от новизны ощущений. -Это всё, что вы м...можете мне сказать? -Нет, не всё, Пак Чимин. - Юнги дышит неровно, сбито, нервно, выпуская из захвата его руки, и опуская свои: вновь не контролировал свою силу, сволочь. Если у его крошечного омеги завтра на этом месте появятся синяки, Юнги уже заранее обещает себе, что не позволит себе прикоснуться к ним больше. Ни за что. Голос его режет, как сталь, когда он шепелявит ему в ухо, повернув голову в сторону макушки младшего, отрезвляя их обоих, - Вы не можете так поступать. -Почему нет? - Чимин гладит кончиком указательного пальчика пиджак, что совершенно не ощущается кожей альфы, и тот закрывает глаза, стараясь прийти в себя от выходки. Старается, пока тихое, робкое, чувственное, и такое интимное признание омеги не роет ему яму, в которую он падает с грохотом, - Это был мой первый поцелуй, и я хотел подарить его вам. -Прекратите, Чимин. -Мне нравится, когда вы меня так называете, - Чимин мурлычет, окружённый терпким, горчащим до одури феромоном, и жмётся ближе к альфе, который осмелился назвать его по имени, раскатывая на языке вкус истинности, смешанный с чувством вины. - Даже если бы кто-то вошёл, я бы взял вину на себя. – Это безумие какое-то. На что ещё готов Пак Чимин?!- -Вы не понимаете, что творите, Пак. Это жестоко. Нельзя так поступать. – Это жестоко. Поступать так с самим собой. Юнги пытается вразумить, но не знает, кого. Может, себе напоминает, что нельзя поступать с омегой своим так, то приближая его намеренно, то отталкивая от себя с первым же проявлением нежности, стараясь не втягивать его в игры своего разума. А может, напоминает Чимину, что тот и понятия не имеет, на что идёт, и во что ввязывается. Сам себе не доверяет, а омега ему- больше жизни. -Вы боитесь, что вас уволят, если увидят подобное, да? - На лице Чимина расплывается улыбка лёгкая, грустная, полная боли, когда он поднимает свой взгляд на альфу: ангел мой, тебе бы хотя бы немного знать от правды…- Вам хотя бы понравилось? -Пак, вы переходите все границы дозволенного. – Это не могло не понравиться. Юнги навсегда запомнит эти тёплые, полные губы, прижавшиеся к нему трогательно. Навсегда запомнит, как пальчики омеги незатейливо перебирали волосы на его затылке, заставляя захотеть захныкать в поцелуй, как самого настоящего подростка. Не забудет, как посмотрел вниз, когда Чимин отстранился от него, слизывая тонкую нить слюны, что соединяла на короткое мгновение их губы. Не забудет того, как опустил глаза вниз, увидев, как омега опускается с носочков на пятки драгоценные, скрипнув по вымытому полу кедами яркими напоследок. -Правда? - Чимин отстраняется от альфы, шмыгнув носиком, и кивает, направляясь за стулом, на котором сидел. Протаскивая его по полу, держа за спинку, Чимин с грохотом ставит его перед Юнги, который смотрит, нахмурив брови, стоит весь взмыленный, с припухшими от поцелуя губами, дыша через раз. Чимин облизывается решительно, поджав губки, и встаёт на стул, возвышаясь над Юнги: особо сильной разницы нет. Мин теперь дышит ему куда- то в грудь. В грудь. Юнги закрывает глаза, не поддаваясь, и ощущает ещё острей, как омега кладёт ладошки свои мягкие на плечи его, лаская их медленно, и мурлычет, пригнувшись, шепчет ему на ухо, - Разве не нравится? Или в вас совсем нет никакого желания? - Чёрт. Нет. Не так, Юнги же атеист. Блять. Блядство. Юнги не…Юнги сглатывает, понимая, что желание есть. Оно есть, и никуда его не деть. Будет только возрастать, если омега не прекратит сейчас же. Думает, думает, а сказать не может: язык не поворачивается, чтобы сказать. Рука не поднимается, чтобы остановить. Выходит одно только задушенное, абсолютно точно поверженное и влюблённое: -Чимин. -Я уже давно Чимин, - Парнишка хмыкнул, приподняв согнутую в колене ногу так, что Юнги, испугавшись, что тот грохнется со стула на позвоночник, схватил её, не раздумывая: разве он позволит своему ангелу упасть?! - Вот так, Юнги... Держи меня... Крепко держи...