Персики зимой

Нанако проснулась только поздно вечером и неспеша направилась чистить зубы. К её удивлению, в доме было очень тихо, поэтому она решила, что Ланга ушёл работать или кататься с Рэки. Честно говоря, она и понятия не имела, какой распорядок дня у её сына, поскольку он был уже взрослый и самостоятельный мальчик и не докладывал ей о своих делах. По пути в ванную Нанако заглянула к нему в комнату и убедилась, что Ланги нет дома. — Мог бы и разбудить меня перед уходом. В конце концов, до позднего вечера спать просто ужасно! Так болит голова... — потягиваясь и открывая дверь ванной, пробурчала она. Следом за щелчком двери последовал женский испуганный крик. Её сын лежал без сознания и весь в собственной крови. Дрожащими руками она проверила его пульс и дыхание — всё в норме. Нанако в панике попыталась разбудить его, тормоша за плечи и руки, но Ланга не открывал глаза. Она судорожно набрала номер скорой помощи и вызвала бригаду, которая прибыла уже через несколько минут и забрала их в областную больницу. Всю следующую ночь они провели в госпитале. Врачи суетились вокруг Ланги и кричали друг на друга в этой суматохе, звонили вышестоящим людям и ругались уже с ними на предмет странного старшеклассника. Перепуганная Нанако поймала одного из них в коридоре и жалостливо спросила: — Что с моим сыном? Что происходит? — Дамочка... — начал доктор раздражённо, потирая переносицу, но тут же перешёл на более снисходительный тон. — Вы же сами прекрасно понимаете, он потерял много крови. Нам необходимо собрать консиллиум врачей и остро поставить вопрос о состоянии вашего сына. Сейчас мы не можем сказать чего-то конкретного. Пожалуйста, подождите здесь. Он усадил женщину на холодную железную скамью и оставил её переваривать информацию, уходя в свой кабинет. Хасегава не приходил в себя ещё следующие сутки. Только утром третьего января он наконец-то открыл глаза и перевёл взгляд на меняющего раствор в капельнице медработника. — Вы очнулись? Я сейчас же позову врача, — с этими словами он выбежал из палаты, оставив Лангу один на один с больничной койкой. В палате слышалось лишь раздражающее тикание настенных часов, а жжение от канюли неприятно возвращало в реальность, не давая лишний раз уснуть. Хасегава смиренно лежал, размышляя над ситуацией. Спустя какое-то время в палату вошёл статный мужчина в белом халате и невозмутимо взглянул на анамнез, а затем на самого пациента. — У нас будет долгий разговор, — откашлявшись, он сел рядом с Лангой. Доктор рассказал, что это не первый и далеко не единственный случай, когда в человеке неожиданно начинают расти цветы. Это началось ещё пару лет назад, и врачи всего мира не знают, что с этим делать. Согласно тому, что они смогли узнать, болезнь идёт от сердца и распространяется на лёгкие, жкт и даже, что более удивительно, кожу. Пациент начинает чувствовать боль в левом подреберии, может начаться кашель, часто — с кровью. Самый тяжёлый случай — разрастание цветов из-под кожи. Дело в том, что цветки соединены с телом венами, они имеют свои капилляры и мягкие ткани, проще говоря, цветки являются частью тела. И Ланга отрезал такой, словно один из своих пальцев. Он и так потерял много крови из-за хронического кашля и рвоты, но прошлой ночью Ланга потерял её в разы больше, чем за всё это время. Чудо, что он так легко проснулся спустя каких-то двое суток, первые из которых он провел лёжа в ванной. Врач показал ему снимки рентгена и ФГДС, которые были сделаны, пока тот был без сознания. Внутри лёгких Ланги оказался рассадник из тонких извивающихся веток и персиковых бутонов. От одного лишь вида этих цветов Ланга почувствовал сладко-приторный вкус подступающей тошноты. Запахло нектаром. Ланга узнал, что лёгкие не могут физиологически болеть, так как у них нет нервных окончаний, поэтому Хасегава никак не мог узнать про этот жуткий праздничный букет, который подарила ему сама госпожа Любовь. С каждым днём ему лишь становилось тяжелее и больнее дышать и выкашливать кровянистые выделения. Не более. А в желудке были найдены множественные язвы: цветы пытались прорасти внутрь желудка, но практически сразу же разъедались в желудочном соке за каких-то пару часов, оставляя после себя лишь открытые раны. Отсюда и кровь. Забавным показалось врачу то, что из всех возможных цветов, в Ланге росли именно персиковые цветы: общеизвестно, что персиковый аромат оказывает обезболивающее действие. Таким образом, Ланге повезло не чувствовать той адской боли, которую эти цветы ему действительно приносили. Будь на месте персиков банально те же розы, то он потерял бы сознание при первых же симптомах. Или, возможно, даже бы умер. Иными словами, персиковые цветы, которые стали причиной его нескончаемых страданий, всё это время спасали его от смерти. Впрочем, забавным это показалось лишь врачу. Просмотрев материалы, Ланга, всё это время чувствовавший сильный запах персиков, с отвращением скрючил нос и возмущённо