Ни слова о молочных бёдрах / No Talk of Milky Thighs

Что-то изменилось. Что-то изменилось после вечеринки у Вэнь Жоханя. Когда на следующее утро, после тихой истерики в ванной, Лань Ванцзи повторно принял оставленное ему лекарство и спустился в гостиную, Вэй Ин вёл себя как ни в чём ни бывало: напевал себе под нос, потом пел уже в голос, дирижировал, чем-то постукивал, — в общем, вёл себя так, как обычно, когда готовил обед вместе с Сычжуем. При этом Вэй Ин старательно делал вид, что не замечает Лань Ванцзи, и только время от времени украдкой поглядывал на него. Ничего особенного. Так что у Лань Ванцзи не было оснований подозревать, что произошло нечто из ряда вон, — если не считать того, что он напился до потери сознания и проспал мертвецким сном (вообще-то провёл в беспамятстве, пока не проснулся в постели с Вэй Ином) часов восемь или даже все двенадцать. Так проходит неделя. Вэй Ин по-прежнему ведёт себя как обычно. То есть, как обычно в их понимании. Хотя нет. Вэй Ин делает вид, что ведёт себя как обычно. Но что-то изменилось. Что же именно? Лань Ванцзи размышляет об этом, когда моет руки перед операцией. Это первая операция за день, поэтому он обрабатывает руки долгие десять минут. В наши дни это скорее привычка, чем обязанность, но Лань Ванцзи всегда был человеком привычек, не иначе. Так что же изменилось? Вчера в постели, когда он кончил в Вэй Ина, тот, вместо того, чтобы погрузиться в разморенный сон, как делал обычно, лишь немного обмяк, но не стал размыкать объятий. А когда Лань Ванцзи попробовал выйти из него, чтобы улечься на своё место, Вэй Ин только крепче оплёл его руками и ногами и прошептал: — Останься. Обычно, когда он кончал без презерватива в Вэй Ина, Лань Ванцзи тянулся за салфетками, чтобы вытереть мужа, а тот засыпал где-то в процессе. Он снова навалился на Вэй Ина, провёл носом по капелькам пота, выступившим вдоль линии его волос, затем легонько подул на них и ответил: — Тебе же не нравится, когда ты липкий. Вэй Ин бросил на него взгляд. Странный быстрый взгляд, который Лань Ванцзи не смог прочитать в полумраке их комнаты. — Разве? Позже, когда Лань Ванцзи был в душе, Вэй Ин отодвинул запотевшую дверцу и забрался к нему в кабинку. Они снова трахались, прямо там: Лань Ванцзи удерживал Вэй Ина за бока, а тот, хватая ртом воздух, постанывал, упираясь руками в стену. И, хотя Лань Ванцзи отключил подогрев воды, от их разгорячённых тел поднимался пар. В конце, когда Лань Ванцзи повалился на спину Вэй Ина, тот потянулся назад рукой и погладил его по шее с хриплым «Детка...» Обычно это Лань Ванцзи использовал такое обращение. Фактически, в их отношениях он единственный проявлял хоть какую-то форму нежности. Так было всегда. Каким бы возбуждённым и жаждущим разрядки ни был Вэй Ин, он никогда не позволял страсти взять вверх над осторожностью. Даже когда Вэй Ин был очень, очень возбуждён, обычно он называл мужа «Лань Чжань», «Лань Чжа-а-ань», «Лань Чжань!» или «Лань! Чжань!». А время от времени и «Ханьгуан-цзюнь» или «Ханьгуан-цзюнь!» Но не «детка». Так что в тот момент Лань Ванцзи настолько переполняли эмоции, что он развернул Вэй Ина и зажал его в углу кабинки, чтобы зацеловать до потери чувств. Вэй Ин ответил с не меньшей страстью, притянув Лань Ванцзи к себе и вжимаясь в него, словно у них не было уже двух заходов. В конце концов, когда они немного сбавили обороты, и страстный поцелуй перерос в лёгкое покусывание губ, Лань Ванцзи отстранился, чтобы взглянуть на мужа. Обычно, когда Вэй Ин был возбуждён, он без смущения смотрел в глаза Лань Ванцзи: взгляд из-под ресниц, румянец на щеках, чуть припухшие губы, — всё это без всяких слов говорило, насколько сильно Вэй Ин хотел его. Но когда Лань Ванцзи смотрел на Вэй Ина после секса, в посторгазменной неге, тот всегда отводил взгляд, часто притворяясь, что заснул. А потом и правда засыпал. Но этим утром Вэй Ин не отвёл взгляда. Долгого взгляда, ещё немного затуманенного желанием, но не только им. Последний раз Вэй Ин смотрел на него таким взглядом девять лет