Основной экзамен жизни

-Профессор Мин? -Да? - Юнги отвлекается от работы, сняв очки, и откладывает их в сторону, потирая переносицу: Юнги эти очки всей душой ненавидит. Отвратительное ощущение акклиматизации после чтения пихает его в ассоциацию с возвращением из воспоминаний. -А почему послезавтра лекции не будет? - Чимин спрашивает это ласковым шёпотом, словно есть ещё кто-то в аудитории, кто мог бы их услышать: да нет тут никого. Лекция уж сто лет в обед как кончилась. -Я уезжаю. -Надолго? -Надеюсь, что нет. - Юнги говорит коротко, отведя взгляд в сторону окна: скоро Новый Год, а у него всё ещё не проработаны воспоминания и страхи, как говорит Феликс. Волнуясь, что Чимин всё же приступит к работе сразу же после учёбы, и не сумеет как следует отдохнуть, альфа работает над собой в усиленном режиме, выжимаясь до последних сил. Одних только выходных ему для поездок в Пусан недостаточно, чтобы восполнить все свои воспоминания, и избавиться от голосов, как это получилось у доктора Ли, а потому, приходится жертвовать рабочим временем, чтобы поскорей получить возможность выдохнуть с облегчением и обнять своего омегу так, как действительно хочется. -А куда вы едете? -В Пусан, Чимин. - Взгляд Юнги скользит по румяным щёчкам, улавливая лёгкую натянутость от робкой улыбки: -А привезёте мне персики? -Что? - Мужчина сглотнул, отложив ручку в сторону, и сосредоточенно посмотрел на истинного, который мнётся на месте, опустив глазки в пол, и сцепив свои пальчики в застенчивый замочек. Встав из-за стола, Юнги приблизился вплотную к любимому, шепнув в тишину, - Что привезти? -П-персики... -Вы...Хотите...Персики. -Ну...Да? - Чимин улыбнулся виновато, хлопая ресничками, и вскинул взгляд стыдливый на мужчину перед собой, пожав плечиками виновато, - Говорят, там вкусные...Я...Забудьте. -Почему? -Зима же, - Чимин хихикнул, указав подбородком в сторону окна: первый снег выпал ещё неделю назад, а до Нового Года всего две недели. -Я привезу. - Юнги хмыкает, втянув скулы, и щурится, - Я привезу самые спелые и сочные Пусанские персики. Ящик привезу, Чимин. -Так а куда мн... -В мурчашник, - Шартрез усмехнулся, оборачиваясь к окну, и пожал плечами, - Если кошачьим что и нравится, это надолго, я знаю. -Я поделюсь с Т... -Нет. - Это было сказано практически с обидой: Юнги обернулся лишь лицом, чуть ли нижнюю губу не выпячивая от предположения омеги о том, что своим подарком можно с кем-то делиться. Столкнувшись с непонятливым взглядом младшего, Мин прокашлялся, успокаиваясь, - Нет, Чимин. Об этом никто не должен знать. Вы обещали. -Что происходит в этой аудитории, останется в этой аудитории, генерал Мин! - Пак улыбнулся широко, играя ямочками, и приложил ладошку к голове, словно в армии: малыш совсем, что с него взять. Разве что подарить. Всего себя. Юнги усмехнулся, покачав головой, и почесал привычным движением левую бровь, зашипев добродушно: -М. -Профессор Мин? -Да? -А вы обещали мне после Нового Года на танцы прийти. -Я сдержу обещание. Я помню. - Доминант повёл плечами, немного краснея ушами, и отвёл взгляд в сторону: отчего-то именно сегодня ему не хочется смотреть в глаза Чимина, который, он чувствует, может перейти грань совершенно случайно. -Спасибо. -Это всё, что вы хотели сказать? -Сказать- да. - Омега покусывает нижнюю губу, заломив просительно бровки, и оттягивает её немного зубами, размышляя над чем-то определённо более греховным, чем простое объятие. Мину от этого взгляда становится неловко: сунув руки в карманы оборонительно, чтобы не причинить Чимину зла, Юнги, будто ему скучно, рассматривает угол потолка, в котором замечает аккуратную паутинку. Омега цыкает, решительно подойдя к нему, и разрывает момент тишины, шелестя жалобно, - Я всё равно вас люблю. Даже если для вас я- никто. Как ноль без палочки. -Замолчи. - Юнги кладёт руки на его плечи, притягивая к себе так порывисто, что омега наваливается на его грудь, носиком согревая кусочек ткани рубашки, боясь дышать. - Замолчи, Чимин. Не говори глупостей. -А я буду, буду их говорить, буду!