diabolus

Чёрное авто плавно выезжает от торгового центра, проезжая лишь пару кварталов, чтобы завернуть на нужную открытую парковку. Здесь точно нет камер и охраны, Матвеев лично в этом убедился, когда искал место для встречи. Он не может сказать, что переживает, но по холке холодок пробегает, когда спрятанный в бардачке запасной мобильный телефон начинает жужжать вибрацией. Сделав пару коротких вдохов, чтобы успокоиться, парень гаджет достаёт и смотрит на экран. Номер не определён, как и ожидалось. Ему даже не нужно отвечать, чтобы знать кто это, да и это не нужно, поэтому звонок омега сбрасывает, бросая телефон на пассажирское сидение. У него есть минут десять-пятнадцать, чтобы морально подготовиться и продумать ещё раз всё наперёд. Вся его суть кричит об опасности и плохой идее, но полностью игнорируя зов интуиции, оружейник спокойно выходит из авто. На улице холодает еще сильнее, мороз щиплет заледеневшие уши и нос, но дрожать себе парень не позволяет и просто подкуривает сигарету. Время тянется, как резина, а пачка пустеет быстрее, чем планировалось, когда на слабо освещенную парковку въезжает несколько тонированных автомобилей. Дима на это не реагирует, даже когда одна из машин проезжает слишком близко, чуть не наезжая ему на ногу. Он даже бровью не ведёт, ведь всё это выглядит, как фарс и попытка запугать, но это настолько киношно, что омеге хочется выпрямить плечи и спросить, где же камера, которая их снимает и какой у него текст в следующей сцене. Из одной машины выходит пара человек во главе со старым «приятным» знакомым, что скалится почти по-звериному. Мужчина весь сквозит самодовольством, Дима это всеми фибрами чувствует, но эмоциям не поддаётся. Обещает себе никогда не показывать больше слабость и слово сдерживает, сжимая зубы, что аж скулы сводит. — Ты правильно поступаешь, Дим. Когда-то ведь нужно взрослеть и уходить из-под крыла своего братца. — Ханг кладёт руку на плечо омеги, но тут же убирает, когда парень дёргается всем телом и отходит на шаг назад. Сам Матвеев ничего не отвечает, смотрит взглядом непроницаемым и выворачивает демонстративно карманы. Документы и телефоны он выложил в машину, даже минимальный набор украшений снял, чтобы не было вопросов и подозрений о прослушке. Мужчина пожимает плечами, но всё равно пробегается ладонями по всем вещам, залезает под куртку и подходит ближе. Чужие феромоны повсюду, стараются подавить, но омега держится и даже взгляд не отводит, когда Ханг запускает ладони в задние карманы джинсов. Тот явно пытается подначивать, вывести на эмоции, питаясь ими, как вампир. Так всегда было: альфа тонко чувствовал перепады настроения, оценивал любые изменения и всегда знал, что нужно сделать, как прикоснуться, чтобы омега закрыл глаза на все его проступки. Вот только Матвеев повзрослел, усилил броню до максимума и теперь любая боль для него выступает лишь острой приправой к серой и скучной жизни. Он всё это пережил и выстрадал. Нельзя отрицать помощь Влада, но Дима себя сам выточил, учился на ошибках и больше не ступал на тонкий лёд, проверяя перед этим все возможные варианты. Сейчас чужие прикосновения вызывают лишь тошноту, не более, а сердце больше не сжимается истерически. Для омеги это победа в холодной войне и эта мысль отрезвляет. — Может ещё пакет мне на голову наденешь? Ну, чтоб точно было, как в кино, а то вдруг, пока мы будем ехать, я просчитаю дорогу, запомню повороты… Или как там обычно бывает? Теперь уже очередь альфы сохранять молчание, просто открывая дверь машины для омеги. Матвеев всё ещё ощущает себя, как в сериале. Просто откидывается на спинку сидения, прикрывая уставшие глаза. Он чувствует на себе чужой взгляд, что прожигает кожу, и всё, чего ему хочется – чтобы всё закончилось как можно быстрее. От недостатка сна глаза начинает немного жечь, будто песка насыпали, а слепящие фары других машины совсем не помогают. В авто слишком прохладно, куртка перестаёт помогать, от чего Дима морщится, ещё больше ёжится и весь скукоживается на пассажирском. Он краем глаза видит, как Ханг выкручивает переключатель печки, но виду старается не подавать. — Мог бы просто сказать, что замёрз. Мы давно не общались, а я успел забыть, что ты вечно грел свои ледяные руки об меня. — мужчина как бы невзначай вспоминает прошлое, делает эдакие отсылки и омега еле сдерживается, чтобы глаза не закатить. — Твоя молчанка важнее того, что тебе холодно? Всё ещё упёртый. Автомобиль плавно поворачивает, замедляется и паркуется у