Навеки

О негласных извинениях       — Что я могу сказать — жить будешь, — говорит Кико с обработкой раны, и Кусакабе кивает, опуская свитер. Он лежит на диване в кабинете Хибари и выглядит намного лучше, чем несколько часов назад. — До свадьбы заживёт.       — Спасибо, Кико.       — Тебе спасибо, что прикрыл меня.       — Ну а как иначе? — вопрошает мужчина, слабо улыбаясь. — Мы ведь семья.       Кико кивает, сжимая в руках окровавленные бинты. Попытка убийства её и Кусакабе была неожиданной, и они, думает она, отделались малой кровью — всего лишь раной Тетсуи. И её оцарапанными ладонями и лицом.       Савада помогает Кусакабе встать. Хочет проводить до его рабочего места, но он отмахивается, заявляя, что справится сам. Он медленно направляется на выход из кабинета своего босса, когда сталкивается в дверях с Хибари. Тому хватает быстрого взгляда на подчинённого, чтобы вынести приговор.       — Свободен, — кратко отзывается Хибари. — Возьми несколько дней. Мы с Савадой справимся.       — Да, босс, — Тетсуя не противится, кивает и уходит. Кико бросает бинты в корзину, убирает лекарства в коробку и возвращает её в шкаф на законное место. Хибари хватает её за руку.       — Что ты?..       — Надо обработать, — он кивает на её царапины. — Не хватало ещё, чтобы началось воспаление. А если осколки стекла попали?       Кико не спорит. Она послушно садится на диван. Хибари опускается перед ней на корточки, на удивление аккуратно и бережно обхватывает её ладони, оценивая масштаб нанесённого ущерба. Есть что-то в том, когда сильный мужчина оказывается на коленях, думает Кико, смотря на непроницаемое выражение лица Кёи. Да, не на коленях, а на корточках, но Хибари остаётся прежним.       — Осколков не вижу, — сообщает он, посмотрев ещё и на её лицо. — Значит, просто обработаем раны. Или могу отправить тебя к Сасагаве, вмиг вылечит.       — Ага, чтобы я остаток дня потратила на спиливание ногтей и стрижку? — спрашивает Кико. — Не такая уж и проблема. Твоей скорой помощи мне вполне хватит.       Хибари молча принимается обрабатывать пострадавшие ладони, не поднимая глаз на Кико. Она следит за его движениями, испытывая покалывание, но терпимое, такое, к которому привыкаешь. Кико смотрит на его волосы, на тёмно-фиолетовую рубашку, расстёгнутую на несколько пуговиц и обнажающую бледную кожу с родинками; на тонкие запястья с серебряным ремешком часов и длинные пальцы. Она вполне может представить его играющим на музыкальном инструменте, например, нам том же фортепиано, как и у Гокудера у сестры.       — Савада, есть кое-что, что я должен сказать.       — Я тебя прощаю. Ты же хотел?..       Он поднимает голову и кивает.       — Я тебя прощаю. И ты прости за мою грубость, — Кико ободряюще ему улыбается. — Хибари, будь мне другом.       Хибари вновь кивает, берясь за бинт. Кико с шумом выдыхает и смотрит, как он завязывает бантик ей на ладони, а затем принимается за вторую руку.