- Чимин отпихивает Мина, ладошками упираясь ему в грудь, чтобы посмотреть ему в глаза своими заплаканными, - Я буду это говорить, потому что это всё, что я могу, Юнги! -ЧИМИН!- Альфа шипит предупреждающе, отпрянув, и ударив кулаком по столу, но истинного это не пугает: омега лишь губки дрожащие обиженно дует, пальчиками утирая слёзы крупные со щёк, да носиком хлюпает, изучая его лицо, и шепча робко в гулкую тишину после звонкого удара кулака о стол: -Б-больно, Юнги? У Мина, похоже, сносит крышу окончательно после этой короткой фразы. Зашипев властно, и одним нервным шагом приблизившись к Чимину, Юнги обхватил его маленькое, зарёванное личико крепкими, ледяными от страха ладонями, и впился в его губы требовательным, горячим и крепким поцелуем, вынудив омегу под собой пискнуть сначала- испуганно, а после- шокированно. Мин Юнги боится открывать свои глаза, боится встретиться взглядом с Чиминовой синевой, боится сорваться ещё сильней, боится навредить омеге. Всего боится, когда у него в руках такое сокровище. Поцелуй альфы ощущается, как что-то среднее между неизменной мятной жвачкой и ледяным Американо, но самое главное- ощущается, как истинный османтус, который горчит до невозможности, переползая с губ доминанта на полные, раскрытые губы Чимина, который боится закрыть глаза: боится упустить момент, боится шелохнуться. Позволяет себя целовать так долго, как надо, наивно считая, что мужчина просто решил его заткнуть знаменитым способом. Смелеет немного, смягчив свой взгляд, и разгладив морщинку на переносице: глаза Мина зажмурены так сильно, что альфа сейчас, наверняка, видит разноцветные круги перед глазами, и потеряет координацию, привычно щурясь, когда откроет свои глаза. Чимин плавно, боязливо поднимает руки, поглаживая целующего его альфу по запястьям большими пальчиками, и даже не урчит: Юнги может отстраниться. Только Юнги и без того отстраняется, лихорадочно прижимая ладонь к своим распухшим губам, когда осознаёт, что сделал. Омега стоит перед ним беззащитным комочком, глазки по пять копеек, ладошки в кулачки сжал, и сдвинуться боится. Мин сглатывает судорожно, бегая взглядом по лицу Пака, и останавливаясь хищными глазами на слюне в уголке рта младшего, которая в диком поцелуе смешалась. Чимин стоит, посасывая нижнюю губу неуверенно, и смотрит на Юнги, который, похоже, с ума сходит у него на глазах, шипя на самого себя: -Извини. Извини, я не должен был. -Ты должен был. -Такого больше не повторится. -Пусть повторится.- Омега смелеет, делая маленький шаг вперёд, но Юнги лишь головой лихорадочно качает, боясь признать, что ещё немного, и точно сорвётся, разложит его прямо на учительском столе позади себя, в который упёрся длинными ногами. -Нет. -Пожалуйста, Юнги. -Я сказал нет, Чимин. Я не должен был так поступать. Я поступил, как последняя сволочь. -Потому, что не любишь меня? - Омега склонил голову, словно издеваясь над его выдержкой, словно приглашая на пир: венка на бледной шее пульсирует так, словно кровь сейчас и без метки фонтанировать начнёт, и глотательные рефлексы альфы срабатывают, заставляя его гулко пропустить тяжёлый ком вниз по горлу, впихивая своё разбушевавшееся желание глубже, утрамбовывая его очередной порцией ненависти к себе. - Потому, что я так плохо целуюсь? - Чимин улыбается криво, виновато, делая крошечный шаг вперёд, - Юнги, я не научусь целоваться лучше, потому что тот, кого я хочу целовать, не даёт мне учиться. -Чимин, пожалуйста... -Я