Сразу после гонки
– Рассел, вы привезли своей команде одно призовое очко даже на почти разбитой машине, невероятная гонка! Расскажите о своих впечатлениях – насколько сильно был повреждён ваш болид и насколько тяжело вам было контролировать его на трассе? – Вы правы, гонка невероятная в самых, я бы сказал, разных смыслах, – старший Трингам завёл руки за спину и устало улыбнулся. Адреналин в крови пошёл на спад, и теперь злость и нервозность уступали место голоду и усталости. Но интервью было важное. – Команда, как всегда, сотворила чудо – машина была покорёжена, в какой-то момент наш мой гоночный инженер даже засомневался, стоит ли выпускать меня на трассу. Очень сильно было повреждено правое антикрыло, побито дно, пришлось заклеивать буквально скотчем. Разумеется, это существенно сказалось на скоростях и мощности – мне катастрофически не хватало прижимной силы, болтало во все стороны, вся гонка прошла в невероятном напряжении – у меня до сих пор всё тело болит. Наш врач говорит, что это естественно и быстро пройдёт, но физически я чувствую себя вымотанным. Летние каникулы сейчас именно то, что нам всем необходимо. – Ваш коллега Мэтью Лаврентьев высказал осторожное предположение, что авария в первом повороте могла быть нарочно спланирована командой Мерседес для того, чтобы выбить вас и Переса как самых опасных противников из гонки. Что вы думаете по этому поводу? – репортёр весь подался вперёд. Конечно – тема горящая для этого сезона. Ну как тут пахнет скандалом? Рассел едва сдержал смешок. Ну Мэтт, ну замудрил… – Нет, я не думаю, что это было продумано заранее, – он пожал плечами. – Прайд не мог видеть, кто едет слева от Мэтью. Для Мерседес это удачное стечение обстоятельств – хотя один из их пилотов и выбыл из гонки. Правда, – тут он всё же позволил себе лёгкую улыбку, – моя команда так не считает. После Акрои отношения между нами и Мерседес накалились, и в сегодняшнем происшествии наш руководитель видит закономерное продолжение прошлого уик-енда. Я благодарен ребятам за поддержку, но всё же лично я не могу винить Прайда. Он просто не справился с управлением на мокрой трассе. – Тем не менее, вы упустили лидерство – теперь Энви обходит вас на шесть очков. Как вы к этому относитесь? – Со спортивной злобой, – Трингам сверкнул ослепительной улыбкой, которая, как известно, очаровала многих его фанатов. И ещё больше фанаток. – Это ведь правда спорт, и все мы знаем, что Энви – очень сильный соперник. Семь титулов – это, знаете, тоже на пустом месте не собирается. С ним интересно соревноваться, борьба, как вы видите, не шуточная. Тем больше у меня стимул рваться в бой в конце августа. Я тоже не намерен сдаваться так просто. – Мерседес недавно сделали предположение, – журналист понизил голос, заговорщицки кивая Расселу, – что якобы потеря темпа вашей командой связана с тем, что у дирекции ФИА последние четыре недели есть серьёзные вопросы к вашим болидам – и потому они ограничили мощности на всех двигателях Honda. Что вы об этом думаете? – Ну уж чушь, – не сдержавшись, возмутился Рассел. Мерсы что-то разошлись. И спортивная этика, кажется, для них не существовала, в чём он, впрочем, убедился после Акрои. – Никакой потери темпа нет – просто последние два уик-енда для нашей команды, к сожалению, складывались не очень удачно. Замечу, что во многом по вине, – он сделал ударение на этой фразе, – команды Мерседес и неосторожности их пилотов. Энви сделал много заявлений в последние две недели, в том числе о том, что я ещё слишком молод и неопытен, чтобы бороться за титул… Рассел был обладателем мирового рекорда – он пришёл в Формулу 1 в очень юном возрасте. Ему было всего семнадцать