достаточно внушительного особняка. Вычурно, слишком пафосно – омега не оценил. Вся эта выпендрёжность могла бы поразить кого угодно, но точно не Диму, что к деньгам относится просто, понимая, что это лишь ресурс, хоть и достаточно полезный. В их детстве с Владом было всё – деньги, роскошь, дорогие машины, но счастья это не принесло, только компаньоны отца одобрительно улыбались и мерились у кого же тачка дороже или любовница помоложе. Всё стандартно и до ужаса банально. И хоть сам омега всегда имел убеждения, что лучше быть грустным, но на лимузине, но вычурности не любил. Парень просто сам из машины выходит и дожидается альфу, что ведёт его ко входу через высокий чёрный забор с аркой, обрамлённый густыми зарослями декоративного плюща. Матвеев оглядывается немного, подмечает несколько человек из охраны рядом с главным входом, выходом в сад и гаражом. В самом особняке чрезмерное количество каких-то картин, что стоят целое состояние, каменных статуй. Мраморный пол под ногами наполирован, вылизан до зеркального блеска, что юноше даже наступать на него как-то страшновато, будто только войдя в большой зал он принёс с собой грязь, пыль и его срочно нужно отмыть. Дальше – второй этаж, выполненный в тёмных древесных оттенках, везде ковровое покрытие, даже воздух тут пропах дороговизной, сигарным табаком и нотками горького коньяка. Массивную дверь в, кажется, кабинет, перед омегой открывает пожилой мужчина, скорее всего являющийся дворецким, облачённый в чёрный костюм и начищенные лаковые туфли. Пожилой бета на него глаза не поднимает, в знак уважения чуть кланяется, на что Дима тоже слегка кивает и заходит в рабочий кабинет. Ханг, что до этого следовал по пятам, остаётся в коридоре и хотя бы за это Матвеев ему благодарен. На массивном зелёном кожаном кресле возле камина сидит мужчина, что даже голову не поворачивает на звук открывающейся двери. Чёрные короткие волосы, такого же оттенка глаза, отглаженный белый костюм, золотые запонки, а в руках стакан с явно дорогим скотчем. Типичный образ уверенного в себе альфы, который убеждён в своём превосходстве над всем бренным миром. Только вот сам Матвеев подмечает чуть подрагивающие руки, испарину на шее и слишком быстро пульсирующую венку на ней. Альфа старается выглядеть собранным и уверенным в себе, но Дима слишком долго в деле, чтобы замечать даже минимальные изменения в человеке. — Здравствуй, Дмитрий. Прошу прощения, что встреча такая поздняя, но раньше я бы не смог, — мужчина ставит стакан на стол, указывая рукой на кресло напротив него, — Присаживайся. Может, ты что-то будешь? Вино, скотч? Омега кивает, садится в указанное кресло и закидывает ногу на ногу, — Нет, спасибо, Константин, пить я не хочу. Тем более, мы собрались не для светской беседы. Мужчина ухмыляется, откидываясь на спинку кресла. Дима прослеживает каждое его движение и подмечает детали: бледная кожа, осунувшийся вид, ненормальный размер зрачков, а судя по потому, как альфа чуть не промахивается фужером мимо журнального столика, сделать вывод парень может один – наркотики. Этим часто грешат в их работе, это не является новостью, но если Череватый к этому относится строго и разговор на эту тему с ним короткий, то с Гецати, похоже, всё по-другому. Дима помнит разговоры брата и Олега, их высказывания по поводу прошлого начальника Шепса, но сейчас перед ним наглядная картина. — На самом деле, я до сих пор удивлён, что ты позвонил. Я наслышан о твоих проблемах с братом. Не могу сказать, что не ожидал этого, но странно, что это не случилось раньше. Я давно понял, что Череватый слишком зазнался и перестал видеть других людей вокруг себя. — снова подхватив стакан двумя пальцами, Константин пристально вглядывается в лицо омеги, — Но скажи, почему именно сейчас? Ты правда готов предать того, кого называешь семьёй? Чувство дискомфорта ощущается на всех уровнях и Матвееву остаётся только цепляться взглядом за карие глаза напротив, сложив руки на подлокотниках кресла, — Семья, для меня, вещь субъективная. Люблю ли я брата? Безусловно. Но вот только себя я люблю гораздо больше. Матвее не знает до конца является ли это правдой, но он очень хочет в это верить. Хочет сам себе иногда доказать, что брат – не центр его вселенной, но каждый раз ошибается и всё равно делает так, как тот просит. Может дело в их совместном детстве или в том, что Влад был единственным, кто всегда подставлял плечо в нужный момент. А может это правда та самая безусловная любовь, когда смотришь на