Подлинная история графини Марицы

Год спустя Марица стояла спиной к двери и прислонившись к золоченной резной колонне, смотрела в окно. Тереза вошла совершенно беззвучно и выжидательно уставилась на графиню. Марица кожей почувствовала взгляд служанки, навязанной Боженой: очередной урок. Когда-то Марица думала, что ей придется учиться обращаться, мучительно ломая организм, но все оказалось не так. Трансформация не обязательна, оборотню достаточно развить особое зрение, чутье, слух и интуицию. Уметь видеть и чуять сородичей и диких волков, устанавливать связь на расстоянии со своими. Газеты пестрили броскими заголовками о том, что известная светская львица, прекрасная графиня Бекефи вернулась в Вену и кардинально изменила свой образ жизни. Балы и приемы сменили будни дамы-попечительницы множества благотворительных комитетов по всей империи. Писаки терялись в догадках, что сподвигнуло красавицу-вдову после почти годичного добровольного заточения в деревне стать патронессой благотворительного фонда. Самые смелые предполагали удивительное превращение результатами неудачной любовной связи и тайной беременности. Как бы то ни было, Марица никогда не представляла, какие бездны нищеты скрыты в темных переулках предместий. Комнатушки, в которых ютятся полтора десятка человек, считающих себя счастливыми, если хотя бы один из них имеет работу. Дети, никогда не бывающими сытыми. Переполненные больницы для бедных, в которых недостаточно лекарств и врачей. Безработные рабочие-калеки, вышвырнутые хозяевами фабрик на улицу и многое другое, о чем она не подозревала. Сегодня было вдвойне тяжелей. На раздаче одежды для бедных Марица почуяла себе подобного, жадно вгляделась в толпу и увидела девушку, спешащую прочь. Она не оборачивалась, но Марица была уверена, что это Лиза. Они бедны настолько, что Лиза пришла на раздачу поношенной одежды! Боже, она голодает, они голодают! И винить в этом нужно только себя. Разумеется, Марица дала знать людям Божены об увиденном. Тереза терпеливо торчала столбом и Марица, не оборачиваясь, спросила у нее: – Скажи, Тереза, ты осуждаешь меня за то, что я натворила? – Нет. – Почему? Тереза пожевала губами: – Нет вашей вины в том – каждый защищает свое «место». А вот чужих в НАШИ дело втягивать не стоило. Он под вами ходить не стал, так убили бы его сами. Марица с изумлением обернулась. – Мужичьё, хоть и свободные ныне, а все одно – холопы, – продолжала с ровной интонацией Тереза. – По вашему слову они его б поучили манерам, хоть в плети, хоть в подвал бросили бы подыхать без еды и света. А вы бы им на водку дали – они бы и молчали. Сами бы и разобрались, кто здесь главный. – А Лиза? – А малявку точно отпускать не стоило. Вы же к ней не как к дитю относились. Я в столицах на всякие мерзости насмотрелась. А все отчего? От того, что от старых обычаев отбились, ни старшин, ни вождей не почитают, блядство промеж бабами или мужиками, или уродов разных с детьми. Ни бога, ни страха… – Прекрати! – Марица пылала от стыда и гнева на разоткровенничавшуюся Терезу. Неужто к Лизе она чувствовала влечение? – Извольте, урок начать? – покорно сменила тему Тереза, но ввернула как бы невзначай: – А если вам стая угодна, хозяйка пришлет кого хотите – секретаришку или воспитанницу умелую. – Довольно! – теперь гнев клокотал не только в голосе. Бурно дыша, Марица надвигалась на Терезу, но в последний момент та исчезла и оказалась за спиной графини. – Негоже вам в затворницу играть, – несносная каланча не унималась. – Мужа вам подберем, или любовничка, чтобы в свет выйти не стыдно было! Марица обернулась, желая ударить мерзавку, но уловила лишь веяние воздуха. Хихиканье послышалось из-за зеркала, но между ним и стеной мышь бы не