лет, когда он сел за руль болида королевских автогонок. Конечно, сейчас ему было уже двадцать два (а в декабре, к последней гонке, исполнится двадцать три), но в двадцать два бороться за первый титул чемпиона мира королевских гонок – это уж не хухры-мухры. И, конечно, Энви, который был старше Рассела на шестнадцать лет (хоть и выглядел ровесником), это задевало и даже злило. И старший Трингам прекрасно об этом знал. – … Я не хочу быть грубым, – сердито продолжил Рассел, – но я думаю, что ему стоит лучше следить за собой – потому что его поведение на трассе и за её пределами часто переходит рамки спортивного соперничества. Замечу, что у Энви было множество штрафных очков и позиций за годы участия в Формуле. У меня за те же годы – ни одного штрафа. Я думаю, это что-то да говорит о моём опыте и об опыте пилотов Мерседес. Он отлично понимал, что это интервью усугубит ситуацию. Он сказал-таки лишнее, и теперь чёрно-зелёные точно будут смотреть на РедБулл как на смертельного врага. Но, в целом, Трингам не жалел об этом. В конце концов, это вопрос чести команды, и клеветать на своих он точно не позволит. Вдобавок ко всему, он вновь разозлился, и в его глазах сейчас вспыхивали опасные огоньки – что, видимо, заметил репортёр. И поспешил перевести разговор на другую тему. – Что вы думаете о сегодняшней победе Окона и о заявлении Алонсо по поводу в том числе вас? Сине-розовая команда Альпин, за которую выступали молодой пилот Эстебан Окон и самый старший пилот Формулы 1 Фернандо Алонсо (немногим старше Энви), соперником для РедБулл не была. Но сегодня один из её гонщиков заехал-таки на подиум благодаря хаосу в начале гонки. – Я думаю, что победа Окона была заслуженной. Насколько я понял, он ехал в прекрасном темпе и не дал себя обойти даже опытному Феттелю. Правда, значительную роль здесь, конечно, сыграли удача и стечение обстоятельств, но кто же сказал, что в гонках это неважно? – огоньки погасли, Рассел снова устало улыбнулся, но тут же обеспокоенно нахмурился. – Что касается заявления Алонсо, то я не совсем понимаю, о чём вы говорите. Я не слышал интервью других гонщиков, и потому не могу судить. Я только знаю, что он совершенно блестяще не пропускал Энви вперёд около десяти кругов – за что мне хотелось бы ему, честно признаться, поаплодировать, потому что это невероятно достойно… – Да, простите, я не учёл, что вы ещё не слышали об этом. Но Фернандо на вопрос о сегодняшней защите сказал нам, что он делал это, разумеется, ради команды и Окона… и ради вас. – Ради меня? – Рассел настолько опешил от такого заявления, что изумлённо вытаращился на журналиста, забыв и про усталость, и про злобу. – Да, он сказал, что прекрасно понимал, что для вас важно, чтобы Энви не получил максимальных очков в этой гонке, иначе будет очень тяжело, а он считает вас в высшей степени достойным пилотом и потому оборонялся в том числе с мыслью не дать Энви получить слишком высокое место, – репортёр напоминал кота, объевшегося сметаны. Вот это точно новости сейчас будут из первых рук. Можно рассчитывать на премию. – В самом деле? – на лице Трингама расцвела смущённая недоверчивая улыбка, и он опустил глаза. – Я не знал об этом, но мне очень приятно. После интервью я обязательно подойду к Фернандо и поблагодарю его. Мы не так много общаемся, но отношения у нас всегда были ровные и хорошие. Я польщён, что такой опытный пилот, как Алонсо, считает меня достойным гонщиком. Спасибо, что рассказали. – Спасибо вам, господин Трингам. Ещё один вопрос – что вас сегодня больше всего поддерживало во время гонки? То, как вы оборонялись и атаковали, с такими повреждениями машины и с таким напряжением, заслуживает