всегда молчу, Юнги. - Омега заламывает брови, подходя крошечными шажочками, отчего скрип обуви по паркетному покрытию слышен до отвратительного отчётливо, отдаваясь с каждым мгновением гулким стуком в груди доминанта, который еле сдерживает себя перед гоном, который внезапно застаёт его врасплох. И, похоже, Пак Чимин это чертовски хорошо ощущает, когда улыбается уголками губ, словно удумал что-то хитрое. - Но сейчас не буду. -Чимин, не надо, ты же ви... -Ви-ижу. - Это было сказано так уверено, что Мину показалось даже, будто он язык проглотил от волнения, стоя перед истинным в абсолютно расхристанном состоянии. Религиозное слово? Юнги без понятия, как-то раз услышал от Сокджина, и, вроде как, решил, что оно идеально подходит для его ситуации, в которой абсолютно точно сейчас ничем святым не пахнет. - Поэтому и говорю, Юнги. - Омега подходит вплотную, опустив взгляд, и нахмурив бровки. обеими ладошками Чимин обхватывает руку Юнги, которая ударила по столу, под тяжёлым взглядом альфы, и сглатывает тихонько, поднимая пушистые реснички. Притянув к себе руку, целует в самые костяшки: медленно, не отрывая взгляда от истинного, растягивая момент, пока не видит, как Мин начинает бегать глазами по аудитории, стараясь не смотреть ему в глаза, - Я отсюда только вперёд ногами выйду, Юнги, если ты сейчас же не усадишь меня на стол, и не поцелуешь, как следует. -Ни за что. -У тебя есть одна минута на размышления, - Чимин усмехается, шмыгнув носиком, и тянется за стаканом позади Юнги, оттащив его ладошкой в свою сторону. Мин смотрит непонятливо, тут же спохватившись, и хватается за графин, наивно полагая, что омега хочет восполнить свой водно-солевой баланс. Зря. Чимин со всей дури ударяет стаканом по углу стола, улыбаясь боязливо, и всё равно прёт на него, словно танк: без тени сомнений отчаянно стараясь забить все гвозди над крышкой гроба Юнги. -Чимин! -Стоять, киса. - Пак улыбается, проказливо цокнув язычком, и тут же направив дрожащей ладошкой осколок к запястью. Облизывается с предвкушением, когда видит, как глаза Мина округляются от сложившейся ситуации, и использует момент, чтобы дать истинному прозвище. - У тебя тридцать секунд, Юнги. Подумай хорошенько. -Чимин, ты не посмеешь. - Юнги шипит, подключая доминантную натуру, на что омега лишь картинно цокает, закатывая глазки: -Не в этот раз. -Но... - Этого не может быть. Юнги не может...Он доминант, хрен бы его! Доминант, который не может усмирить своего омегу?! Как такое вообще... -Я выпил много...О-очень много валерьянки сегодня, Юнги, - Омега подмигивает, выдыхая тоскливо, - Пятнадцать секунд. -Л-ладно. Ладно, хорошо, хорошо, Чимин, иди, иди ко мне, - Юнги протягивает ему руки, кивая собственным мыслям, и подходит медленно, когда Пак склоняет голову недоверчиво, стараясь отвлечь на свою шею: не выйдет. Мин Юнги слишком сосредоточен на его безопасности. - Иди ко мне, я всё сделаю, всё сделаю, - Голос Юнги дрожит, как ваза, балансирующая на краю стола, когда он доходит до истинного омеги, трясущимися пальцами отцепляя пухленькие пальчики от крупного осколка молча. Чимин всё смотрит ему в глаза серьёзно, не моргая: пытается хоть что-то уловить, но не выходит. -Ты...правда... -Правда- правда, я всё сделаю, Чимин, только не...Только не делай этого, ладно? Не пугай меня так,- Юнги прижимает омегу к груди, обняв одной рукой за спину, рефлекторно умостив руку на пустом месте печати, второй рукой вжимая драгоценную макушку в свою вздымающуюся от волнения грудь, и целует, целует неустанно эти пушистые волосы, шепча заполошно,- Не делай так со мной, не делай, нельзя так делать, Чимин, я же умру, я же...Я же не переживу такого...