Основной экзамен жизни

Новое помещение, полученное в подарок от Хосока, который постепенно сдружился с Юнги, поддерживая его после каждой неудачной попытки вспомнить ещё хоть что- либо, всё ещё пустует: вместе альфы навели порядок, вставили новые окна, поменяли двери, и студия ожила. Для чего, правда, Мин так и не понял до сих пор. Байк всё ещё стоит ржавой рухлядью перед студией, словно фантом его прошлого, а может- и настоящего, и Юнги не знает, что с ним делать. Феликс говорит, лучше оставить: вдруг вспомнит что, вновь к нему притронувшись, кто знает? Вот и стоит: Юнги каждый день его трогает, трёт, как грёбаную лампу Джинна, а ничего не вспоминает. Полотенце, которое он стащил в тот день, Юнги выстирал, и вернул на место: ему отчего-то кажется, что именно в углу студии ему и место. Поставил кулер с водой у окна, следуя интуиции, колонки на стол притащил: а зачем? Всё равно ведь танцевать не умеет. Каждый день, после лекций, Мин Юнги разрывается на части, приходя в студию, и сидя подолгу босиком в самой середине помещения: всё смотрит на своё отражение, уговаривает себя вспомнить что-нибудь, пока уговоры не переходят в покачивание из стороны в сторону, имитируя траекторию маятника. -Ну давай же...Ну пожалуйста... - Юнги жмурится, качаясь из стороны в сторону с листочком из скетчбука, прижатым к груди, и выдыхает устало, откидываясь спиной на паркетное покрытие: ничего. - Сука. Это продолжается долгое время. Достаточно долгое для того, чтобы Мин Юнги обустроил по полной это помещение, всё пытаясь воссоздать атмосферу, пока не понимает, что... -Чимин. -Да, Юнги? -Чимин, вы...Вам не кажется, что вы обнаглели? - Мин прокашливается в воздух, пока омега, привычно облепивший его своими ладошками, гуляет безнаказанно пальчиками вверх и вниз по крепким рукам. -Что, и руки теперь погладить нельзя? -Чимин. - Юнги знает, что истинному нравится это: видит, как искрят огоньки в глазках напротив, когда называет своего омегу по имени,и не станет отказывать ему в этом: уже зима. Вновь зима, и Чимин снова стоит в высоких кедах, спасающих драгоценные ножки от сугробов, в самом пушистом на свете свитере, который Юнги так и хочет смять в пальцах, утопая в шелковистости. Кашемир. Хосок подарил? Ха. Берите выше. Мин Юнги. Правда, через Хосока с Феликсом. Пара помогает ему хотя бы косвенно ухаживать за истинным. Логика до дурацкого проста: Мин Юнги находит самые нежные и мягкие вещи, в которых его омеге будет тепло и комфортно зимой, и передаёт их Феликсу: чтобы на вещах не остался его феромон, принимает блокаторы, отправляясь в магазин на поиски очередной жертвы своих глаз: альфа повёрнут на пушистом комфорте. Шартрез внутри урчит довольно, сворачиваясь клубком и нахально помахивает длинным хвостом, понимая, что шалость удаётся из раза в раз. Феликс и Хосок подобные подарки объясняют тем, что Чимин уже повзрослел, и негоже ему, красивому омеге, в своих драных кофточках таскаться зимой: самая пора утеплять мурчашник кошачий. На вопросы Чимина о том, почему Чонгуку ничего не достаётся, они хором отвечают: а у Чонгука теперь истинный имеется, он его и снабжает. Чимин никогда не отказывается: носит с удовольствием, отмечая застенчиво, какой у родителей лучшего друга всё-таки вкус хороший, и кутается потеплей, мурлыча довольно, абсолютно по-домашнему. Юнги от такого Чимина ведёт нещадно. Стоит, притронуться боится, губу покусывает в раздумьях: насколько высока вероятность того, что снесёт крышу, если позволит себе как бы невзначай погладить румяную от жары в аудитории щёчку? -Да что Чимин-то сразу? - Омега выпятил обиженно нижнюю губу, уставившись жалобно на профессора, и тот улыбнулся коротко, качая головой: -Нет. На меня не действует жалость. -На вас действует кое-что другое. - Чимин потупил взгляд, переводя его на плотно поджавшиеся губы ровно в тот момент, когда у Мина от волнения они задрожали. - Что такое, Юнги? Боишься меня? -Чимин, мы не переходили н... -Я перешёл. Хотя бы тут, когда мы заперты, дай мне понять, что происходит, Юнги. Хотя бы тут, - Ладошка Чимина аккуратно ложится на сердце альфы, и тот отводит взгляд, выдыхая со свистом, сунув руки в карманы: экзекуция не за горами. - Стучит, как у... -Колибри. Я знаю. -Это всё кофе твой, Юнги. - Омега морщит носик, шмыгнув им, и Юнги смотрит на него, сощурившись: ещё только его Американо не оскорбляли. Не бывать такому. -Вам не нравится кофе? -Бурда коричневая, - Пак пожимает плечами, легко подстраиваясь под разговор, и незаметно большим пальчиком поглаживает его грудь. Незаметно для кого? Мин Юнги вот, например, уже готов весь. -Вам надо в поликлинику. -Зачем? -Узнать, что не так. Как может не нравиться кофе? -А как может не нравиться, что я вас глажу по груди? Как можно думать о своём дурацком кофе, когда я по груди глажу, профессор Мин? Как такое во... -Я... -О вашей асексуальности легенды ходят, Юнги. - Чимин вздыхает, приложившись щёчкой к его сердцу, и улыбается, ощущая, как оно стучит заполошно: по каменному лицу профессора Мина никто бы и догадаться не мог на свете, что в нём бурлит так активно кровь. - Только она меня, знаете...- Омега поднимает честные глазки, хлопая пушистыми ресничками, и мотает головой, отчего чуть растрепавшееся гнёздышко волос покачивается очаровательно, - Она меня не пугает. -Чимин, вы не долж... -Ны позволять себе говорить на подобные темы с профессором, знаю. - Каждое слово выходит с тоскливой усмешкой из уст Чимина, который произносит их практически безмолвно, одними губами шевеля, и Юнги кивает, облизнувшись коротко, взволнованно, - Простите меня. -Тихо. - Юнги хмурится, переступая через волнение, и прижимает его за талию к себе, забыв, что сам же и запретил омеге столь тесный контакт: на улице январь, студентов отпустили на зимние каникулы, а его омега...