Стадии моей любви к тебе

Мне мерзко. Мне мерзко от тебя. А значит и от самого себя. Так странно это осознавать. То, что когда-то было мной любимо, стало до невозможности противным. Я смотрю на тебя, и лицо непроизвольно искажается от гнева, обиды, которые заставляют задыхаться, которые давят на грудь неприподъёмным грузом. Что ты сделал со мной? Что я сделал с собой? Во что я превратил свою жизнь? Мне хочется рассечь твою щеку ударом в скулу. Даже если придётся ощутить от этого боль из-за стёртой кожи на раскрасневшихся костяшках. Хочу увидеть твои плевки кровью, которая струйками стекала бы по носу к обветренным губам. А от них, заполнив все крохотные сухие щели, к уголкам губ и вниз по шее до са‌мого во‌рота. Всё, чего я желаю, чтобы ты тоже ощутил всю ту боль, от которой я загибался и харкался кровью месяцами. Я устал мучаться один и отдуваться за обоих. Мне осточертело быть грушей для битья, мальчишкой на побегушках, твоей личной побрякушкой, который ты помыкаешь, как тебе вздумается. И мои зубы скрипят от мысли, что все твои страдания, которые я мог бы причинить тебе, будут ровно пропорциональны тому, что я получу в ответ. И я никак не могу повлиять на это. Мне тошно. Меня выворачивает при одной лишь мысли о том, как я унижался, падая к твоим ногам, вылизывая подошву и благодаря тебя за то, что ты позволял мне расцеловать носы твоих ботинок. Я был жалким до встречи с тобой. И я остался таким же жалким после. Всё это было лишь иллюзией. Иллюзия свободы. Иллюзия новой жизни без прежних оков. Я лишь больше погряз в пучине. Я потерялся в себе окончательно. Если я сам не в состоянии разобраться в себе, то кто мне поможет? Я осознал, что всегда нуждался в помощи. Мне было нужно, чтобы кто-то спас меня. Только я никогда не признавался в этом, даже себе. И если допустить, что я пытался достучаться до самого себя, постараться искоренить проблему, хоть как-то, через терапии и сеансы, то попытки всё равно были тщетными. Мне всегда было проще избегать возникшую и паразитирующую неприятность, нежели прикладывать усилия и решать её, тратя на это слишком много времени и мучая себя всей этой нервотрёпкой, которой я и без того сыт по горло. И я нашёл эту помощь в тебе, Тайлер. Я думал, что нашёл. На деле ты был как склянка таблеток с эффектом плацебо. Самовнушение и не более того. На деле, я сам же и стал тем крепким плечом, на которое мне порой так хотелось опереться и поплакаться, чтобы потом взять волю в кулак и собраться с силами. Я, но никак не ты. Но я осознаю , что именно я и виноват в том, насколько сильно я загнал себя в тупик, из которого нет ни единого выхода. В попытках выбраться из него, я убегал всё дальше вглубь. Иронично? О, ещё как. Классика жанра, не иначе. А где-то за всей этой картиной наблюдаешь ты и поднимаешь меня на смех. Может, я бы тоже посмеялся, утирая слёзы от сдавленных смешков и говоря - "ну и идиот!". Если бы этим недоумком не был бы я сам. Мне остаётся лишь смотреть на серое небо над головой, в окружение таких же серых бетонных плит, не зная, как выбраться из лабиринта моих чертог. Я стёр руки в кровь, пытаясь забраться по монолитам, дабы сбежать из этого удручающего порочного круга, по которому я бегал, как белка в колесе до са‌мого истощения. Я всё падал и падал. С треском, с хрустом костей. Я вставал, сплёвывал и карабкался вновь. Снова и снова. Пока в очередной раз не ударялся с глухим звуком о землю, от которой так желал оторваться, преследуя какие-то призрачные мечты и надежды. Если бы я только знал, что всё это время ты ни приложил ни капли усилия, чтобы вызволить меня. Что всё это время ты лишь тянул меня вниз. Или, вернее всего сказать, я сам себе вставлял палки в колёса, но породолжал ехать.

...

Я сижу перед тобой. В голове проносятся дни с нашей первой встречи до сего. Если бы я знал, к чему это приведёт, ни за что бы ни сел в тот самолёт. Но я знаю, что ты всё равно нашёл бы меня. И всё повторилось бы вновь. Словно старая заезженная плёнка, которую много раз резали на куски, меняли части местами и склеивали вновь. В горло упирается ствол пистолета. Сердце бешено стучит в груди, норовясь разорваться внутри меня на мелкие кусочки, разрывая грудную клетку и разлетаясь во все стороны, пачкая собой пол и стены, оставляя кровавые пятнышки, словно маленькие шрамики в виде волдырей на моей ладони от щёлочи, которую ты любезно вылил мне на руку. Если ты спустишь курок, обещаешь ли ты оставить меня в покое? Пообещай мне трижды, Тайлер. Кто-то должен уйти. Кто-то должен отдать место. Либо ты целиком поглотишь меня. Либо я наконец-то искореню тебя. Если я выстрелю, помогу ли я себе обрести наконец утешение? Не имеет значения, кто будет сжимать пистолет и на кого он направлен. Этот патрон предназначен для меня. Это было предрешено заранее. Ты снова всё продумал за меня, ведь так? В который раз ты это делаешь? Созрел ли этот план в твоей голове, пока ты занимал моё место в те редкие моменты, когда я не бодрствовал? Тайлер Дёрден - ты и есть мой последний патрон, который даст мне крылья и поможет наконец оторваться от земли. Пусть даже через превращение меня в кучку уже истлевшего пепла. Грохот оглушает меня, оставляя лишь звон в ушах. Жгучая боль пронзает щеку. Запах пороха ударяет в нос. Из глаз летят искры и брызжут слёзы. Пистолет ударился об пол, выпав из обмякшей руки. Он исчез. Тайлера здесь больше нет. Но я чувствую его присутствие. Он всё ещё где-то рядом - выжидающе смотрит на меня с расстояния. И всё же, это можно считать моей личной победой. Он - тот, кто ушёл в тень. Он - шрам некогда зажившей раны, что медленно стягивалась, покрываясь слоем корочки высохшей крови, которую всё время так и хотелось содрать, вынуждая порез опять сочиться и неприятно пощипывать. Стоит мне надавить на больное место и он появится вновь. Словно удар кувалды обрушится на мою черепную коробку. Но до тех пор я - глоток свежего воздуха, несущийся по трахеи Джека, не давая ему залечь на дно вместе с Тайлером. Я - последняя частичка чуть было ускользнувшего освобождения.