Мой маленький омега

      Му Цинфан — в отличие от своего шисюна Лю — стоило ему догадатся, куда убежал шисюн Шэнь, не погнался за ним в бордель. Он поступил более разумно. Глава Цяньцао сразу же отправился к Чжанмэнь-шисюну и честно признался в том, как не уследил за пациентом.       Юэ Циньюань долго и напряжённо думал. В побеге шиди явно есть и его вина. Так или иначе он надавил на его, похоже, больное место, хотя совершенно не хотел этого делать. Но кто более виновен, сейчас думать не время. Юэ Циньюань отправился в дом развлечений, за своим шиди, никого не оповестив об этом. Потому что шиди явно хотел скрыть свой второй пол. И значит рассказывать об этом еще рано. Если вообще не стоит.       Юэ Циньюань взлетел на мече и примерно через десять минут оказался подле борделя, который носил название «Сад нежных персиков». Долго гадать, правильный ли выбор был сделан не пришлось. Возле входа в бордель стоял, склонив голову, Лю Цингэ. А он чаще всего гонялся за сяо Цзю в желании вернуть его назад и заставить прекратить портить репутацию секты. Хотя Циньюань часто думал, что поднимая такой шум вокруг этого репутацию они портили вместе. Но поговорить и решить их давний конфликт он часто считал неверным решением. И в целом вмешиваться в него не стремился, давая конфликту снежным комом увеличиваться, а не решаться. Может в этом и была его вина, что лучше бы он вмешался, будучи шисюном обоих… Примирил, заставил прекратить эти ссоры? От этого становилось больно. Во многом в этой ситации похоже виноват сам Юэ Циньюань.       Приземлившись возле Лю Цингэ, Юэ Циньюань, задыхаясь из-за быстрого полета, обеспокоенно уточнил. — Шиди Шэнь внутри?       Лю Цингэ слегка поднял голову и ответил лёгким кивком. Юэ Циньюань мигом вломился через входную дверь внутрь. Совершенно забыв о собственном достоинстве и важности в среде не только заклинателей, но и простых смертных. Еще и совершенно отринув свою немаловажную репутацию, что станет запятнана этим поступком неплохо. Зал был украшен в красно-золотых тонах, везде висели красивые ткани и бродили полуобнаженные девушки. Некоторые прижимались к телам мужчин лет сорока, а другие исполняли изящные танцы, завораживая всех присутствующих. Часть девушек играла на музыкальных инструментах для гостей какие-то мелодии, читая сочиненные ими же для мелодии стихи. Другие же наигрывали мотивы для танцовщиц.       Стоило только грохоту открытых дверей затихнуть, примерно сто, а то ещё больше пар глаз устремились на главу прославленного ордена. Юэ Циньюань мигом покраснел, наконец осознав, какие про него слухи после этого пойдут, но не отступил. Поступок совершен и каких бы оправданий не было, свидетелей слишком много. Репутация покроется какими-нибудь нелицеприятными слухами почти мгновенно. Прокашлявшись, он произнес. — Здравствуйте, прелестные дамы, не подскажете, где ваша хозяйка?       Со второго этажа раздался строгий голос женщины, сквозящий непокорностью и высокомерием. — Эта скромная служанка здесь. — Добрый вечер, госпожа, можем ли мы поговорить наедине?       Мадам Цзянь сделала рукой приглашающий жест, призывая его подняться к ней. Юэ Циньюань покорно выполнил ее требования, все еще чувствуя на себе любопытные взгляды некоторых. Это заставило почувствовать жуткое смущение и стыд. Вскоре они оказались в личных покоях хозяйки. Госпожа закрыла за ними дверь, усадила гостя и налила в пиалы чай. После чего только начала говорить. Сделав заметное и пропитанное ядом ударение на определенных словах. — Позвольте этой спросить, зачем настолько прославленный заклинатель пришел в столь грязное место?       