уважения. – Я думаю, меня поддерживало три вещи, – Рассел выпрямился во весь рост – и это тоже было правильно. Статный, широкоплечий, со смелыми синими глазами, смотрящими сейчас прямо в камеру, в тёмной форме, ладно сидящей на подтянутой фигуре, он производил сильное впечатление. – В первую очередь, это моя команда. Блестящие шесть пит-стопов, блестящая работа по скоростному ремонту болида, невероятная психологическая поддержка – без этого я бы до финиша не доехал. Во-вторых, это, конечно, болельщики. Хоть Мэтью Лаврентьев и шутит, что это оранжевые кепки в честь МакЛарен, – он усмехнулся, лукаво сощурившись, – мы прекрасно знаем, как одеваются те, кто поддерживает РедБулл и лично меня. И когда до конца гонки видишь оранжевый дым на трибунах и толпы людей в оранжевом, а после гонки слышишь их крики и аплодисменты… И эту их песню, – репортёр понимающе ухмыльнулся, Рассел даже слегка покраснел, вновь опуская глаза. Это была фишка его и только его фанатов – и сегодня после финиша они опять распевали её на весь стадион, как и в родном Ксенотайме полтора месяца назад, когда он одержал блестящую безусловную победу и взял Большой Шлем, – то просто невозможно опустить руки и подвести их. Ну, и третье, – Трингам опять поднял глаза и напоследок одарил журналиста совершенно бесподобным взглядом исподлобья, – та самая спортивная злость. Я очень упёртый, за что мой брат иногда называет меня бараном, – вовремя пущенная шутка в отношении самого себя, – и ещё я крайне амбициозный. Особенно когда победа так близка, а у тебя её выхватывают из рук по чистой случайности. Я не намерен так просто сдаваться. Ничего ещё не решено. Отставание в шесть очков меня только раззадорило – и после летних каникул вас будет ждать действительно ожесточённая борьба. – Будем надеяться, это будет красиво, – интервьюер явно был в восторге. Да тут такая премия будет, что мама не горюй, он ещё и сам на Багамы слетает. – И последнее на сегодня – расскажите, как вы планируете провести традиционный летний перерыв? – О, планы большие, – Рассел тряхнул головой, откидывая с глаз чёлку, растрепавшуюся даже под кепкой, и вновь устало дёрнул уголком губ. Всё-таки это интервью его порядком утомило, и он мечтал теперь только о хорошем обеде в компании личного медика, техдиректора, тим-менеджера и гоночного инженера. – Я вижу, что вы хотите спросить, лечу ли я куда-то на отдых. И знаете… в отличие от многих коллег, я отвечу нет. Мне хватает поездок по миру во время сезона, так что на время каникул мы традиционно возвращаемся домой в Централ, где отъедаемся и отсыпаемся. В меру, конечно, – тренировки никто не отменял. К тому же мой болид нуждается в серьёзной починке, а это значит, что мы много времени проведём в гаражах и на местной трассе. И всё-таки я хочу успеть по-настоящему отдохнуть дома – знаете, просто покататься на велосипеде с друзьями, не думая про прижимную силу и подвеску, поесть мороженого, искупаться в речке, почитать алхимические трактаты… Да, это тоже отдых, для нас это хобби! Мультики с младшими посмотреть, поиграть в приставку… – У вас есть младшие братья и сёстры? – кажется, журналист искал медь и рассчитывал на быстрое гоночное интервью, но вместо этого нашёл золото и решил выпытать у Рассела всё. А тот был в общем-то и не против поговорить хоть чуть-чуть не о работе и гонках – слишком уж устал. Поэтому Трингам ухмыльнулся: – Родной младший брат у меня только один – Флетчер, наш командный доктор. Но у Роя Мустанга, руководителя команды, есть маленькая дочка Розали, которая считает нас четверых – Эдварда и Альфонса Элриков и нас с братом – своими настоящими братьями. То же касается двенадцатилетнего сына