***
На приёме присутствует более полусотни человек, включая представителей всех главных семейств: Вэней, Ланей, Цзянов, Не и Цзиней. Последних даже больше, чем остальных: очевидно, в знак извинения за то, что мало кто из них в своё время получил приглашение на свадьбу. Это немного удивляет. И не даёт покоя с тех самых пор, как стало известно о внезапном званом ужине. За последние несколько недель Вэй Усянь не раз задавался этим вопросом вслух, — правда, только в присутствии Лань Ванцзи. Его супруг не рисковал высказывать предположения и догадки, хотя Вэй Усянь и чувствовал: Лань Ванцзи жалеет, что у них не нашлось веских причин для отказа. Уже по дороге к Вэням, в машине, Вэй Усянь вслух начинает рассуждать, не является ли это приглашение всего лишь уловкой, попыткой провернуть обсуждавшийся раньше заговор с похищением. Вот только он не учёл, что Сычжуй сразу же навострит уши и встрепенётся. — Кто-то собирается тебя похитить? — спрашивает он, не то чтобы с тревогой, но всё-таки без той весёлости, с которой стоило бы воспринимать эти рассуждения о заговорах. — Ну, кто рискнёт меня похитить? — отвечает Вэй Усянь, поворачиваясь к Сычжую с таким выражением лица, словно его предположение — совершенная нелепица. Лань Ванцзи молчит и не сводит глаз с дороги, держа руку на руле. — Тогда о ком речь? — не отстаёт Сычжуй. — Ну, мы просто беспокоимся, что наш сын слишком хороший, и кто-то может попытаться заграбастать его, когда нас не будет рядом. Так что излишняя осторожность не помешает. Сычжуй закатывает глаза и откидывается назад со снисходительным: — Ха-ха. Уровень твоего юмора становится всё ниже и ниже, папа. Вэй Усянь на это только фыркает. — Очевидно, во всём виновато моё окружение. Раньше я был известен своим отличным чувством юмора. Он поглядывает на мужа и видит, как тот закатывает глаза. Оба Ланя, и отец, и сын, делают это одинаково. И, нужно сказать, в этом есть какая-то особая привлекательность. — Это правда? — обращается Сычжуй к Лань Ванцзи. — Папа тогда действительно был смешным? Сычжуй уже знал, что они вместе учились в медицинском колледже при университете. Неполный год. Хотя больше ему об этом времени ничего не рассказали, объяснив, что один был первокурсником, другой — выпускником, и вращались они в разных кругах. Вернее, объяснял Вэй Усянь, а Лань Ванцзи только слушал их разговор, особо не участвуя. Хотя и не стал отрицать такую версию их истории, считая, что поддерживать её будет несложно. — Уверен, ему хотелось бы так думать, — отвечает Лань Ванцзи сыну. Теперь настаёт очередь Вэй Усяня закатывать глаза. Он поворачивается и серьёзно смотрит на Сычжуя. — Ты же знаешь, у твоего отца нет чувства юмора, что автоматически лишает его права оценивать наличие чувства юмора у других. — Эй, эй! Папа тоже умеет быть забавным. — Это получается у него непреднамеренно, так что не считается, — возражает Вэй Усянь, улавливая лёгкую улыбку, которую пытается сдержать его муж. — Должен сказать, что папа никогда ничего не делает непреднамеренно, — уверенно парирует Сычжуй. Лань Ванцзи смотрит на Сычжуя в зеркало заднего вида, и его улыбка становится более очевидной. Что ж, это действительно правда. Лань Ванцзи, Второй нефрит Гусу Лань, за всю свою жизнь ни разу не сделал ничего непреднамеренно. В следующее мгновение Лань Ванцзи переводит взгляд на Вэй Усяня и перестаёт улыбаться, словно уловив смену его настроения. Уже не в первый раз возникает отчётливое ощущение, что его муж способен каким-то образом чувствовать то же, что испытывает в данный момент сам Вэй Усянь. Конечно, окончательно доказать это не представлялось возможным, но Вэй Усянь готов поклясться: когда он больше всего нуждается в своём муже, тот появляется, словно прочитав его мысли. Появляется и даёт Вэй Усяню именно то, что тому необходимо. Даже если сам он и не знает, чего именно хочет. Одарив мужа притворной улыбкой, Вэй Усянь отворачивается к окну. В такие моменты, когда Вэй Усяню напоминают об их прошлом, он даже рад, что никогда больше не влюбится в своего мужа. Потому что иначе это будет одним сплошным самобичеванием. Форменным самоубийством. Вэй Усянь не собирается в этом участвовать. Он снова включает аудиокнигу, которую они с Сычжуем обычно слушали во время долгих поездок. Этого достаточно, чтобы отвлечь Сычжуя на оставшуюся часть пути.***