Юэ Циньюань осторожно приподнял пиалу и сделал несколько глотков приятно согревающего чая. — Оставьте эти формальности, госпожа, этот пришел за своим шиди.       Госпожа Цзянь хмыкнула, после чего задала вполне логичный вопрос. Поставив свою пиалу со звонким стуком на столик. — С чего вы взяли, что ваш шиди именно здесь? Из-за того, что на улице стоит ваш второй шиди? А не думали ли вы, что последний приходил сюда, прикрываясь добродетелью, ради своих личных желаний?       Юэ Циньюань категорично отверг это предположение. Он довольно хорошо знал прямолинейный характер младшего боевого брата с Байчжань. Если он говорил, что это ему не нравится и подобное он терпеть не может, то это точно прописная истина о нем. Циньюань и подумать о «подобном» про Лю Цингэ не собирался. — Мой шиди Лю очень воспитанный и точно бы не пошел на такие уловки для удовлетворения своих желаний.       Хищный оскал госпожи стал только острее. Юэ Цинъюань слегка засомневался в своих словах. — А откуда вы знаете? Он вам это говорил? Тогда позвольте спросить. Как же так выходило, что стоило сяо Цзю появиться в публичных домах, он тут как тут. Откуда он знает где именно его найти? Стоило бы задуматься над этим, глава секты.       А ведь правда, всегда из подобных мест Цинцю возвращался в компании очень злого бога войны. Как же последний умудрялся всегда его находить? В первые дни обучения Цзю тоже скрытно отправлялся к мадам Су — предыдущей хозяйке этого места — и тогда же был избит и возвращен Лю Цингэ, с которым они успели лишь познакомиться. И уж точно не начинали никакой спор! А вдруг прославленный бог войны тоже не брезгует подобными местами и регулярно посещает их? А Шэнь Цзю для него лишь способ отвлечь от себя подозрения?.. Нет, не время об этом думать, сейчас главное вернуть Шэнь-шиди. А вот с лордом пика Ста битв он поговорит после. Сомнения, что сейчас породились он постарается развеять. Сделав глубокий вдох, Юэ Циньюань попросил. — Госпожа, пожалуйста, давайте вернёмся к изначальной цели моего визита. Этот пришел забрать Цинцю-шиди, а не обсуждать личную жизнь шиди Лю. Вы сами только что сказали, что он у вас, так что прошу, верните его нам.       Женщина фыркнула, но ответила. При этом демонстративно закатывая глаза. — Глава ордена, он вам не питомец, чтобы возвращать. Его здесь никто не держит и если господин Шэнь захочет, он может покинуть нас в любое время. Но он пришел к нам за покровительством и категорично против того, чтобы кто-то из вашей секты навещал его. Так что уходите.       Лицо Юэ Циньюаня потемнело. Он не оставил попыток. — Позвольте нам поговорить. Вышло недоразумение. Шиди зря опасается нас.       Терпение мадам Цзянь закончилось. Она, с едва сдерживаемым раздражением, в голосе произнесла твердое «нет». Пора прекратить этот бессмысленный разговор. — Но!.. — Никаких но! Вы столько лет издевались над ним, выставляли посмешищем, унижали и избегали. Да к тому же отгородили от других! А теперь вешаете мне на уши лапшу, оправдываясь «недоразумением»! Выметайтесь отсюда!       Юэ Циньюаню ничего не оставалось, кроме как уйти отсюда. На улице его все ещё ждал Лю Цингэ. Увидев потемневшее лицо главы, бог войны обеспокоился. — Что там произошло? — Шэнь Цинцю отказывается выходить на контакт.       Ответил Юэ Циньюань, не поворачиваясь лицом к богу войны. — Тогда я останусь здесь и буду ждать его.       