***
До глубокого вечера Сильвия едва имела возможность обмолвиться с Марикой хоть парой слов. Когда же это удавалось, беседу трудно было назвать дружелюбной. Беловласую раздражало решительно всё — новые порядки, бестолковые соратники, да и сами занятия, на которых она торчала вместо того, чтобы уделить время собственным тренировкам. Даже Селима, в последнее время научившаяся менять гнев на милость у любимой, и та оказалась не противоядием, а временным обезболивающим. Охотница надеялась, что к тому времени, как они освободятся, Огинь подобреет, но и после того, как они сдали оружие, ничего не изменилось. Дочь леса совсем понурилась. Пусть даже Марика больше не злилась в частности на неё, но легче от этого не становилось. Не стала вмешиваться и Селима. Осознав, что возлюбленной надо побыть наедине с собственными мыслями, та тоже молчала, чем вгоняла Сильвию в ещё большее уныние. В безрадостных думах та раз за разом прокручивала в голове мысли и слова, которыми хотела поделиться с подругами. Они ведь так готовили её, старались, поддерживали, чтобы у девушки всё получилось с Агидель, а теперь, когда хотелось поблагодарить и рассказать о собственных чувствах, эмоциях и задать несколько интересующих вопросов, она не могла этого сделать. И вновь из-за треклятой Всезнайки! Нет, и сама, конечно, была виновата, но не она же придумала эту ерунду с лагерем! Под конец дня Сильвии и вовсе начало казаться, словно всё произошедшее — это не что иное, как план треклятой темноволосой лервы. Казалось, уж хотя бы после бани настроение должно было измениться, причём у всех, но и обратный путь девушки молчали. Звук шагов по траве и вовсе ещё больше давил, ухудшая настроение. Сильвия уже и не знала, что делать. Возможно, ей следовало бы попрощаться с подругами и идти к себе в палатку, дожидаясь Агидель, но тут наконец-то заговорила Марика. Тон оставался недовольным, но уже потеплевшим: — Сильвия из Литау, хватит вздыхать как умирающая. Рассказывай уже, а то по лицу вижу, что сейчас разрыдаешься и опять начнёшь глупости творить, — повернув голову, ехидно улыбнулась Огинь. — Ну, для начала, я бы ещё раз хотела перед тобой извиниться… — начала было охотница, боясь поднять взгляд. — Да успокойся уже, — лишь отмахнулась дворянка, — давай, ближе к делу, — ухмыльнулась она, прижавшись к девушке. — Просто, меня Агидель тоже ругала до этого, а я не могла взять в толк, из-за чего? — пожала плечами русоволосая, — нет, кое-что она рассказала, что-то я сама вспомнила, но ведь праздник же был… — расстроенно вздохнула русоволосая. — А-а, упилась как бездонная сурта и теперь не ведаешь, что чудила? — мигом оживилась Селима, чуть пихнув подругу в бок. — Безумные похождения отважной Сильвии, — хохотнула с другого бока Марика. — Не-не, не так, Сильвия Палёные Штанцы, мятеж надвигается из Литау! — провозгласила далканка, ловко увернувшись от оплеухи, которую ей намеривалась отвесить русоволосая, — о, а Штанцы дерётся! Не злись Виюшка, а то опять подгоришь… — Так! Хватит меня подкалывать, вы единственные можете рассказать, что я творила. Мне надо знать, — надулась Сильвия. — Кажется, проще было бы сказать, чего ты не делала, — подмигнула Огинь, но заметив выражение лица подруги, чуть приподняла руки, — ладно-ладно, успокойся, легенда лагеря. Тебе откуда историю начать? — Давай с того, как вернулась Эльга, а потом остальные, — вздохнула дочь леса, — что-то я помню, что-то рассказала Агидель, но всё у неё спрашивать не хочу, и без того ворчит, — немного недовольно фыркнула охотница. — Лихо же тебе память отшибло, — улыбнулась Селима. — И как избирательно — забыла всё самое интересное, — хмыкнула далканка, скосив хитрый взгляд на Огинь, но та, кажется, ничего не заметила. — Потому что не надо было подмешивать в напиток мухоморы! — скрестила на груди руки Сильвия. — Ещё на весь лагерь крикни, чтобы дер Кин точно услышала, а с ней заодно и Агеллон твоя, — приложила палец к губам Марика, — живо в палатку, поговорим там. Не мешкая, компания быстро укрылась в небольшом жилище, расположившись на расстеленных одеялах. Змей Черныш, дождавшись, когда Сильвия усядется, тут же выполз из своего угла, обогнул Селиму, обвился кончиком хвоста вокруг ноги Марики, коснулся покатой башкой рук дочери леса и уставился на девушку, словно спрашивая — что вкусненького на этот раз ты мне принесла? — Дань свою требует, — ухмыльнулась Огинь, глядя на это представление, — плати, Сильвия. — Вы его скоро так раскормите, что он нас на улицу выселит, — хмыкнула далканка, чуть покачав головой, но больше ничего не сказав. С Чернышом она словно заключила негласный договор, стараясь как можно меньше обращать внимания. — Кстати о дани, Сильвия, а что мне за рассказ о твоих подвигах будет? — ухмыльнулась магнатка. — Низкий поклон и моя сердечная благодарность, — невинно пожала плечами охотница. — И всё? — дёрнула бровью зеленоглазая, коварно улыбаясь. — Всё остальное проси у Селимы, думаю, она будет не против, — в той же манере улыбнулась Сильвия. — Ты посмотри, Марика, какую мы с тобой из неё коварную сурту сделали! — даже ахнула дочь гор, картинно приложив руку к сердцу. — Ничего, сейчас я ей напомню, чтобы не зазнавалась, — подмигнула Огинь, разворачиваясь к русоволосой, — и так, слушай… Узнавая новые подробности, охотница поначалу забавлялась и хихикала вместе с девушками, но когда речь зашла о поисках Агеллон, ей стало не до смеха, особенно в тот миг, когда Марика рассказала про