Не отпускай... - Омега прикусил губу, выдохнув тихо, и, обняв за шею мужчину, а у Мина, чтоб их автоматом, бабочки в животе ожили впервые за долгое время. Он назвал его…Он назвал. Чимин ловко соскочил со стула, ожидая, что альфа его обязательно поймает. Юнги поймал: разве может быть иначе? Подхватил, выдохнув рвано, возмущённо: ещё немного, и чувствует, как заведётся окончательно, наплевав на всё. Нельзя спускать с цепей хищника. Шартрез шипит грозно, шагая с самой драгоценной ношей в своей жизни к учительскому столу, плюхая Чимина на ворох бумаг задницей. Вот бы Чимин теперь ещё не прижал его к себе вновь. Юнги совершенно не готов терять сегодня самообладание. Сев за учительский стол, профессор сглотнул, поправив нервно галстук, и поправил немного сбившиеся очки, прикусив щеку изнутри: -Я сделаю вид, что этого всего не было, и вам советую. – Единственное верное решение. Как забыть- никто не подсказал. -Я не собираюсь делать вид, что жалею о том, что я сделал, профессор Мин. Мне терять нечего. - Чимин шмыгает носиком, подаваясь вперёд, и ложится на стол, не обращая никакого внимания на листы, разбросанные по всему периметру: да где у этого омеги тормоза, и имеются ли они вообще?! Чимин, похоже, задышал смелостью, вдохнул её в лёгкие, вытянув весь воздух из Юнги, который сглатывает, сдвигая его в сторону, от греха подальше, не поддаваясь на провокации: самому смелости не хватит признаться, что никогда не пожалеет об этом сладком поцелуе. Только вот Чимину есть, что терять. Но Юнги позаботится о том, чтобы проследить тщательно за своими порывами. Обязательно позаботится. -Успокойтесь. Чимин кивает, резво придвинувшись, сев на коленки на столе перед ним, как котёнок, и подавшись вперёд: да что он творит?! У Юнги не терпение на исходе: у Юнги на исходе разум. Последние крупицы, которые планомерно покидают чат, как студенты, которым обещали, что лекцию отменят, а потом резко изменили решение. Профессор Мин думает обо всём, лишь бы только отвлечься от того, что творится в его теле: эти процессы не остановить, если омега не угомонится. Только хочет ли Юнги, чтобы он прекращал: Незаметно подаётся вперёд, сокращая между ними расстояние, чтобы Чимин, уткнувшись губами пухлыми в его щеку, шепнул смело: -Я-то спокоен, профессор. Я спокоен, а как насчёт вас? -У вас руки дрожат. – Смотрит вниз, потому что потеряется, если столкнётся с синевой глаз. Всегда теряется, и сейчас это произойдёт, чувствует. -Зато у вас они сжаты в кулаки. - Чимин усмехается, носиком потираясь о его щеку, прямо как мелкий Мин, и Юнги поджимает губы, стиснув челюсти, чтобы не мурлыкнуть в ответ на желанную ласку, - Почему вы не прогоняете меня? Юнги молчит, нахмурив брови: попробуй выгони омегу в таком состоянии, потом будешь виноват за суицид. Это- первое, что приходит в светлую голову профессора Мина, который молча поправляет галстук. Ни за что не прогонит. Он своего омегу любит. Он ему докажет, что может выдержать эту пытку. Юнги докажет ему, что всё сможет выдержать. Никогда не прогонит вот так бессовестно, вот так нагло, не объясняясь. Мин Юнги- человек, до отвращения предпочитающий конкретику. Никаких шаблонов, никаких тонированных стёкол ему в жизни не надо: он уже насмотрелся. Ему нужна стабильность, ему