человека и готов ради него уничтожить мир, кто знает. — Солидарен с тобой. Как там Олег? Вы, похоже, близки, — альфа поправляет лацканы своего пиджака, покачивая закинутой ногой в воздухе слегка. Гецати будто специально старается задеть, явно что-то знает, но Дима не поддаётся, взгляд не отводит и пульс свой контролирует. Образ Шепса в голове сам всплывет, а феромоны на одежде после их прогулки всё ещё сохранились, что внушает спокойствие и немного уверенности. Этот вопрос парень ожидал, к нему готовился, поэтому даже не удивляется. — Наверное, ему у нас нравится больше. А что, скучаешь по старым кадрам? — Матвеев переходит на «ты», переступает границы, но просчитывает каждое движение или слово. Он не прогнётся под альфу, какие бы личные вопросы тот не задавал. Он знал на что идёт, искать отступление не станет. — Всегда тяжело отпускать хороших «специалистов», знаешь ли. Тем более, когда это предательство. Но ты не задал вопросов о том, откуда я знаю. Всё так очевидно? — Гец спрашивает без особого интереса, но всё равно придвигается на кресле ближе, упирается локтями в колени и чуть наклоняет корпус. — Да, и ты это знаешь. Было бы странно, что Ханг вдруг случайно оказался в том же месте, где я, когда я пытался узнать, кто убил наших людей. Так что предположить, что он следил за мной не первый день было логично. Но подсылать его было всё-таки глупо, как мне кажется, — Дима снова ходит по острию, слова не подбирает и говорит, как есть. Комната заполняется терпким ароматом хвои и какой-то сырости, феромоны альфы давят ещё сильнее, но его организм точно ослабел, раз Дима всё ещё может сидеть ровно и не склонять голову. Омега внутри него сильная, просто так не заскулит, но тут парень понимает, что приложи он чуть больше усилий и Гецати сам встанет перед ним на колено, открыв доступ в шее в знак поражения. Наверное, поэтому везде агитируют здоровый образ жизни и борьбу с наркотиками, ведь убивают они не только органы и психику, но и внутреннего зверя. Матвеев чужое состояние подмечает, вставая с нагретого места и подходит к высоким книжным шкафам. Дорогие и явно редкие книги, покрытые лёгким слоем пыли, что больше создают образ интеллекта и играют роль предмета интерьера. Омега по корешкам пальцами скользит, вытаскивает одну из книг – редкое издание «Дракулы» Брэма Стокера, листает выцветшие страницы и вдыхает запах. Голову посещает мысль, что так всегда в жизни: всё превращается в фарс и эдакий образ, чтобы показаться всем интересным, умным, загадочным. Всё это – особняк, снисходительная улыбка, демонстративно выставленные редкие экземпляры искусств – попытка казаться, а не быть. Казаться непоколебимой скалой, что намертво вросла в земную кору – проще подстроиться, чем сдвинуть, поэтому в их деле сотрудничество выбирают сейчас чаще, чем войну. Ведутся на театральный оскал, пачку денег, кинутую на стол в дорогом баре, да и войну начать не так просто, как многим кажется. Каждый из участников – проигравший. Кто-то теряет деньги, кто-то людей, но каждый из них – лицемер, ведь единственный трофей, которого они хотят – власть. Доказать себе и другим, что ты быстрее, сильнее, даже если при этом стоишь ногами на разлагающихся трупах своих людей. У каждого есть своя цена, но иногда она непосильно высока. Матвеев на себе груз чужого взгляда ощущает, а потом и лёгкое прикосновение большой ладони к плечу. Парень глаза от станицы поднимает и смотрит на возвышающегося над ним мужчину, что старается выглядеть чрезмерно добродушно. — Нравится? — ладонь скользит ниже к спине и чуть похлопывает, — Если да, то можешь взять. Мне она не нужна, а ты явно заинтересован. Вот и первый подкуп. Прощупывание почвы, бросание кости, как собаке, чтобы внушить некое доверие, что ты – мне, я – тебе. Иногда Диме даже обидно, что его считают глупее, чем он есть, но вот в такие моменты он даже этому рад. Ему остаётся только глазами хлопать, губы растягивать в лёгкой улыбке и кивать в знак благодарности. — Но всё же скажи мне, ты уверен в своём выборе? Я верю тебе, но это большой шаг – предать того, кому был верен всю свою жизнь. — мужчина снова отходит немного, руки в карманы брюк прячет и чуть голову склоняет. Матвеев задумывается лишь на секунду, даёт себе немного времени, пока Константин от него взгляд не отрывает. Возможно, пытается увидеть в омеге сомнения или неуверенность, вот только Дима отступать не намерен. — У вас есть карты? — вопрос альфу ставит в тупик, омега это видит, но он явно