моего первого тренера, Идзуми Кёртис, – поэтому я действительно могу сказать, что у меня есть младшие братья и сёстры. – Вы упомянули мультфильмы и приставку. Что будете смотреть и во что играть? – вот уж совсем не в тему вопрос, но репортёр не удержался. – А вы сами как думаете? – Рассел, отвернувшись на секунду, подавился смешком. – Что, неужто «Тачки» и гоночные игры?.. – Ну разумеется! Как только мы приезжаем, дома поднимается вопль: «Ура, братики приехали, будем про машинки смотреть!» и «Эй, научите меня, наконец, водить, хотя бы в играх, вы обещали, Рассел, ты ведь крутой гонщик, давай!» Честно признаться, это иногда даже выматывает, мне порой кажется, что я готов смотреть что угодно, хоть про диснеевских принцесс, но только не снова про гонки… Впрочем, мы очень много времени проводим и на улице. И вообще есть много дел помимо отдыха. Вот к примеру, в августе у нашего тим-менеджера Альфонса Элрика день рождения, и мы как обычно будем готовиться к нему за неделю… В общем, если вам охота посмотреть, как технический директор РедБулл лихо рассекает по улицам города на двухколёсном транспорте, главный гоночный инженер лакомится мороженым, а тим-менеджер и командный медик дельфинчиком ныряют в реку – милости просим в Централ. Тем более, что там и второй Гран-При Аместриса недалеко... – Спасибо за приглашение, с удовольствием бы к вам присоединился, да только отпуск вряд ли выделят, – тут уж даже журналист искренне и немного грустно улыбнулся. – В таком случае, желаю вам хорошо провести эти три недели и вернуться на трассу с новыми силами, чтобы как обычно приятно удивить болельщиков! Спасибо за интервью! – Вам спасибо и всего хорошего! – Трингам весело помахал в камеру и, когда журналист махнул оператору со словами «снято!», с облегчением выдохнул и развернулся. Как раз вовремя – шагах в десяти от него с сосредоточенным видом к боксам шёл Фернандо Алонсо, который сегодня по голосованию болельщиком был признан гонщиком дня, что в сорок с лишним лет было потрясающим достижением, свидетельствующем о настоящем мастерстве. – Фернандо, постой, пожалуйста! Алонсо удивлённо обернулся – и сразу же остановился, радостно улыбаясь. Похоже, он действительно рад был видеть Рассела. – Здравствуй, Рассел! Ну, как ты после этой «расчёски»? Сам-то цел, а то я видел, машину покорёжило… – Ничего, в порядке, хотя синяки есть, да и болит всё, – Трингам, запыхавшись от бега, шумно выдохнул, крепко пожимая протянутую ему руку. – А вот ты, оказывается, сегодня прямо зажёг! – Польщён слышать это от такого сильного гонщика, как ты, – Фернандо серьёзно кивнул Расселу. – Да нет, это я польщён как раз… Алонсо озадаченно приподнял брови – и у Рассела как раз появилась возможность от всей души поблагодарить его как за то, что он сегодня сделал, так и за тёплые слова.***
Двенадцать часов спустя
– Хэй, Рассел, просыпайся. – Что, без обычного стёба?.. без скидывания меня с кровати?.. без щекотки?.. ты постарел за ночь?.. – Рассел фыркнул, потягиваясь и широко зевая. Однако, открыв глаза, озадаченно нахмурился. Эд, нависший над ним, выглядел усталым, как будто вовсе не спал всю ночь, хотя они легли не позже полуночи, а сейчас уже вовсю светит солнце... – Нет, просто настроения нет, – Эдвард вздохнул, что на него не похоже. Рассел совсем уж в недоумении часто заморгал. Да что с ним такое? – Да и утро средней добрости... Ах вот оно что. Старший Трингам сел на кровати и хмуро кивнул лучшему другу. – Давай, валяй, я готов. – Да что валяй, – Эдвард поморщился. – Турнирная таблица сместилась. Феттеля дисквалифицировали из вчерашней гонки за недостаток топлива после финиша. – Твою мать... – такого Рассел не ожидал