Сборник драбблов.

– Знакомое лицо? – спросил Дэвид, твой начальник, после того, как бросил на твой рабочий стол фотографию мужчины. Твои глаза медленно упали на мятую фотографию, и ты узнала знакомые черты лица. Такие чёткие, грубые, а в то же время родные, нежные. – Ну? – очи неохотно оторвались от знакомого облика. – Его надо убрать, – строгий голос Дэвида вытащил тебя из коротких воспоминаний, в которых присутствовали те самые голубые глаза. Ты на мгновение замерла, заткнулась. Слова дошли до тебя не сразу, потому что это было последнее, чего ты хотела услышать. – Что? – Этот урод нам подкинул копию той ампулы, которая нам нужна, – Дэвид облокотился руками об стол, сжимая один кулак и приподняв его вверх, дабы выразить свой гнев. Заметив твой непонимающий взгляд, он шумно выдохнул. – Дело даже не в самой ампуле, а в том, что находится в ней. – Стой, из-за ампулы? – непонимание от ситуации не уходило. – Не легче у него просто отобрать эту хрень? Его смерть вам ничего не даст. – Ещё как даст, красавица, ой, как даст, – его ярость сочилась из самых уст. – Если не нам, то тем, кто держит у себя эту сраную ампулу. Их герой агент помрёт, и это будем им толчок под зад, – во время его речи ты отвела взор в сторону, начав смотреть в пол, позволяя бровям свестись к переносице. Нахмурив их, ты нервно болтала ногой, напрягая уши от громкого голоса Дэвида. Ампула, ампула, ампула... – Эй, – Дэвид начал щёлкать пальцами у твоего лица, заставив тебя перестать летать в облаках. – Слушай, вся надежда только на тебя. Будешь ворон считать, я тебе зарплату сокращу, – ты небрежно фыркнула. – Да куда ещё короче? – твоё недовольное выражение лица только раздражало мужчину. Но сразу говорить он не стал. Дэвид сверлил тебя своими злыми глазами, желая проделать две дыры. Подняв на него свои глазки, ваши взгляды встретились. Пути уже назад не было. И не будет. Работая на другой стороне, в которой все добывалось только грязными путями, ты знала, что тропы две, а исход разный: убить или умереть. – Я его уберу. *** – И какой у тебя был первый день на работе? – Это был полный пиздец, – проворчал Леон пусто, смотря на тебя разбитыми, но в то же время мужественными глазами. Его очи не говорили ни о чем. Только слабые искры прорывались сквозь туман с камнями в его голубом море. Первая встреча. Первый раз, когда он услышал твой голос, но то, как ты относилась к нему, по сравнению с другими, заставило его на мгновение отвлечься от мучений. В армии его никто не жалел. Никто. Настоящее золото – доля капли уважения по отношению к нему. – Ну, я думаю ты и так знаешь это, – многие, даже, возможно, все знали, что этот мальчик был неудачным полицейским. В первый рабочий день он получил не озорные приветствия от коллег, а жестокие психологические травмы. Он не знал, кто ты, откуда взялась, зачем пришла, но внутри металось одно желание – поговорить с тобой. Как можно дольше. Наивность и невинность Леона не уходила. Да и не уйдет. После травмирующего события ему хотелось лишь схватиться за чужое плечо и прижаться к нему как котенок. Над которым ранее издевались люди изверги. Ему хотелось тепла, ласки, а не драить полы и слушать вечные поручения. Потерянная надежда оставалась потерянной надеждой. Но в твоём голосе он пытался найти эту потеряшку. Странно. Очень. Да. Но Леону было всё равно. Именно. Это не любовь. Это желание быть в безопасности. – Ну, ты же справился, – ты слабо натянула свою улыбку, смотря на разбитого полицейского. – А это уже успех, – он в ответ улыбнулся. Уши привыкли слышать унижения. Только при твоих словах они жадно хватались за каждую твою букву, которую ты чётко произносила. – Какой это успех? – пробормотал Леон тихо, качая головой. – Остался ни с чем. – Ты будущий герой, – Кеннеди поднял свой яркий взор. Искры, блики стали светить ярче солнца. Несбывшиеся детская мечта стать полицейским проявилась. Но, может он ещё в праве всё исправить? – Да? – Да. Тело Леона не подавало никаких признаков того, что всё в порядке. Изначально здоровое тело превратилось в месиво. Синяки от страшных падений, чья боль была Леону ощутима по сей день. Раны, ссадины, порезы, которые крылись под швами или пластырями, бинтами. В плечо иногда отдавала стрельба больных уколов. Тело