Никогда не переживу... Чимин стоит в его объятии, с трудом переводя дыхание, и понимает, что накрыло его в трёхкратном формате: валерьянка, которую он вылакал практически целым флаконом сегодня утром, чтобы выпросить поцелуй в щёчку, по итогу получив страстный поцелуй, вкупе с неожиданно наступившим гоном зрелого истинного- всё ударило в молодую, неопытную голову, вынуждая его потерять рассудок, инстинктивно желая быть раскрытым для альфы, как никогда. Как взрослый омега, которым этот славный котёнок ещё никогда не был. И только сейчас,в этом крепком, безопасном объятии, Пак Чимин приходит в себя, отрезвлённый горечью феромона своего преподавателя, и понемногу начинает осознавать, что чуть не натворил собственными руками. Юнги дрожит над ним всем телом, даже не планируя выпускать из объятия крепкого, перепуганный воспоминаниями о звоне битого стекла и страхом за истинного, яростно отпихивает в сторону своего внутреннего альфу, не давая гону одолеть. Чимин же, осознающий это только спустя несколько минут тишины, заходится в истерических всхлипах, цепляясь с отчаянием за ворот пиджака мужчины, и вжимаясь в него всем телом, переходя на жалобное мяуканье и рыдания, содрогаясь всем телом. -Тише, котёночек, тише, - Альфа шепчет, осознавая в полной мере, что намеревался это произнести, и целует крепко в макушку, шипя успокаивающе, покачивая в объятии Чимина из стороны в сторону. - Тише, всё хорошо... Всё хорошо, я тут...Я тут. -Юнги, я...Я... - Предложение договорить кажется невозможным, когда Чимин то и дело переходит на истерический плач, словно младенец, которого оставили на целый час одного в пустой комнате размером с полметра. Это слишком для альфы, который подхватывает его на руки, позволяя оплести себя всеми конечностями, чтобы начать расхаживать по аудитории, укачивая любимого на руках: словно именно так и можно его успокоить. Только так и можно этого добиться. Поглаживает по спинке, приговаривая, какой Чимин молодец, а сам разрывается от боли: гон удаётся контролировать, но вместе с ним и голоса, а от них не избавиться. -Держись покрепче, маленький, - Доминант дожидается слабенького кивка куда-то в шею, ощущая, как сжимаются за ней кулачки омеги, что жадно вдыхает его феромон, чтобы успокоиться, и подкидывает его немного, направляясь к учительскому столу, и усаживая его, опустившись перед истинным на колени. Даже не думая отстраняться, Мин опускает голову, укладывая её покорно на округлые коленки шокированного Чимина, и обнимает его поперёк ног, потираясь щекой о джинсовую ткань, - Никогда так не пугай, Чимин. Я не буду тебя пугать, не буду делать тебе больно, но и ты не делай, Чимин... -Юнги, я...- Омега склоняется, целуя его куда-то в макушку, и шепчет дрожащим голосом прямо в ухо, мазнув губами по виску, - Прости меня, я не знаю, что со мной, я...Я такого никогда не сделаю, я же... - До Пака доходит, что его импульсивный суицид, а тем более- на глазах у истинного, вогнал бы следом в могилу и самого альфу, и ладошки его леденеют от страха за то, что он мог натворить, одурманенный всем, что сегодня в себя вобрал. - Я так люблю тебя, Юнги...Я так больше никогда-никогда, правда-правда, Юнги, веришь мне? Альфа кивает заполошно, обнимая ножки покрепче, когда Чимин впервые сам говорит: -Никому об этом, ладно? -Никогда, Чимин. Никогда не вспомню, и даже не спрошу. - Юнги дублирует ответ своего омеги, вынуждая его слабо, вымученно улыбнуться, и Чимин кивает, откинувшись на спинку учительского кресла устало: -Домой надо. Сегодня родители Куки гостят, не могу поздно. -Я мог бы подвезти, - Мужчина говорит это шёпотом, понимая, что готов своему гону и глотку перегрызть ради Чимина, и тот мотает головой застенчиво, сводя покрепче коленки: -Я с-сам. Сам, тебе отдохнуть на... -Вставай. - Движение Юнги могло бы показаться