А его омега - вот он. Без подарка новогоднего. Стоит тут, одинокий, пытается пробить его броню, через боль улыбается. Не заслужил. Юнги сглатывает, прикусив губу, и хмурит брови, шепча в потолок, - С Новым Годом, Чимин. -Да что мне этот новый год, - Пак пожимает плечами, зарываясь носиком в пиджак, и сопит обиженно, - Ничего нового всё равно не будет. -Я вам это...Подарок. -П-подарок? - Омега отстраняется, утерев ладошкой слезинку одинокую, и шмыгает носиком, когда мужчина кивает коротко, сосредоточенно нахмурив брови, и отходя от него в сторону своего дипломата: упаковки и всякие обёртки- не про этого мужчину. Мин Юнги- минималист до мозга костей. Настолько минималист, что многим это покажется скупостью. Только Юнги это назовёт практичностью и экологичностью: вот такой вот зануда. -Вот. - Альфа протягивает истинному новую обложку для скетчбука с дорогими листами, перевязанную широкой белой лентой, и у Чимина челюсть разве что на пол не грохается от одного только вида подарка. - Вы берёте? -Я...Да!!!- Парнишка тянется ладошками, сорвавшись с места, и прижимает к кашемировому свитерку новый подарок, благодарно глядя на мужчину, - Юнги,я ...Я...Спасибо, Юнги! -М. -Коротко. Ёмко. Логично. А что ещё сказать?! Мин поджимает губы, когда чувствует, как его оплетают руки младшего, и сдерживается, чтобы не заурчать в это желанное объятие: это всё, что он может подарить своему омеге на сегодняшний день. Всё, и немного больше. Короткий чмок в макушку, и вот, Пак Чимин уже обнаглел, вскидывая голову и мечтательно пялясь своими небесными глазками в глаза шартреза: -А можно е...ещё? -Нет. -Пожалуйста... - Тихо. Сломленно. Так просительно, что Мин, сглатывая горечь своих границ, молча вздыхает, повторяя своё незатейливое движение, и отправляя своего омегу в зефирные небеса. -С Новым Годом. -А у меня ...У меня подарка нет, - Омега жмётся к нему тесней, и Юнги пятится назад, пока не упирается длинными ногами в угол Чиминовой парты, паникуя: неужели оно?! -Чимин...- Доминант несдержанно шипит, ощущая ладони на своей груди, и Чимин сжимается в комочек перепуганный, отпрянув, - Чимин, не подходи... - Голоса вновь перебивают, перекрикивают друг друга, и Юнги хватается за голову обеими руками, дыша рвано, зажмурившись: высокий голос перепуганного омеги доходит до мужчины, словно из-под толщи воды, и Мин распахивает глаза широко, теряя фокус. -Ты что-то позволял себе? Чимин открывает возмущённо рот, краснея от столь прямого разговора, но Юнги впервые в жизни врёт напропалую, даже не моргнув глазом, чувствуя страх истинного сердцебиением, продолжая поддерживать зрительный контакт. -Ничего больше объятий и поцелуев. – Никто не станет уточнять, поцелуев куда именно, и объятий в какой именно позе, так что, по сути, он не солгал. -Насколько серьёзно ты настроен? -Я его истинный. Я настроен идти до конца. * -Юнги!!!Юнги?! - Чимин трясёт преподавателя за руку, выцеловывая её неустанно, весь заплаканный от страха за истинного, и Юнги открывает рот, жадно хватая воздух, и закачивая им свои лёгкие под завязку, когда смотрит на свою пару шокированно: Чимин видел. Чимин это видел. Он не должен был видеть этот приступ, он не до... -Юнги, ты слышишь меня?! -Я...В-воды, - Альфа кивает заполошно, потирая виски, и сглатывая, и парнишка быстро бежит до учительского стола, возвращаясь с графином. -В-вот, я...Ста-стакана не б-было, я... -Плевать, - Мин приникает губами к графину, жадно отпивая воду так, что по подбородку она противно стекает вниз, одаривая зимним холодом. С трудом переведя дыхание, Юнги подрагивает губами, схватив Чимина за руку, и приблизив лицо омеги к своему, - Ни одной душе, Чимин. Слышишь? Никому. -Я...Я никому. Ни слова никому. - Чимин кивает, согласный на всё, и ёрзает на коленках, подползая поближе к мужчине, которого не смог удержать на ногах. - И-иди ко мне... - Омега не просит: он требует, и Юнги не имеет никакого права отказать ему сейчас, после того, как так сильно его напугал. Голоса стихают, и Юнги выдыхает более-менее облегчённо, понимая, что теперь у него есть ещё одно воспоминание, за которое можно уцепиться. Уткнувшись носом в кашемировый свитер, Юнги мяукает жалобно, несдержанно, испугавшись общей ситуации, но Чимин, похоже, совершенно не боится: обнимает крепко, обхватил своими ручонками поперёк спины, наглаживает её, и даже не думает из захвата выпускать. -Тише, Юнги, тише...Я никому никогда не скажу... - Омега покачивается из стороны в сторону, покусывая пухлую нижнюю губу, и пальцами одной руки зарывается в волосы мужчины, почёсывая его затылок, стараясь немного отвлечь на ласку, пока Юнги не урчит спокойно, кивая куда-то в свитер, шмыгнув носом: Мин Юнги - не железный человек. У каждого бывает свой предел, и вот он, предел этого альфы. Страх причинить боль самому любимому на свете человеку- его предел. -Я не должен был. -Тшш...Всё-ё хорошо, - Парнишка поглаживает его по предплечью, словно самого себя успокаивая, и целует его тихонько куда-то в макушку: так по родному, так... безопасно. -Я...Это не должно было произойти. -Но произошло, и я рад, что был рядом. - Мягкий тон младшего растворяет в себе, вынуждая кивнуть в ответ стыдливо: Чимин сейчас делает именно то, что Мин Юнги делал весь прошедший год: обнимает, и дарит комфорт. Ничего взамен не просит, только сидит, пальчиками своими волосы отросшие перебирает,- Я забуду об этом дне. Даже вспоминать не буду,и спрашивать, что это было, тоже никогда не буду, обещаю. -Спасибо. -Но Американо ваш всё равно отвратительный, профессор Мин! - Съехать с темы удалось крайне удачно: перезвон колокольчиков в ушах Юнги от услышанного смеха растопил огромный айсберг под названием "что делать теперь?" и альфа, благодарный, как никогда, усмехнулся, боднув его плечо лбом, и ущипнув за бочок легонько: сквозь свитер всё равно не почувствовать. Это было, скорее, показательное, чем порицательное.