Чудеса же случаются, правда?

Снимая с себя влажные от снега джинсы, отправляя их на батарею к уже сушившейся там кофте и оставаясь в одном белье, Ира посмотрела на себя в зеркало и растерянно ухмыльнулась. Если бы кто-то сказал ей ещё днём, что через каких-то несколько часов она окажется полуголой в ванной абсолютно незнакомого мужчины, в доме, даже точный адрес которого ей не известен, без малейшей возможности выбраться в ближайшее время, она бы рассмеялась этому человеку прямо в лицо. Всё происходящее напоминало какой-то сюрреалистичный бред, больше походивший на клишированный сюжет не самого лучшего фильма — он и она, запертые вдвоем в доме, за окнами которого бушевала стихия... Ира скривилась, глядя на своё отражение. Вся эта банальная и пошлая романтика была совсем не для неё. Не про неё. Павлова знала, что подчинённые за глаза называют её железной леди, и это ей в какой-то степени даже льстило. Она была такой всегда. Сильной, независимой, гордой. Стойко принимающей удары судьбы и не ломающейся под обстоятельствами. Не позволяющей себе слабостей. Не дающей возможности сделать себя слабой другим. Держащей дистанцию с мужчинами и не забивающей себе голову всякой романтичной чушью. Возможно именно это помогло ей когда-то с относительной лёгкостью принять новость о том, что муж от неё уходит. Откровенно говоря, тот факт, что они с Николаем прожили вместе почти тридцать лет, уже вызывал удивление. Они были абсолютно разными — людьми с разными жизненными позициями, принципами и целями. И если в юности это сглаживалось под действием гормонов и очарования молодости, то с годами всё сильнее отдаляло их друг от друга. Последние лет десять они жили с Павловым как соседи, не имея ничего общего, а главное, не имея желания что-то менять. Ира знала о его любовницах и самым страшным было то, что её это не смущало. Ей было всё равно. По-началу она хотела сохранить семью ради сына, а потом ей стало просто плевать. Плевать на телефонные звонки среди ночи, плевать на длительные командировки и праздники, которые она зачастую проводила одна. Плевать на собранный чемодан и робкое бормотание Николая о том, что кажется он встретил ту самую, что устал от её холодности хочет быть счастливым хотя бы немного, что благодарен за совместно прожитые годы. Плевать на всё то, от чего другие женщины сползли бы по стенке на пол, давясь рыданиями и заламывая руки. Другие, но не Ирина. Она лишь равнодушно смотрела на человека, которому отдала лучшие годы жизни и к которому испытывала одно большое ничего. Глядя на Николая и его выжидающее затравленное выражение лица можно было подумать, что одно слово пока ещё жены, одна просьба, один намёк на ещё не угасшие чувства — и он останется. Но Павлова не дала этого намёка, безразлично поставив точку в их не самом счастливом браке. Да уж, видел бы Николай её сейчас... Ирина покосилась на аккуратно сложенную стопку одежды, почти заботливо выданную ей хозяином дома, и, вздохнув, начала переодеваться. Вещи были практически новыми и, конечно, ей велики, но это было лучше, чем щеголять перед незнакомым мужчиной в мокрых штанах. Или вовсе без них. Удивившись собственным мыслям, Павлова раздраженно тряхнула головой. Открыв кран и брызнув на лицо прохладной водой, она начала смывать остатки макияжа. Проведя глазами по полочкам возле зеркала и не увидев там никаких женских приспособлений, способных ей помочь, Ира призвала на помощь обычное мыло. Странно, но присутствия женщины в этой ванной совсем не ощущалось. Странно почему она вообще об этом задумалась. Промокнув лицо полотенцем, Ира вновь взглянула на себя в зеркало. Без косметики она казалась себе будто голой, но краситься сейчас было глупо и неуместно. Подумает ещё, что она специально для него... Она взбила рукой влажные непослушные волосы, тщетно пытаясь придать им некое подобие причёски. Конечно, не для него. Конечно, просто потому, что она женщина и желание всегда выглядеть хорошо у неё в крови. И вообще всё это абсолютно неважно, потому что вещи высохнут, снег прекратится и она тут же уедет из этого дома и забудет всё как страшный сон. Хотя страшным его назвать можно было с большой натяжкой. Удивительно, но Ира не испытывала никакого беспокойства от того, что оказалась запертой в одном доме с человеком, которого видит впервые в жизни. Дискомфорт, смущение, неловкость и лёгкое раздражение от всей этой ситуации — да, возможно. Но страха не было. Почему-то этот Геннадий совершенно не производил впечатление маньяка или убийцы, хотя как выглядят люди, прячущие трупы в холодильнике, она не знала. Кажется, совсем не так. По крайней мере ей остаётся на это надеяться. Уперев руки в бока, Ира фыркнула, сдувая с лица чёлку, упрямо не желающую укладываться как надо. Наверное нужно спуститься вниз и что-то