то, как они чуть не попались Махейму, и как сама Сильвия ещё заявляла, что желает, дабы её выпороли. Дальнейшие приключения заставили смутиться ещё больше, хотя вот что было плохого в поведении перед дер Кин, она понять до конца не могла: — Хорошо, признаю, я вас там знатно подставила, рванувшись и не посоветовавшись, — согласилась Сильвия, прикрыв глаза. — Но Агидель моя девушка, и на праздник я имела полное право быть с ней, когда захочу, и никакая Всезнайка не указ, раз сама дала нам свободные дни! Ты всегда была права, Марика, что она та ещё курва, не одобряющая подобных отношений! — Да просто её никто не любит, вот и завистно, — хихикнула Селима, — точнее, никто отлюбить не может… — Ей бы не помешало, — расхохоталась Огинь. — Плевать, это всё равно не даёт ей никакого права так себя вести, — разозлилась пуще прежнего дочь леса. — Гвардия не препятствует отношениям, и нечего свои личные проблемы во вред другим вымещать. В конце концов, мы тут живём и учимся, а она выполняет свои обязанности командира. Какой лервы она вообще смеет с Агидель или ещё с кем-то отдыхать? А сейчас ещё и помощи просит — сама виновата, а мы расхлёбываем. Теперь я ещё больше убедилась, что была абсолютно права, когда указала этой лерве её место! — одновременно и возмутилась и даже возгордилась собой русоволосая. — Только в следующий раз предупреждай, когда вновь вознамеришься дер Кин на место ставить, чтобы мы с Селимой подготовились, — ухмыльнулась дворянка, — а вообще, это было красиво. Ты научилась отстаивать свою позицию. — Только, Марика, знаешь, — задумалась охотница, — жаль, что тебе досталось за меня… Сегодня утром я хотела поступить так, как ты один раз, и пусть бы меня высекли, но я бы ещё раз напомнила курве, кто она и кто я, — хмуро заметила девушка. — Хм, — промычала магнатка, расплывшись в улыбке. — У тебя ещё будет шанс, раз так хочешь, чтобы тебя выпороли, — рассмеялась она. — Учишься не отступать. — Однозначно! — воскликнула Селима, а потом скосив взгляд, с ухмылкой в пол-голоса добавила, — вот только если бы ещё портки не спалила, можно было сказать, что в эту ночь тебе не было равных, — подмигнула кареглазая. — Опять ты ко мне прицепилась с этими драными штанами? — нахмурилась дочь леса, — дались они вам всем! Агидель ещё всё забыть не может. Ну, подумаешь, неудачно прыгнула! — Ага-ага, если б всё только на этом закончилось, — хитро глянула Селима, во взгляде которой не иначе веселился сам Тайхран. — Жаль Агеллон тебя уволокла от нас, — как-то быстро произнесла Огинь, будто не желая вдаваться во все подробности до конца, — с другой стороны, пить уже было нечего, да и спать хотелось. Далканка на мгновение взглянула на свою девушку, собираясь спросить, что было ещё, так как чувствовала — Марика не договорила, однако она и сама не была до конца уверена, а было ли что-то ещё, или это ей уже снилось в пьяном бреду. Вроде бы они совместными усилиями тушили подругу, а потом… Потом Агидель забрала ту? Блондинка почему-то не смотрела в глаза, словно помнила всё прекрасно, но вспоминать не хотела. Казалось, только Сильвию интересовали события вчерашней ночи, но теперь и у Селимы появилось схожее желание. Было что-то ещё, что-то, что она помнила, но без подробностей, а вот Марика, кажется, была в курсе, но старательно изображала обратное. — Ох Фрая заступница, вот это я натворила делов, — вздохнула Сильвия, переваривая услышанное, но потом странная задорная улыбка появилась на её губах, — но, знаете, когда-нибудь мне хотелось бы повторить это ещё раз. — И потом опять от Агидель получить, — рассмеялась далканка. — И пусть, — равнодушно ответила подруга. — Я теперь уже и не сержусь… Всё же она младше чуть ли не всех нас, отсюда и все эти глупости. Она просто ничего ещё не понимает, — самодовольно усмехнулась русоволоясая, скосив взгляд на магнатку в поисках поддержки. — Вообще-то возраст — не показатель, — тут же недовольно возмутилась далканка, сложив руки на груди. — Вот как Инги удивилась, я очень хорошо помню, — рассмеялась охотница. — Кажется, она тебе завидует. — Я же говорю, какая-то у тебя очень избирательная память! — А ты будто всё помнишь? — ухмыльнулась дочь леса. — То-то рассказывала почти всё одна Марика. — Я ей просто дала возможность… У любящих людей, знаешь ли, это нормально, — с лёгкой обидой ответила кареглазая. — Извини, не хотела задеть, — поспешила извиниться сероглазая девушка. — В любом случае — это был лучший день летнего Солнцекреса в моей жизни! И, во многом, именно благодаря вам! — добавила она, посмотрев в первую очередь на далканку, пытаясь загладить вину. — Умница какая, так и надо, дай поцелую! — шутливо потянулась вперёд Огинь, до сего момента молча погрузившись в какие-то размышления, водя взглядом от одной девушки к другой, наблюдая за их спорами. — Но-но, у меня есть кому меня целовать, — вскинув голову, охотница выставила вперёд руку, — моё сердце безнадёжно занято. — О-о, что, неужели рыжая хоть в чём-то да знает толк? — не замедлила подколоть Селима, уже позабыв о небольшой ссоре. — А вот представь себе, она во многом хороша, вообще-то, — встала на защиту своей девушки, хотя, скорее хвасталась, Сильвия. — Ты же понимаешь, что теперь мы тебя отсюда не выпустим, пока не узнаем всех подробностей? — прищурившись, улыбнулась беловласая девушка, — Черныш, ну-ка охраняй Сильвию, чтобы не сбежала. Змей послушно юркнул ко входу, закрывая его своим телом, а сам поднял голову, затем