излишне резким, когда он встал с места, одёрнув нервно пиджак, только Чимин понимает, что это гон, который он старательно игнорирует сейчас, даже не пользуясь блокаторами. - Я подвезу. -Н... -Чимин, я не стану повторять ещё раз, - Шартрез зашипел, словно предупреждая о том, что сейчас совсем не время пререкаться, и омега послушно закивал головой, вставая, и отмечая про себя, насколько прав профессор Мин: ноги ощущаются как ватные, и сам он до дома не то что дошёл бы, в лучшем случае- дополз бы гусеницей унылой, и то послезавтра где-нибудь, ближе к закату. -Спасибо. -М. - Мужчина дожидается, пока парнишка приведёт себя в более-менее презентабельный вид, и открывает дверь, выпуская его вперёд, шагая позади, на расстоянии примерно двух метров. Контролировать гон становится больно теперь уже физически, когда Юнги с каждым шагом старается подстроиться под шаг омеги, и наблюдает сосредоточенно за каждым плавным, практически танцевальным движением любимого. Было, и прошло. Останется в аудитории. Сколько ещё эта несчастная аудитория должна в себя поглотить, похоронить в себе? Юнги не знает. Только молча довозит Чимина до дома, будто не зная адреса слушая направление робкого омеги, пришедшего понемногу в себя, и останавливает машину где-то за два дома от Тэхёнова, чтобы не столкнуться со студентом. -Спасибо. -Всё в порядке. - Юнги хмурится, наблюдая за тем, как Чимин с волнением отстёгивает ремень безопасности, и покусывает губу нерешительно, протянув руку помощи: одним коротким, точным движением освобождает истинного, чувствуя обе тёплые ладошки на своей крепкой руке, и переводя на них медленно взгляд: -Спасибо, Юнги, - Пак говорит это одними губами, и альфа кивает коротко, не отстраняясь: хотя бы немного, хотя бы чуть чуть счастья, разве так много просит в этой грёбаной, обдолбанной жизни?! Хмыкнув в ответ на свои мысли, альфа вынимает руку из слабого захвата, и, встретившись с тоскливым, виноватым взглядом Чимина, заводит ладонь за его голову, притягивая за затылок, и медленно, неспешно приникая своими губами к губам истинного. Дышать страшно в этот момент обоим. Чимин держит себя в руках, не провоцируя больше альфу, и смотрит на него с благодарностью за то, что Мин Юнги всё же сдержал своё обещание, пусть и дал его под манипуляцией. Юнги не открывает глаз: боится, что не выдержит, если откроет их, а Чимин будет смотреть на него так доверчиво, так невинно. Не просит ничего, не заставляет, не углубляет поцелуй: лишь греет своими губами полные губы младшего, вбирая в себя силы для предстоящих дней чистой пытки. Отстраняется, плавным движением переведя руку с затылка младшего на щёчку, по которой покатилась слезинка, и смахивает её, улыбнувшись ему в губы коротко, строго шепча: -Никогда так меня не пугай, Чимин. Слышишь меня? -Никогда, Юнги. Я...Я обещаю, - Чимин кивает, случайно носиком пройдясь по губам старшего, и тот усмехается, чмокнув в эту кнопочку напоследок: -Иди домой. -Спа... -Тшш. Не говори сейчас ничего. Иди домой, Чимин, - Альфа выпускает его из машины, глядя вслед своему ангелу, который стесняется обернуться, идёт мелкими шажочками, а ножки- непривычно для танцора, но дрожат нещадно, то и дело сбивая его с пути, и Юнги не может не улыбаться ему вслед, наблюдая за картиной, пока омега не скрывается за входной дверью дома. Вдарив по газам, Юнги шипит глухо, на всей скорости возвращаясь домой: поездка в Пусан отменяется из-за гона, а голоса...А голоса сводят с ума, вынуждая слепнуть по дороге. Юнги с трудом добирается до дома, тяжело переводя дыхание, и, стоит только перейти через порог, слышит приветственное мяуканье изнеженного мелкого Мина, и падает на пол, теряя сознание: контролировать гон- самое тяжёлое на свете задание для доминанта.

