diabolus

Матвеев заходит в кабинет с лаконичной табличкой «Череватым и другим идиотам не входить», на которую каждый раз закатывает глаза. По факту, Череватым он себя считать не может, а вот за идиота обидно. В кабинете вырвиглазный полумрак, что парень щурится. Лина опять задвинула тёмные жалюзи, а источником света является только парочка рабочих мониторов, в которые она упирается взглядом, пытаясь сморгнуть сухость. Потом снова будет ходить хмурая и недовольная, сёрбая свои травы и заливая в глаза вёдра с каплями для глаз. Девушка что-то бубнит себе под нос и клацает по клавиатуре, явно не замечая никого вокруг. – Лина… – Матвеев осторожно стучит костяшками по двери, стараясь привлечь внимание «ищейки». – Твою мать! – Лина почти подскакивает на своём стуле, явно больно ударяясь коленкой об столешницу, –  Дима, ты совсем? У меня, кажется, сосуд какой-то лопнул, – Джибби хватается за грудную клетку в районе сердца и тяжело вздыхает. – Если ты пришёл меня о чём-то попросить, то клянусь, я кину тебе в лоб карандаш, потому что уже скоро начну говорить даже на языке пайтона или двоичный код рифмовать. Джебисашвили устало потирает переносицу и выглядит при этом так, будто неделю провела на каторге. Работы у неё сейчас хоть жопой жуй, а каждый второй считает своим долгом забегать к ней в кабинет и верещать, что у них там что-то горит, а информация была нужна уже вчера. Девушке остаётся только пить свои таблетки, молиться и верить, что она всё-таки не пойдёт по стопам Череватого и не станет распиливать неугодных на составляющие. – Ты должна была сделать Олегу свою карту, чтобы он имел доступ ко всему. Он сейчас в тире, занимается, но думаю, что может подождать, пока ты закончишь. Или ты не закончишь сегодня, как я уже понимаю? – Дима смотрит на часы, красующиеся на его запястье, понимая, что у него есть не так много времени: поставка придёт с минуты на минуту, а ему еще нужно найти подарок для племянника. Зная себя, Дима нужно хотя бы пару часов на всё про всё, потому что в магазине игрушек он может застрять надолго. Такое уже было, когда они с братом выбирали Лёве подарок на день рождения: Влад нашел его у отдела с мягкими игрушками, где Матвеев терроризировал продавца-консультанта, который не мог точно, по меркам омеги, рассказать ему состав плюшевого чёрного кота. Но и подругу бросить он не может, потому что Лина сейчас выглядит как человек, который может открыть форточку не чтобы подышать, а чтобы через неё выйти. – Лин, тебе не кажется, что ты немного перерабатываешь? – омега делает акцент на слове «немного», пальцами имитируя кавычки, – Я не то чтобы тебя осуждаю, но ты скоро сюда поставишь кровать с холодильником и света белого вообще не увидишь. Дима демонстративно подходит к окну,открывая доступ для солнечного света, на что Лина шипит дикой кошкой. – А кто за меня её сделает? Ты сам знаешь, что скоро у нас важное дело, и тут только грубой силой не обойтись. Мне нужно всё собрать как можно быстрее, чтобы спасти ваши задницы от лишних дыр в ней. Девушка откидывается на спинку стула, прикрывая глаза. Её ресурсов уже явно не хватает на всё это, ведь помимо работы у неё еще есть семья, которая давно могла бы забыть, как выглядит Лина, если бы она не скидывала им фотографии с обеда или рабочего места. У нее каждый раз сжимается сердце, когда муж встречает её злым взглядом, рассказывая про утренник, который она благополучно пропустила, или про то, как они с их дочерью ходили в кафе за мятным мороженным. Лина пропускает всё – её жизнь летит в пропасть со скоростью боинга, а она тот самый пассажир на сидении, что хватается за кислородную маску, оттягивая момент столкновения, которое неизбежно. Девушка часто думала, что не способна сосуществовать в близком контакте с другими людьми, а про семью в принципе никогда не задумывалась, чего скрывать. Но дала себе шанс, дала свободу на «попробовать». И где она сейчас? В своём кабинете, заваленном какими-то запчастями для компьютеров, а дома её малютка-дочь снова не дождётся мамы, что обещала почитать сказку на ночь и заплести утром косички. Матвеев сжимает губы в тонкую полоску, не зная, что сказать. Конечно, Дима может сказать ей своё мнение, которое никому не нужно. Может сказать, что Лина сама сглупила, когда выходила замуж, будучи участником их банды, что заводить ребенка было тоже не самым лучшим решением, но его правда тут вряд ли поможет. Поэтому он лишь заходит на спину подруги, опуская руки