- Ай! -Американо- это святое! -Так вы ж атеист. -А я уверовал в кофейные зёрна, - Альфа качает головой, отстранившись от истинного, и облокотившись о парту спиной. Глянув вниз,кривит губами, - Пол холодный. Не сидите, застудитесь. Омега прикусил губу, заёрзав, и кивнул слабо, подложив под себя сумку и куртку. Они сидели так, молча, просто глядя друг на друга, около десяти минут: ровное дыхание, разделённое в этой комнате на двоих, и нежность момента, которую они вберут в себя до конца жизни- вот, что имеет значение на самом деле. Глядя в синие глаза напротив, Мин Юнги в очередной раз убедился в том, что просто смотреть в глаза любимому- честно, открыто, не скрывая никаких тайн- вот, что такое настоящая интимная близость. Не соприкосновение двух тел с целью взаимного удовольствия, не развязные разговоры на темы, о которых должны знать только двое. Вот он: самый интимный момент в жизни Юнги. Чимин поджал губки, сглотнув тяжело, и скрестил взгляд на губах мужчины перед собой, с трудом разомкнув свои, чтобы прошелестеть: -Мне нравится просто сидеть с вами. Губы альфы тронула лёгкая улыбка, когда он встал с места, прокашлявшись неловко в кулак, и отводя взгляд: омега словно мысли его читает. Натянув на себя пальто, мужчина кивнул собственным мыслям: -Вы всё ещё танцуете, Чимин? -Да, - Омега усмехнулся тоскливо, натягивая на себя куртку, и встретился взглядом с Мином, который нахмурил брови: -Есть студия, куда вы ходите? -Было б такое счастье... -Будет. Идём. - Юнги прячет руки в карманы, обойдя его: если не спрячет, обязательно подхватит на руки, и прижмёт к себе, как мелкого Мина. Точно знает. Идёт ровным, размеренным шагом, понимая, что это может помочь. -К-куда?... Юнги остановился, расширив зрачки, и сжал ладони в кулаки, готовый завыть от голосов в голове. — Идём. — Куда, любимый? — Чимин старается изо всех сил, но боится подойти к мужу, а потому тот подходит к нему, допив воду и разбивая стакан о стену прямо рядом с головой Чимина, заставляя его пригнуться, и забрасывает на плечо, поднимаясь в спальню. — Буду трахать тебя так, как надо, чтобы выбросить из твоей головы то, что в ней есть. Напомню тебе, кто тут твой истинный.* Дыша глубоко, Юнги рыкнул в сторону, втягивая скулы, когда почувствовал, как Чимин от страха сжался в комочек, поглядывая глазками- бусинками на него, пискнув где-то на октаве хрен- пойми- какой. -Это...опять оно? -Всё в порядке. Прошу прощения за... - Мин глотает воспоминание, как таблетки от головной боли: быстро, без отвращения, словно привычно: рядом с истинным он себе так сходить с ума больше не позволит. Чимин такого страха не заслужил. - Несдержанность. -М-может...Кофе? -Потом. -А куда мы идём? - Чимин идёт спокойным шагом рядом с подстроившимся под его короткие ножки альфой, и Юнги улыбается куда-то в шарф незаметно: -Есть одна студия. Свободная, недалеко. Может пригодиться вам для танцев. - Остановившись, альфа нахмурился, склонив голову, и окинул омегу заинтересованным взглядом, - Вы что, не боитесь совсем? -Чего? - Доверчивые глазки хлопают невинно, и Юнги от этого хочет просто на колени перед ним пасть, но сдерживается, хмыкнув, и продолжает свой путь: -А вдруг я маньяк какой? Совсем не страшно? -А мне с вами ничего не страшно, профессор Мин, - Это было сказано так легко и просто, что Юнги почувствовал, как оживает всё внутри, покрываясь бутонами в этот нещадный зимний мороз. -Пришли. - Мужчина открывает дверь, и отходит в сторону, пропуская Чимина внутрь. Омега щурится, привыкая в освещению в помещении, и покусывает нерешительно губу, бросив взгляд в сторону одиноко висящего на спинке стула полотенца: -Вы тоже танцуете? -Никогда. -А зря. -Не думаю, - Юнги улыбается, сглотнув горечь воспоминаний, и набирает воду из кулера, сунув в неё чайный пакетик, и протягивая омеге, - Вот, согрейтесь. -Спасибо. - Ладошка Чимина потянулась за стаканчиком, отбирая его у альфы, не соприкасаясь пальцами, и Юнги отметил про себя, что сегодня, скорее, какой-то, как говорит Джинни, ретроградный Сатурн, или как его там. - А чьё помещение? -Моё. -Так вы ж не т... -Для тех, кто танцует. Я просто владелец. - Поджатые губы альфы не смогут объяснить истинному ровным счётом ничего. Нет, ну а как сказать? Что рассказывать тут вообще? Что Юнги тут себе уже не раз заработал потерю сознания, пытаясь докопаться до истины, и без него не справится? Чтобы Чимин снова испугался, как там, в аудитории, и сорвался на жалобное мяуканье, и беспомощные слёзы? Ни за что. Шартрез будет умней. - Я дам вам дубликат ключей. Вы сможете приходить сюда каждый день до девяти часов вечера. -А пос... -А после в вашем возрасте опасно гулять по городу в одиночестве. - Юнги сверлит его взглядом, подавляя: ещё не хватало, чтобы Чимин допоздна тренировался, и опасности себя подвергал. -Понял. -Отлично. -Спасибо, профессор Мин. Это...