Suga - BURN IT

Там в зеркале есть тот, о котором ты не знаешь И все это было неправильно Сожги, пока все не исчезнет...*

Толпа разрывается от криков, пока Юнги шепеляво вымещает злость к самому себе через очередной трек: это первый раз, когда мужчина выступает на сцене в гон. Для Юнги, как и для всех вокруг сегодня, это отрыв всего: в первую очередь - от самого себя. Мужчина перекрикивает все голоса в своей голове, стараясь изо всех сил заткнуть свой внутренний рык, когда смотрит на понятливых зрителей: им достаточно от своего исполнителя одного тёмного, доминантного взгляда, чтобы просто поддерживать криками.Словно сознательно помогают заглушить голос Юнги, шипящего на своего омегу. Юнги допивает виски, разбивая стакан о пол сцены, и наступает кроссовком на осколки, перенося себя самостоятельно во вчерашний день:

Да, да, да, сожги Звук внутри меня Да, да, да, сожги Я этого хочу, хочу, хочу...

Действительно хочет. Хочет, чтобы всё, что он сделал вчера с Чимином, было сном, в котором он не видел, как глаза истинного наполняются кристальными слезами, а хрупкая ладошка сжимает с отчаянием осколок битого стекла. Хочет сжечь все голоса внутри, пройти уже, наконец, через все круги этой бесконечной беготни от себя же к себе, чтобы остановиться, и выдохнуть с облегчением. Чтобы остановиться, и просто обнять своего маленького Чимина, никогда не выпуская из рук, никогда не вынуждая омегу плакать. Хочет сжечь, и просто научиться жить дальше.

А чем отличаюсь успешный я От того меня, что был в прошлом? Разницы практически нет Давай сожжем дотла меня из прошлого

Потом снова сожжем до самого основания Подай огня, подай больше огня, Что еще напоминает о прошлом? Я не знаю, я не знаю, после такого огня Я все сжёг дотла, или ничего не изменилось?

Можно ли сжечь себя полностью, не причинив боли истинному? Юнги ерошит волосы на затылке, с которых уже льётся пот от сочетания жары и гона, но продолжает шепеляво высекать ртом по микрофону текст, безуспешно стараясь не помнить о том, что причинил боль своему омеге, который прогоняет его, прогоняет из раза в раз*. Юнги не знает, где начинается и заканчивается граница того, насколько он изменился, граница того, насколько безопасней его омеге рядом с ним. Не знает, что ещё должно ему напомнить о прошлом, и какое воспоминание будет финальным аккордом в его голове: разрушит ли оно его? Будет ли счастливым и безоблачным, или он вновь возненавидит себя?