заинтересован, раз указывает на рабочий стол. Наугад Матвеев не действует, просто знает, что в их мире все играют: покер, ставки, казино. Лишний повод выбросить деньги на ветер, пригласить конкурентов или же, наоборот, компаньонов. Построить своё заведение, поставив вычурную вывеску, дополнив всё красивыми омегами и баром с дорогим алкоголем. Карты и правда находятся в верхнем ящике дубового стола, как и заряженный, но слишком начищенный кольт – еще одна попытка показать власть, скрытую в одном нажатие на спусковой крючок. Страха оно не вызывает, а лишь жалость, что такое прекрасное оружие хранится тут больше для красоты, нежели дела. Альфа с омегой снова устраиваются на креслах напротив друг друга. Карты в тонких чернильных пальцах мешаются быстро, превращаются в небольшой веер и оттуда выуживаются лишь две карты – два короля, что ровно укладываются на стеклянный журнальный столик рядом друг с другом. Черви и пики – две полярности, два разных человека, две жизни. — Представим, что это – два конкурента. Они всегда по разные баррикады, у них отличаются взгляды на жизнь и приоритеты тоже различны. А это, — колода небрежно выскальзывает с рук и падает на стекло, разлетаясь по поверхности, — Ваши ресурсы: деньги, власть, люди. Все они переменны, что-то из этого преобладает или наоборот находится в дефиците, но имеется у обоих. В руку омега берёт лишь карту крестового валета, зажимает между указательным и средним пальцем, — Это же ещё одна переменная, что кажется не важной, но, — лёгким скрытным движением карта меняется и на её месте резко оказывается другая – чёрный джокер, что улыбается криво, — Ты же знаешь, что это за карта? Карие глаза альфы заинтересованно следят за представлением, маска напускной дружелюбности спадает и губы растягиваются в ухмылке, — Джокер. — Да, но только с кем-то она может быть джокером, — картинка с нарисованным сумасшедшим плавно ложится на червового короля, но Дима плавно перемещает её на другого – пикового, — А с кем-то всего лишь шутом. Знаешь, что является самым важным? — И что же? — Константин даже придвигается ближе, упираясь сильнее локтями на колени и склоняясь больше над столом. Колода снова в тонких пальцах собирается, мешается, но в итоге остаётся лежать на прохладном стекле. Юноша с человеком напротив играет, лишь показав пару фокусов, а тот взгляд не отводит, ждёт финала, развязки, и если бы Матвеев мог, то рассмеялся бы от человеческой глупости. Людям хочется кому-то верить подсознательно, а если ты устроишь для них представление, то жизнь резко превращается в игру. Немного лести, бравады и ты уже получаешь то, что хочешь – чужое одобрение. Парень тоже склоняется ближе, тянет руку к мужчине, а тот сначала дёргается инстинктивно, но тут же замирает, и Дима понимает – цель почти достигнута. Его пальцы скользят по белому пиджаку и вытаскивают с нагрудного кармана спрятанную карту. — Важно то, у кого эта карту окажется и кем станет. А на все ваши вопросы и сомнения могу сказать лишь то, что больше не хочу быть шутом в чужих руках. — карту парень обратно кладёт в карман, похлопав по нему, и откидывается обратно на спинку кресла. — Я же тоже могу задать вопрос? — Конечно, раз ты ответил на мой, — альфа тоже в кресле расслабляется, снова закинув ногу на ногу, подхватывая уже согревшийся стакан со скотчем со стола. — То убийство людей Череватого. Твоих же рук дело? Не то чтобы я сомневался, но не понимаю до конца, если честно, почему именно таким образом? Гецати трёт подбородок, задумавшись. Он всё так же ухмыляется, смотря на омегу, — Потому что могу? И больше подтверждений для Матвеева не нужно. Очередная игра во всесильного Бога, что взмахом руки может сбросить на чужих детей бомбу лишь потому, что так выгодно и вообще сегодня настроение такое взрывное. Дима не может сказать, что разочарован, ведь давно не ждёт от людей ничего нового, кроме как подтверждения своей теории – все лгут, убивают и спокойно после этого спят. Они говорят ещё некоторое время, назначают встречу, прощаясь крепким рукопожатием. Уже сидя в машине с Хангом, что подозрительно затихает, просто включая какую-то музыку, Матвеев смотрит на свою ладонь, понимая, что он не просто шагнул в пропасть этим вечером, но и, кажется, заключил сделку с самим Дьяволом. Только уже сидя в своей машине Дима упрётся лбом в кожаный руль, сбрасывая уже, наверное, сотый звонок Олега. Забытое чувство вины просыпается и навешивает новую удавку на горло, но омега понимает – по другому нельзя.