на её плечи, слегка их разминая. – Я всё понимаю, Джибби. Ты же знаешь. Но когда-нибудь ты придёшь домой, а твоя дочь не помнит твоего лица. Джебисашвили от этих слов дёргается, как от удара тока, на что Матвеев тут же реагирует, приобнимая девушку за плечи и потираясь своим виском о её, – Ты знаешь нашу с Владом историю. Я не буду давать тебе советов, ведь я не отец, но поверь, когда-нибудь ты оглянешься через плечо на свои прошлые ошибки и ужаснёшься, но спасти уже ничего не сможешь. Если бы сейчас моя мать постучала ко мне в дверь после стольких лет, то я бы даже не посмотрел на неё через глазок, что уж говорить про то, чтобы открыть дверь. Дело не в ненависти, а в том, что иногда уже становится поздно. Девушка жмурится, хватаясь тонкими пальцами за обнимающие ее руки и, кажется, задерживая дыхание. Она даёт себе пару минут, чтобы погреться в тепле чужого тела, а потом кашляет, выпутываясь из объятий. – Спасибо. Да, я… Я подумаю о том, что ты говоришь. И да, для Олега всё готово, не переживай. Я сейчас всё ему принесу, как раз сделаю перерыв на покушать. Матвеев благодарно улыбается и уже собирается выходить, как девушка останавливает его. – Кстати, как тебе новый альфа, м? – Лина хитро улыбается, играя бровями, – Мне кажется, он знатно так на тебя залип тогда в мастерской. – Джи, даже не начинай пытаться свести меня снова с кем-то. Я тебя умоляю. Ты же знаешь, я не хочу совершать твоих ошибок: завести свою семью, а потом не знать, что с ней делать. Ой, и вообще, у меня дела: фикус не покормлен, кот не полит. Пока. – омега язвит, показательно фыркая и уходит из этой обители микросхем и пыли. Девушка на это лишь смеётся, качая головой. Она то всё понимает. Джебисашвили берёт свой телефон, снимая его с зарядки, и проверяет наличие пропущенных звонков и сообщений. Листая, девушка видит сообщения от мужа с фотографиями их дочери с прогулки, где та в милой шапочке с ушками и тёплом розовом пуховичке качается на качелях рядом с их домом и весело улыбается. Лина отправляет несколько умиляющихся эмодзи и пишет, что будет дома раньше и приготовит им любимую лазанью. Это обещание она обязана сдержать, а пока что она отнесёт готовую карту Олегу и напишет список продуктов. Лина успела кабанчиком метнуться к альфе, что уже перебрался в спортивный зал и лупил грушу так, будто она ему в прошлом изменила с лучшим другом. Она вообще подольше бы позалипала на молодого человека, ведь отрицать его привлекательность Лина не будет: был бы у нее член – встал бы. Однако, время уже близится к позднему вечеру, а продукты сами себя не купят и до дома не доедут. Девушка прощается со всеми в спешке, цокая своими каблуками по коридорам, и выезжает в продуктовый. Там Лина покупает даже бутылку хорошего шампанского для них с мужем, ориентируясь на рекомендацию от Матвеева «башка на утро не отвалилась, и слава бесам». Она вообще пьет редко. Кажется, все её попойки, которые закончились еще в юности, вообще ни к чему хорошему не приводили, а лишь раздолбали и без того еле живую менталку. Лина мало где афиширует свои проблемы с психикой и принятие препаратов, потому что знает реакцию людей: либо жалость, либо косые взгляды, будто она сейчас разденется и побежит с воплями по Москве. Так же «психи» делают? В своё время, даже попав в компанию Влада, она со страхом и ужимками говорила о своих особенностях в виде перепадов настроения, апатии и суицидальных мыслях, ведь боялась услышать твёрдое «нет»: кому нужен хакер и программист со сдвигом по фазе? Череватый тогда долго молчал, хмурился и задумчиво чесал подбородок, а затем сказал, что она принята, потому что «мы тут все психи, Лина. Эдакая пирамидка из колечек, где каждый человек по-своему ранен и искалечен». И Джебисашвили наконец-то смогла сглотнуть противный горький ком в горле. Сейчас же ей, в принципе, грех жаловаться, ведь у неё есть всё, что она хотела: квартира, дом, работа и семья. Вот только дом так и не достроен, квартира выглядит так, будто девушка там присутствует чисто номинально, работа высасывает из неё все соки, что препаратов, которые она принимает, становится всё больше, а семья разваливается, как песчаный замок на чёрном море. Но для всех она выглядит счастливой мамой, женой и вообще самой успешной женщиной. Главное, что таковой она кажется в глазах своей матери, которая потеряла мужа, отца Лины, достаточно рано и вообще была явным хейтером всего мужского пола в целом. Это она внушала еще маленькой