опуская её прямо на плечо охотнице — мол, даже не думай, я тебя контролирую. — Гадюка ты бессовестная, — пожурила гада дочь леса, повернув голову и посмотрев на змея, — вот так вот его кормишь, лечишь, а он ещё на ухо шипит. Совести ни на четверть злотого… Прямо как у хозяйки, — девушка быстро глянула на Марику, принявшую крайне уязвлённый вид. — Селима, как тебе нравится? Это она-то про совесть будет рассказывать? А кого же это мы в бане с Агеллон застали, а, а? А когда-то ведь едва сознание не теряла, когда я тебе рассказала про случай в Варлаве, — забавлялась Огинь, — да и вообще, судя по вашему виду, рыжеволосая смутилась куда сильнее. — Просто она не считает подобное тем, что стоит кому-то видеть, — опять принялась защищать рыжеволосую красавицу охотница. — Тайхран с ней, мне вот куда интереснее, а ты что сама думаешь? — подалась вперёд далканка. — Ну-у, это неловко, — протянула Сильвия, чуть краснея, — и это смущает, однако я не вижу в том большой беды. Любовь прекрасное чувство, оно проявляется по-разному, но разве становится хуже от того, что видно кому-то ещё, даже если подобное происходит случайно? — Ах ты философ из лесу! — всплеснула руками Марика, немного странно глянув на русоволосую, — давай уже прямо. Понравилось? — Конечно… Да! — немного преувеличенно воскликнула дочь леса. — Что-то как-то неуверенно, — с подозрением хмыкнула Селима, подсаживаясь ещё ближе, — что не так? — Да всё! — быстро выдохнула охотница, начиная поспешно пояснять, — то есть, всё как вы и говорили, случилось это внезапно, мы сами не ожидали, перед этим ещё и разругались как бешенные лервы, Агидель мне ещё и сорочку порвала… — нахмурилась девушка. — В порыве страсти? — хихикнула Огинь. — Нет, когда ловила меня перед тем, как мы обе с берега навернулись, — отмахнулась Сильвия. — На кой вас туда понесло? — захлопала глазами дочь гор, пока Огинь немного насторожилась. — Потому что я пыталась от неё сбежать после того, как мы поругались, — вздохнула охотница, нехотя признаваясь. — Опять?! Да курвы блэт, я её точно убью, — мигом вспылила дворянка. В глазах на миг проскочили едва заметные зелёные искры. — Марика! –подалась вперёд Сильвия, схватив обе ладони дворянки. — Успокойся, пожалуйста, это из-за праздника, и теперь, после того, что вы рассказали, я ещё лучше понимаю её недовольство. Она имела полное право злиться, — успокаивающе ответила дочь леса, слегка сжав ладони блондинки, заставляя немного остыть. — Так вы рухнули в реку и потом пошли в баню, чтобы обсохнуть и согреться? — уточнила Селима, желая быстрее продолжить тему. — Да, — произнесла Сильвия, глядя прямо в глаза блондинки и аккуратно отпуская её ладони. — И мы поговорили, Агидель попросила прощения, а потом… Потом как будто что-то в сознании помутилось, и мы… — охотница слегка зарделась. — Слюбились, словно безумные, — закончила за неё Марика, выставив руки позади себя, и слегка откинулась назад. Сильвия всё ещё настороженно, украдкой, следила за состоянием Огинь, прекрасно зная, как легко у той может меняться настроение. Нужно было убедиться, что её действительно отпустил недавний порыв, и девушка успокоилась. Казалось, что Марика принимала случившееся слишком близко к сердцу… Хотя так оно и было, учитывая произошедшее в конце весны. Стоило помнить: пускай блондинка, вряд ли, по-настоящему признает это когда-нибудь, но не смотря на все её слова и самобичевание, дружить и любить она умела, пожалуй, даже намного лучше, чем кто-либо ещё. Сама Сильвия не была уверена, что хватило бы смелости так реагировать, если бы что-то случилось с самой Марикой… — После ссоры — это особенно сладко, — даже чуть закатила глаза кареглазая. — Вот только дай повод на тебя разозлиться, — шутливо заметила Огинь, — не ты ли просила меня остановиться? — А речь сейчас не про меня! — немного запальчиво ответила Селима и даже подсела ближе к охотнице, не взирая на присутствие змея. — Сильвия, я рада за тебя, за твоё счастье, но… — девушка на мгновение прервалась и пристально посмотрела в серые глаза. — Тебя ведь что-то беспокоит? Не таи, рассказывай. Мы действительно хотим тебе помочь, чтобы больше не было того, что раньше, не было ошибок и неуверенности, — гораздо мягче проговорила она. — Да не знаю я! — охотница даже дёрнула плечом, и Черныш издал короткое недовольное шипение, — да, мне было хорошо, и всё замечательно, но я не понимаю… Почему, когда я хочу продолжения, она останавливается? Она так смотрит… Как будто извиняется, словно сделала что-то неправильное! Бесит! И медлит после этого! А когда я захотела ответить, она смущалась сильнее меня. И я же видела, что ей понравилось, но только и слышала её причитания, мол, как остальные воспримут?! Почему её так это заботит?! — расстроено возмутилась девушка. Марика и Селима быстро переглянулись, чувствуя неладное, но не понимая до конца. Далканка чуть кивнула, предоставляя право говорить своей возлюбленной. Огинь ненадолго зажмурилась. В душе и голове творилось что-то неладное. Казалось — она избавилась от груза ответственности за Сильвию, но на деле всё выходило совсем не так. Более того, её начинала задевать эта связь литаусской нескладной девки и Агеллон. В какой момент это стало так важно? Неужели ей так надоели просьбы о помощи охотницы за последние недели? «Хороша подруга» — в раздумьях вздохнула блондинка, видя, что, кажется, она ничем не лучше самой Сильвии, которую недавно упрекала в отношении к их дружбе. — Знаешь, Сильвия, не