болело, а душа умирала, как говорил сам себе Леон. Он не жил, а выживал. Мозг не собирался принимать тот факт, что человек, в котором он находился, живой. Что сердце продолжало биться, а не замерло намертво. Поэтому и Леон не думал, что он жив. Он думал, что он труп не то, чтобы бы ходячий по кругу без смысла жизни, а вовсе без понятия того, что такое жизнь. Жизнь? Это жить, а не существовать с чувством вины. Кошмары твердили ему о том, что он виноват во всех смертях в том городе. Ему снилось, как каждая душа мертвеца, которая, казалось, не хотела покидать собственное тело, говорило ему, что виноват лишь он. Лишь Леон Кеннеди. Лишь слабый полицейский. Его ужасы были полны красок, но в каждом из них лица были размыты. Он слышал гневные голоса. А порой даже и громкие рыдания и мольба о помощи, которой не следовало. Леон видел всё, но не лица. Даже после кошмаром он не мог вспомнить облики тех людей, что были потеряны в том городе. Память отшибло и возвращаться не хотела. Ни одна ночь не обходилась без горьких слёз и проклинаний в свою же сторону. Всё сжирало изнутри как бешеное. Правда после вашей первой встречи тебя неоднократно мучили сны, в которых встречался один и тот же облик. Леон. Ты не могла отрицать тот факт, что ты изначально увидела в Леоне угрозу. Понимая, что в будущем он точно станет чем-то большим, чем просто неудачником. Поэтому ты изначально решила понять, что у него случилось и что его побудило вообще пойти на полицейского. Это не было тебе интересно. Ничего из его монолога, но, ты сделала вид, что всё было наоборот. Однако своему мозгу ты не могла приказать вытащить этого парня из своей головы. Леон снова и снова крутился в твоих мыслях. Его глаза, в которых было огромное количество пыли, раскрылись и стали немного ярче после того, как ты подкинула ему намёк на то, что путь его продолжается. И, увидев это, тебе понравилось. Непонятное чувство, а именно, укол в груди, а следом тепло, расплывающее по всему твоему телу. Твои конечности всегда были холодные, особенно кончики пальцев на руках. Но во время разговора с невинным Леоном тело моментально потеплело. Леон умер где-то там внутри, но его огонёк не потух. *** – Оставляешь свои грязные следы, злодейка? – проговорил Леон, увидев тебя во время своей миссии. Было понятно, что ты была на этом же месте совершенно для других дел, но его глаза не могли на мгновение засиять при виде тебя. – Злодейка? – ты слабо усмехнулась. – Откуда ты узнал о моём прозвище? – Я о тебе наслышан, – улыбка появилась на его лице, которую он усердно старался скрыть. – Не знал, что ты тогда, когда я ещё служил в армии, расспрашивала о моём прошлом не чиста ради интереса, – Леон переступил с ноги на ногу и встал ровно. – А ради того, чтобы найти во мне намек на угрозу, – ты невольно скрестила руки у груди, попутно смотря в сторону во время речи Леона. – Сам догадался или кто-то сказал? – Из интереса спрашиваешь или видишь во мне угрозу? – смешок сорвался с твоих уст. – Интересно. – Врешь. – Да, – ваши взгляды встретились. Твои лукавые глазки смотрели глубоко в голубенькие глаза Леона. И было видно, как в них таилась его непонятная симпатия к тебе. Она была большая, это было видно, понятно. После первого маленького знакомства у вас присутствовали мимолётные встречи. Короткие взгляды, что говорили о многом. Но никто ни с кем не разговаривал. Дела. И вечное отрицание того, что каждый к друг другу что-то чувствует. – Могла бы и соврать, – он не скрыл своего разочарование и горечи в своем тоне после твоего признания. Ему, казалось, было обидно. Словно для тебя ничего не значила неожиданная встреча с ним на одном месте, в одно время, практически на одной миссии. – Тебе бы это что-то дало? – Надежду, – Леон ответил твёрдо, но тихо. Его голос был от природы громким, поэтому и эти слова ударили по твоим барабанным перепонкам. Леон повзрослел. По его суровому взору было ясно, как многое он познал в жизни. Как много он чувствовал и разочаровывался. На лице не рисовалась его невинность и желание, чтобы его пожалели. Только от себя он этого скрыть не мог. При виде тебя, девушки, которая с ним общалась ласково, он всегда хотел лишь одного – почувствовать твои руки на себе. Воспоминания о том, как его ласкали твои