У сновидений нет имен

— Поприветствуйте «Вестника тьмы»! — звучит со сцены полный воодушевления голос. У них всего четыре минуты, и этой ночью они собираются оторваться по полной. Занавес падает, растекаясь багровой волной, звучат аплодисменты. Взрыв музыки и света. Старые боги Асгарда снова готовы идти в бой. Голос Мэттью плавно соединяется в воображении с образом Илкки, камера уходит на общий план. За кулисами своей очереди ждет Сэм. Они сделали это. Боже, они сделали это. Наконец они тут, на The Game Awards, все вместе собранные на одной сцене. В кармане у Алана уже две статуэтки, и впереди их ждет еще одна. Но Сэм пока не знает этого, не знает, что поднимется за наградой в третий раз, с озорным взглядом притопывая ногой в такт музыке. Душа Алана, тело Алана. У Мэттью и Илкки идеальная синергия, от заводного танца теней кружится голова, дыхание перехватывает, и сердце бьется часто-часто. На глазах блестят слезы, а на губах горит радостная улыбка. В этот момент понимаешь, что дорога длиной в тринадцать лет была пройдена не зря. Всё отступает на задний план, уходит прочь, оставляя после себя только музыку, яркие гитарные врывы и фразу, что крутится на языке как мантра: «Яви мне чемпиона света, и я покажу тебе вестника тьмы». * Они спрятались за кулисами, пытаясь прийти в себя и отдышаться после взрывного танца. Мэттью осторожно снял наушник и передал его обслуживающему персоналу, затем ослабил тугой узел галстука. Илкка поправил взлохмаченные волосы и похлопал Сэма по спине. — Мы сделали это! — рассмеялся он. Сказал это сначала по-фински, затем повторил по-английски, чтобы Мэттью тоже понял. Мэттью скупо улыбнулся и кивнул. Волна всеобщего восторга и упоения затронула его как будто по касательной, хотя на самом деле он бодро танцевал вместе со всеми. Экстаз постепенно начал спадать, оставляя после себя усталость. Джефф Кили уже суетился на сцене, озвучивая следующую номинацию, а группа подтанцовки, члены которой все как на подбор были одеты в лоснившиеся черные кожаные штаны, ушла в гримерку переодеваться. Сэму тоже было пора отправляться в зал, ведь Алана ждало несколько важных номинаций, и в любой из них могли объявить победу Ремеди. Мэттью улыбнулся ему и тоже похлопал по плечу. — Иди. Мы здесь разберемся. Илкка хмыкнул и помахал рукой. — Удачи! Не волнуйся за нас. — Тогда и вы не волнуйтесь за меня, — Сэм широко улыбнулся и отправился к боковому выходу со сцены. Мэттью повернулся к Илкке и пробежался по нему взглядом. Знакомый образ писателя с глубокими синими глазами до безумия шел Илкке, однако за маской ранимого щенка, как оказалось, прятался голодный волк. — Идем? Мэттью протянул руку, и Илкка коснулся его ладони своими чуть подрагивающими после взрывного танца пальцами. Илкка казался горячим, как печка, всегда такой высокий и надежный. Если кто и заметил их слишком интимный для друзей жест, то явно не стал задумываться об этом дважды. Сотрудники торопили друг друга, пытаясь переделать как можно больше дел и успеть привести в порядок сцену. The Game Awards подходила к своему логическому завершению, и скоро должен был настать момент кульминации — объявление игры года. Мэттью аккуратно держал в ладони теплые пальцы Илкки и думал о том, как же сильно ему не хотелось уходить. Новый рабочий день уже маячил на горизонте, и после завершения церемонии награждения следующий шанс увидеться вот так, лицом к лицу, мог представиться совсем не скоро. — Ну что, мистер писатель, — улыбнулся Мэттью, — обещание отметить нашу маленькую победу все еще в силе? — Конечно, — Илкка кивнул и склонил голову на бок, рассматривая Мэттью с нового ракурса, а затем вдруг добавил невпопад: — Длинные волосы тебе очень шли. Не хотел вернуться к прежнему имиджу? Мэттью кашлянул. Они все еще держали друг друга за руки, и с каждой секундой ситуация становилась всё более неловкой. — Поговорим об этом позже, ладно? Илкка ухмыльнулся, показывая острые клыки. Образ бедного писателя, потерявшегося в лабиринте безумия, разрушался на глазах. — Ловлю тебя на слове. * Ночь они встречали вдвоем в отеле. Фотосессии и интервью вымотали их, иссушили до дна, и Мэттью чувствовал, что приходится прикладывать немало усилий для того, чтобы просто идти. Илкка казался бодрым и веселым, как заводной солдатик (или, может, чертик из табакерки?), и Мэттью всё думал, когда же у него кончится запал. — Где ты успел найти алкоголь? — спросил он, запирая дверь и устало падая на кровать. — Обещали же вместе начать праздновать. — С Сэмом выпили на брудершафт. Немного шампанского, чтобы промочить горло. Илкка кружился по номеру, суетливо поправляя на окнах шторы и по очереди осматривая комнаты. Один круг, второй — и вот он снова около кровати, а в его руках стаканы. Мэттью взглянул на него снизу вверх. — Ты ревнуешь? — с ухмылкой спросил Илкка. Ну волк, настоящий волк, только вместо серой шкуры синий костюм под