нужна чистота и открытость. Это- единственное, что нужно ему. Кроме ещё одного поцелуя, конечно же. -Давайте, скажите мне, - Чимин опускает взгляд многозначительный на его грудь, протягивая ладошку к галстуку, и её тут же перехватывают: -Не смейте. – Сейчас он расстегнёт её, и отпрянет от отвращения. Профессор сглатывает, мотая головой, чтобы всеми способами показать, что против такой смелости. Нельзя. Юнги боится, что молодому Чимину будет противно от него. Эти шрамы не могут нравиться. Не бывает такого. -А если посмею? -Вы не посмеете, Чимин. - Юнги сверлит омегу взглядом, холодом обдавая всё тело Чимина, который хныкнул, как нуждающийся котёнок. Ненавидяще шипит на себя, мысленно давая себе звонкую пощёчину: котёночек хочет, а он снова отказывает. Снова истинный сидит, подрагивая губами, готовясь затопить аудиторию от обиды, и поделом ему, этому железному Юнги. Будет знать, сволочь, как отказывать в наслаждении котёнку славному.- Хватит хныкать. Приведите себя в порядок, и не нарывайтесь на проблемы. Я сделаю вид, что этого никогда не было. -Вы- самый настоящий идиот, профессор Мин. - Чимин выплёвывает это, уткнувшись ему в плечо,хнычет жалобно, кулачки за его плечами сжав, несильно ударяя своего альфу в спину. Ударяет, а Мин всё улыбается, как идиот последний, ощущая это сладостное объятие на себе. Разве он когда-нибудь найдёт в себе силы, чтобы отказаться от этих крошек-ладошек? - Я не виноват в этом, ясно?! -Тише, - Юнги смягчается, выдыхая размеренно, и смотрит в пустоту аудитории, поджав губы плотно: не виноват, конечно. Ты ни в чём не виноват, любимый. Никогда не был, и не будешь виноват. Как же хочется разобраться, наконец, в голосах, расставив все точки, и просто понять, к чему Юнги идёт, размеренными шагами приближаясь, и не зная даже названия своей черноты. Всё, что он хочет сейчас сделать- сбежать. Сбежать домой, запереться, обнимая своего ненаглядного котёночка, и спрятаться от всего мира. Вот, чего хочется Мину прямо сейчас: схватить в охапку этого маленького котёночка, позволить ему облепить себя со всех сторон, шипеть на каждого, кто посмеет возразить, и спрятаться вместе с ним от всего мира страшного, запереться вместе с ним, никуда не выходить, только боготворить его. Юнги говорил уже, что атеист? Нет? Альфа рыкнул в ответ на свои мысли, через силу погладив неловко по плечу омегу, и шепнул в пустоту, - Тише. Я не стану вас разрушать. Просто сделаем вид, что этого дня не было. - Он не позволит себе разрушить его. Не позволит своим рукам сотворить то, что они творили уже не раз. -Если я забуду о нём, вы сможете дать мне надежду, что он повторится? - Чимин выпускает слезинку одинокую на его пиджак, икнув от волнения, и не дожидается ответа, порывисто прижимаясь губами к щеке истинного, шепча в неё, - Пожалуйста...Хотя бы...Хотя бы разочек... Юнги молча обнимает его, как обнял бы Джина, переживавшего за очередную оценку: омег это успокаивает, Мин знает. Знает, и лишь крепко прижимает к себе, надеясь, что и его внутреннего альфу это тоже успокоит, молча поглаживает истинного по пушистым волосам. Чимину, похоже, и этого достаточно, чтобы позволить слезам катиться по щекам безостановочно, когда он подается вперёд, сползая со стола на край, и продолжая обнимать его, свесив короткие ножки, что машут в воздухе трогательно: Юнги бы хотел на эти коленки голову положить, и ощутить в своих волосах пальчики любимого, которые бы их теребили, поглаживали, хоть и ненавидит это. Только ему бы позволил, а сам бы...