Это большой подарок. -С Новым Годом, Пак Чимин. - Юнги кивает, пожав плечами: вроде, всё. Может, теперь ему будет легче вспоминать, если помещение запомнит присутствие Чимина? Может, хотя бы так будет легче приблизиться к истине? -А я опять без подарка. -Всё в порядке. - А хотелось бы сказать открыто, что самый большой подарок Пак Чимин уже сделал: родился. Следующие месяцы прошли легче: Юнги стал приходить в студию после Чимина, который с упоением занимался до последнего выдоха на высокой, писклявой октаве измождённого котёнка. Выискивая момент, когда помещение поглотит присутствие истинного омеги, Юнги сидел подолгу в самой середине зала, вперившись взглядом в зеркало, и учился сдерживать эмоции, стискивая челюсти до скрежета сточенных зубов, стоило голосам вновь появиться. Так, Мин Юнги уже спустя два месяца, в марте, увидел отчётливо, что всё же научился танцевать в этой студии. Уже в мае доминант закрывал глаза, открывая их теперь уже без смешанных чувств, чётко осознавая, что наблюдает не за настоящим измерением, но всё ещё не понимал, как разобраться до конца в своих проблемах, не вмешивая в них Чимина. -Эй-эй, - Юнги щёлкает пару раз кончиком указательного пальца по носу мелкого Мина, который устроился откормленной пушистой задницей на полотенце, которое Чимин оставил на стуле. - Нельзя, мелкий, это не тв... - Мелкий зашипел болезненно, тут же принимаясь зализывать шершавым язычком свою вину, потянувшись к пальцу альфы, который нахмурился, присев на корточки рядом, - Ты что, котёнок? Ты же никогда не шипишь на меня... Мужчина смотрит в виноватые глазки подросшего кота, и сдвигает его с полотенца, обнимая, когда крепко, и чувствуя, как по спине бежит холод от голосов, от шёпота Чимина, что врезается в сознание: — Тогда, раз ты так боишься моей измены, обвиняя меня беспочвенно, — Чимин делает шаг вперёд, гипнотизируя мужа взглядом, в котором полыхает огонь похоти и боли, слившихся в танце, забивая последний гвоздь, — может, мне стоит оправдать твои ожидания. Юнги сглотнул тяжело, смотря на мужа: о чём он вообще??? Он же не собирается с Хосоком… Он же… — Я прощу тебя, Юнги. Но сначала, — Чимин поднимает гордо голову, стараясь не развалиться на куски от того, что произносит, когда видит, какую боль причиняет сейчас им обоим, — сначала я проведу свою течку с Хосоком. — Чимин… Чимин, прошу тебя… — Юнги заставляет свои руки слушаться, не позволяя им покорно и умоляюще обвить ноги своего омеги, пока тот не одумается, пока не поймёт, что им надо помочь друг другу, а не уничтожать ту надежду, что у них есть. Его глаза наполняются новой порцией слёз, когда он чувствует боль внизу живота, стараясь игнорировать её точно так же, как и его омега, — Пожалуйста, Чимин, не де… — А что, Юнги? — Чимин опускается рядом с ним на колени, смотря в глаза истинного, стараясь угадать, получит ли он ещё раз порцию жестокости от своего альфы, бережно раскладывая распашонку между ними, чуть ли не маниакально разглаживая её, контролируя себя, как никогда раньше не умел: ему надо знать. — Ты же сам знаешь, как я люблю быть сверху. Думаю, Хосок не будет против. У него ведь синхронизация со мной, м? Значит, — Чимин пропел это, глядя в глаза мужа, полные ужаса и отчаяния: не ударил. Ещё не ударил. Надо зайти дальше. — Значит, и у него сейчас течка. — Чимин-и, мы так никогда не сможем двигаться вперёд, котёнок… — Юнги глотает слёзы, скуля и уже не пытаясь сдержать в себе боль, когда Чимин, полный страха, отчаяния, желания, полный всего, что делит напополам с истинным, оборачивается резко, подходя к мужу вплотную, шепча ему прямо в губы возбуждённо, отчаянно, взволнованно, не касаясь их: — Но ты мог. И отлично мне это показал, когда изнасиловал меня. Ты мог двигаться вперёд после того, что предположил, Юнги, — Чимин скулит, произнося имя мужа, подрагивая пухлой нижней губой, сжимая обе, лишь бы не прикоснуться к мужу, лишь бы увидеть, насколько Юнги сдержан. Юнги не подаётся вперёд ни на секунду, лишь вдыхает жадно его аромат. Оба вдыхают, ненавидя тот день больше всего в жизни. Оба жадничают, словно отбирают воздух друг у друга, не соприкасаясь ни на секунду губами. Чимин собирается с силами, заглядывая ему в глаза вновь, — Ты хотел детей. Даже когда подумал, что я изменяю тебе с лучшим на свете омегой. Посмотрим, захочешь ли ты детей вновь, когда я воплощу твои фантазии в реальность. Если захочешь, я, может быть, прощу тебя. И мы попробуем. — Чимин, это отвратительно. — Юнги собирается, чувствуя, как горит внутри: большая часть боли Чимина от течки вновь передалась ему, и альфа скулит протяжно, пытаясь уговорить его не совершать ошибку. — Считаешь, есть что-то отвратительней того, что ты со мной сделал? Ещё отвратительней то, Юнги, — Чимин ухмыляется, впервые смотря на их общую кровать, разрушенную альфой у изголовья в первую же ночь от ненависти к себе. Он улыбается криво, со страхом, с оцепенением, проверяя мужа на выдержку, зная, что отплачивает ему жестокой монетой. Но Чимин уже не отойдёт в сторону: он не заведёт ребёнка от человека, который посмеет его обидеть ещё хоть раз в этой жизни. — Что ты будешь заперт здесь, слыша наши стоны удовольствия. Юнги дышит рвано, переходя практически на детский скулёж, выпустив котёнка из крепкого захвата, и падает на пол, сворачиваясь беззащитным клубком, обняв тощие колени: Чимин не мог. Не мог так поступить. Его омега не мог пос... Сердцу не докажешь: Юнги кричит открыто, несдержанно, пуская коту под хвост всю выдержку последних месяцев, понимая, что накатило девятым валом нещадно. Кричит до охрипшего голоса, пока не начинает скулить и икать, как ребёнок после истерики. Альфа чувствует себя уничтоженным сегодня, и всё равно не отталкивает мелкого Мина, который подкрадывается к нему боязливо на коротеньких лапках с полотенцем в зубах, и медленно, словно ожидая, что его выпихнут из любимых рук, лапками проверяет на безопасность местность, влезая куда-то между коленями и руками Юнги, который свернулся в клубок на полу, заходясь в теперь уже тихой истерике. -Я так люблю тебя, так люблю... - Юнги выцеловывает урчащую и мяукающую жалобно макушку, которая потирается о его подбородок, и сворачивается плотней, обнимая животное: ветеринар был прав. Этот котёнок действительно является реинкарнацией, которая помогает ему вспоминать прошлое ярче. - Прости, прости меня, мелкий, прости, я напугал тебя, да? - Мин сглатывает слёзы, кивая самому себе, и подрагивает губами, прижав к себе пушистое животное, которое оплело его запястье длинным хвостиком, - Сейчас , маленький, сейчас... Мужчина тянется за телефоном в заднем кармане, дыша глубоко, и целует неустанно своего Манчкина в мордочку, набирая номер Хосока, который поднимает где-то на третьем гудке: -Да, Юн? -Хосок, я... -Вспомнил? - Альфа по ту сторону явно вышел из-за стола, выписывая круги по своему кабинету: Чон Хосок- личность эмоциональная, а уж если дело касается крошки Чимина- тем более. -Я...