всем нравится хвастать своими любовными похождениями, особенно, когда приходится часто взаимодействовать с людьми, которые, мягко говоря, их не одобряют. Звание и должность Агидель накладывает подобный отпечаток, — проговорила Огинь, но заметив, как охотница хочет возразить, добавила, — а ещё, вполне возможно, это её опасения из-за того, что было в прошлом. Просто поговори с ней на эту тему, ты ведь умеешь. Ты же сама настаивала, чтобы я поговорила с Селимой, а теперь сама же не следуешь своим советам? Нельзя скрывать чувства в отношениях, — развела руками блондинка. Охотница смолкла, над чем-то задумавшись. Марика злорадно ухмыльнулась, прищурив один глаз, ожидая ответа. Сильвия продолжала меняться и та, кем она может стать дальше, очень интересовала Огинь. Безусловно, добрая и заботливая Сильвия была той, на кого девушка и обратила своё внимание, но кто бы мог подумать, что эта тихоня станет такой яркой личностью, которая не то что будет поддерживать Марику в каких-то не самых лучших деяниях, а вовсе сама их и устроит, как это было в праздничную ночь. — И всё же, — хмуро протянула русоволосая. — Мне кажется, что Агидель словно бы хочет скрыть наши отношения… Я так не желаю. — Вот же курва тайхранова! — воскликнула Огинь. — Я ей про одно, а она прёт, как тот кабан сквозь дебри, не зная, что впереди… Сильвия, в который раз повторяю: ты можешь делать, что хочешь, но отвечать за это кто будет? В конце концов, а если бы утром не мы пришли первыми, а… да те же Инги с Эльгой? Если всё равно тебе, может быть не всё равно рыжей. — Не вы ли с Селимой в офицерской бане слюбились? — усмехнулась девушка. — Или скажешь, что тоже в тот миг в голове держали все возможные варианты? — Кто-то тут в шестнадцать зим кое-как, но сразу поддался чувствам и желаниям, а кто-то почти в восемнадцать с третьего раза, а теперь ещё и нос задирает, — отбрила блондинка, не особо горевшая желанием продолжать эту тему. — А возраст имеет значение? Ну и когда же у госпожи Огинь близость была в первый раз? — с ухмылкой заглянув в глаза, спросила охотница, не желая отступать. Эта бесноватая лесная курва почему-то вновь начала раздражать. Не будь у неё Селимы, уж с каким бы удовольствием Марика снова придавила её к земле, впилась в шею зубами, да огрела бы по её зарвавшейся худощявой… — Да-да, ты никогда не рассказывала, — вынырнув из размышлений, оживилась и возлюбленная, прильнув к боку. — Я же верно поняла, что тот случай, о котором ты рассказывала, дальше поцелуев не зашёл… Так когда? — с горящими от интереса глазами, посмотрела на неё Селима. — Не помню, — равнодушно ответила Огинь. — Да и почему тебе это так интересно? Уж не думаю, что теперь так важно, когда и с кем я была в прошлом, — удивилась она, мазнув недовольным взглядом по лику русоволосой лервы. — Мне о тебе всё интересно, даже если мне это не нравится, — ответила кареглазая девушка. — Честно, и правда затрудняюсь сказать, — угрюмо начала блондинка, — после того предательства я сильно замкнулась в себе, да и побои сказались… И это пришло так же, как у вас, случайно. Может, мне было четырнадцать или тринадцать… — задумалась она, с трудом пытаясь вспомнить это мгновение своей жизни. — Судя по тому, как с твоей-то памятью, ты такой момент не можешь вспомнить, не завидую я той девушке, — нахмурилась охотница. — Это ещё почему?! — вмиг возмутилась магнатка. — Да вот глядя на то, какой ты была, все твои рассказы и твоё поведение даже сейчас, тебя явно не заботили чужие чувства. — Да-да… Я наш первый раз надолго запомню, — рассмеялась далканка. — Ты на Сильвию посмотри, а я была ещё хуже… — Не была! — парировала Марика, будучи отнюдь не в восторге от того, что её раз за разом зажимают в угол. — Ещё скажи, что тогда обращала на это внимание, — опять атаковала Селима, — ты вот точно была госпожой Огинь. Того и гляди, оттяпать чего хочешь, хотя… Сильвия ведь рассказывала, как ты от недоедания в обморок падала… Может уже тогда голод мучил? — не успокаивалась кареглазая бестия. — Всё было настолько ужасно? — состроив испуг, спросила охотница. — Да нет… Мне понравилось, просто поначалу это было неожиданно. Поэтому, Сильвия, пусть уж лучше твоя Агидель медлит, а то была бы сейчас чуть живая, как я утром после нашего примирения, — улыбнулась кареглазая, приобняв свою девушку, и пару раз поцеловала ту в шею, задержав последний поцелуй на губах подольше. — Не злись, Марика. Я люблю, обожаю тебя во всех твоих проявлениях… Было бы слишком скучно, если бы ты всегда была нежной. — Ты меня всё больше интригуешь, — сказала Сильвия, сверкнув глазами. — Это что ещё за намёки? Марику не отдам, — обняв обеими руками, возмутилась кареглазая. — А если я хорошо попрошу? — ухмыльнулась охотница. — Идите обе на кутас… обменивать они меня тут вздумали, — нахмурилась Огинь, — на праздник ту же чушь развели! — Вот, будешь знать, как со мной тоже самое проворачивать, — прищурив глаза, пригрозила дочь леса. — Вот видишь, Сильвия, отношения, какие бы они ни были, многогранны. Если мы один раз провели ночь так, что и живого места нет, то это не значит, что так будет всегда… Мы до сих пор учимся, узнаём друг друга, это долгий процесс, поэтому насчёт того, что Агидель делает паузы, смотрит, иногда медлит, тоже не переживай. Язык тела не так прост, вполне возможно, она просто проверяет твою реакцию, запоминает, что больше всего тебе понравилось. Довольно трудно с первого раза отгадать все секреты, — пожала