Сам бы, может быть, поглаживал эти икры, коленки бы округлые выцеловывал заботливо, словно напоминая: я тебе никогда не позволю упасть на них. Скорее, сам паду пред тобой. Выдыхает рвано, а сам осознаёт: уже пал. -Легче? - Альфа говорит это пробирающим шёпотом, дожидаясь уверенного кивка, и хмыкает довольно, - Хорошо. -Можно ещё минуточку? - И как отказать, когда так просит? Юнги сдвигается немного, молча позволяя обнимать себя, и закрывает глаза, сжав челюсти терпеливо: эта пытка, похоже, никогда не кончится. Чимину хорошо, да и ладно. В таком случае и стерпеть можно. Тактильный омега переходит с обиженного иканья, что так сильно походит на мелкого Мина, налакавшегося молочка, на мурлыканье сытого котёнка, что пристроился под боком, и Мин открывает медленно глаза, досчитав ровно минуту мысленно: если он сейчас же не свалит, его возбуждение выдаст его с потрохами. Да. Это надо признать: Мин Юнги ненавидит, когда к его спине прикасаются. Ненавидит в принципе любые прикосновения. Считает их ненужными. Профессор Мин- максимально не тактильный человек, которому достаточно пожать руку, и он даже на это найдёт, о чём поворчать себе под нос. Объятие от Юнги может достаться животному, какому-нибудь младенцу, который ещё не особо умеет болтать, и не разболтает о его чувствительной натуре направо и налево. Но если к спине Мина прикоснётся человек, которого он любит неискоренимой любовью... Он давно этого не ощущал. Боится, что станет очевидным его волнение, и отстраняется наскоро, поправив пиджак. -Я...Я почищу, можно? -Не надо. Я сам. - Ещё чего. Чтобы раздвинуть пиджак, и увидеть..."Это самое, как его", как сказал бы Чон Чонгук, вечно забывающий перевод слов? Нет, спасибо. К такому Юнги не готов. -Я виноват, я и почищу, - Чимин тянется ладошкой, которую перехватывает крепкая ладонь мужчины, вскинувшего бровь предупреждающе: -Достаточно. -Простите. -Всё в порядке, - Юнги встаёт из-за стола, направляясь к раковине, и очищает резкими похлопывающими движениями пиджак от мела, поджимая губы. Чимин поднимает сумку с пола, улыбнувшись коротко: -Простите. -Всё в порядке, - Юнги встаёт из-за стола, направляясь к раковине, и очищает резкими похлопывающими движениями пиджак от мела, поджимая губы. Чимин поднимает сумку с пола, улыбнувшись коротко: -Вы самый лучший, профессор Мин. - Было бы так, Юнги бы горя не знал. -Пять минут назад я был самым настоящим идиотом, - Мужчина ворчит, зачёсывая волосы назад привычным жестом, приводя себя в порядок: чистый шартрез. Манерный, горделивый шартрез: разве забудет слова истинного? Ну конечно, забудет. Это он специально ляпнул, чтобы ладошки его Минни не потянулись вновь к пиджаку, ощущая опасно...Стойте, как-как он сейчас его у себя в голове назвал?! Юнги паникует, забегав глазами по аудитории: ещё не хватало. Чимин улыбается довольно, будто мысли его прочёл, пугая его и без того настороженное сознание: -Но пять минут назад мы забыли о сегодняшнем дне? -И то верно. -Я...Я не жалею об этом. - Юнги тоже не пожалеет. Никогда не пожалеет. Не забудет никогда вкус этих мармеладных губ, не забудет, как трогательно кулачки ударяли куда-то в широкие плечи, словно пытаясь достучаться. Суть в том, что оба пытаются достучаться. И, вроде бы, стучат в одну и ту же дверь истинности, только один - с твёрдым осознанием того, что будет ошибкой лезть в омут, не разобравшись, а другой- не желая выслушивать никаких доводов о том, что существуют вещи невозможные на этом свете. -Вам лучше? - Профессор подходит к столу, неспешно собирая разбросанные листы, и разрывая их на части, отправляя в мусорное ведро у стола: вот и руки дошли. Закрыв дипломат, Мин вскидывает брови, дожидаясь ответа, который ему до самого мурчашника важен. Чимин покрывается румянцем, облизнувшись греховно, нет...