Двойная игра

Рикс по привычке дёргает ручку, которая на деле муляж, и, конечно, автоматизированная дверь никуда не двигается: на галографической панели ядовитым синим высвечивается запрещающая надпись. Он и сам нередко запирал дверь подобным способом, а Хотч все время подшучивал над его паранойей: «Закрываешься со мной в одной белой комнате, — ехидничал, даже не отодвигая ширмы. — Безрассудно, мне нравится.» Однако сам никогда не запирался, считая это лишними телодвижениями. Или, думает Рикс, просто хотел побыстрее выбраться оттуда. Постучав, слышит в ответ тишину. Тогда для верности зовёт пару раз, решив, что ему наверняка откроют, узнав, кто стоит за дверью. — Хотч, эй, это Рикс, — слегка стучит по двери, обозначая свое присутствие. — Ну, не смерть же я с косой, давай открывай. — Лучше бы она, — глухо слышится сквозь бетон. Парень ждёт, что дверь отъедет, но ничего не происходит. — Дружище, не пугай, — настороженно произносит, пока в противовес мягкому тону губы его приоткрыты в напряжённом непонимании. — Я знаю, у тебя была операция, и по голосу все, вроде, неплохо. Ну же, в чем дело? Несколько секунд звенит тишина, прежде чем ее пронзает лязг отъезжающей махины. Рикс нетерпеливо, но настороженно шагает внутрь, однако беглый взгляд цепляет лишь разбитую вазу с сорванными накануне подсолнухами. Ну и нужно было ему тащить эти сорняки, знал же ведь! — Извини, что притащил их. Надо было выкинуть… — Я люблю подсолнухи, — доносится голос Хотча из-за ширмы, и по интонации Рикс понимает, что идти туда сейчас — не лучшая идея. — Здесь это сорняки, да. Гладиаторов, кстати, тоже многие считают сорняками, — усмехается. — Но любить от этого нас не перестают, верно? Нетипичная в голосе меланхолия заставляет напрячься. Парню даже кажется, что он надумывает, но последняя фраза будто вовсе не риторическая. — Нет, — отвечает твердо, — не перестают. По палате разносится смешок. — Только есть один нюанс, который мы не учли. — Рикс вопросительно выгибает бровь, хотя Хотч и не может этого видеть. Каждое слово звучит в тишине больничной комнаты все более угнетающе. — У цветов с самого начала нет души, им нечего лишаться. — Бездушным не больно, — заканчивает он понятную мысль, но всё ещё не решается заглянуть за ширму. Привычная, греющая душу острота в их диалоге пропала, но каждое слово будто лежит на лезвии, и парень не решается нарушить этот баланс. Прежде открытый, немного нахалистый, но всегда уверенный в себе Хотч говорит какими-то странными фразами и задаёт нетипичные вопросы. И чувствует Рикс, это не внезапная перемена настроения. Нужно же было ему стучаться туда, где не ждали! Поднимает с пола беспризорно разбросанные цветы. Или, возможно, он пришел как раз вовремя. Так что же, он просто уйдет? — Я могу…? — Нет, — почти сразу звучит резкий ответ. — Нет, я… сам. У Рикса внутри все переворачивается: он не самый эмпатичный человек, но проблемы друзей и, в частности, проблема Хотча его действительно волнует, чем бы она ни была. Собственные сложности в эту минуту крадучись отступают на второй план. Стучась в закрытую дверь, он не ожидал, что ему откроют другую. Не понимая до конца, что происходит, застывает на месте, терпеливо ожидая, что произойдет в следующую секунду. Мысленно готовится увидеть или услышать что угодно, вплоть до какого-нибудь криминального откровения, и уже подбирает в голове слова, когда из-за ширмы неустойчиво шагая показывается Хотч. Рикс… теряется. — Ну привет, — чужие губы поднимаются в усмешке, чуть дрожа. — Скучал? Парень отвечает не сразу: его удивлённые глаза изучают чужое лицо, сверкающее вставками темных имплантов. Ранее он не часто сталкивался с подобными модификациями, и особенно непривычно видеть такие изменения здесь — в месте, где кибернетика едва ли не табу. Другого цвета глаз, что раньше прятался под повязкой, так же живо, как и прежде, смотрит на него, и наверняка ничуть не хуже умеет подмигивать. В целом гладиатор выглядит здорово и вполне себе бодро, если бы не