плечами Селима и, увидев, как Марика уже разворачивает плечи, даже чуть погрозила пальцем, — вот даже не думай, я ведь только что говорила, что и тебе не сразу удалось. — Что?! — с искренним возмущением уставилась беловласая, — тебе же нравилось! Сама сказала только что! — Я и не отрицаю, но лучше всего стало получаться после того, как мы приехали сюда к вам, — ухмыльнулась кареглазая плутовка, — ты сравни, как было и как теперь. Ты ведь понимаешь. Грань очень тонкая, но Сильвия не зря сказала, что ты раньше явно была грубее… В самом начале очень даже была, и не скажу, что мне это не нравилось. Просто сейчас лучше, — тепло улыбнулась Селима. Дворянка чуть прищурилась, наклонила голову, а потом молчаливо кивнула, признавая правоту возлюбленной. В конечном итоге то, что сделала с ней на праздник Селима было самым ярким доказательством её правоты. Как бы Марике не хотелось себе признаваться, но лучше всего у них получалось, когда никто целенаправленно не хотела доставить другой удовольствие, а просто действовала в порыве чувств. Это порядком удивляло блондинку, но признаваться в этом она точно не собиралась. — Так, стойте, погодите, то есть, когда Агидель говорила, что всё хорошо, то она могла это сказать, чтобы не расстраивать меня? — нахмурилась Сильвия. — А ты предпочла бы услышать, что-то вроде «это было хорошо, но могло быть и лучше»? — развела руками далканка, — брось уже, в этом деле, как и в занятиях по лагерю, только практика приведёт к необходимому результату. Наблюдай, пробуй, делай выводы, используй полученные знания. — Селима права, — кивнула Марика, с любовью и уважением посмотрев на свою девушку, — я вот, например, порой боялась оказаться слишком грубой и резкой. Признаю, раньше меня не очень заботили чувства… Я бы даже сказала, мне доставлял удовольствие не столько сам процесс, сколько полное подчинение мне и моему слову… — забывшись, с усмешкой произнесла Огинь. Селима и Сильвией с непониманием и даже лёгким шоком посмотрели на дворянку круглыми глазами. Скачки её настроения поражали — то она не особо жалует своё поведение в прошлом, то делает такие заявления. Казалось, в ней крылось что-то, что она не хотела пока ещё раскрывать, и это что-то на миг вырвалось наружу. — А я думала, я тебя хорошо знаю, — в шутку отпрянув, с опаской произнесла Селима. — Это было тогда! Сейчас я не такая, говорю же! — начала оправдываться Марика, не ожидавшая подобной реакции от любимой. — Как раз такая! — в голос, засмеявшись, воскликнули обе девушки. Далканка с удивлением взглянула на подругу. — Это ты о чём ещё? — с подозрением спросила кареглазая девушка. — А ты будто не почувствовала это в ней после тренировок? Мне кажется, она за них и взялась только ради того, чтобы нас почаще бить. Маленькая истязательница, — ласково добавила русоволосая, отчего Селима не выдержала и рассмеялась. — Меня не бьёт, — развела руки кареглазая. — Это потому, что ты стараешься, — обняв свою девушку, Марика нежно поцеловала её в голову. — Не то, что некоторые! Я бы тебя каждый час с радостью лупила, а то у тебя как-то сразу получаться всё начинает, — хохотнула дворянка, глянув на охотницу. — Иди на кутас… Я так скоро сесть не смогу, — поёрзав на месте, пожаловалась та. Вот только в этот миг почему-то Сильвию куда больше беспокоило то, что стоило лишь мельком упомянуть случай ранним утром, как щёки и шея начали рябить мурашками, вспоминая прикосновение губ блондинки. Как же хотелось, чтобы Агидель была столь же смелой, открыто демонстрируя их любовь, не боясь поцелуев и более, не только в их палатке. В голове мелькнула ехидная мысль, чтобы как-нибудь за этим их застала Всезнайка, и тогда Сильвия могла бы с чистой совестью послать её куда и как угодно. — Сильвия, вот хорошо, что ты тут. Очень помогаешь. Теперь я понимаю, что до идеала ещё далеко и… — улыбнулась далканка. — Курва, ты нарочно что ли? — вскинулась Огинь, — что опять не так? — Вот снова начинаешь. Не дослушала, а уже делаешь выводы. Я разве в чём-то обвиняю тебя? Вот теперь вообще ничего не скажу, сама разбирайся, — приняла обиженный вид дочь гор, отвернувшись. — Я бы не отказалась, чтобы Агидель была более порывистой и грубой, — тихо пробормотала охотница, смущённо опустив взгляд, — хотя бы в отношении меня. То, что ей такое не нравится по отношению к себе, я уже поняла… — А почему ты не хочешь ей прямо на это намекнуть? — спросила Марика, сбитая с толку речами Селимы, — вот честно сказать, ты сейчас даже меня удивила своими предпочтениями, видать правильно говорят, что бесы в тихом омуте водятся. — Смысл? — расстроившись, ответила Сильвия, — Селима правильно сказала, она должна была это почувствовать. Если я попрошу, это не будет её желанием, получается какое-то принуждение… Я так не хочу, — прикрыв глаза, она быстро помотала головой из стороны в сторону. — Блэт, Сильвия, ну не бывает так, чтобы, не обсуждая свои желания, вы пришли к гармонии! — проведя рукой по волосам, вздохнула блондинка. — Но вы же с Селимой как-то пришли?! — парировала охотница. — Да я уже не знаю, услышав всё это! — воскликнула Огинь, указав рукой на немного опешившую далканку. — Что?! — дочь гор прервала своё молчание и орлом кинулась на Марику, повалив ту, — ты серьёзно так считаешь? Сурта поганая! — она немного шлёпнула ладонью по щеке беловласой. Увесисто, но так, чтобы не вышло слишком больно. Ядовитая зелень столкнулась с обволакивающей патокой мёда. Магнатка только сейчас