слова, заставляли его тяжко выдохнуть с пониманием, что от тебя такого больше не услышать. С тебя хрен, что вытащишь из нежного. И тебя понять было невозможно. Как он думал. Твоя натура для него была слишком жестокой, злой, неопределённой. Леон не замечал умильности в тебе, а душа его нуждалась и просила. Леон точно повзрослел? Неудачник полицейский сидел у него в грудной клетке и отчаянно рассматривал тебя всю, пока ты стояла вдалеке от мужчины. Он скакал, слушая твой голос. Пытался приласкаться при виде твоих ладоней. Словно нуждающиеся щенок. Внутренний 21 летний Леон продолжал мечтать стать к тебе ближе. Роднее, любимее. Но его наружный строгий облик отвергал эту затею. Я не могу любить ту, кого должен, по идее, ненавидеть за то, что она делает. Я не вижу в ней какого-то тепла, любви, заботы, чего должен видеть обычно в человеке, если он мне нравится. Так было обычно всегда, но, почему сейчас не так? Она просто... Как говорили другие, тварь. Только я себе не могу позволить её так назвать. И не могу себе позволить оторваться от неё. Это глупо, просто пиздец как глупо, но, будь у меня возможность, я бы снова послушал её нежный тембр, что был тогда. Это так странно. Сколько я не слышал нежных женских голосов, я никогда не зацикливался так на одном. Её голос не другой, не особенный, никак не выделяется. Я его слушать не хочу. Ну, нет... Хочу. Очень хочу. – Надежду? – ты хмыкнула, не отрывая своих глаз от Леона. – Разве она у тебя не умерла в ту ночь, Леон? – Глупые, необдуманные и больные вопросы – единственный вариант, чтобы развести его на длинный разговор. Ты хотела наблюдать за тем, как он внимательно смотрит тебе прямо в лицо, не думая о том, как бы поскорее отвести от тебя взгляд. А он и не хотел этого делать, ты знала. Тебе от этого становилось легче, приятнее. Его внимание было короткое, неоднозначное, а ответы часто расплывчатые, но в этом весь он. Леон. Он просто мужчина, в котором его внутренний маленький мальчик борется за добро, вставая против зла. Пытается выдать себя за героя, выбивая себя каждый раз из колеи, дабы дойти до своей цели. Только удивительно то, как этот парнишка его не умер морально. Может и умер. Только не до конца. Я помню момент, когда увидела его первый раз. Сломленные очи, дрожащие губы и опущенные брови. Всё указывало на черту в его жизни, перекрывающие путь вперед. Но Леон взял себя в руки и поднялся. Поднялся до уровня агента, работающего на правительство. Но и от этого ему не легче. Продолжает терять жизни своих товарищей. Жить с тревожностью в груди. И виной, чьи кошмары до сих пор приходят к Леону. Я не могу гордиться за него. Горжусь. Немного. Он мужчина. Сильный мужчина. Но в нём я большего не вижу... Сказала бы я так, если бы могла противостоять своим непонятным чувствам к нему. Да, сердце обливается теплой кровью каждый раз, когда я вижу Леона. Просто я не могу этого принять. – Не умерла, – выступил он смело. – Просто кое-кто мне её вернул. *** – Ну, и кто вернул твою надежду? – спросила ты громко, чтобы Леон тебя услышал, пока ты целилась пистолетом ему прямо в спину. Его волосы медленно развивались в воздухе, пока тот стоял к тебе спиной. Холод окунул его моментально. То ли от погоды, то ли от дула. Стоя на крыше многоэтажного дома, ты не боялась. Вас застать никто не мог. Да и всё было уже давным-давно спланировано. Леон наконец-то задвигался и не спеша повернулся к тебе лицом. – Пришла убить меня, злодейка? – бархатный голос мужчина заставил тебя вспомнить то, что он больше не молодой 27 летний красавец. А измученный жизнью 36 летний агент. Только с памятью у него всё хорошо. Он не подловил амнезию, как когда-то его старый знакомый. Глаза Леона не испугались твоего тяжелого пистолета. Скорее, они ничего не выражали. Блики мелко горели. – Догадливый малый. – Малый... – мужчина хрипло усмехнулся, покачав головой. – Может ты уже выбросишь из своей головы этого полицейского? – громкий ветер на мгновение прервал его возмущения. – Я повзрослел, изменился. Я больше не ною от каждого страшного шороха, как раньше. – Ты то сам пытался выбросить из своей головы этого полицейского? – вопрос на вопрос, ответа не последовало. Эта ваша игра без ответов вас самих же губила. Один кормил себя надеждами, другая додумывала. Но