сказать? Поблагодарить? Еще раз извиниться? Или просто неслышно проскользнуть в гостевую спальню, которую хозяин дома любезно предоставил ей для ночёвки? Продолжая размышлять, Ира вышла из ванной и практически нос к носу столкнулась с Геннадием, очевидно тоже решившим подвести финал этому долгому дню. Окинув её быстрым взглядом, он почему-то стушевался и, пробормотав что-то нечленораздельное, отвернулся и стремительно скрылся за соседней дверью. Неужели без макияжа она выглядит настолько страшной, что нужно убегать от неё, как ошпаренный? Мгновенно забыв о своих положительных впечатлениях от мужчины, Ирина вошла в свою спальню, закрыв за собой дверь с громким обиженным хлопком. *** Геннадий вот уже битый час ворочался в кровати с боку на бок, но сна не было ни в одном глазу. Сегодняшний день просто перевернул его привычный уклад жизни с ног на голову, и мужчина не до конца понимал, как к этому относиться. К тому, что впервые за долгое время он не один в этом большом для него одного доме. К тому, что его так рьяно оберегаемое одиночество было бесцеремонно нарушено одной взбалмошной женщиной, о которой он не знал ничего, кроме имени. К тому, что эта самая женщина сейчас находится за стенкой от него и спит в его кровати. Не совсем его, конечно, но фактически... Перед глазами Кривицкого вновь встал образ Ирины в его спортивных штанах и безразмерной для её тоненькой фигуры футболке. Без капли макияжа, с растрепанными непослушными волосами, утопая в вещах, которые были ей безбожно велики, она выглядела такой трогательной и хрупкой, что внутри у Геннадия всколыхнулось какое-то тёплое, давно забытое чувство. В тот же миг настолько его испугавшее, что он как пятнадцатилетний подросток просто трусливо сбежал к себе в комнату. Наверняка она думает, что он полный идиот. Наверняка, так даже лучше. Все равно уже завтра она уедет и всё происходящее окажется просто нелепой случайностью, не стоящей большого внимания. Но почему сейчас так тяжело сконцентрироваться и прекратить думать о том, что происходит в соседней комнате? С тяжёлым вдохом Кривицкий откинул одеяло и, встав с кровати и всунув ноги в тапочки, отправился вниз. Заснуть всё равно не удавалось, а от непрошеных мыслей разнообразного характера захотелось пить. Элвис лениво поднял голову с лежанки и, безразлично мазнув взглядом по закрывшейся за хозяином двери, снова заснул. Спускаясь с лестницы, Геннадий почувствовал, что внизу внезапно оказалось очень холодно. Неужели сломался котёл? Ещё чего не хватало... Но пройдя на кухню он понял, что дело вовсе не в этом. Возле открытого настежь окна стояла Ирина, зябко ежась и обхватив себя одной рукой. Сжимая в другой сигарету и выпуская дым, тонкой струйкой стремящийся за оконную раму. Кривицкий не решался сделать шаг вперед, обозначая своё присутствие, как и не решался выскользнуть из кухни незамеченным, пока у него была такая возможность. Просто смотрел на хрупкую женскую фигуру, на её босые ноги, на разметавшиеся по плечам волосы, и отчаянно давил в себе желание подойти и прикоснуться к ним рукой. Хотя бы на мгновение. Такое не свойственное и абсолютно не характерное для него желание, чужое, незнакомое, слегка пугающее. Такое сильное, что пришлось сжать ладонь в кулак, удерживая себя от его исполнения. Снова опустив взгляд вниз, он увидел, как Ира переминается с ноги на ногу. Он совсем не подумал о тапочках и она наверняка замёрзла, стоя босой на холодном полу. Неслышно выйдя в гостиную, он вернулся через мгновение с лёгким пледом и, совсем осмелев, подошёл ближе и накинул его на женские плечи. Ирина даже не вздрогнула. Неужели слышала, как он вошёл и всё это время стоял и пялился на неё как подросток в пубертате? Она обернулась, устремив взор на Геннадия, а он, снова смутившись, тут же отвернулся, молча глядя на блюдце, в котором лежали уже пара окурков. Проследив за его взглядом, Ира затушила сигарету и стряхнула пепел в мусорное ведро. — Извините, я не нашла у вас пепельницы. — Я не курю. Собственный голос показался Геннадию хриплым и он, сглаживая неловкость, закрыл окно. Не хватало ей ещё простудиться, и так сегодня промокла до нитки, а он, уж так и быть, потерпит столь ненавистный ему запах сигарет. — Не спится? Дамочка по всей видимости была настроена поболтать, а Геннадий был настроен как можно скорее ретироваться на второй этаж во избежание неловкости. Но разумно рассудив, что второй побег за один вечер выставит его в совсем неприглядном свете, он только откашлялся, прочистив горло, и взял себя в руки. — Не спится. Пить захотелось, — в подтверждение своих слов, Геннадий направился к графину с водой и, налив себе полный стакан, осушил его практически залпом. — Вы здесь один живете? — Ирина прошла к столу и уселась на стул, закинув ногу на ногу. — Точнее вдвоём? С