осознала, какую блестящую партию разыграла Селима. Она прекрасно всё чувствовала, всё понимала, она даже поняла то, что не разбирала сама девушка. Она нашла тот самый ключ к замочной скважине. Марике нравилось чувствовать себя главной, подчинять собственной воле, диктовать правила, но ещё больше ей хотелось, чтобы в какие-то мгновения её саму подчинили, заставили быть слабой. Селиме это прекрасно удалось. События праздника раз за разом всплывали в голове. — Я, наверное, пойду, — смутилась русоволосая, так и вперившись в девушек взглядом. — Стоять! — одновременно воскликнули те. Змей плотнее обвил тело охотницы, заплетая свои кольца, надавливая. — Лярва, — Марика обхватила ногами бёдра Селимы, сжала, а потом резко прянула вперёд, изменив их положение, оказавшись сверху, — ты кого это вздумала застать врасплох? — Тебя, и мне это удалось, — самодовольно улыбнулась далканка. — Так ты хочешь? — устремив внимательный взор на охотницу, ухмыльнулась Огинь. — Я… не… да, наверное… — растерянно проговорила Сильвия, не решаясь отвести взор. — Давай, Марика, накажи меня за дерзость, — хихикнула Селима, принимая вид полного раскаянья, и явно намеренно выпячивая вперёд грудь, прогибаясь в пояснице, — я это заслужила. — Ты это заслужила уже несколько дней как, так что пощады не жди, — еле сдерживая собственный смех, ответила дворянка, прижимая руки возлюбленной к полу, и нависая над ней. Волосы спали вниз, и со стороны выражения лица Огинь было не разобрать, зато дочь гор прекрасно всё видела и едва удержалась от громкого хохота, когда зеленоглазая добавила, — дрянная девчонка! Русоволосая же увидела, как Марика со сдавленным рыком, за которым та на самом деле прятала смех, резко припала к шее далканки, очевидно терзая зубами нежную кожу, пока та откинула голову назад, чуть приоткрыв губы. Селима охнула и громко застонала, зажмурив глаза. Приободрённая её реакцией, магнатка уверенным движением колена развела ноги черновласой в стороны, подталкиваясь вперёд. Селима резко вырвала свои руки из хватки Марики и, положив ладони той на голову, опустила её ниже к груди, прижимая сильнее. — Грубее, моя далканская краса! — охнула Огинь, едва сдерживая хохот. — Отплати мне за всё, что я с тобой сделала! — Ты была плохой девочкой вчера, сурта беловласая, — пробормотала далканка, попытавшись дотянуться до ягодиц Марики. — Можешь немного выше подняться, а то мне рук не хватает? — серьёзным тоном попросила она. Алая, словно мак, Сильвия, не знала куда себя деть, и одновременно уже не могла сдержать смех от таких нарочито показушных чувств, но вдруг встрепенулся змей. Он резко обернулся ко входу и настороженно поднял голову. Послышались чьи-то приближающиеся шаги. — Марика, Селима, — донёсся с улицы чуть приглушённый голос Агидель, — Сильвия с вами? Можно войти? — Вот, хоть у твоей зазнобы есть понятия приличия, она не вламывается в чужие палатки, — тихонько хохотнула беловласая, глянув на охотницу, а потом громко откликнулась, — да, заходи, Агеллон! — и быстро обратилась к Чернышу, — спокойно, это свои. Гад тут же перестал нервничать и уполз к хозяйке. Огинь готова была поспорить на что угодно — змеюка понимала её, причём, кажется, всё лучше и лучше. Полог палатки шевельнулся, и рыжеволосая аккуратно забралась внутрь. Тесное пространство стало ещё теснее. Марика с Селимой встали, усевшись на пол, слегка поправляя растрёпанные по лицу волосы и перекосившиеся рубахи, всё ещё пытаясь успокоиться, тихо посмеиваясь. — Чего не спите? Отбой уже давно объявили, — стараясь аккуратно расположиться у входа, пробормотала Агидель. — Ой, сейчас нас госпожа капрал как накажет! — сделав притворно большие глаза, Марика изобразила мимолётный ужас, в то время как Селима и Сильвия прыснули со смеху, — а сама чего бродишь? — За Сильвией пришла, — отмахнулась Агеллон, — Эверстейн пораньше отпустила, я бегом до бани, помылась, вернулась, а тебя нет, — девушка с лёгким укором взглянула на русоволосую. — Мы тут план на фортификационные работы обсуждали, — не моргнув и глазом, соврала дочь леса. — Да? И как? — немного удивилась капрал. — План — окутаситься можно, — фыркнула далканка, едва не зажав себе рот. — Ладно, потом, — ничего не понимая, кивнула голубоглазая, — даже хорошо, что вы тут и не спите, я с вестями… — Бойтесь капралов, на ночь глядя вести приносящих, — ухмыльнулась Марика, — сердцем чую, не к добру… — Ты завтра с десятком заступаешь в караул, — не обращая внимания на уже привычное ёрничанье блондинки, сообщила Агидель. — Курва! Да я провидица! — закатила глаза Огинь, начиная ворчать, — конечно, кто ж ещё… Блэт, ещё всю ночь слушать поучения дер Кин! — Госпожа лейтенант будет отдыхать, старшей по лагерю буду я, — ответила на это капрал. — Плеть розги не лучше, — хмыкнула дворянка, — хотя… С тобой хоть поговорить можно нормально. Ладно! А точно после этого следующий день меня дёргать не будут? — прищурилась блондинка, пристально посмотрев на Агеллон. — Эверстейн ведь сказала, — не сомневаясь в честности подруги, ответила рыжеволосая. — Смотри мне, а то вдруг опять ей в голову стукнет… Было уже. Поэтому только попробуйте моё имя на следующий день упомянуть. Хорошо, значит, будет время на собственные практики, — кивнула Марика. — Ты что, спать вообще не собираешься?! — ахнула Селима, даже не взирая на змея, опутавшего беловласую, подсев ближе, — так нельзя! — Я найду время на сон, — упрямо ответила Огинь, хотя ей было приятно, что девушка так