перемены в поведении. Рикс замечает, что молчит слишком долго, когда Хотч заметно тушуется под его взглядом, а и так слабая улыбка исчезает в поджатых губах. — Как так вышло? — спрашивает с тревогой, тут же осознавая, насколько неудачно подобрал слова: наверняка тон его звучит не так дружелюбно, как хотелось бы. — Операция пошла… не по плану, — пожав плечами, уклончиво отвечает Хотч. Рикс садится на стоящую вблизи скамейку и хлопает рядом с собой, видя, как неуютно другу стоять перед ним в таком виде. Тот, особо не думая, садится рядом. — Я пока буду носить это, — говорит он, надевая на половину лица такого же глубокого черного маску. И что-то подсказывает Риксу, что размытое «пока» явно затянется. — Просто хотел, чтобы ты знал, чертяка, — усмехается, закрывая глаза, и именно сейчас Рикс понимает, что же всё-таки не так. Хотч думает, что его внешние перемены не могут сочетаться с тем, кто он есть. — Эй, — Рикс уверенно кладет руку ему на плечо. — Что бы там ни было, ты все тот же. Просто… в другом амплуа. — Спасибо, Рикс, но я привык примерять личности, а не оформлять безвозвратную покупку. — Нужно было требовать гарантию! — Хах, я был не в том положении, чтобы что-то требовать, — смотрит он вперёд, но перед разноцветными глазами явно не рециркулятор. — На самом деле, приятно удивлен, что ты пришел. — Почему? — искренне удивляется Остер, но догадывется уже через секунду, и Хотч подтверждает его догадку. — Думал, решишь провести своему протеже экскурсию в родную гавань, — уголки губ слегка поднимаются, но через короткий миг вновь приобретают серьезный вид. — Такой шанс выпадает раз, знаю, для тебя это важно. Если б не пришел, не расстроился бы. — Он не хотел даже отпускать меня, о чем ты, Хотч, — парень горько хмыкает. — Надо же, кто-то открыл Лабелю глаза, — во все тридцать два улыбается гладиатор, подобно тому, как делал это раньше. — Ага, и это не кто иной как я сам, — Рикс на секунду задумывается и решает сменить тему. — Что насчёт тебя, кто-нибудь знает? Флавий? — Никто, Рикс. Никто не знает, — тяжелым тоном раздается ответ. — По крайней мере, напрямую. Уверен, Кассию доложили ещё во время операции, но личный разговор нам ещё предстоит, не сомневайся. Парень понимающе пожимает плечами. Следующие минуты они сидят в тишине, думая каждый о своем, как делали это и раньше, но сейчас что-то ощутимо меняется, и даже Рикс чувствует это, будто его собственные волоски вздыбливаются от нарастающего гнета предстоящих дней. — А ты… не хочешь пойти со мной? — спрашивает внезапно пришедшее на ум и ловит на себе удивленный взгляд. — Ставлю механический мизинец на отсечение, ты сейчас ляпнул не подумав. Сделаю вид, что не слышал, а ты предложишь то же самое своему старому лиискому другу, — замолкает на секунду и чуть менее уверенно добавляет. — Да и не думаю, что готов в таком виде встречать гостей. — Нет, я серьезно. Хотч, мне было бы спокойнее, будь рядом кто-то близкий. Кто ещё в самый неподходящий момент сделает мне замечание? «Дерешься, как корова на подиуме! Сражайся как воин, стильно и со вкусом». Хотч усмехается и закусывает губу. — Прости, Рикс, — поднимается он с кушетки и уверенным шагом идет к постели. — Скоро мы увидимся, но сейчас… Дай мне время. Парень не успевает ничего сказать, когда друг исчезает за белой тканью и уверенно задергивает ее. Оставлять его в таком состоянии совершенно не хочется, но и настаивать на своем — бессмысленно, Рикс прекрасно это знает. — Как скажешь, — говорит он напоследок и, задержавшись у двери, добавляет. — Возвращайся поскорее, дружище. Хотч слышит звук закрывающихся механизмов и только после этого шумно выдыхает. Маска крепко сидит на лице, снимать ее не хочется даже наедине с собой. Долго смотрит в пустоту, свесив ноги с постели. Прошлое осколками валяется на полу медотсека, будущее пылинками разлетается по ветру. Под железною кожей бьётся живое сердце, а из глаза под маской течет слеза, настоящая. На тумбе аккуратно сложены высохшие цветы подсолнухов.