Юэ Циньюань кинул на него испытываюший взгляд. Только после этого кивнул. Все еще борясь с маленькими сомнениями и не на шутку разыгравшейся виной, подталкиваемой совестью. Не будь он главой с постоянно занятым графиком и ответственным учителем для своих учеников тоже бы остался. Юэ Циньюань встал на второй мест, который всегда брал с собой и вернулся на ЦюнДин.       Сутки напролет Лю Цингэ стоял возле входа и каждый день заходил туда с просьбой встретиться. И каждый раз его выгоняли как вшивого пса. Первые несколько дней на него никто не обращал внимание. Многие считали, что он скоро сдастся и шушукались за его спиной, используя последние слова. Лю Цингэ умело игнорировал их. Ближе к четвертому дню к нему вышла хозяйка персикового терема. — Эй! Ты что, не понимаешь?! Шэнь Цинцю не выйдет и лучше тебе уйти отсюда!       Ответ был всегда один и тот же. Твердый и непоколебимый. Чересчур упрямый. И с этим слишком прямой. — Я не уйду.       Теперь оскорбления бросали не только за спиной, но также и в лицо. Никто из девушек не стеснялся. Так продолжалось около двух недель и за все это время он не набросился ни на кого. Непрошенные мысли о собственной вине грызли только сильнее с каждым днем. Лю Цингэ грызла — почти съедала! — совесть. Он должен. Он обязан извиниться! И даже плевав на свою репутацию, бог войны никуда не уйдет пока не представиться для этого шанса. На четырнадцатый день из массивных ворот вышла пышненькая девчушка лет семнадцати и подошла к богу войны, высокомерно смотря на него. Притворно уважительным тоном она произнесла. — Господин, ваши старания бессмысленные, лучше уходите.       Ответ был тем же. Все еще упрямым. — Нет.       Мэй-мэй очень взбесилась из-за его ответа. Как этот ничтожный смеет?! Сяо Цзю столько пережил из-за него, что не хочет с ним встречаться! А этот наглец тут стоит, мозоля глаза ей и всем другим! У него нет мозгов?! А если есть, то почему они не работают?! Она замахнулась, собираясь влепить ему пощечину, но крепкая ладонь схватила ее тонкое запястье и с силой сжала. — Ах?!       Удар.       Пощёчина, которую собиралась дать Мэй-мэй, влепил другой человек. Изящная рука с силой врезала по красивому лицу бога войны, оставив после себя багровую отметину. А тонкую руку освобождали от железной хватки зверя.       Разозлившийся Лю Цингэ повернул голову, что сменила положение из-за сильного удара и увидел…       Шэнь Цинцю.       Человек в своих неизменных одеждах цвета цин смотрел на него как на худшего из грязнейших демонов, прикрывая своим телом плачущую девушку. От такого зрелища у Лю Цингэ защемило в сердце. Он машинально поднял руку, собираясь прикоснуться к нему. Шэнь Цзю сразу же заметил этот жест и угрожающе сказал. — Не смей трогать ее.       Рука Лю Цингэ остановилось на полпути. Шэнь Цинцю отвернулся от него и приобняв Мэй-мэй за плечи, начал уводить ее внутрь. Когда уже заплаканная девушка оказалась внутри, за локоть Шэнь Цзю ухватили крепкие пальцы Лю Цингэ. Не поворачивая голову, Цзю пригрозил. Почти прошипел сквозь плотно сжатые губы. — Отпусти, иначе этот шисюн оторвет тебе руку.       Упрямый Лю Цингэ ответил отрицательно. После чего рваным движением развернул Шэнь Цинцю и прижал к своей груди, захватывая в крепкие объятья. Явно собираясь не выпускать из них того, кто там оказался. Стараясь сдерживать желание сжать человека крепче, прижимая к себе. И с этим не выпустить из этой хватки. Просто не причинить боль. Новую боль. Лучше остановиться на совершенном. Да и пощечина теперь казалась более заслуженной. — Нет, шисюн. Больше никогда не отпущу.