проскочила. Или Тереза в зеркале? Марица металась по залу, а злыдня ни разу не обнаружила себя. – Древняя кровь! Как же, вино пополам с водой! Очередное ехидное замечание раздалось над ухом и в глазах что-то взорвалось – злая тьма и отблески алого, в ушах стучало сердце. Пульс? Нет, два пульса! Грохотали за стенами шаги, водопадом обрушился уличный шум. Что это за шорох? Как же воняет! Убью, утоплю, задушу, оставьте мою голову в покое! Что-то алое метнулось вправо: – А-а-а! – Все хорошо, госпожа… Марица обнаружила, что вцепилась в шею Терезы, но железные руки служанки крепко обхватили запястья и медленно отводят их в стороны. –Умница, очнулась? Вот и ладушки. Хозяйка довольна будет, да не кричите так! – Я, я-я…, – голос срывался, – эт-то я? – Ну же, миленькая, все хорошо. Я бы вам не поддалась, но напугали вы меня. Марица расслабилась и Тереза отпустила ее руки. – Ну, не плачьте же, – служанка обняла графиню и Марица упала ей на грудь и разрыдалась по-настоящему. – А ведь я тогда могла его убить, – сказала Марица, чуточку успокоившись. – Я ведь тогда себя обуздала, хотя чувствовала себя еще хуже. – А он вас мог убить, – на диво спокойно отозвалась Тереза. – А коли сорвался, так и не остановился бы, пока ни одной живой души бы не осталось. Пришлось бы его пристрелить своим, чтобы «дикий» тень на прочих не бросал. – Так просто? – спросила Марица, освобождаясь от объятия. – Не просто так это. Ведь человек бедный сгинет, и конца не найдешь. А знатный человек – он на виду: всю родню до седьмого колена потянет, челядь, что из поколения в поколение служит. Вот бдить и приходится. – И давно вы бдите? – Давно, со времен императора Карла великого. Раньше дыбой и костром дело кончалось, ибо верили, что оборотничество от дьявола. Да вы ведь легенды и предания наверняка читали… Марица кивнула. Тереза меж тем продолжала: – А сейчас все намного хуже – конфискацией, монастырем или костром не отделаешься. Попадись кто, под подозрением и родня будет. Посадят голубчика в клетку на всеобщее обозрение, газетчики слетятся, пре-па-рировать станут, опыты с током. Ну и родню туда же, хоть и меньше нас с каждым столетием. А скрыться не получится, у государства руки длинные. Ну да и мы не спим, бережем своих и если жестоко наказываем, так ведь с волками жить – по волчьи выть, не так ли? Марица улыбнулась: – Спасибо, Тереза, я буду учиться дальше. А все же попытаться спасти Тассило и Лизу необходимо. – Вы любите его, так ищите, пока поздно не стало. Не может он пропасть, если жив остался, так назло жить будет. Только… – Что только? – А если война будет, заберут его или сам завербуется, как бывший офицер, а барышня совсем одна останется. Да еще одна опасность есть – сколько сейчас бунтовщиков всех мастей: социалисты, или за независимость нации которые. Ведь он и ним примкнуть может. Торопиться надо, – резюмировала Тереза. – Я постараюсь, – отвечала Марица. Из письма княгини Гедденштейн: «Дорогая Марица, нам совсем не нужно, чтобы агенты политического сыска Австро-Венгрии прописались в вашем особняке. Ваша челядь пока ни прямо, ни косвенно не сотрудничает с агентами, но это ничего не значит. Впредь устраивая свои маленькие вечеринки в особняке, пользуйтесь наемными официантами, агенты порезвятся вдосталь и ваших людей оставят в покое…». Следующий визит Божены прошел не обычно. С собой она привела сморщенного старичка. Марица узнала его – это был известный шарлатан, устраивавший сеансы спиритического общения. – Вы не преуспели в роли приманки, – без обиняков заявила княгиня. – Пора вам прервать ваше затворничество. – Но я же видела Лизу! – Если вы мельком видели ее, то она тем более разглядела вас. Ставлю сотню марок против одной кроны, что они уже