заботилась. — А я лично прослежу. Обещаю, попробуешь не спать, волью в тебя самое сильное зелье из тех, что знаю, — нахмурилась охотница. — Налетели… Гарпии! — картинно вздохнула магнатка, быстро посмотрев на Агидель, — Агеллон, забирай эту неугомонную, она ж покоя не даст! — Сильвия, пойдём, — несколько строже обратилась к литаусской красавице капрал, понимая, что у них всё меньше времени остаётся на сон, — завтра, действительно трудный день. — Конечно, идём! — очень живо откликнулась охотница, поднимаясь со своего места. Девушки покинули палатку в считанные мгновения. Марика и Селима остались одни. Змей, словно почуяв перемены, уполз в свой уголок и затаился там. Кареглазая пристально воззрилась на любимую. В её взгляде легко читались беспокойство, сочувствие и затаённое желание. — Скажи, — одними губами еле вымолвила Огинь. — Не твори глупостей. Я знаю, как тебе тяжело это даётся. Держать себя под контролем. Ты уже сейчас почти срываешься, — трепетно прошептала Селима, — тебе надо выплеснуть это чувство. И… я готова… — Ты этого не заслуживаешь, — вдруг пробормотала Марика, вцепляясь в плечи далканской красавицы. — А это уж предоставь решать мне, Марика Огинь, — улыбнулась дочь гор, привлекая девушку долгим страстным поцелуем. Всё. Совсем всё. Блондинка ясно ощутила, как её ум зашёл за разум, но поделать с собой ничего не могла. Это дурное представление для Сильвии почему-то распалило её словно пламя горсть угля. Селима покорно легла на спину, притягивая к себе возлюбленную, нарочно вкладывая свои запястья в её ладони, позволяя сковать. — Пощады не жди, — шёпотом повторила шуточную фразу магнатка, едва касаясь губ девушки, нависнув над ней. — Я это заслужила, — улыбнулась Селима, тихонько приоткрывая губы в ожидании поцелуя…Глава 4. Глубоко в душе
12 января 2024 г. в 13:00
Рыжеволосая стремительно растворилась в сгущавшейся тьме, а дер Кин неспешным шагом побрела в свой шатёр. Опять одна, опять наедине со своими мыслями, опять слишком близкая к счастью и настолько далёкая от него, но почему сегодня было особенно тяжело? Решение отдалиться от Агеллон, сокращая их занятия, далось ей непросто, но это было лучше, чем являться постоянной угрозой для девушки. Она утаила слишком многое. Она чуть не разорвала на части рыжеволосую, поддавшись наваждению своей ярости. Казалось, надежда на спасение, которую она увидела в танце Марики и Сильвии два дня назад, уже не радовала на фоне стремительно нарастающих проблем с самоконтролем.
Ввалившись в шатёр, падая на пол, вцепляясь в него пальцами, Эверстейн с трудом переживала очередной приступ. Приступ, в котором не могла даже винить свою сущность и природу. Это была она, это была её ярость. Столько усилий, надежд, столько знаков, от которых не осталось и следа. Разум погружался в пелену противоречий. Но она ведь была в том треклятом овраге, она получила тот треклятый цветок, она вдыхала его аромат, так напоминавший ей Агидель. Всё это было! Или она окончательно рехнулась? Обезумила от своих фантазий и столкнулась с разочаровывающей реальностью? Нужно было проверить!
Воительница в тот же миг подскочила как ужаленная. Всё равно ей дежурить этой ночью, втайне оберегая лагерь от возможной угрозы, так почему бы не пойти туда, откуда она могла исходить в первую очередь. Только на этот раз дер Кин подготовилась куда лучше, прихватив с собой и боевое оружие. Поплотнее застегнув свой дублет, она тенью выскользнула из шатра, прислушиваясь к звукам лагеря. Сегодня все так устали, что после отбоя никто даже не собирался посидеть подольше у костров. Дер Кин ухмыльнулась — забавно, но, когда рядом были сержанты, что должны наводить порядок, этого порядка было гораздо меньше.
Покинув пределы лагеря, она устремилась во тьму леса. Позвав Зверя, но дав ему показаться лишь самую малость, лейтенант сразу почувствовала, как вновь меняется восприятие. Такое знакомое и, в тоже время, чужое. Да, к этому ей ещё предстояло привыкнуть до конца, прежде чем использовать все силы. Но сейчас такое мироощущение было весьма кстати. Если бы не угрызения совести, и не возможная опасность, она бы даже могла насладиться своим путешествием, но вместо того, держа руку на эфесе меча, готовая к любым неприятностям, воительница безошибочно двигалась к месту, где с ней разом случилось столько всего. Дорогу она помнила превосходно, чутьё Зверя выручало, однако добравшись туда, где должны были находиться овраг и та расселина, устланная галькой, Эверстейн застыла в непонимании. Ничего этого не было! Только небольшая низина, но совершенно обыкновенная, с простыми деревьями, и отнюдь не поваленными. Да, тут росли папоротники, но в гораздо меньшем количестве.
Оглядываясь, она пыталась найти в лесных зарослях прогалину, которая точно была над тем большим оврагом, но вокруг всё было чёрное от веток, через которые лишь слегка пробивалось звёздное небо. Ничего не понимая, хватаясь за голову, потому что все её опасения о сумасшествии только подтверждались, дер Кин как заворожённая бродила меж деревьев, пытаясь понять, не ошиблась ли в поисках места. Но она ведь даже идя сюда заметила свои собственные следы. И вот сейчас набрела на них. Нет, она определённо была здесь, но где всё остальное?! Как это могло привидеться? Хорошо, существовали одурманивающие травы и цветы, хотя ничего похожего она рядом не нашла. Заклинания? Возможно, но кто и зачем, а главное, какое заклинание могло породить ту чёрную дрянь, едва её не убившую?