У Чимина сейчас течка. -Знаю, Ликси его обхаживает у Тэхёна дома, а что? -Я...- Юнги покусывает щеку изнутри, выдыхая глубоко, - Ты не мог бы передать ему мои вещи, чтобы незаметно? -Это как? - Хосок хмыкает заинтересованно, отодвинув стул, и садясь обратно за стол, постукивая по дубовому покрытию худыми пальцами, - Есть план? -Не...Не знаю, нет. Нет никакого плана, я...Я просто... -Юнги, давай так. Что ты видел? -Он сказал, что проведёт течку с тобой. - Открыто, резко, сдавленно, и разрушенно. Хосок прыснул в трубку, успокаивая друга: -Не бывать такому, друг мой. Чимини мне как сынуля родной, а я, знаешь ли, инц... -Я знаю, Хосок, но...Я просто...Я хочу быть с ним рядом. Ему сейчас плохо. Я чувствую. - Мин наглаживает спинку мяукающего кота, который вновь свернулся на белом полотенце, и склоняется над его животиком, бесшумно целуя мелкого Мина в мурчашник, - Я не знаю, как это сделать. -Давай так, - Чон почёсывает затылок,сощурившись, и смотрит на люстру, хмыкнув, - Заеду в универ, за какими- нибудь вещами для Чонгука, которые он оставил где-то в раздевалке после танцев, а какой-то профессор их от греха подальше в учительскую потащил. Совершенно случайно перепутаю одинаковые пакеты, и возьму с собой твой. Куки давно говорил, что забыл какую-то куртку Тэхёна перед отъездом в Пусан, а сейчас, пока его нет, воспользуемся моментом. -Ты гений, Хосок. Ты прос... -Не стоит. С тебя хороший стейк, мурчалово. Я мясо люблю. С большим куском вкусного сливочного масла. -Да я тебе фабрику этого масла подарю, только помоги, Хо, - Юнги усмехается, покачивая головой, и выдыхает кое-как, успокоившись с трудом, когда Хосок направляется к двери, кряхтя ключами от машины: -Юн? -М? -Это было...Совсем плохо? -Я думал, что умру. - Доминант стискивает челюсти, мяукнув от боли, щемящей в груди от слов любимого, и Хосок заводит машину: -Что бы там не было, я уверен, что мы бы с Чимином никогда, Юнги. Верь, ладно? -Я верю, Хо. Верю, но это так больно видеть и слышать, что я разрываюсь от этого на части. -Ликс говорил, что у него тоже такие ощущения были, особенно когда Чонгук горел. Но главное- помнить, в каком ты измерении, Юн. Не забывай об этом, и будет легче, ладно? -Да. Да, ты прав, - Мужчина прочищает горло, подобрав мелкого Мина с пола, и целует его в загривок, укутав в полотенце, - Феликс говорит, что если пойдёт такими темпами, у меня шансы есть. -Моя букашечка редко ошибается. Так, всё, я приехал. Какой кабинет и какую вещь тащим? -Девяносто восьмой кабинет, слева будет. -Ага, дошёл, - Чон цыкает, открывая дверь,нахмурившись, - А у вас тут всегда такой проходной двор? -У Джинни была беременная истерика, - Юнги усмехнулся добродушно, переливая воду из кулера в стаканчик, - Не хотел в декрет, и заперся от Намджуна. А Намджун у нас парень сильный. -Хуя страсти тут у вас, не иначе как служебный роман. -Он и есть. - Отчего-то, Юнги спокойно сейчас с Хосоком: мужчина замечает, как начинает ровно, размеренно дышать, как сердце теперь уже не выпрыгивает из груди, а сам он не хочет застрелиться за углом, вдали от умных глазёнок Манчкина. - Там стол с чёрным шкафом. Есть куртка запасная и... -И запас шокол...ого, ты запасся, бурундук, что ль? - Чон прыснул, когда вслед за курткой на пол бесконечной шоколадной рекой посыпались батончики твикс, киткат марс. - Слушай, а ты зна... -Знаю. Я не себе покупал. -И тупо хранил? - Хосок смотрит себе под ноги: да тут с полсотни батончиков, чтоб их. -Я...Я не решался дать самостоятельно, ладно? Он бы осмелел, и я бы снова отказал ему. -Тоже верно. У тебя было нихуя такое количество попыток, братец. Доминант сжал стаканчик в ладони, уставившись в отражение, и нахмурился, шепнув в трубку: -Повтори. -Братец? - Хосок заливисто рассмеялся, шурша фантиками, и запихивая их в пакет с курткой: передаст Феликсу, а там уж омега сам разберётся, какую лапшу на уши вешать Чимину, и какой шоколадкой её будет вкусней всего прикусывать. -Мне нравится. - Лёгкая улыбка тронула губы мужчины, у которого никогда не было настоящего брата, и Юнги присел на стол, плюхнув в стаканчик заварку, - Послушай, а...А зачем Чонгуку куртка в конце мая? -А Чимини не привыкать, - Хосок посмеивается, закашлявшись, и покидает университет, усевшись в машину, - Ты знаешь, почему мы его Куки прозвали? -Его прозвали Куки? - Непривычно узнавать о жизни своих студентов вот так, попивая чай в студии во время летних каникул. Юнги это, вроде как, даже импонирует. Словно становится немного ближе к своему истинному от этого.- Почему? -А он у нас с рождения немножко с кукарачей, так что имя само пристало. -Неплохо. Ты...Ты можешь позвонить ему? -Да звонил я, звонил. Твоя кошечка спит сном беспробудным под чутким наблюдением моего ненаглядного, не переживай. Ликси ему каких-то тортов накупил с вагон, говорит, омегам в течку самое то. -Это правда. - Ему ли не знать? - Джинни без них подыхает, как без воздуха, ещё с детства. -Так, ладно. Я приехал. Давай, чао-к... -Не отключайся. Я хочу...