никто не жаловался. – Я уже. – Ты и не пытался. – Тебе то откуда знать? – его резкость прибыла неожиданно. – Ты была в моём теле? Или, может быть, у нас с тобой башка одна на двоих, раз ты читаешь мои мысли? – Нет, – пистолет ты не спускала, держала его крепко. – Но я точно знаю: люди не меняются. – Меняются. – Это самовнушение. – Это тупой аргумент, чтобы не давать людям шанс. – Это аргумент, против которого ты не попрешь. – Ты то ли будешь мне говорить об этом? – Леон крепко стоял на одном месте, не обращая внимание на дуло, направленное ему прямо в грудь. – Ты не изменилась, – заявил он мрачно. – Я как помню всё те же самые глаза, так они и остались. – Какие те же самые глаза? – твой вопрос заставил его закрыть рот, и губы превратились в тонкую линию. Очи были также сузившие от ветра, дующий ему в лицо. Напряжение было невыносимым, но странное чувство требовало большего. – Много тебе заплатят за мной труп? – Леон убежал от вопроса, но его тон звучал так, словно ранее сказанных тобой слов и не следовало. – Достаточно, чтобы прокормить себя на несколько месяцев, – мужчина коротко промычал, разочарованно. Леон чувствовал, как его грудь сжимается от твоих слов и от понимания того, что тебе, скорее всего, насрать на него и на его существование. Он слишком много и долго кормил себя надеждами, что он тебе всё-таки не безразличен. Что ты была бы не против видеть его в другом свете. Например, не была бы против рассматривать его, пока тот бережно заводить за ухо твой тёмный локон густых волос. Это было всё так нелепо, что теперь он сомневается в своих словах. Леон не изменился. Он такой же наивный. И все также упорно продолжает искать в тебе заботу, которую ищет на протяжении многих лет. Я долго, сука, как долго я старался отогнать себя от мысли, что она мне нравится как женщина. Как та, которую я бы хотел видеть не с дулом пистолета, намеренная убить меня, а с моей ладонью в её скромной ладошке. Но, естественно, я провалился. Продолжаю жрать дерьмо и надеяться увидеть затем не такой же потоп говна, а её ласковые глаза. Я тупой, я знаю, и мозг мой тупее, раз я никак не могу его оттолкнуть от таких действий. Это не я делаю. Это он делает. Он в каждых моих снах разрисовывает нашу с ней нормальную жизнь, когда мы с ней нормально разговаривали последний раз много лет назад. Может, я просто настолько отчаялся, раз нуждаюсь в ней, как последний щенок. Мне нужна она. А я ей нет. – Ну, – Леон пожал плечами, смотря тебе глубоко в глаза, стоя на расстоянии. – Убей меня, – ты ожидала этого, правда ты не восприняла его слова всерьез. Даже после того случай в Ракун-Сити, разрушившего ему жизнь, он не перестал ею дорожить. – На слабо меня берешь? – Жизнь тебе облегчаю, – пробормотал он просто. – Я же джентльмен. Я не могла увидеть в его глазах той вражды против зла, которая у него постоянно была. Они снова стали пустыми, только намеки на какое-то... Странное тепло не пропадало. Ко мне. Ко мне его тепло не пропадало. По его поведению этого не сказать, но я точно чувствовала, что он позволял себе напоследок показать свою малую часть слабости. Я знаю, он брал меня на слабо. Он один из тех людей, кто любил это делать, но из-за его слов мои руки начинали предательски дрожать. Я не хотела, не хотела я в него стрелять. Я не знаю почему. Я хочу сказать, хочу сказать эти три гребанных слова. Пусть даже себе. Про себя. Но я все равно считаю, что это глупо. Это тупость. Сколько лет они друг друга не знали. Сколько лет, месяцев, недель разлуки они друг друга не помнили – они продолжали отвергать свои чувства друг к другу. Каждый больно любил, но каждый говорил себе, что это не так. Один боялся не того, как признаться ей в своих чувства, а того, что его отвергнут, как сделали это когда-то. Леон оставался трусливым мальчишкой, поэтому молчал. А ты боялась показаться слабой в глазах Леона после стольких лет стабильной сдержанности и сильного духа. Ты считала – признаться в чувствах, равносильно тому, как упасть перед кем-то на колени. Оба молчали, оба друг друга губили. Но сильнее и ужаснее всего губили не они друг друга, а каждый сам себя. – Что, – начал неожиданно Леон. – Боишься меня убить? – он спустил язвительный смешок, что тебя разозлило. – Нет, – ты схватилась