— Не может быть, — прошептала воительница, чувствуя, как от отчаянья на глаза вновь наворачиваются слёзы.
Она не знала, что ей делать, как быть. Единственной угрозой для лагеря, в случае помутнения разума была лишь она. То, что она сегодня так разозлилась, и чуть не покалечила Агидель, явно говорило о том. Видно не стоило ей в ночь праздника возвращаться обратно. Нужно было уходить. Сержанты хоть как-то смогли бы разобраться, пусть для этого и потребовалось отправить кадетов обратно в город. Но сейчас она не могла уйти. Сейчас единственным вариантом казалось возвратиться в свой шатёр, написать донесение о положении дел и спешным порядком отправить подопечных в безопасное место.
С этими безрадостными мыслями дер Кин побрела в лагерь, едва ли смотря, куда идёт. Острые ветки деревьев и кустов болезненно царапали кожу, когда она неспешно ломилась сквозь них, как дикое животное, а слёзы продолжали катиться из глаз, застилая взор. В голове было пусто, сердце же ныло от душевной боли. Зверь внутри своей клети беспокоился, ворочался, но не злился, не предупреждал об опасности, он изводился ровно также, как его хозяйка. Почему-то начинало казаться, что неведомое существо очень хочет помочь, но не может этого сделать, не может даже выразить своё состояние. Эверстейн тоже не знала, что чувствует. Слишком много всего.
Вернувшись в полной тишине, она запахнула полог и, наверное, впервые укрепила его завязками. Подняла голову к потолку, глубоко вздыхая, зажмуриваясь. Постояла немного и зажгла всего одну свечу, поставив её на стол. Достав чистый лист пергамента, расстелила его, обмакнула перо в чернильницу, занесла руку, но вместо того, чтобы написать прошение о своей незамедлительной отставке, вывела совершенно иное, обращаясь к главе ордена Единого. Она писала Федерике, даже не задумываясь, каким образом сможет передать это послание, и сможет ли вообще. Дер Кин спрашивала всё, что приходило в голову и так заботило в последнее время. Что или кто такие Анхальти? Почему проклятье или дар Зверя были так опасны для носителя? Могло ли это привести к безумию? Вызывает ли это видения? Она не видела никакого смысла скрывать то, что с ней произошло, описала свою вспышку ярости, хотя и не указала причины, но в подробностях поведала о скитаниях в лесу, о битве, о том, как нашла цветок, как он исчез, как она сходила проверить место и ничего не обнаружила. При мысли о последнем по щекам ещё сильнее покатились слёзы. Послание девушка заканчивала уже не своей историей, а тем, что просила узнать Мартина.
Пока она могла хоть как-то помочь, темновласая воительница вознамерилась сделать всё от неё возможное. Но вот послание было окончено. Дав чернилам время просохнуть, Эверстейн сложила письмо и аккуратно запечатала. Оставалось лишь доложить о своём отказе от должности и, по сути, дезертирстве. Это заставило подумать о том, что с ней сделают, когда поймают. Пока она ещё ничего не натворила, хотела и в дальнейшем держать себя в руках, но ручаться не могла. Может, и не такой плохой финал, может, её даже не убьют. Хотя, зачем была нужна такая жизнь? Так ли ей дорога была жизнь без Агидель? Темновласая взяла ещё один чистый лист и вывела на нём несколько строк, объясняя свой поступок, отрекаясь от должности и гвардии. Странно, но отчего-то строки, которые должны были ранить, ведь она рвала едва ли не со всей своей жизнью, даже не задевали. Закончив ещё одно послание, она таким же образом запечатала его и поднялась из-за стола.
Всё. Вот теперь было всё. Устало кинув куртку на стол и погасив свечу, дер Кин отправилась к своей лежанке. В этот раз она даже не стала аккуратно складывать форму. Раскидала всё в беспорядке, чего прежде себе никогда не позволяла. С лёгким раздражением сдёрнула надоевшие бинты с груди, глубоко вздохнула и упала на одеяло, долгим взглядом смотря в потолок. Смирение, неизбежность. Наверное, так чувствовали себя смертники, влекомые на казнь. Даже страха не было. Ей не хотелось ничего, она даже не пыталась вознести мольбу своему небесному покровителю. Свар, пусть и смотрел на неё, был тем ещё небесным задоголовым пёсьим сыном!
Разозлившись, Эверстейн перевернулась на бок и глубоко втянула в себя воздух. Человеческое обоняние никогда бы не позволило ей различить этих ноток, но Зверь чувствовал. Агидель. Сколько часов они провели вместе под сводом этого шатра? Сколько всего делали вместе, какие планы строили? Горло перехватило спазмом. Дер Кин сжала кулаки, потом обняла себя и свернулась, подтягивая ноги к груди. Нет, ей не суждено было быть с рыжеволосой красавицей, и дело было уже не в треклятой болотной лярве. Но кое-что Эверстейн сделать ещё могла. Какая, в сущности, теперь разница? Пусть Агидель знает. Темновласая приподнялась. Она напишет послание и для Агеллон! Неспешно выпрямившись, воительница сделала шаг, и в этот же миг что-то больно впилось прямо в ступню.
— Шлиссе андерхеймово! — грубо выругалась лейтенант, хватаясь руками за ногу, удерживая себя на другой, — какой курвы?!
Допрыгав до стола, не прекращая сквернословить, она вновь зажгла свечу, подхватила её и направилась к месту, где на что-то напоролась. На полу валялся небольшой камушек. Непонятно почему, но Эверстейн он сильно заинтересовал. Поднеся свечу поближе, она открыла от удивления рот. Та самая галька, устилавшая дно расселины. Лейтенант разом пережила столько эмоций, что чуть в самом деле не помутилась рассудком.
— Не показалось! — всё ещё не веря своим глазам, по слогам прошептала она. — Не показалось! Не показалось! — дер Кин как малое дитя принялась пританцовывать на месте. Камушек она сразу спрятала в карман дублета, а потом с лёгким сердцем сожгла своё прошение об отставке.