собакой? Почувствовав в её словах лёгкую издевку, Геннадию захотелось выставить её на улицу в эту же секунду, вот как есть — босиком и на мороз, совершенно забыв, что ещё пару минут назад он думал о том, чтобы обнять её, согреть, и ещё Бог знает о чем. Но увидев, как мягко она улыбается и какие весёлые искорки пляшут в её зеленых глазах, Кривицкий невольно растянул губы в улыбке, расслабляясь и избавляясь от чувства дискомфорта и от скованности в её компании. — Ну, вообще да. Вдвоём с собакой. Дети выросли, живут в других странах. Видимся редко, — Геннадий вертел в руках пустой стакан. — Они, кстати, должны были приехать на новый год, но не сложилось. — А жена? — А жены нет. — Нет в смысле... Вообще нет? — Ирина небрежно взмахнула руками, но от Кривицкого не смог укрыться её внимательный и слегка настороженный взгляд. — Нет в смысле развелись. Уже давно. Геннадий категорически не мог понять, почему рассказывает этой незнакомой женщине подробности своей личной жизни вместо того, чтобы открыто намекнуть ей, что это вовсе не её дело. И почему ему чертовски хочется узнать что-то о ней, такой загадочной и волнующей. — Бывает. По крайне мере он уже знал, что сочувствие и тактичность явно были не самой сильной её чертой. — А вы? Муж не будет волноваться, что вы потерялись где-то ночью? Почему-то замер, в ожидании ответа. Почему-то чуть облегченно выдохнул, услышав его. — Муж у меня только бывший, и уже не волнуется обо мне очень давно. Геннадий даже не хотел зацикливаться на том, почему эта информация его обрадовала, вместо этого он подошёл к столу и, отодвинув соседний стул, сел рядом с Ириной. — Ну кто-то же, наверное, волнуется... Вы хоть предупредили кого-то, что вы здесь, у меня? Хотя бы этих, как их... Брагиных, к которым вы направлялись с таким упорством. — А... — Ирина небрежно махнула рукой. — Им сейчас не до того. Они наверняка решили, что я передумала к ним ехать. Если вообще обратили внимание, что начальница не объявилась. — Начальница? — Угу. Заведующая хирургическим отделением института Склифосовского, между прочим, — Ирина приосанилась, гордо взглянув на мужчину. — Да ладно? Вы тоже медик? Геннадий удивлённо улыбнулся такому совпадению, почувствовав, что эта женщина нравится ему ещё больше. — Тоже? — Ну да. Я тоже хирург. Правда челюстно-лицевой. Работал в Израиле долгое время, переехал сюда, на Родину совсем недавно. Собираюсь открывать свою частную клинику пластической хирургии. Ирина приоткрыла рот от удивления. — А, да, я же видела у вас медицинский журнал. Ещё подумала... Да неважно. Ну что ж, здорово, удачи вам с клиникой. Обращусь к вам, если что. — Вам не требуется, — Геннадий смущённо кашлянул, тут же пожалев о слабом подобии комплимента, вырвавшегося у него против воли. — А я сразу понял, что вы наверняка руководитель. — Да? — Да. Очень уж у вас хорошо поставленный командный голос. Ирина засмеялась и, кажется, слегка покраснела, всплеснув руками. — Ну извините, это профессиональное. Могу, умею, что сказать. А я почему-то подумала, что вы учитель. — Надо же... — Геннадий искренне удивился. — Почему? — Ну... — Павлова слегка замялась, отводя взгляд. — Вы мне показались таким... — Каким? Нудным, скучным и унылым ботаником? — Вообще да. Молча глядя друг на друга в течение нескольких секунд, оба не удержались и рассмеялись в голос. Разговор продолжался так легко и непринуждённо, что они потеряли ход времени. Кривицкий приготовил чай и достал печенье, пока Ира рассказывала ему о подробностях своей работы. Она делилась с ним забавными случаями, историями пациентов и сотрудников, возмущалась тем, как трудно руководить таким коллективом и как тяжело порой выбивать для них даже самые элементарные вещи. Когда Геннадий рассказывал о специфике своей работы в Израиле, Ира только открывала рот от удивления, изредка восхищаясь и поражаясь организованности и бесперебойности медицины на земле обетованной. Её интересовало всё — от закупки расходников до выстраивания рабочего режима, и Кривицкий с удовольствием делился с ней подробностями, впервые за долгое время осознав, что его слушают с искренним интересом и вовлеченностью. Потянувшись за очередным печеньем, Геннадий почувствовал, как вместо заветной сладости накрыл ладонью тёплую женскую руку, тоже оказавшуюся рядом с тарелкой. Замерев на мгновение, он взглянул в глаза Ирины, которая, как ему показалось, растерялась и покраснела. Почему-то не убирал ладонь. Почему-то это простое и примитивное действие в эту минуту оказалось практически невыполнимым. Почему-то провёл указательным пальцем по нежной бархатной коже и вздрогнул, будто очнувшись из забытья, от того, как быстро Ира одернула руку. — Уже так поздно, спать хочется, — неразборчиво пробормотала Павлова. — Доброй ночи. Она вскочила со стула и выбежала из кухни.