и даже растерянно присвистнул. – Это же значит... – Угу, – Эд сердито тряхнул головой. – У тебя-то теперь девятая строчка и плюс два за вчера, да вот только у известного «товарища» теперь не плюс пятнадцать, а плюс восемнадцать, из чего следует... – Из чего следует, что разрыв теперь не шесть очков, – подхватил Рассел, потирая переносицу, – а восемь. Эдвард молча кивнул, дожидаясь реакции друга. Ему самому эту новость сообщили в четыре утра, когда он видел десятый сладкий сон на плече Альфонса. Неудивительно, что настроение у него было мрачноватое, а состояние – усталое. Он слонялся по всему отелю и одаривал испепеляющими взглядами бегающую с чемоданами команду Мерседес, и, если бы Энви не посчастливилось сейчас оказаться на его пути, Эд бы, чего доброго, устроил потасовку. Мустанг сейчас сам был не здесь – уехал по делам дирекции до самолёта, Винри вовсе с утра пораньше опять возилась с машиной, поэтому остававшиеся в отеле Ал и Флетчер сначала от греха подальше увели Эдварда позавтракать, а потом, не выдержав его тяжёлых безнадёжных взглядов, отправили-таки будить Рассела. Старший Элрик принял это поручение с охотой и готовностью. В конце концов, он понимал, что сейчас ничем быть полезным он не может, путаться под ногами у Ала, у которого и так забот с утра выше крыши со вчерашними форс-мажорами, и у Флетчера, который пересматривал вчерашние же физические показатели организма пилотов для подбора оптимального режима на ближайший месяц, не хотелось, – а сам Рассел мог понять его, как никто другой. Они не просто так были лучшими друзьями – страстные и азартные по натуре, упёртые по характеру, но оба невероятно одарённые по умственным способностям, они понимали друг друга часто с полуслова. Большего взаимопонимания они могли достичь лишь с младшими братьями – но те, более спокойные, рассудительные и усидчивые, именно что успокаивали, а не поддерживали их эмоциональные взрывы. А сейчас Эду хотелось другого. К тому же Флетчер и Ал были и без того вымотаны последними двумя гонками, в которых команде пришлось ой как несладко. Рассел действительно сидел с серьёзным и мрачным видом, опустив глаза. Эд выжидательно молчал. К его изумлению, однако, лицо друга постепенно светлело, уголки губ приподнимались, и через пару минут Рассел, торжествующе улыбаясь, уже смотрел прямо в глаза озадаченному Эдварду. – Значит, мне не ликвидировать разрыв за одну гонку. Придётся отбиваться в двух минимум – тем интереснее! Ты чего нос повесил, крест что ли на мне ставишь? Рано хоронишь! Мы ещё так повоюем – они пожалеют, что вырвались вперёд! Впервые за утро Эд немного недоверчиво, но искренне улыбался. А ведь Рассел прав – смеётся тот, кто смеётся последним. И мы ещё повоюем. Тем интереснее воевать – противник достоен. И чего он расклеился? Рассел между тем распалялся всё больше и больше. В итоге он вообще подскочил прямо на кровати на ноги и погрозил кулаком невидимому сопернику в окне. – У, зараза, я тебе покажу, где раки зимуют! – Харе, угомонись, а то решат, что ты реально им угрожаешь! – Эд, наконец, рассмеялся и завалил друга обратно на кровать, толкнув под коленки. – Чего пихаешься, будущего чемпиона покалечишь! – весело возмутился старший Трингам, выпутываясь из одеяла, в которое упал. – Авось не сломаешься, пейс-кар не вызовут! – Во-от, это на тебя больше похоже, а то пришёл тут Пьеро какой-то, Мэтт вместо Эда! – Да иди ты, придурок! – Да я б с удовольствием, да одеяло какое-то путаное... проделки мерсов, не иначе! – Вот ты идиот, а! – Эд, расхохотавшись, вдруг ни с того ни с сего сгрёб Рассела в охапку. – Сам такой! – не остался в долгу тот, с улыбкой обнимая Эда в ответ. И серьёзным шёпотом добавил уже ему на ухо: – Я не сдамся, обещаю. Вы только верьте в меня. – Верим, как ни в кого не верили. Ты их всех порвёшь, – так же тихо согласился Эдвард. Заряд мотивации, злобы и веселья был получен очень вовремя.***
