Долгий путь, далёкое плаванье

      Стук копыт разбил тишь леса и утонул в ней, словно никогда и не было и больше и не станет ни коней, ни всадников на них. Но, бегущих не волновало ничего кроме их барина, скачущего впереди и лихорадочно подгонявшего их всё дальше в глушь. Появился страх не сколько за что-то, что ожидает их где-то там, а за состояние господина. У верных слуг возник вопрос: «А не сошёл ли тот с ума?», из-за недавнего несчастного случая. Но, разум господа был чист, а их уже не так, как раньше быть. Что-то чёрное, пустое вонзилось в грудь их, стрелка они увидеть не смогли, а через миг забыли всё… — Живей! — уже наверно в сотый раз крикнул я на слуг, которые не могли, не хотели поспеть за мной. Я чувствовал, что мы опаздываем. Но, куда?       Птицы чёрной тучей кружились на сером небе, закрывая собой и так тусклое солнце. Вороны стали вторым одеялом для елей, сразу после колючего снега, осевшего перхотью.       Повеяло холодом, зима перестала, больше не смогла скрывать убитого в снегу. Меня пронзила дрожь, когда я первым достиг небольшого поля, заметив на том остатки костра, видимо того самого, который я видел из окна, от вида разодранного тела, похожего на шкатулку с драгоценностями воротило, хотя я был не из брезгливых. Кровь, как тысячи рубинов осыпала место перевала мёртвого мужчины.       Шумный выдох, напоминавший бычий, — единственное, что я услышал от слуг шедших ко мне, спрыгнув с коней. Обернувшись я увидел чистый и ничем не прикрытый гнев, направленный на меня, это обжигало похлеще огня. — Вы. Забыли. Своё место? — вскрикнул я, от обиды запинаясь. Но, они никак не отреагировали, подходя всё ближе и ближе, продолжая смотреть на меня своими глазами угольками. Это выводило из себя. Следующий порыв ветра стал сигналом…       Лезвия мечей отскочили друг от друга, пронзая воздух, резко ставший плотным и густым. Моими руками управляло едкое чувство — разочарование. Я знал их, ещё когда был совсем мал, рос с ними, они были моей опорой. Они клялись мне в верности!       Белый блеск тяжёлых мечей мерцал, а их свист гудел в ушах. Носом я чуял запах соли, в перемешку с кровью, в прошлом верных соратников.       Вот и стою теперь я посреди снежной полянки, смотря в темноту, скрывающуюся за стволами деревьев. А алое месиво, как раскалённая сталь кузнеца, жгла глаза, которые я закрывал окровавленным рукавом, стараясь не видеть, стараясь забыть всё.       Чувствуя на спине взгляд зверя, не раз убившего и видимо именно он растерзал тело уже давно мёртвого странника. Скрип снега, слизкий шаг в кровь и хлюпающий, медленно подбирающийся ко мне звук. Холодная рука обвила шею. Я не мог обернуться, не мог пошевелиться, а слышал лишь тревожный звон в ушах, кричавший и просящий о побеге. — Разве, смерть не будет, для тебя избавлением? — полюбопытствовал незнакомец. — Я не понимаю почему. Почему, они напали? — Разве не очевидно, что те решили наконец-таки сбежать от барина — деспота и стать свободными, убив того, — не видя его, я чувствовал в голосе издёвку. — Как глупо… — Думаешь ты умней? — Раз жив, то да! — прошипел я. — Но, надолго ли? — усмехнулся незнакомец и канат (рука) пропал с шеи. Исчез!       Вдалеке стали слышны люди. Неужели спасение? Жеребцы исправно скакали вперёд, а всадники на них казались взволнованными. Но, я не дождался их прихода и упал наземь. Последнее, что я почувствовал, это холод метала, теперь сковоющего шею. * — Вставать! Княже говорить с тобой! — Услышал я и почувствовал, когда меня встряхнули за плечо.       Первое, что я увидел, это кожаные сапоги, а позже и подолы дорогих одежд, достающих чуть ли не до полов. Но видимо холодный камень был противен подобной роскоши. В тишине я поднялся, чувствуя себя, как никогда лучше. Но, увидев холодный взгляд, обладателя властного ореола, мой здравый настрой приуменьшился и приутих. — Здравья вам, князь, — пролепетал я, кланяясь в пояс. — Не будь ты барин бравым воином до ныне, я б тебя казнил, за разбой ученённый тобой! Но, нет я смилуюсь, помня твои старые заслуги. Отныне ты изгой, которого не знают и не знать теперь, а титул твой был забран, ведь хозяин его «мёртв» в душе моей! — и развернулась бравая фигура, а я вновь склонившись славил княже. — Приказать мне тебя увесть от сюда в чём ты есть. Поворачивать куда-либо есть запрет, — прокрякал страж, — Я знаю, что ты сделать! И этот дар слишком добр для тебя! Иди за мной, отстанешь, я искать тебя не стать!       И так и вёл меня тот, кому я был презрен, а я следовал за ним, пряча гордость, став смирен. Теперь изгой я, но живой! Всё ещё живой!