спросил: — Почему я? За что мне всё это? Я не пью, не курю, веду здоровый образ жизни, с самого детства занимаюсь спортом. Так в чём смысл? — после этих слов Ланга со злостью откинул листы в сторону врача, и те разлетелись в разные стороны, осыпая весь пол. — Мы не можем знать наверняка, но... — мужчина замялся с ответом. — Есть вероятность, что это из-за безответной любви. — Безответной любви? Что за бред, — воскликнул от негодования Ланга, но доктор лишь продолжил, перебивая его. — Видишь ли, болезнь, о которой мы говорим, долгое время считалась вымышленной и считается таковой до сих пор в мире науки. Случаи заболевания единичны, и все они выглядят скорее как исключения, чем правило. Дыхание перехватило от обиды. В тот момент, слово "исключение" показалось ему скорее уж новым способом оскорбления, ведь до этого ещё никто так равнодушно не ставил на нём крест. Слова врача имели смысл, только если изначально воспринимать их как «мы ничем не сможем тебе помочь», и именно так Ланга их и понял. Он сильно злился, но молчал, ведь говорить что-то в данной ситуации было бессмысленно. И в самом деле, как он мог требовать от них решения проблемы, если и сам не знал, что с этим делать? — И как называется то, о чем мы говорим? — с горечью взглянул он на врача. — Ханахаки. — Как? — непонимающе переспросил он, сдвинув брови и прищурив глаза. — "Хана" как цветок и "хаки" как тошнота — ханахаки. — Невероятно, вы настолько прямолинейны даже в названии, — Ланга с все той же злобой продолжал грубить врачу. Медработник томно вздохнул и аккуратно перевёл тему. — Мы уже позвонили вашей матери, и, судя по всему, она должна приехать с минуты на минуту. Я буду в своём кабинете, поэтому если Вам станет хуже, просто нажмите сюда, — врач указал на странный прибор с кнопками, отдалённо напоминающий пульт, и удалился. После звука захлопнувшейся двери в комнате повисла тишина. И без того пустая комната казалась окончательно опустевшей и нагоняла тоску. Ланга находил беззвучие оглушительно громким и судорожно рассматривал больничную палату. Взгляд упал на стену, и некоторые моменты прояснились сами собой: «Надо бы сказать им, что часы остановились» — заметил он, когда понял, что не слышал даже тикание прыгающей секундной стрелки. Когда сладкий запах свежих персиков заполнил палату, в неё вбежала Нанако-сан и поспешно села рядом с сыном, обнимая его через одеяло. Рядом с близким человеком Ланге стало чуть спокойнее, и он положил свою руку ей на голову. Почти всхлипывая, Нанако-сан прошептала: — Давай скажем Рэки? — Так ты все знаешь? — разочарованно произнёс Ланга, приглаживая её волосы. — Рэки - хороший мальчик, он всё поймёт. Давай ему скажем? Тебе сразу же станет лучше. — Мама, ты же понимаешь, что это невозможно, — Ланга перестал что-либо делать и впал в раздумья. — Почему нет? — она подняла голову и посмотрела на него глазами, полными слёз. — Я - мать и не могу позволить своему дорогому сыночку умереть от какой-то глупой любви. Прошу давай просто скажем? — Вот именно, мама, — его голос понизился, а взгляд стал мрачнее тучи. — Это глупая любовь! — Но почему ты всё усложняешь? — Потому что я уже признался, мама. Молчание. Оно говорило яснее, чем тысячи ненужных слов. Молчание означало обречённость и беспомощность. Они оба понимали, никто не в силах заставить другого человека искренне любить Хасегаву. И это было единственным исцелением, на которое ещё можно было надеяться до сих пор. — Будет лучше, если он не узнает, — Ланга глубоко вздохнул, пытаясь мыслить трезво. — Он и так полюбит меня, вот увидишь. Ему просто нужно время. — Будь благоразумен! У тебя нет времени, твоё тело... — Мама, — он решительно прервал её. — Тебе нужно отдохнуть и собраться с мыслями, хорошо? И мне тоже стоит немного побыть одному. Нанако-сан одобрительно кивнула, вытирая слёзы. Ещё совсем недавно она похоронила мужа и никак не могла потерять своего единственного сына. Известие о неизвестной болезни пошатнуло её и без того слабую психику, поэтому ей действительно нужно было отдохнуть. Нанако-сан оставила все продукты на прикроватной тумбе, поцеловала сына в макушку и, попрощавшись, уехала домой. Врач обещал выписать его через день под расписку, поскольку его нахождение в госпитале не имело особого смысла. Ему выписали таблетки, подавляющие кислотность, и мукоактивные препараты, то есть отхаркивающие. Подавление или лечение кашля могло бы сделать состояние Хасегавы гораздо более тяжёлым, ведь кашель появился изначально из-за инородных веществ в организме, а именно - цветов. Хотя всё это не имело никакого значения, поскольку врачи прогнозировали Ланге в лучшем случае ещё один месяц. Главврач попросил Нанако-сан готовиться к худшему и передал свои соболезнования. Она так и не смогла сказать Ланге об этом и просто вернулась домой. Закинувшись сильнейшим успокоительным, Нанако-сан заставила себя лечь и немного поспать. То же сделал и сам Ланга под присмотром врача.