Просто соблазнительно: -Да. -Точно? -Да. -И топиться не собираетесь? - Альфа выпрямился, набрасывая на себя пальто, и пробурчал это в пустоту, спрашивая, как бы невзначай. Перед глазами всё ещё стоит картина, где его сладкий омега выбрал чужие руки, мяукнув задушенно в полной ванне. Всхлип молодого омеги звенит в ушах, когда Чимин улыбается ласково, разнеженно: -Ни за что. Юнги выдыхает с облегчением: он не позволит ему топиться. Ни за что. -Ни одной душе о том, что тут произошло, Пак Чимин. Чтобы подобное больше никогда не повторялось. Ясно? - Мужчина подошёл к Чимину, нахмурив брови, и аккуратно отцепил прилипшую от слёз прядку волос от щеки омеги, что улыбнулся ему солнечно в ответ, - Чего улыбаетесь? На следующей лекции устрою вам нещадный зачёт по present simple. Будете знать, как отвлекаться. - Нахуй симплы, Мин Юнги. Мужчина теряется в омуте небесном, не находит себе места, вроде, а вроде и нашёл: в его сердце. Там, где безопасно, где уютно. А уютно ли будет его котёночку в сердце Юнги? Это вопрос сложней. -Я сдам, обещаю, - Омега посмеивается довольно , давая обещание, словно в армии, и приглаживает волосы: выглядит сейчас как угодно, но только не как человек,который занимался английским языком, и альфа солжёт, если скажет, что ему это не нравится. Эму это слишком сильно нравится. Юнги усмехается, покачав головой: вот бы его мармеладные губки, зацелованные, сфотографировать, да поставить на экран блокировки... Жизнь бы была легче. Была бы? - И я никому не скажу об этом. -Не о чем говорить. Не было ничего. - Юнги щёлкнул пальцами в воздухе, открывая дверь, и пропуская омегу вперёд, кивнув в сторону коридора, - На выход, Пак Чимин. Смотрит выскользнувшему из аудитории котёночку вслед, и урчит, облокотившись о косяк. Урчит, прикрыв глаза, и представляя себе, как однажды, он обещает себе ровно тут, сейчас, сегодня, на этом самом месте: однажды он выпустит его из этой аудитории со спокойной душой, разобравшись в прошлом, и убедившись в том, что не станет ему угрозой. Выпустит, чтобы впустить в свой дом. Выпустит его из этой аудитории в качестве студента, чтобы впустить в свой дом в качестве официальной пары. Юнги открывает глаза, столкнувшись с непонятливым взглядом Намджуна, проходившего мимо, и выпрямляется, прокашлявшись в кулак. -Ты чего тут, кошак? Щас все омеги мира на твой феромон сбегутся, - Ким посмеивается, запирая соседнюю аудиторию, и сверяя ключи, а Юнги прикусывает щеку изнутри, направляясь к выходу, и шепчет другу: -А ты не бойся, я шипеть умею. Юнги не знает, куда направляется сегодня: просто проезжается по улочкам Сеула, и всё равно, возвращается в сторону университета, выкручивая руль, и покусывая щеку изнутри: так и тянет. Останавливает машину прямо перед входом в какое-то заброшенное здание. Выходит, и оглядывается по сторонам: дикий холод. Собачий, сказал бы шартрез, но не станет обижать Намджуна даже косвенно. Сунув ледяные пальцы в карманы пальто, и затянув потуже ненавистный шарф, Юнги направляется вперёд, даже не понимая, зачем. Впереди какой-то байк: рухлядь, очевидно, достаточно преклонного возраста. Заброшенный, и даже битый с одного боку. У Юнги заныли ноги от одного только вида байка, чувствуя фантомную опасность. Мужчина подходит, озираясь по сторонам воровато, и прикусывает губу в раздумьях, шипя на себя за нерешительность: -Ну нахуй... - Перекидывает ногу через сиденье широкое, потёртое годами, смахнув предварительно снег с него, и садится, ощущая какую-то странную, необъяснимую неприязнь к махине под собой: словно она ему ноги режет. Ощущая озноб, и скидывая его на нерешительность и кошачье любопытство, на пробу укладывает руки по бокам, чуть пригнувшись, чтобы примерно ощутить то, что могут ощущать байкеры заядлые. Хмурится. Вроде...