бете, которая должна захватить мир сама, не полагаясь ни на кого. Именно поэтому сейчас у девушки пара дипломов, красный аттестат и синдром отличницы. Что ж, набор мечты, который приведёт то ли к успеху, то ли к вздёргиванию на лампочке. Лина подъезжает к дому, смотря на свои окна, в которых до сих пор горит свет. Не спят. Она почти летит на нужный этаж, заходя в квартиру. Дома у них тепло, уютно, но точно не благодаря Джебисашвили, которая сюда приезжает только поспать и переодеться. В прихожую выходит явно уставший муж, вытирая руки кухонным полотенцем и шаркая тапочками, которые сама Лина подарила ему еще на прошлый новый год. – Привет. Ты рано сегодня. Но Луна уже спит, ты опоздала, – тон ледяной, как Северный Ледовитый океан, еще чуть-чуть и девушку сосулькой пришибёт. – Я решила устроить нам семейный вечер с лазаньей и мультиками, поэтому и приехала раньше. Подумала, что хватит только по кнопкам клацать, да в монитор залипать, – девушка старается игнорировать холод между ней и супругом, проходя прямиком в светлую кухню, расставляя покупки.  Юра, её супруг, тихо проходит за ней и встаёт в дверном проёме, подпирая плечом косяк. Он не может понять, что испытывает сейчас больше: всепоглощающую усталость или острый гнев. – Завтра всё равно выходной, думаю, не страшно будет, если Луну разбудим? Да и не поздно еще совсем: десятый час только, – Лина почти тараторит, лишь бы не дать Юре заговорить. Лишь бы он не испортил сейчас всё одним своим предложением или словом, потому что тогда Лина просто взорвётся, как нарыв. – Лин, какая лазанья? Какое кино? Да, завтра выходной, но Луне нужно будет на кружок по рисованию, а она итак приболела сегодня, – мужчина старается сохранять спокойствие и здравый рассудок, чтобы не сорваться, но он устал. Он смертельно устал сегодня на работе, еще и пришлось нестись через весь город по пробкам, потому что воспитательница позвонила ему и сообщила, что у их дочери поднялась температура. Он до сих пор ощущает спазм в груди, когда вспоминает слёзы дочурки, её жалобный скулёж и вопросы о том, где сейчас мама. Знал бы он сам. – Как, заболела? Сильно? Я пойду её проверю… – Лина не успевает договорить, как крепкая рука мужа останавливает её на пол пути, обхватывая пальцами её запястья. Она зависает на месте и непонимающего смотрит на мужчину. – Ты сбрендила? Я только недавно сбил ей температуру! Девочке отдых нужен, а не мать, что наконец-то вспомнила про её существование! – мужчина почти кричит, вовремя останавливаясь, чтобы закрыть дверь и не разбудить дочь в соседней комнате. Где-то на краю сознания девушка понимает правильность слов мужа, но это всё равно больно. Больно слышать, как её хрустальные мечты рассыпаются от удара атомной бомбы, а осколки впиваются в её тело, как сюрикэны. Она понимает всё, но не понимает ничего. Не понимает, где она свернула не туда, где полностью проебалась. – Прости, да, это было глупо. Я проведу завтра день с ней, раз ей плохо. Но, ты же не хочешь еще спать? Мы можешь побыть вдвоём, я купила неплохое шампанское и… – Да что с тобой, чёрт возьми? У тебя снова маниакальная стадия? С чего такой прилив любви? – мужчина шипит, стараясь не повышать голос, но не чтобы не задеть жену, что самое обидное. Лину будто оглушает, а лицо начинает гореть, как от хлёсткой пощечины. – Прости, но ты заигралась. Я не помню, когда мы вместе засыпали, не помню, когда были в отпуске, не помню тебя. – руки мужчины ослабевают и он отступает назад. Между ними всего лишь шаг, но по ощущению – целая пропасть. – Что ты хочешь этим сказать? – Ничего. Больше ничего не хочу. Мужчина будто ставит между ними многоточие, перенимая привычку у своей жены и просто уходит. Уходит явно в спальню, но будто навсегда из её жизни. У девушки не то что ком в горле, у нее целая планета взрывается в районе солнечного сплетения. Прямо сейчас хочется просто вцепиться пальцами в волосы, ногтями разодрать себе лицо, но она умная, она сильная, поэтому комкает свои чувства, как старую газету, и тихо выходит из комнаты, выключая за собой свет. Она заходит в соседнюю комнату, где мирно посапывает их дочурка, шмыгая забитым носом. Девушка стягивает наконец с себя куртку, ложась рядом с дочерью на небольшую кровать. Она обнимает маленькое тельце поверх одеяла, стараясь согреть. – Все будет хорошо, обязательно будет. Только не ясно, кого она пытается убедить в этом больше: себя или ребёнка, что тихо сопит и обнимает плющевого медведя.