Хочу голос его услышать. Можно? -Нужно. Только не скрипи. - Хосок входит в спальню омеги, поднявшись по лестнице, и прокашливается, постучавшись в открытую дверь, - Как дела у самых красивых омег на свете? - Юнги от этой фразы расплывается в улыбке, прикусив губу, и голоса в голове отступают, словно по приказу, успокаиваясь: Чон Хосок действительно любит Чимина, как родного сына. Действительно никогда не посмотрит на него в ином формате. -Пло-охо, - Чимин хнычет в подушку, разбивая сердце истинному, когда Феликс целует его в макушку, подходя к двери, шепнув: -Не может без Юнги. Надо что-то срочно придумать, у него сильные боли, любимый. -На то и любимый, что уже придумал вместе с одним кошаком, - Хосок поигрывает бровями, пихнув мужу в руки куртку, упакованную в пакет вместе с шоколадками, и целует его в висок, шепнув на ухо, - Юнги передал. Придумай сказку, будь зайкой, мы же знаем, что у тебя талант. -Там... -Ага. -Брысь отсюда, Хоби, - Феликс усмехается, прижав к груди шуршащий пакет, и хлопает дверью перед его лицом: запаха альфы не должно быть в помещении, когда его заполнит феромон истинного Чимина, иначе омега не сможет гнездиться. -Не, ты слышал? Я принёс- меня и брысь, - Чон бурчит в трубку, шумно спускаясь вниз, и выходя на улицу, и слышит, как по ту сторону Юнги хлюпает носом, - Кошак, умоляю, скажи, что это сопли от твоего чая, а не от того, о чём я думаю. -Я люблю его, - Юнги выдаёт это на выдохе, шмыгнув носом, - Я так сильно люблю его, Хо. -Ну, тут-то у вас всё взаимно. Только ты это...Вы же ничего не... -Ни за что. Я помню, что нельзя. - Разбудите доминанта в любое время суток, и он ответит, как по команде, что ни за что не нарушит своего обещания: сначала ему надо разобраться в себе, а уж потом- подходить к Чимину с намерениями больше, чем невинное объятие и поцелуй в макушку, который ни разу не повторился с Нового Года. Пак Чимин ни разу не нарушил своего обещания: омега все эти месяцы не выживал, а жил, старательно выполняя все задания, которые ему давали профессора. Юнги не может не гордиться истинным, который действительно хочет добиться в этой жизни хоть чего-то, не забывая о нежных чувствах, которые по-прежнему питает к своему альфе. Примерно раз в месяц, правда, ему срывает все винты, и он осторожно, как котёнок, крадётся к Мину, покусывая нижнюю губу, готовый расплакаться. Юнги, всё так же молча, как и раньше, запирает на ключ аудиторию, позволяя обнимать себя, не заходя дальше: Пак Чимин обещал, что не станет просить, и не станет просить. Действительно не просит. Для Юнги подобные моменты- как последнее счастье на свете, которое он ни за что не упустит. Запирая аудиторию на ключ, он позволяет любимому оплести себя ручками, ёрзая в его крепкой, неизменной хватке на талии. Чимин в такие моменты лишь носиком тычется в шею мужчины, не спрашивая ни о чём: плевать, по каким причинам отрешённый на вид мужчина позволяет ему подобное вытворять, главное- что у Пака есть доступ к истинному. Хотя бы иногда. Мин не устанавливал никаких временных рамок ни разу: не говорил Чимину, чтобы тот обнимал его реже, или ещё хуже- не обнимал вовсе. Омега сам старался быть осторожней после зимы, отчего-то решив, что это его хныканье довело до срыва статного альфу, который никогда не откажет ни в чём, кроме близости: достаточно и того, что истинный подарил столько всего в Новый Год. Котёнку не на что жаловаться: он ликует в глубине души, когда его по нелепой случайности Феликс снабжает вещами профессора Мина, оставив их где-то в коридоре с неряшливой надписью "Куки, куртка Тэхёна", "Куки, шарф Тэхёна", или "Куки, футболка Тэхёна", постоянно находя оправдания тому, что Хосок, чтоб его, вновь спутал пакеты, и придётся тащить вещь обратно, чтобы вернуть загадочному профессору. Ага, щас, разбежался Чимин на своих коротеньких, и отдал! Омега трогательно прижимает к груди ладошками любую вещь истинного, жадно втягивая носиком- кнопочкой его феромон, и мотает головой, краснея щёчками, обещая, что сам вернёт, он же в сентябре как раз пойдёт в университет раньше, чем Тата и Куки из Пусана вернутся, правда? А для шарфов и курток всё равно не сезон, профессору они ни к чему. Зато ему - ко всему. Омеге достаточно и того, что истинный без лишних вопросов позволяет обнять себя, а иногда даже скидывает ему в инстаграме полезные посты с новыми фразовыми глаголами, наловчившись: за это Юнги благодарен Сокджину. Альфа ни за что не откажется от этой истинности. Обещает себе изо дня в день, что будет бороться, и радуется, хоть и горит изнутри, когда голоса режут по сердцу и слуху, а картинки, всплывающие в голове, становятся всё ярче. При любом разговоре с Сокджином, Мин пресекает все разговоры об истинности, и о том, что пора найти себе пару: ни за что, ни на кого не променяет своего котёночка. Умрёт, но не предаст. Юнги отчаянно стоит на своём, иногда даже позволяя себе высказываться довольно грубо, когда Сокджин напирает, но верит в то, что у него всё получится: никто ему не нужен, кроме крошечного, беззащитного, тактильного Пак Чимина, в чьих бездонных глазах он нашёл самую настоящую любовь. -Ну привет, котёночек. Я скучал по тебе. - Шартрез выдыхает с облегчением, облизнувшись с готовностью, когда входит широким шагом в аудиторию, кивнув добродушно студентам четвёртого курса, и на секунду задержав свой взор на любимом: румяные щёчки на месте, крошки- ладошки- сцеплены в надёжный замочек, словно защищая омегу от порыва перепрыгнуть через парту, и наброситься на истинного с