назад. И даже тогда, всё было по-другому. Тогда он был затуманен влюблённостью, обожанием и умопомрачительным сексом. Теперь же всё было иначе. Настолько иначе, что осознание этого заставило Лань Ванцзи тут же потянуться за ещё одним поцелуем. На который Вэй Ин рьяно ответил. Так что они ещё на некоторое время задержались в душе, лаская друг друга взглядами, обнимаясь и целуясь, прежде чем Лань Ванцзи пришлось уйти на работу. Всю дорогу до работы он ещё находился под впечатлением от чудесного утра, поэтому ему потребовалось некоторое время, чтобы понять: это всего лишь одна из многих других разрозненных мелочей, которые изменились после вечеринки у Вэнь Жоханя. Первая в этот день операция длится три часа, вторая ещё дольше, и только уже вечером, по дороге домой, Лань Ванцзи возвращается к этой мысли. Когда он добирается до дома, на часах полдевятого. Сычжуй наверняка уже поужинал с Вэй Ином, и сейчас у него полчаса чтобы посмотреть телевизор, прежде чем отправиться спать. Когда Лань Ванцзи заходит в прихожую, он слышит, что они смотрят «Лучше и лучше с каждым днём*». Сычжую больше всего нравится младший из братства ведущих. Ван Ибо. Вэй Ин неприкрыто завидует и настаивает, что Ван Ибо в ведущих только потому, что симпатичный кумир, и его выбрали из-за внешности. Именно об этом они сейчас и спорят. — Он забавный! — говорит Сычжуй. — Забавный? Да он грубиян. — Судя по голосу, Вэй Ин недовольно хмурится. — Он не грубиян. Просто он честный, — парирует Сычжуй. — Говорить всё, что приходит на ум, — это не честность! — Он не говорит всё, что приходит на ум. На самом деле он тот ещё молчун. И отвечает только если ему задают вопрос! — бросается Сычжуй на защиту своего любимца. — Возможно, ему следовало бы научиться перефразировать некоторые из своих ответов! — Почему? Он не злой, он просто честный! Наверное, следует объяснить Сычжую, что чем усерднее он будет защищать Ибо, тем сильнее Вэй Ин будет ненавидеть этого парня. Но тогда Лань Ванцзи больше не услышит этих мелочных аргументов от Вэй Ина. А ему очень нравится, когда грозный Старейшина Илина становится мелочным и ревнивым. И всё из-за какого-то кумира. Вэй Ин с Сычжуем замолкают, когда что-то из происходящего на экране привлекает их внимание. А затем Вэй Ин довольно заявляет: — Вот видишь! Я не доверяю тому, кто не переносит острую пищу. — Отец тоже терпеть не может острое, — возражает Сычжуй. Лань Ванцзи замирает у входа в гостиную, не желая прерывать их спор. Ему самому интересно, к чему они придут. — Дело не в том, что твой отец терпеть не может острое. А в том, что вкусы Ланей всегда ограничивались исключительно пресной пищей. — Да, потому что они терпеть не могут острое! — Почему это «они»? Ты тоже Лань, и тебе нравится острая пища. — Верно, но это потому, что я и Лань, и Вэй. Очевидно, что любовь к острому я унаследовал от тебя. Лань Ванцзи прислоняется спиной к стене, чувствуя, как сердце пускается вскачь. В гостиной тоже повисает тишина. Он прекрасно представляет, что должно быть чувствует сейчас Вэй Ин, и какое выражение лица пытается принять, чтобы это скрыть. — Это уж точно, — отвечает наконец Вэй Ин, нарочито громко, словно боится, что иначе его голос дрогнет. Они снова умолкают на мгновение, после чего Сычжуй возвращается к обсуждаемой теме: — В общем, как я уже сказал, отец терпеть не может специи. Но это же не означает, что ты ему не доверяешь. — Твой отец — Ханьгуан-цзюнь. Один из братьев-нефритов Гусу Лань. Безупречный и нравом, и поступками. Выдающийся кардиохирург. И ты смеешь сравнивать его с этим... — Вэй Ин, кажется, плеваться готов и наверняка смотрит в экран, пытаясь подобрать слова, чтобы принизить столь обожаемого Сычжуем кумира. — С этим... этим... — ...