Ты видишь себя в глубинах прошлого Отвратительное прошлое или ненависть к себе, отвращение и ярость Сколько это продолжается, и насколько это глупо Может, это все миражи, да А может, это только повод Возможно, тебя загнала страсть к борьбе Надеюсь, ты осторожен, ведь ты так неопытен, ничего не бойся...

Мин видит своё отражение в одном из зеркал, поворачиваясь на долю секунды в сторону, и мотает головой, опуская её в пол: не такого Юнги заслужил его котёнок. Не такого дикого доминанта, который даже себя принять не может. Не имеет права. Поначалу, альфе казалось, что всё это мираж: все эти всплывающие воспоминания, словно наизусть выученные слова в голове, все эти взгляды омеги, которые он ловил на себе, прикосновения, фантомное жжение от которых чувствовал годами, всё это казалось ему миражом: невозможно стоять в комнате в одиночестве, и чувствовать, как тёплый носик сопит тебе в грудь, вымаливая разрешение на переливание, чтобы у вас были дети. Не бывает такого. Чимин ведь никогда этого не делал, верно? Обратившись к Феликсу, Юнги стал понимать эти воспоминания лучше: с поддержкой человека, который ему стал родным, мужчина смог вспомнить гораздо больше, чем мучаясь безуспешно в одинокой студии, или запираясь в собственном доме в обнимку со своим мелким Мином. Борьба за мечту вогнала его в такую панику, что глаза его оказались покрыты пеленой ревности любого человека, прикасавшегося когда-либо к Чимину, что в итоге привело к гону, который обозначил его место в данном измерении: Мин Юнги обязан пройти через это. Вновь и вновь будет проходить, пока не сожжёт себя, пока не возродится, словно Феникс. Мужчина пытается привести мысли в порядок, возвращая микрофон на стойку, тихо пропевая свою чрезмерно интимную мысль о том, что неопытность его сознания может вновь стать преградой на пути к истинному. Может стать преградой на пути к светлому будущему, а потому, Юнги бережно обхватывает обеими ладонями микрофон, хрипя сорванным голосом о своей надежде на то, что будет осторожен, умоляя себя не бояться своего пути: дорогу ведь всегда осилит лишь идущий. Даже если, как в его случае, идёт он назад.

Каждое решение имеет последствие... Где бы ты не был, в прошлом или настоящем Все нормально, пусть все горит... Будет оно гореть как солнце Или сразу превратится в пепел Только ты выбираешь свой путь и принимаешь решения Не забывай, что неудача тоже придает сил...

Верит ли Юнги в строки, которые пропевает? Мин кладёт руку на сердце, не отличая уже, как сильно оно бьётся: в смешении гула толпы у сцены и повышенным уровнем агрессии к самому себе на фоне гона, Мин Юнги не знает, где начинается жизнь вне его тела, а где его тело становится банальным продолжением жизни. Поёт, просто поёт, напоминая себе о том, как важно быть ответственным и сильным, если действительно хочет сделать своего котёнка счастливым.Юнги плевать, как сильно он горит, пока это не касается безопасности Чимина. Готов гореть в любом измерении ради него. Готов любую пулю на себя принять, заслонив свою единственную любовь, готов в любой океан с головой нырнуть, и не испугается никаких акул, лишь бы только Пак Чимин был в безопасности. Пусть горит пропадом вся его жизнь, если в итоге он сможет добраться до истинного, обеспечив ему уют. Пусть сгорит он сам дотла, превращаясь в бессмысленный пепел, если не добьётся этого: Мин Юнги обязательно найдёт выход. Он обязательно выберет верную дорогу в этот раз, используя свои возможности видеть себя же в параллельных измерениях с целью выявления своих недостатков, над которыми будет работать бескомпромиссно, пока Пак Чимин, его самый драгоценный на свете маленький омега, не обнимет его, ничего не боясь, сжимая трогательно кулачки где-то позади шеи альфы. Юнги добьётся этого. Он сам себе обещает, и криво улыбается, покидая сцену, не попрощавшись вновь: он впервые смог контролировать свой гон, заглушая собственным голосом внутренние.