За завтраком
– Ребят, а у меня всё же есть для вас хорошая новость, – Альфонс, подсев за столик к товарищам, лукаво подмигнул удивлённо поднявшему от тарелки глаза Эду. – Да, братец, особенно понравится тебе и Винри, но приятно будет всем. – Ну так не тяни кота за хвост, Хеймерик не оценит! – Рассел нетерпеливо стукнул кулаком по столешнице – да так, что аж стаканы подпрыгнули. Хеймериком звали большого белого пушистого кота Элриков с милой чёлкой (благодаря чему он внешне напоминал Альфонса) над голубыми сапфировыми глазами и бесподобным – в самом хорошем смысле – характером, который неизменно по собственному желанию сопровождал хозяев на все гонки, а в данный момент мирно дремал в номере. Кота любили и баловали всей командой, так что его имя слышалось в боксах и за их пределами довольно часто. – Не буянь, братик, – Флетчер отложил вилку и серьёзно кивнул лучшему другу. – А вообще он прав – у нас определённо дефицит хороших новостей. Чего там у тебя? На Альфонса смотрели три пары внимательных заинтересованных глаз – Винри как обычно обедала раньше всех и сейчас опять (снова) возилась с покалеченным накануне болидом Рассела, так что ей придётся сообщать отдельно. Младший Элрик, однако, не торопился. Он неспешно подвинул к себе поднос с едой, неспешно же разложил столовые приборы, неспешно отпил морс... когда молчание стало уж чересчур наэлектризованным, а два его друга и брат были готовы кинуться на него от нетерпения, он, довольный, что выдержал такую эффектную паузу, вскинул на них ясный карий взгляд и громко, чтобы вся столовая, включая команду Мерседес в другом углу, слышали, объявил: – Наши механики поставили новый мировой рекорд – твой пит-стоп, Рассел, вчера был 1,88 секунд! И мы по-прежнему безусловные лидеры – 298 очков! Это на 158 больше, чем у второго места! Реакция не заставила себя ждать. Лица Рассела и Эдварда просветлели, Флетчер радостно рассмеялся. Из-за соседних столиков донеслись сначала редкие, но энергичные, а затем всё нарастающие аплодисменты. Парни заозирались. Окружающие их гонщики и руководители команд хлопали, кто сидя, кто стоя, многие качая головами с видом «да, с такими цифрами не поспоришь». Мэтт, первым затеявший эту вакханалию, чуть не прыгал, восторженно отбивая себе ладони и с восхищением таращась на РедБуллов. Он искренне радовался за них – тем более что где-то в глубине души он смущённо признавал, что Рассел и его команда для него кумиры в мире автоспорта. Аплодировали – жидко и с кривыми улыбками, но всё же – и чёрно-зелёные в другом углу зала. Они и были теми самыми вторыми, о которых сказал Ал, и здесь, как бы ни старались, не могли не то что догнать сине-красно-жёлтых – даже хоть немного приблизиться к ним. Эд и Рассел подскочили на ноги. – Я за механиками! – А я за Винри! И они вихрем вылетели из столовой. Не успел никто ничего понять, как они уже вернулись: первый подталкивая в зал смущённых донельзя механиков, сотворивших накануне чудо, а второй таща за руку красную как маков цвет гоночного инженера Рассела. Гул аплодисментов перерос в шквал. Горячее всех героям хлопали свои же – вставшие на ноги Ал и Флетчер и отошедшие в сторонку Эд и Рассел. Да, РедБулл умудрился отличиться даже на совершенно, казалось бы, провальной для них гонке. Флетчер, отбивая ладони, шепнул довольному донельзя Альфонсу: – Наши просто жгут, да? – А то! – так же тихо – разобрать можно было только по движению губ – ответил тот.