Ничего? Альфа уже встаёт, когда его пригвождает обратно голосами, которые усиливаются в голове: Мон...Монстр...Монстр... -Что за... - Взгляд Мина падает на снег, что опускается невесомыми хлопьями поверх его пальцев, краснеющих от холода, и мужчина жмурится, крепче вцепившись в байк, позволяя голосам одолеть. Байк остановился около моста, И Юнги помог Чимину слезть, совершенно случайно залипнув на том, как соблазнительно его подтянутые бёдра в белых джинсах седлали его чёрного Монстра. Скользнув взглядом выше, Юнги мог поклясться, как почувствовал, насколько сильно расширились его зрачки: он видел много задниц на гонках, но то, как сексуально по привычке танцора выгнулся Чимин, проезжаясь промежностью по сиденью с широко расставленными бёдрами, превращавшими его ягодицы, обтянутые абсолютно точно порочно в белый ангельский цвет, превращало их в невероятное сердечко, заставляя альфу толкнуть невольно язык за щеку, представляя себя под омегой. Тряхнув головой, он привлёк к себе внимание парня, что достал из рюкзака воду, отпивая немного, предлагая и альфе: — Будешь? — Буду. — Чимин протянул ему бутылку, услышав после короткое «тск тск тск», глядя непонятливо, — Хочу по-другому. Альфа притянул его к себе, сдерживая дикое желание аж ногтями вонзиться в упругий зад, сцеловывая оставшиеся капли воды с сочных, полных губ, чмокая их по очереди звучно, заставляя омегу краснеть, как составная часть радуги. — Юнги… — Ты слишком красив, я не удержался. — Не делай так, меня это смущает.* Юнги распахнул глаза, жадно вдыхая воздух, словно с того света вернулся: а может, и вернулся?! Проведя рукой по каркасу, оглаживая его лихорадочно, Мин округлил глаза, зашипев, когда увидел гравировку "Min's Monster". Какой, нахуй, Монстр, если он и управлять этой блядской махиной не умеет?! Какого хрена он пялился так открыто на задницу своего омеги, и почему так нагло, так беспардонно позволил себе поцеловать его?! Юнги теряется в догадках, хрустнув шеей сосредоточенно, хотя не знает даже, за что хвататься в первую очередь. Одно знает точно: ему срочно надо туда, в эту закрытую дверь, которую его хищный взгляд буравит неустанно. Слезая с мотоцикла, и оглядываясь на него, шарахаясь от него, как от огня, Юнги шипит, попятившись назад, счастливый, что никого поблизости нет: подумали бы, что психопат. Да он бы и сам подумал. Дойдя до заколоченной двери заброшенного помещения, Мин толкается языком в щеку, не зная, на что надеется, когда уверенно тянет на себя ручку заколоченной со всех сторон двери: идиот. Совершенно мозги размыло от голосов уже. Нахмурив брови, Мин оборачивается, сощурившись: здание университета так близко, что его видно отсюда. Сколько лет этот мотоцикл стоял тут? Как давно он принадлежал...Ему? Юнги покусывает нервно щеку, медленно переводя взгляд на окно, что осталось не заколоченным. Хмыкает, взволнованно сглотнув, и подходит к нему, крадучись. Пригнувшись немного, достаёт из-под глыбы снежной, что нашла себе место у самой стены, обнимая её, и возвышаясь постепенно, камень. -Похуй. - Юнги решительно бьёт стекло, не глядя по сторонам: это заброшенная территория, никто и не узнает, что он тут был. Подумают, что какие-нибудь подростки разбили окно, ища на задницу приключения. А сейчас, их на свою ищет Мин Юнги, который пыхтит, добивая стекло у углов осторожно, и рукой влезая внутрь, чтобы открыть уже пустую раму: комфортабельные условия форточника,ёба. Влезает, фырча, и щурится в темноте, перепрыгнув, и приземлившись на ноги, как настоящий кот. Внутри темно, и Юнги, включивший фонарик на телефоне, кричит ёмкое "сукаблятьнахуй", когда подпрыгивает на месте от неожиданности, увидев себя в отражении зеркала. Доходит до выключателя, озираясь по сторонам: а вдруг, повезёт? Маловероятно, но всё же...