с этим парнем, который может добиться всего, что пожелает. Он очень усердно работает. Знаешь, когда он был маленьким, у него были проблемы с сердцем, ему пришлось лежать в больнице, и все говорили, что он больше не сможет танцевать! И всё равно он не сдался! Снова начал с малого, тренировался часами, месяцами, годами! — Подожди, то есть он снова вернулся к танцам вопреки совету врача? Тоже мне образец для подражания... Сычжуй, если ты думаешь, что тоже можешь делать то, что мы с отцом тебе категорически запрещаем... — Да ладно тебе, пап! Ты начинаешь вести себя как отец! — Лань Сычжуй! Немедленно возьми свои слова обратно! — Вэй Ин явно в ярости. Ведь, по мнению Вэй Ина, нет ничего хуже, чем строгое, стоическое отцовство Лань Ванцзи. Вэй Ин предпочитает быть крутым, в доску своим, прикольным родителем. И как он не понимает, что все эти прилагательные в сочетании со словом «родитель» представляют собой явный оксюморон, для Лань Ванцзи до сих пор остаётся загадкой. — Ладно, хорошо, ты не такой, как отец. — Спасибо! — Ты ещё хуже. Судя по звукам, Вэй Ин подрывается с дивана и бросается в атаку. Когда Лань Ванцзи заглядывает за угол, он видит, как Вэй Ин набрасывается на Сычжуя и они вместе скатываются с дивана. Сычжуй пытается сопротивляться, но при этом заходится в хохоте, — судя по всему, их хулиганство приправлено изрядным количеством щекотки. Вэй Ин тоже периодически хихикает, так что Сычжуй наверняка не остаётся в долгу и щекочет его в ответ. Сердце Лань Ванцзи переполняется нахлынувшими чувствами, как это обычно бывает, когда он становится свидетелем подобных сцен. И в тот момент, когда он поднимает руку, чтобы потереть грудь, он успевает заметить, как Вэй Ин, всё ещё лежащий на полу, резко вскидывает голову и поднимает взгляд. Так, словно... — Ш-ш-ш... — Вэй Ин прикрывает рот Сычжуя ладонью, заставляя прислушаться. — Кажется, твой отец дома. Они оба замирают, прислушиваясь, и Лань Ванцзи заходит в гостиную. Вэй Ин смотрит на него и их взгляды встречаются. Неужели Вэй Ин и правда почувствовал его? Ответ Лань Ванцзи находит в глазах своего мужа. И это просто ошеломляет. Как давно? Как долго? Мысль, которая не давала Лань Ванцзи покоя весь этот день и предыдущие несколько, вдруг возвращается, уже куда более оформленная, чем раньше. Что-то произошло в тот вечер, когда они были у Вэнь Жоханя. Вэй Ин подхватывает Сычжуя, и они оба поднимаются с пола. Вэй Ин по-прежнему не сводит с Лань Ванцзи взгляда: внимательного, изучающего. — Привет, пап! — говорит Сычжуй, расплываясь в улыбке. Лань Ванцзи отрывает взгляд от Вэй Ина и улыбается сыну. — Знатные у вас дискуссии, — говорит он. — Ты слышал? — спрашивает Сычжуй, немало удивлённый. Лань Ванцзи снова переводит взгляд на мужа. — Да. Вэй Ин заметно краснеет. — И каково твоё мнение? — интересуется Сычжуй. — Моё мнение? — переспрашивает Лань Ванцзи, снова переводя взгляд на сына. — О Ван Ибо. Лань Ванцзи снова улыбается. И снова смотрит на мужа. — Я думаю, у твоего папы достаточно мнений о Ван Ибо для нас обоих. — Как он может знать, какое у тебя мнение? — искренне недоумевает Сычжуй. — Он так сильно чувствует... — начинает Лань Ванцзи. — Ничего подобного! — прерывает его Вэй Ин. — Ничего подобного? — переспрашивает Лань Ванцзи, наклоняя голову. — Точно ничего! — настаивает Вэй Ин. — Что именно «ничего»? — Ничего я не чувствую, — отвечает Вэй Ин. — О, а я думаю, что чувствуешь, — возражает Лань Ванцзи. Они смотрят друг на друга, и Лань Ванцзи даже интересно, каким образом Вэй Ин попытается опровергнуть его утверждение. — Мы же всё ещё говорим о Ван Ибо, верно? — спрашивает Сычжуй, переводя взгляд то на одного, то на другого родителя. — Верно, — отвечает Лань Ванцзи, удерживая взгляд Вэй Ина. — Да, — отвечает тот, сжимая плечи Сычжуя. Сычжуй ещё раз смотрит на них, после чего закатывает глаза. Не слишком выразительно. Но достаточно для того, чтобы подчеркнуть невысказанное «Да ладно». — Ладно. Тогда спокойной ночи, — говорит Сычжуй, высвобождаясь из рук Вэй Ина и поднимаясь в свою комнату. Они хором желают ему спокойной ночи. Когда Лань Ванцзи заходит на кухню, то видит две накрытые тарелки на кухонном островке. Он снова смотрит на Вэй Ина. — Я... ещё не ужинал, — говорит Вэй Ин, потирая затылок. Н-да, что-то определённо изменилось. Блять. Что же он такого натворил той ночью?