Вэй Усянь взял за привычку держаться подальше от Лань Ванцзи всякий раз, когда они появлялись на публике. И сейчас, по прибытию в особняк Вэней, он с радостью использует возможность отойти от мужа. Сычжуй тут же присоединяется к Цзинъи и остальным детям. Те играют в бассейне, и Вэй Усянь смотрит, как Сычжуй переодевается в плавки, спускается по ступенькам в бассейн, — который, блять, выглядит так, словно это океан глубиной в пару миль, — и пытается не обращать внимания на то, как внутри всё холодеет от страха. Логика и разум бессильны, когда дело касается его ребёнка. — Не вздумай перегибаться через этот край, — кричит он Сычжую, который только закатывает глаза. — Хорошо, папа. Мальчишка с каждым днём становится всё более дерзким. — Я хочу заранее извиниться, — слышит Вэй Усянь тихий шёпот, и, повернувшись, обнаруживает рядом Вэнь Нина. — За что именно? — подозрительно прищуривается Вэй Усянь. — Эм... Сам увидишь. — Что именно увижу? — допытывается он, наклоняясь ближе к Вэнь Нину, но стараясь не выпускать из поля зрения Сычжуя. Впрочем, тому, похоже, ничего не угрожает. Тогда Вэй Усянь переводит взгляд на Вэнь Нина и видит, как тот сокрушённо качает головой. — Я... эм... я просто не смог отказаться. — От чего отказаться? — Вэй Усянь начинает по-настоящему беспокоиться. — Тебя заставили сделать что-то против твоей воли? Или... О, нет! Я всегда боялся, что это случится. Ты попал в сексуальное рабство? Глаза Вэнь Нина на мгновение округляются, после чего он не выдерживает и хихикает. Вся его нервозность тут же исчезает. Вэй Усянь мысленно похлопывает себя по спине, крайне довольный собой. Подумать только. А вот собственная семья не в состоянии оценить по достоинству его великолепное чувство юмора.***
Ужин оказывается весьма многолюдным. Вэй Усянь наблюдает за шицзе, которая сейчас будто светится изнутри, одаривая этим светом всех вокруг. Она словно пытается компенсировать своё отсутствие во время первого триместра, который проходил у неё очень нелегко: её рвало почти каждые три часа, словно по графику. Нужно ли говорить, что, хотя самое тяжёлое давно уже осталось позади, Не Минцзюэ по-прежнему ни на шаг не отходил от неё. Вэй Усянь даже как-то поддразнивал Хуайсана по этому поводу: мол, каким мягкосердечным на деле оказался его самый мужественный на свете брат. Хуайсан тогда только сокрушённо покачал головой и сказал, что дома брат становится вообще невыносимым, и, будь на то воля Не Минцзюэ, он вообще не разрешал бы своей жене подниматься с постели, и до конца беременности носил её на руках. Так что шицзе даже пришлось поручить Не Хуайсану всячески отвлекать своего брата, чтобы она могла спокойно гулять. Вэй Усянь был так восторженно-счастлив за сестру, что самому становилось тошно. И кстати о тошном. Похоже, прямо сейчас его братец заигрывает с Вэнь Цин, касаясь ногой её ноги под столом, и в целом ведёт себя так, словно они не спят в одной постели каждую ночь, — ну, разве что кроме тех, что она на выезжает на вызов. И раз сам он в своё время как-то пережил, что Вэнь Цин не дежурила у его постели круглосуточно, то и Цзян Чэн мог бы потерпеть, решает Вэй Усянь, сердито пиная брата по голени. Цзян Чэн недовольно смотрит на него, и Вэй Усянь морщит нос, чтобы в свою очередь выразить недовольство его поведением. Цзян Чэн опускает взгляд куда-то под стол, и через минуту телефон Вэй Усяня сигналит о входящем сообщении: «Лучше бы ты заигрывал со своим Ханьгуан-цзюнем, пока его не увела та девица, что присела ему на уши и не отлипает весь вечер» Вэй Усянь только фыркает и быстро печатает ответ: «Да флаг ей в руки» Он поднимает голову и видит, что Цзян Чэн смеётся, когда читает его сообщение. «Ну, твой муж, похоже, страдает. Может, сжалишься над ним?» «Ханьгуан-цзюнь уже взрослый мальчик, и может сам позаботиться о себе. Кроме того, Старейшине Илина не к лицу устраивать сцены ревности» «Ой ли?» Их переписку прерывает довольно чувствительный удар по голени, который прилетает Вэй Усяню. — Ай! — одними губами произносит он, глядя на Вэнь Цин. Его телефон снова выдаёт сообщение, на этот раз от Вэнь Цин. «Прекращайте строчить сообщения» «Тогда и вы прекращайте свои подростковые заигрывания, и