Ну конечно. Было бы на что надеяться. Лампочки, и той нет в помещении. Мужчина проверяет стол в углу просторной комнаты на пыль, поджимая губы: по меньшей мере, лет пять тут точно никого не было. А может, и двадцать пять. Кто ж их знает? Взгляд падает на полотенце, брошенное где-то в углу, и мужчина склоняет голову заинтересованно, доходя до него неровными шагами, хрустнув осколком стекла под собой по дороге. Поднимает, без тени брезгливости, полотенце, и освещает его фонариком: ничего особенного. Обычное, мале... Юнги открывает глаза, оборачиваясь на свет и щурясь: Чимин стоит перед ним, смотря сквозь его тело. Вновь не видит его. Стоит в его же объятиях, и...Это что? Мин принюхивается, подходя к себе же, и щурит глаза: амирис? Он ещё и так теперь пахнет? То есть, не только мята? Какого, н... -Прости, котёночек, это для дела, - Юнги сглатывает, уткнувшись в шею любимого, и вдыхает жадно, втягивает в лёгкие...Пустой воздух. Никакого феромона. Отпрянув, не понимая, что происходит, Юнги мотает головой, шипя на себя гневно, когда видит, как по нежным щёчкам омеги скатываются крупные слёзы: -Ты что опять натворил, уёбище... Мужчина перед ним обнимает Чимина, принимая в ответ поглаживание по руке: кроткое, робкое, неуверенное. Пак откидывает голову назад доверчиво, и Юнги паникует, испугавшись, что тот альфа перед ним сейчас воспользуется моментом. Срывается с места, и застывает, когда слышит свой же глубокий голос, разрывающий тишину танцевальной студии: — Я не уйду, пока ты не попросишь. — Не уходи. — Ты нравишься мне, Чимин. — Юнги говорит это тихо, но уверенно, смотря, как слёзы стекают по щекам омеги в его объятиях, смотря на их общее отражение. — Ты не знаешь обо мне ничего. — Я хочу знать. Чимин сглатывает, оборачиваясь внутри объятия, прижимаясь головой к груди альфы, пытаясь поменять тему: — Если болит, можем присесть. — Болит не там. — Не надо, Юнги. — Почему? — Я твой преподаватель. Не надо нарушать этих границ. Юнги скалится лишь на секунду, сразу же приводя себя в порядок, прижимая омегу тесней к сердцу: — Если дело только в этом, давай прекратим наши занятия.* Всё закончилось точно так же быстро, как и началось. Юнги потерял пару, как по щелчку, промаргиваясь от шока, и осоловело мотая головой, словно они вновь тут появятся. Ощущение, будто он сходит с ума, захлестнуло бы его с головой, если бы в этот раз у мужчины не было веских доказательств своего сумасшествия: на улице стоит, чтоб его, грёбаный байк, а тут...Тут он был...Был учеником Чимина?! То есть, всё это...Теперь он- его преподаватель?! Юнги боится смотреть на себя. Боится смотреть на своё отражение вновь: ещё одного потока голосов его сознание, подсознание, как угодно назовите, не вывезет сегодня больше. Ни за что не вывезет. Мужчина, недолго думая, хватает полотенце, перекидывая его через открытое окно в снег, и перелезает следом, нервно отряхиваясь, как только вылезает: Срочно купить это помещение. Хрен знает, где хозяин, но он его из-под земли достанет, чтобы выкупить, и разобраться во всём по-человечески, а не как форточник- паркурщик. В первую очередь, Юнги хотя бы лампочку вкрутит, чтобы понимать, кого видит в отражении.