объятиями. Юнги был бы не против. - Всем доброе утро. -Профе... -Обнимите меня. - Юнги говорит это чётко, уверенно, поставив жирную точку в записи, и встав из-за стола: лекция окончена, и Юнги, сидевший практически час, как на иголках, не хочет ждать ещё больше. Как и Чимин, который льнёт к нему без дополнительного приглашения, потираясь щёчкой о неизменный классический пиджак, шепнув сладко: -Я вернул ваши вещи, которые отец Чонгука случайно взял вместо других. -Не стоило. Чимин улыбается в пиджак: так ведь знал же, что не стоило. А сейчас жалеет, что вернул. Надо было себе оставить. -Спасибо. -Не за что. -Нет, есть за что, - Глазки омеги встречаются с сощуренными глазами Юнги, который фокусирует взгляд, чтобы не выдать волнения. - У вас опять сердце, как у колибри. -Двойной Американо, - Шартрез ухмыльнулся, не солгав: да, у него есть превосходное алиби. -В вашем сердце только для Американо место есть? - Пухлый пальчик омеги оглаживает по кругу пуговицу на его пиджаке, и Юнги вспоминает мелкого Мина этим утром, который места себе не находил, носясь по дому, как пришибленный. Улыбается, пожав плечами,и выдаёт очередную правду без зазрения совести: -Нет, почему же. Я люблю своего котёнка. -Это того? - Губы Чимина расплылись в тёплой улыбке, когда Юнги кивнул, привравляя щедро свой молчаливый ответ коротким "М". - Ну, его не любить нельзя. -Вы чертовски правы. -Так вы ж атеист. -Так если не слышит никто, можно и... -Так если не видит никто, - Омега облизнулся, чуть не поперхнувшись от волнения слюной, и скрипнул подошвой новых кроссовок, приподнимаясь на носочки, и носиком ткнувшись в его подбородок, - Можно?.. -Нет. -Пожалуйста... -Чимин, нет. - Юнги качает головой, усмехнувшись, и отходит в сторону, стирая с доски новую тему, - Вы усвоили тему сегодняшней лекции? -Я мало слушал. Я на вас смотрел. Это робкое, застенчивое признание омеги выбивает почву из-под ног мужчины, который прокашливается, обернувшись к нему: -Чимин, я же п... -Я ничего не могу с собой сделать. Оно само? - Плечики омеги сжимаются виновато, словно оправдываясь перед истинным, а щёки...щёки горят алым от признания, когда альфа надвигается, сдержанно выдохнув у него над макушкой, и шепнув в воздух между ними: -Никому. Омега только этого и ждал. Стоит, кивает, довольный: карасика котёнку подкинули. Сегодня пиршество. А Юнги и не против быть главным блюдом истинного. -Я так обещаю-преобещаю, что даже себе никогда не расскажу, - Щёчки краснеются пуще прежнего, умиляя альфу, что навис над ним, и Юнги сглатывает, целуя омегу в самую макушку: не коротко, как прошлой зимой. Медленно, чтобы успевший соскучиться омега по праву получил то, чего так долго хотел. Чего лгать, и далеко ходить? Юнги и сам этого хотел до подгибающихся тощих коленок. - Ещё-ё... - Омега разнеженно урчит, падая личиком в его крепкую грудь, и Юнги мотает головой, усмехнувшись. Кладёт медленно руку на его спину, ладонью нажимая на пустое место печати, и щурится от нарастающих голосов. -Тише. - Не знает, кому говорит: себе, Чимину, или голосам, которые никак не угомонятся? Омега послушно кивает его в пиджак, не шелохнувшись даже с места: так правильно, и так непривычно ощущать его крепкую руку на своей хрупкой спине. Чимин прикусывает губу, ожидая: а дальше что? Юнги слышит. Слышит, как скулит его брат под Чимином, сходя с ума, забившись в угол и пытаясь просто оглохнуть от отчаяния и опустошения. Слышит, как тот говорит «Ох, Чимин-и…» перед тем, как заскулить протяжно, попросить ещё раз, что просто выбивает из колеи его брата. Юнги затыкает ладонями уши, сжавшись в комок в углу, глазами, что застелены слезами, смотря на детскую распашонку, сжимая губы в тонкую полоску: он заслужил. Он всё заслужил. И вздох Чимина в спальне, сопровождающийся громким, несдержанным стоном его брата, подтверждает это, когда концентрированный аромат гиацинта расплывается по воздуху, врезаясь в нос Мину, который рычит громко, глухо, раскатисто, вскакивая на ноги и борясь с желанием выбить к хренам дверь перед собой. Он не посмеет. Он больше не посмеет. И падая на колени под протяжный, нуждающийся, оглушающий скулёж Чимина, смешанный со стоном, Юнги понимает, что вытерпит всё. Понимает, что никогда никого не любил. Никогда никого не полюбит. Никого, никогда. Кроме его омеги за дверью.* Мужчина зашипел властно, рыкнув над самым ухом омеги, который пискнул от страха, и Чимин сжался в комок, уцепившись пальчиками в края его пиджака, когда рука Юнги, не особо отдававшего себе отчёт в том, что она покоится на спине истинного, а не на двери, сжимает ткань его рубашки, что треснула по швам, и гулко рычит, то и дело переходя на шипение. Чимин понимает, что против доминанта в подобном состоянии идти- не лучшая идея, и терпеливо ждёт, прикусив губу пухлую до крови, и ощущая её солоноватый привкус на языке. По спине прошёлся холодок от разорванной рубашки, когда Чимин, хлюпнув носиком, но не отходя от мужчины, пискнул короткое: -Юнги, страш-страшно... Альфа отстранился, распахнув широко глаза, и сглотнул тяжело, глядя на свою руку, сжав её в кулак и переведя взгляд на Чимина, чьи ножки дрожат от страха. -Я сделал тебе больно? - Юнги подходит вновь, бегая глазами по лицу младшего, и пытаясь определить заранее любую ложь, когда глазки Чимина наполняются слезами от волнения за мужчину перед собой: с Юнги что-то не так, и это очевидно. Альфа совершенно не скрывает этого сейчас. - Чимин??? -Н-нет. -Я напугал тебя. - Доминант втягивает скулы, прикусив щёки изнутри практически до крови, и большим пальцем, ледяным от страха, проводит по его губам, стирая кровь. Пухлые губы размыкаются, повторяя движение подушечки пальца, и