очень далеко отсюда. Познакомьтесь, это господин Шнаузер… – Более известный, как новый Калиостро, он же шейх Закир, третье воплощение Месмера, – подхватила Марица. – Ну-ну, милочка, вижу вы не верите в существование бессмертной души, – отозвался Шнаузер. – А вы верите? – Верю, хотя в наш просвещенный век это не модно. Но вот именно вам крайне необходимо уверовать. Марица удивленно подняла брови, Божена кивнула: – Да, дорогая, вас необходимо вытащить из вашего омута. – Каким образом? – О, газеты напишут, что известная благотворительница остыла к социалистам, увлеклась спиритизмом, а после решила совершить паломничество в Индию, – пояснил Шнаузер. – Почему в Индию? – Не все ли равно? – отрезала Божена. – На самом деле я увезу вас к себе и познакомлю с членами нашего общества, – на последних словах Божена сделала ударение. – Вы понимаете? – Прекрасно понимаю. Хотите свести меня с кем-нибудь из так называемых старых семей? Я не собираюсь… – Собираетесь, собираетесь. Теперь, когда вы посвящены в тайну нашего общества, у вас появились обязательства, – ласково протянул старичок. – Но… – Никаких но, – сказала Божена. – Прошло два года, а особых результатов вы не добились. – Вам не обязательно выходить замуж. Что значит свидетельство о браке в глазах Господа? Ничего! – сказал Шнаузер. – Продление рода – вот ваш долг, и вам даже не стоит беспокоится о должном воспитании, о нем позаботятся другие. – И не надо говорить о любви, девочка, – княгиня сделала резкий жест. – У вас была любовь, но вы ее растоптали из гордыни. А мы приложили столько сил, чтобы свести вас, даже избавили вас от старика! – Что вы себе позволяете? – Все, что угодно, графиня Бекефи! – отозвалась собеседница. – Да, ваш муж покинул бренный мир раньше, и я упоминала, что завещание его было не в вашу пользу. И мой племянник поджидал судьбу в поместье вашего мужа отнюдь не случайно, хоть и не догадывался об этом. Марица задыхалась от гнева. Божена меж тем продолжала: – Чего стоило нашим хранителям ликвидировать последствия? Инициация Тассило прошла под действием боли и шока и волк занял место человека. Хранителям пришлось наследить и увести погоню на север, а пресса и разные комиссии? Зато теперь никто не сомневается, что это были настоящие волки. – Чтобы увидеть волка, достаточно вывернуть тулуп мехом наружу. Не плачьте, милая Возможно, вы найдете своего любимого, дитя, – взяв Марицу под руку сказал Шнаузер. – Поверьте, все образуется. К тому же на мои сеансы ходят интересные личности, я подберу вам интересных собеседников: композиторов, писателей. Возможно, мои сеансы успокоят вашу смятенную душу. А что касается чокнутых старых дев, мы просто покажемся им пару раз и дадим повод для слухов, а потом вы уедете и о вас забудут и вы станете совершенно свободны… Старик сдержал обещание. Падкие до сенсаций газетчики ухватились за «интересную вдову и меценатку», а потом отстали. Шнаузер действительно познакомил ее с представителями богемы, но чаще принимал ее наедине. Их беседы принесли молодой женщине успокоение. Однажды Марице пришла в голову совершенно безумная идея, но Шнаузер сказал, что попробовать можно. И вот на встрече в кафе Марица изложила молодым либреттистам Юлиусу Брамеру и Альфреду Грюнвальду свою историю, умолчав о некоторых деталях. Писаки пришли в восторг. Марица выдала аванс, поставив условие: имена главных героев должны остаться неизменными, что и было торжественно обещано. С легким сердцем Марица поехала в «паломничество», которое затянулось на полтора года. Божена представила Марицу нескольким дюжинам семей, живущих на всей территории бывшей Священной Римской империи. Замки сменялись бюргерскими особняками, города – шале и хуторами. Всюду их