лучше оставьте их для спальни», — пишет он в ответ. Проклятье, Вэнь Цин действительно больно пинается, — в отличие от его брата. «Не думаю, что ты достаточно квалифицирован, чтобы осуждать подростковые прелюдии», — отвечает Вэнь Цин. Вэй Усянь смотрит на неё, подозрительно прищурив глаза. «Я видела, какие пошлости вы с мужем пишете друг другу», — добавляет Вэнь Цин в следующем сообщении. «Ты подглядывала в телефон моего мужа?» «Очень надо. Он показывал мне рентгеновский снимок, когда пришло твоё очередное порно-сообщение. Ты бы видел, как покраснели у него уши. Пришлось сделать вид, что я ничего не заметила. В отличие от тебя, твой муж ещё способен испытывать стыд» Вэй Усянь снова фыркает. «К твоему сведению, дорогая Цин-цзе, Ханьгуан-цзюнь — один из самых бесстыдных людей на свете» Подняв голову, он видит, как Вэнь Цин переводит взгляд на Лань Ванцзи. Тот сидит напротив, но стол такой огромный, что, кажется, их разделяет целая комната. Словно почувствовав на себе взгляд, Лань Ванцзи поворачивается к Вэнь Цин и приподнимает бровь. Девушка рядом с ним, — кажется, она из тех Цзиней, которых Вэй Усянь раньше не встречал, — продолжает говорить так, словно внимание Лань Ванцзи всё ещё приковано к ней. Вэй Усянь видит, как Вэнь Цин улыбается его мужу и качает головой. Переведя взгляд на Лань Ванцзи, Вэй Усянь на мгновение встречается с ним взглядом, отчего его сердце ожидаемо начинает биться чаще. Будто он не спит с этим мужчиной каждую ночь. Вэнь Цин права. Не ему стыдить Цзян Чэна за подростковую влюблённость. Вэй Усянь отводит взгляд, делая вид, будто словно получил тычок от Цзян Чэна под столом. Если его мужа и обижает то, как Вэй Усянь ведёт себя с ним на публике, он никогда этого не показывает. Никогда не выглядит так, словно это его хоть немного беспокоит. Вот и хорошо.***
После ужина Вэнь Жохань приглашает их в библиотеку, — огромную комнату с высокими потолками, три четверти которой занимают чёрные книжные полки: они плавно изгибаются, повторяя очертания стен, сужающихся к потолку. Оставшаяся свободной часть стены с двух сторон ограничена высокими окнами, из которых открывается невероятный по красоте вид на океан. Между ними выставлены несколько произведений искусства, которые Вэй Усянь раньше уже видел и оценил по достоинству. Сначала он ничего особенного не замечает, так как смотрит в окно: отсюда виден панорамный бассейн. Дети вернулись туда после ужина, но уже не плескались в воде, а расположились на террасе, где были расставлены шезлонги. — Ох ты ж! — восклицает стоящий рядом Не Хуайсан. Это привлекает внимание Вэй Усяня. — Что такое? — спрашивает он, отворачиваясь от окна. Не Хуайсан, запрокинув голову, смотрит на картину, висящую высоко на стене. Она просто огромна. Настолько огромна, что все остальные висевшие там ранее картины, как замечает теперь Вэй Усянь, были убраны. А когда Вэй Усянь видит, что именно это за картина, у него отвисает челюсть. Внешние края полотна почти полностью окрашены в серо-коричневые тона, изображая окрестности на горе Фёникс и толпу глазеющих людей. По мере приближения к центру насыщенность цветов усиливается, застывшие в воздухе твари прорисованы глубокими, красно-коричневыми оттенками. В самом центре картины изображена фигура человека в тёмно-красных одеждах, подпоясанных в талии. Он стоит, вытянув руки, длинные волосы красиво развеваются на ветру в искусном беспорядке, глаза светятся красным, не уступающим по яркости цвету его одежд. Картина написана с таким мастерством, что Вэй Усянь почти физически ощущает отражённое в ней безумие: пальцы искрят, лютоволки замирают за миг до неминуемой гибели, вся сцена — чистое воплощение ярости и силы. На мгновение Вэй Усяню кажется, что он снова оказался там, заново переживает события, отражённые в этой сцене, хотя собственные его воспоминания о происходившем тогда крайне смутные, просто смесь красного и жёлтого. Он и рад бы вообще ничего не вспоминать. И всё-таки вот оно, напоминание. Кто-то наконец изобразил Старейшину Илина таким, каким его видит мир. — Мой приёмный сын любезно подарил мне эту картину, — объявляет Вэнь Жохань, обращаясь к гостям. Вэй Усянь оборачивается и видит, что большая часть гостей застыли с открытыми ртами. — Я назвал картину «Неукротимый».