подтягиваясь за ней, и Чимин втягивает нижнюю губу, мотая головой: упрямец. - Я напугал тебя. -Нет. -Не лги. -Да. -Я делаю тебе больно, Чимин, - Юнги завыть готов от боли и ненависти к себе сейчас, когда отходит от истинного под его недоуменным взглядом, - Будь тут. Я запру тебя. Не бойся. Чимин кивнул слабо, всхлипнув, когда Чимин, шипящий на себя нервно, запер его, быстрым шагом направляясь в сторону кабинета. -Сволочь. Какая же ты скотина, блять... -Юн, ты чего? -Отъебись, Джун. Не сейчас. - Юнги дышит тяжело, ругая себя на чём свет стоит, и друг хмурится, прикусив губу, и захлопнув журнал: -Не хочешь пог... -ОТЪЕБИСЬ ОТ МЕНЯ, НАМДЖУН!!! ТЫ НЕ ВИДИШЬ, ЧТО Я НЕ В ПОРЯДКЕ?! - Картезианский кот зашипел до отвратительного низко, ударив со всей дури по столу, и вернувшись к шкафу, отчего даже у псового мурашки по коже пошли. Кивнув ему согласно, Намджун встал из-за стола, положив на стол Юнги конфету, которую Сокджин каждый день до декрета таскал традиционно к чаю, делясь ей с лучшим другом. Мужчина выходит из кабинета, уже у двери остановившись, и поймав на себе затравленный взгляд Юнги, явно уставшего, измождённого чем-то, чем друг уже который год делиться отказывается. -Джинни просил, чтобы ты зашёл на этой неделе. Намджин скучает. -Намджун, я... -Не оправдывайся, Юнги. Я не должен был лезть на рожон. -Прости. Я правда не в себе сейчас. - Юнги шмыгает носом, схватив со стола конфету, и сунув её в карман, словно давая своё согласие. -Всё в порядке, дружок. Шёрстку пригладь, а то дыбом встала, - Намджун шутит, подмигнув другу, и взглядом указывает на выбившиеся из привычного зачёса пряди волос, закрывая дверь, и удаляясь. -Блять, - Юнги плевать на эти волосы сейчас. Схватив рубашку, которую он притащил на всякий случай ещё вчера, на случай, если однажды прольёт Американо посреди рабочего дня, Юнги быстрым шагом возвращается обратно в аудиторию, отпирая дверь, и входя внутрь. - Я тут, Чимин. Омега, уже успевший немного успокоиться, кивает ему, словно не заметить ударивший по носу, как кувалдой, горчащий феромон османтуса было невозможно. -Я...Я тебе рубашку принёс. Немного больше, чем твоего размера, но это всё ,ч... Пак выхватывает рубашку из его рук раньше, чем Юнги успевает докончить предложение. Покрывшись пятнами румянца, кошачий омега косится в сторону, сжимая шуршащую упаковку в ладошках: -Я бы...Мне бы...Одеться. -Да. Да, я...Я вый... -Нет. Можно просто...Отвернуться. - Юнги бы вышел при другой ситуации. Но сейчас, когда он понимает, что истинному нужно успокоиться, а поможет только его феромон, альфа не посмеет поступить так бессовестно. Отвернувшись к нему спиной, мужчина дожидается, пока Чимин переоденется, и подаст знак, что можно уже повернуться. Тихое, скромное покашливание послужило робким знаком, и в аудитории повисла гробовая тишина, когда Юнги чуть не поперхнулся, увидев омегу в своей рубашке. Парнишка переминается с ноги на ногу стыдливо, словно не в вещах стоит перед истинным, а голышом, и Мин делает первый шаг, подходя к нему вплотную, и обнимая заботливо, боязливо, словно хрусталь в руках его, а не человек. Шепчет куда-то в тишину: -Извини меня, если сможешь. Я не должен был, и мне нет оправдания. Я напугал. -Всё...Всё хорошо, - Омега тычется носиком в его руку, обнимая крепко мужчину перед собой, и тот покачивается на месте, словно убаюкивая его, молча, как всегда не позволяя своим мыслям вытечь за пределы мозга. - Я сам не должен был. -Всё точно хорошо? Я точно не навредил? - Юнги боится даже запястье его ощупывать, не знает, как проверить, лжёт ему любимый, или нет, а потому, не находит ничего лучше, чем лёгкая манипуляция, - Чимин, если скажешь правду, я...На зимних каникулах я приду на урок танцев. -Н-ничего не болит, - Чимин светлеет, прижимаясь тесней, и улыбается солнечно, запрокинув голову так, что подбородок всё ущё упирается в плотную грудь истинного, а глазки изучают склонившего голову Юнги. Губы альфы сжимаются в плотную линию, словно подсказывая: не проси целовать, нам обоим сейчас страшно. А Чимин и не попросит. Чимин обещал, что даже себе о случившемся никогда не напомнит. Сотрёт из памяти. Только... - Я верну завтра. -Не надо. Я испортил, мне и возмещать. - Ещё чего. Юнги ни за что не примет её обратно. -Мне домой пора... -Да. -Так не хочется, Юнги, - Светловолосый ангел вздыхает тоскливо, и дует щёчки, обнимая его крепче: пальчики вновь не сходятся за спиной у Юнги, и альфа не может не улыбнуться этому. Сдержанно, в своей привычной манере. - Юнги, а можно вопрос задать? -М? -А кто я для тебя? Юнги сглотнул, прикусив губу, и нахмурился, понятия не имея, как ответить: а как ответить?! Стараясь не паниковать, лишь выдохнул рвано, стараясь избегать острых углов: -Студент, которого я запомню навсегда. Буду скучать по тому, как ты рисуешь, думая, что я не вижу, и по тому, как отвлекаешься на моих лекциях, а потом говоришь, что не усвоил тему. Буду скучать по тому, что мы вот так стоим сейчас. -Я тоже буду скучать по этому. -Не придётся, если... -Если? -Чимин, ты никогда не думал устроиться на работу тут? Профессору Киму помощник понадобится после декрета, а вы с ним вроде как, на одной волне?- Юнги проговаривает это тихо, спокойно, а сам внутри беснуется: не хочет, чтобы любимый работал. Хочет только окутать любовью, заботой, и всем, чем возможно, лишь бы только его омега не пыхтел очаровательно над ненужными ему листочками. Но...Но вдруг не выйдет разобраться в себе до конца этого года, что тогда?! Как они будут видеться? Альфа кивает собственным мыслям, встречаясь с понятливым взглядом истинного: -А обнимать вот так можно будет? -Да. -Тогда теперь я уже думаю над этим.