принимали со сдержанным благоговением, оказывая поистине королевское почтение княгине. К парадному обеду подавали неизменную оленину. Ритуальное блюдо, что ли? Хорошо, хоть никто не заикнулся, мол, специально для вас загнали, мой племянник лично в горло вцепился… Гостям демонстрировали ткацкие фабрики, винодельни и сыроварни, устраивали пикники. Божена неизменно удалялась для деловых переговоров с главами семейств и управляющими, предоставив Марицу самой себе. В остальном визиты шли чередой, к счастью, никто не подсовывал Марице сыновей и племянников в кобели для вязки. Было бы неприятно чувствовать себя производительницей, как это называется у заводчиков собак и скота. Кроме того, Марица обнаружила, что многие дамы являются попечительницами школ для детей рабочих, приютов и пансионов для девиц. Марица, имея некоторый опыт, изучала местные богоугодные заведения. Она решила проверить свои новые умения, и к удивлению своему обнаружила, что «волчат» в приютах единицы, остальные простые смертные. Марица решила выспросить у Божены, почему. – Чему вы удивляетесь, дорогая? Все дети «особой» крови пристроены с младенчества, но ведь нам нужны и преданные служащие: охрана, поверенные, банкиры. Даже заурядный служащий телеграфа в решительный момент может оказаться полезным. Осенью 1911 года дамы приехали в Южный Тироль. Провинция изобиловала прекрасными горными видами, а путешествие изрядно утомило Марицу. Их принимала семья барона Кесслер и внезапно Марица решила остаться подольше в Больцано или в Бриксен. Божена благосклонно, даже с облегчением, отнеслась к объяснениям Марицы и уехала на родину. Терезу она забрала с собой, а с Марицей оставила камеристку по имени Иляна. Марица сомневалась, что Илька будет доносить о подопечной, скорее женщина оставалась при ней в качестве телохранительницы и няньки, но «бдить» будет не хуже Терезы. Кто за ней будет присматривать по-настоящему – это семейство Кесслеров, которые взяли с нее слово посещать их почаще, обещать, что она будет развлекаться и не будет простужаться. Гостеприимством Кесслеров Марица злоупотреблять не стала: в Бриксене она сняла меблированные комнаты и наняла горничную. Вскоре ее посетил сын барона с предложением показать окрестности и Марица согласилась. Дитрих был мил и в меру остроумен. Время они проводили интересно, посетили церкви 10 века, замки и различные источники. Когда выпал снег, Дитрих предложил покататься на санках. Было весело, снег скрипел под полозьями, Марица хохотала, когда снежная пыль попадала в лицо. Она внезапно почувствовала себя беззаботной девчонкой, какой была Лиза четыре года назад. Дитрих был доволен своей затеей: держа вожжи, он оглядывался назад и скалил зубы. В небольшой деревеньке он предложил выпить глинтвейна и получив согласие, свернул к харчевне. Альпы входили в моду и деревенская харчевня напоминала шумный рынок – в ней оказалась разноязычная толпа туристов, гомонившая под чоканье тяжелыми керамическими кружками. Под потолком висел сигаретный дым. Все это так не вязалось с мирным видом деревушки, что Марица сморщила нос: – Уйдем отсюда! Дитрих пожал плечами и повел Марицу к выходу. Когда Дитрих закутал ноги Марицы пологом из шкур, к саням подошел светловолосый высокий парень. Мужчины обменялись рукопожатиями, а потом обнялись. – Дитрих! Рад тебя видеть! Кто эта прекрасная незнакомка? – Марица, разрешите представить вам моего сводного брата Эриха. Эрих, это графиня Бекефи. – Эрих Кромм, горный стрелок. Нахожусь в отпуске – Очень приятно, зовите меня просто Марица. Эрих, мы хотели выпить глинтвейна, но здесь не протолкнуться! – Поедем ко мне, мать будет рада, – не дожидаясь ответа, Эрих влез на козлы и стегнул лошадей. Дитрих заскочил в