второй рукой за пистолет, сильнее его сжимая. Только Леон не подал признаков страха. – Тогда стреляй. – Ты со словами то не играйся! – А я и не играюсь, – повысил он голос в ответ. – Хочешь получить халявные бабки через мой гроб? Отлично, валяй! Я даже не против, если я сдохну от твоих ебаных рук! – Леон кричал. Это был не злой крик, а скорее отчаянный, в котором было много скрытых слов о его чувствах к тебе. – Сука, Леон! – Что Леон? Что? Жаба тебя мучает выстрелить в мужчину, который тебе нравится? Да?! – он крикнул так, что в ушах у тебя всё зазвенело. Ты готова была потерять равновесие от его слов, которых ты не ожидала, но устояла на месте. – Откуда тебе знать, что ты мне нравишься?! – ты сжимала челюсть в гневе, смотря на Леона. – Это не единственный раз, когда тебя посылают меня убить! В прошлые разы ты даже не поднимала пистолет в мою сторону. Дорог я тебе был? Слишком дорог? Так почему я тебе сейчас не так сильно дорог, раз ты двумя руками сжимаешь свой пистолет и уже на готове меня убить на этой крыше?! – У меня важная миссия! О каких чувствах может вообще идти речь, Леон? Так сильно разлетался в своих облаках, раз решил выплюнуть мне признание в любви?! – А знаешь? Да! Я разлетался в облаках. Пиздец как разлетался в них! – Леон крепко сжимал кулаки, даже не приближая свою руку к кобуре, дабы достать пистолет. – Ты застряла у меня в голове ещё с первой наши встречи. Я много лет думаю о тебе и о том, как бы лишний раз вытащить из тебя хотя бы каких-нибудь ласковых слов, как это было тогда! В армии! – он махнул головой. – А ты что? Скрывала от меня то, что я тебе не был безразличен и играла в недотрогу! – Заткнись, Леон! – Плохо тебе осознавать то, что всё это было взаимно? Если бы мы не играли в кошки мышки, мы бы уже давно всё нормально решили. И, кто знает, может быть, ты бы сейчас слушала не мои крики, а слова о том, как я тебя, блять, лю... Выстрел. Леон расширил глаза, чувствуя неожиданную боль в своей груди. Все моментально разрушилось перед ним. Как снаружи, так и внутри. На ногах стало странно невозможно стоять. Они начинали постепенно слабеть, а мозг начинал выдавать бешеную ошибку. Ошарашенные глаза медленно опустились вместе с головой, и Леон взглянул на алое пятно на своей груди, одежда на которой не спеша пропитывалась его теплой кровью. Он чувствовал, как под тканями кровь бежала по его животу и ниже. Подняв взор на тебя, тот увидел, как ты тяжело дышала, продолжая крепко держать пистолет в своих руках. В глазах потемнело. Леон резко прикрыл рот рукой и закашлял, выплёвывая собственную кровь на ладони. От такого вида его голова закружилась, и мужчина рухнул на колени. Твое сердце замерло. Ты замерла. Руки решили действовать по своему и спустили курок, выпустив острую пулю Леону в грудную клетку. Ты этого не хотела, не хотела. Это эмоции сыграли с тобой в злую шутку. Разум покинул тебя сразу после того, как Леон начал давить на тебя. Пытаясь сыграть в игру, которая называется "Сдохни или умри". Его острые слова вывели тебя на то, чтобы ты никогда не сделала в здравом уме. Правильно Леон говорил, что ты раньше на него даже пистолет не поднимала, потому что он не пытался тебя спровоцировать на это. Твои тоже ошарашенные глаза проследили за мужчиной, который упал на колени, истекая кровью. Опустив свои слабые руки, он медленно поднял голову, заглядывая тебе глубоко в очи. Его мертвые глаза уже напрямую тебе кричали: Я люблю тебя, сука. Только крик был немым. Его было неслышно. В страхе ты не отводила взора, желая как можно дольше всматриваться ещё в живые глазки Леона, но он умирал. Леон приоткрыл свой окровавленный рот, желая оставить за собой слова, но он ничего не говорил. Сердце стучало громче, отчего не было слышно гулкого ветра. Ты ждала. Ждала, когда он наконец выдавит из себя эти несчастные слова, чтобы узнать, что он хочет кроваво промолвить. Ты хотела услышать его голос, чтобы запомнить его навсегда. И больше никогда не услышать. – Слёзы и горе, с которыми ты останешься, – начал хрипло молвить Леон, глядя на тебя. У него не было сил даже пролить слезы, которые тонким слоем покрыли его глазное яблоко. – Моя последняя месть. Следующего вздоха не последовало. Грохот и кровь медленно начала покрывать поверхность крыши.