цвет глаз — и платок еще этот, за который так хочется ухватиться рукой и... Мэттью задумался на секунду, но всё же поддержал шутку: — Да, ревную. И добавил следом: — Вы и так с Сэмом регулярно видитесь. Мог бы и мне уделить немного внимания. Илкка хмыкнул. — Хо-о, — протянул он с какой-то глубокой двусмысленной интонацией. — Вот как? Ох, мой дорогой Мэттью. Кажется, я должен попросить прощения за свое поведение. Илкка посмотрел на стаканы в руках и, балансируя вместе с ними, наклонился над Мэттью, глядя ему в лицо. Волосы темной густой волной потекли вниз, и Мэттью протянул руку куда-то наугад, пытаясь коснуться одежды Илкки. Удачно нащупал край пиджака и потянул на себя. Илкка даже не покачнулся. — Тогда тебе стоит следовать принципу «меньше слов — больше дела», верно? — Нет. — Илкка сощурился. — Сначала выпей. Мэттью замер на секунду, пытаясь понять, насколько серьезен Илкка. Похоже, тот решил в своей игре следовать до конца. Мэттью приподнялся на локтях, пытаясь принять какую-нибудь более-менее удобную позу, и взял стакан из рук Илкки. Их пальцы мельком соприкоснулись. Мэттью сделал глоток, чувствуя, как жар растекается по пищеводу. — Боже. Илкка выпил следом. — Если честно, мне хочется пошутить, что бог нас сегодня ночью точно не услышит, — он улыбнулся и взглянул на Мэттью. Его глаза скользнули вверх и вниз, отмечая пропавший галстук, небрежно расстегнутый ворот рубашки и неудобную позу. — Но как удачно получилось, что мой рот будет занят не молитвой. Мэттью ткнул пустым стаканом ему куда-то в бок. Илкка ловко перехватил руку и улыбнулся. — Что такое, доктор Дарлинг? Слишком похабные для ваших ушей слова, м? — Нет, — Мэттью улыбнулся тоже. — Просто жду, когда ты воплотишь всё обещанное в реальность. * Они целовались медленно и неторопливо, с упоением наслаждаясь каждой проведенной наедине секундой. Алкоголь дополнял ощущения, растягивал восприятие времени — так во рту тянется приторная ягодная жвачка. Мэттью ухватился рукой за платок Илкки, наконец исполняя горевшее в нем весь вечер желание. Сжал покрепче, потянул в кулаке, не давая отстраниться, и держал, держал подле себя этого синешерстного волчару. Илкка рассмеялся, чувствуя, как от поцелуев горят легкие, и сделал глубокий вдох. — Такой жадный, — сказал он нежным глубоким тоном, будто делал комплимент. А может, и правда делал, кто его знает. — Таким темпом ты отберешь у меня роль… — Главной бляди? — с насмешкой закончил фразу Мэттью, включаясь в игру. Ему нравилась эта пикировка на грани между ядовитым флиртом и бесстыжей прелюдией к длинной ночи. — Не волнуйся, я не посмею покуситься на святое. Не поминай бога всуе, отстраненно подумал Мэттью, когда зубы Илкки сомкнулись на его плече, а руки только крепче сжали бока, проскальзывая ладонями вверх и вниз, до самых бедер. Иначе этот голубоглазый финский бог возьмет и действительно придет тебя трахнуть. Илкка хмыкнул, наслаждаясь реакцией Мэттью, и наконец расстегнул две последние пуговицы рубашки. Несчастный предмет одежды легко соскользнул на кровать, обнажая торс Мэттью, и Илкка невольно облизнулся, глядя на ожидавший его пир. — Готов вечность любоваться тобой. Мэттью выпустил из рук шейный платок, чувствуя себя так, будто спускает с поводка Дьявола, и тоже принялся раздевать Илкку. Они касались друг друга одновременно, чередовали пуговицы с поцелуями, рассыпали прикосновения, роняли жадные вздохи и всё никак не могли насытиться друг другом. О боже, тысячи пропали без вести… Мэттью прикусил губу, когда рука Илкки легла на его член. Осторожные, медленные прикосновения, движение робкое и одновременно полное едва сдерживаемой страсти. Стихи сами просились на язык, забивая разум всякой посторонней чушью, лишь бы не думать о том, что и как сейчас с ним делает Илкка. Тысячи пропали без вести в лабиринте, в лабиринте, в лабиринте — Мэттью снова ухватился за платок, единственное, что у Илкки из одежды осталось на теле, прогнулся под чужими прикосновениями, застонал низко и глухо. Он чувствовал себя утопающим, что цепляется за любую ниточку, лишь бы можно было удержаться на плаву. — В лабиринте, имя которому я, — шепчет Илкка, дополняя строчки стихотворения. Он читает мысли? Нет, конечно же нет. Просто Мэттью проговорился вслух, проболтался о том, что заполняло его голову, кроме рук Илкки, губ Илкки и красоты Илкки тоже. Илкка не то чтобы против. Это — тоже он. Это тоже его часть, что-то важное, куда он вложил всего себя, полностью и без остатка. Его жизнь, его история, его… Нет, неправильно. Их. Это их часть. Их жизнь, их история, их тринадцать таких одновременно бесконечно долгих и так быстро ушедших лет. Мэттью пробормотал что-то на грани слышимости, дрожа и кончая в руку Илкки. Было похоже на имя. Или, может, на проклятие — что-то вроде финского Сатаны, если добавить немного воображения. Илкка улыбнулся и поцеловал Мэттью, не давая шепоту уйти дальше губ.