санки на ходу. Эрих – мой брат по отцу, объяснял он. Отец предлагал ему место, но Эрих предпочел устраивать свою судьбу сам. Тассило тоже хотел устроить свою судьбу сам, не полагаясь на богатую тетку. А она, Марица, сломала ему жизнь, сделав загнанным волком, который мечется среди красных флажков. С этого дня Эрих присоединился к их маленькой компании. Молодые люди учили ее кататься на коньках, возили к источнику, славящемуся волшебными свойствами, и даже пообещали взять на охоту. Эрих рассказывал о сослуживцах, о патрулировании границы в горах на лыжах. Постепенно Марица стала оказывать Эриху предпочтение, и Дитрих деликатно устранился. Марица настояла, чтобы Эрих научил ее ходить на лыжах и однажды они оказались в маленькой гостинице в горах и жар, обуревавший обоих, нашел выход. Медленно обтекало секунды пламя в камине, а двое растворялись в огне. Как языки свечей, они были пламенем, они были ночью, искрами улетавшими в небо… После у них было еще несколько свиданий и Эриху настало время ехать в полк. Он простился с тоской во взгляде, а она – ласково, не даря надежды. Когда зима повернула на весну, биение новой жизни дало знать о себе. Марица простилась с семейством Кесслер и переехала в Италию. Небольшая вилла в Тоскане стала ее убежищем. В Альпах еще лежал снег, а здесь зеленела трава и распускались фиалки. Марица много размышляла, забыла ли она Тассило, или вовсе не любила его. Одиночество располагало к грусти, но грусть эта была светлой. Неужели Эрих заполнил пустоту на время и ушел в прошлое как друг, но не более того? Что если тогда, в поместье, Тассило был для нее таким же другом, а их страсть была игрой горячей молодой крови? Марица вспоминала их разговоры, деловые ли встречи по поводу аренды, закупочных цен и прочих счетов, или же просто беседы. Как-то раз Марица читала в саду книгу, когда хохочущая Лиза притащила за руку управляющего. Тассило сперва смущался, а после выказал знакомство с современными авторами. Марица с удивлением узнала, что ее управляющий выписывает из библиотеки книги Толстого, Ибсена, Золя. И она впервые отметила, какие у него красивые руки, пусть загорелые и в мозолях. И что у него красивые карие глаза, благородная посадка головы и лаконичность жестов. Позже она пожелала услышать его мнение по поводу реформы образования. И есть ли у него собственное мнение по политическим вопросам. Тассило оказался противником национального суверенитета, прогнозируя начало множества войн из-за передела границ маленькими и большими государствами. Затем Марица за неимением партнеров втянула его в партию по лаун-теннису, и тут управляющий оказался достойным соперником. Она нарочно искала с ним встреч, краснела как девчонка под его внимательным взглядом, дерзила, устраивала пикировки, а он сносил все с ангельским терпением. Он был умен, заботлив и скрывал в себе тайну. Он был тем, кто предназначен ей свыше, ее половинкой. Почему же она так с ним поступила? Была ли это ревность к надуманной сопернице или сословная гордыня? Когда безобразная правда раскрылась, она горевала искренне, а теперь осталась лишь грусть. Выходит, время залечило эту рану? Марица вернулась в Вену с ребенком. Заказанная оперетта не сдвинулась с места, Марица узнала, что либреттисты обратились и к известному композитору Эммериху Кальману, он взялся с энтузиазмом, но вскоре отложил создание оперетты на потом. Кто бы мог подумать, что ждать придется еще десять лет [1]. Проинспектировав свои благотворительные заведения, Марица выставила свой особняк на продажу и переехала в Буду. «… – К вашей фамилии не походит имя Тассило. Откуда у вас такое звучное имя? – Что поделать, такова мода. Все ищут свои национальные корни. Мне повезло: мои родители вдохновлялись германскими князьями и императорами. А ведь могли бы назвать меня Аттилой. – Это был бы ужас! Аттила, да еще и турок! [2] – Воистину. – Вам бы пошло другое имя… – Какое же? Иштван? Янош, Бела, Ласло? – О нет, вам пошло бы имя Балинт. Балинт Торёк – звучит? [3] – Вы можете называть меня как вам угодно, но не просите меня спасать Буду. – Договорились. Не буду». Воспоминание накатило на нее, когда поезд приближался к Буде. Дунай, разделяющий столицы-близнецы [4], был покрыт серой дымкой, здания выглядели расплывчатыми, однако розовая рассветная кайма навевала сходство еще спящего города с морем, открывающим свои дали мореплавателю-первопроходцу. У Буды большой потенциал, подумалось Марице, и это отличное место, чтобы начать все с начала… Обосновалась Марица в тихом, но зажиточном предместье. Дом она выбрала главным образом за его расположение. Двухэтажный каменный дом был окружен каменной же оградой. Сторона, которая была обращена к реке, имела калитку. Марица провела в дом воду и электричество, телефон, устроила паровое отопление. Оборудовав дом всеми возможными благами, которые можно было приобрести за деньги, она переехала туда с сыном и Илькой, остававшейся при ней. Божена, навестившая ее вскоре, поинтересовалась: – Нужно ли вам, дорогая, что-нибудь? Фиктивное замужество или усыновление? – Нет, благодарю вас. Я не желаю связывать себя браком и вполне могу вырастить сына одна. В конце концов, мы живем в XX веке. – Все еще рассчитываете встретить Тассило? – Уже нет, но мне бы хотелось бы искупить вину перед ним и Лизой. Вошла Илька с младенцем на руках – Молодой Кесслер? – поинтересовалась Божена, пощекотав розовые щечки младенца. – Его брат. – Достойный юноша, – одобрила Божена. – Вы помните свой долг. Я открою вам тайну: Тассило нашелся. Сердце Марицы учащенно забилось: – Как он? Давно вы знаете о нем? – Уже год. Ему достало ума отринуть гордость и написать тетке. – И вы молчали? Поэтому вы оставили меня в Тироле и уехали? – Именно поэтому. Не потому, что хотела свести вас с молодым Кесслером или кем-то еще. А что касается моего племянника, то вы захотели бы увидеть его. Божена испытующе взглянула на Марицу, та кивнула. – Вы не можете с ним встретиться, да и он не хочет видеть вас. Им занимаются, и он очень болен. – Болен? Я тем более должна его видеть! – Ни в коем случае. Оставьте иллюзии о целительной силе любви, его превращение зашло слишком далеко. Мы делаем все возможное. – А Лиза? – Вышла замуж за учителя народной школы и живет в комитате N. – А он?.. – Нет. Божена вдруг сгорбилась и из властной пожилой особы превратилась в дряхлую старуху. – Тассило написал мне, прося, чтобы я позаботилась о Лизе, поскольку решил свести счеты с жизнью. Он вполне осознавал, что удерживать человечье обличье становится все труднее. Марица кинулась к Божене, чтобы утешить ее. – Ни вы, ни он не виноваты, и я прощаю вас. И он вас тоже. – Я все же настаиваю на свидании с ним. – Кто знает, может вы и встретитесь. Кто знает… В эту ночь Марице приснился волчий сон. Над ней было безлунное звездное небо, ветер наполнял морским шумом кружевной полог леса, и это было некстати, поскольку запахи сносило в сторону. Волчице необходимо было найти что-то очень важное, важнее чем еда и безопасное логово. Тропинка была полна опасных запахов, которых следовало избегать. Она повернула к реке, но берег подвел ее: край обрыва казался прочным, но неожиданно земля просела под лапами и она закувыркалась вниз. Марица рывком села в кровати и несколько раз глубоко вздохнула, унимая судорожное сердцебиение. Затем потянулась к шнуру ночника и осмотрела руки – никакой шерсти. Постель была влажной, окно закрыто. Слава богу, это всего лишь сон…