Dancing With My Demons

Поскольку их предыдущие поиски не помогли найти в деревне никаких котлов, Нив приступает к утомительному процессу варки новой партии целебных зелий, имея только простой горшок. К тому времени, как Астарион наконец появляется снаружи, она уже разожгла огонь и разложила множество трав и грибов, необходимых для этого конкретного эликсира — немного странно, учитывая, что он сказал, что будет прямо за ней. Она предполагает, что задержка объясняется сменой гардероба. Теперь он полностью экипирован, как будто готовился к экспедиции, одет в плотно облегающую темную кожу, которую несколько дней назад получил в качестве приза. Не то чтобы она жалуется. Совсем. Ей приходится задаться вопросом, выдала ли ему их психическая связь, насколько он отвлекает в наплечниках, ширина его плеч ещё больше преувеличена по сравнению с его стройными бедрами, или её собственный пристальный взгляд сам по себе прекрасно справился с этой задачей. Однако он не направляется в её сторону. На мгновение Астарион просто стоит в дверях гостиницы, которая теперь служит их временной базой, и смотрит на неё так, как будто не узнает. Сила этого взгляда заставляет Нив оглянуться сначала через плечо, а затем на себя, почти задаваясь вопросом, не пролила ли она что-нибудь на перед рубашки. Когда на ней не видно ни потертостей, ни пятен, она с любопытством наклоняет голову. Он, кажется, приходит в себя, когда она это делает, быстро моргая и оглядываясь на остальных своих спутников, как будто только что заметив их присутствие. — Я отправляюсь на охоту, — объявляет Астарион всей группе, его тон даже отдаленно не скрывает, насколько утомительной для него является необходимость этого объявления. На самом деле, Нив думает, что он преувеличивает. — Так что постарайтесь подождать хотя бы час, прежде чем начать привлекать новые засады. К его чести, он фактически выжидает момент в ожидании возможного несогласия. Когда этого не происходит, его взгляд снова обращается к Нив. Какое-то мгновение он выглядит неуверенным, даже немного неловким, как будто ему есть что сказать, но затем он просто кивает, больше себе, чем ей, и уходит к деревенским воротам, ведущим в лес. Нив в недоумении оглядывается по сторонам, задаваясь вопросом, уловил ли кто-нибудь ещё странность этого небольшого диалога. Кажется, больше никто не обращает на неё никакого внимания. Разве Астарион не сказал, что уже поел? Не то чтобы она была той, кто судит кого-то за его пристрастие к перекусам, но "достаточно недавно" были его точными словами всего несколько минут назад. Она едва ли знает все тонкости физиологии вампиров – несмотря на свой новый богатый опыт в этой области за последние дни – но что-то кажется ей странным. Было ли это оправданием, которое он не позаботился сделать правдоподобным? Или он по какой-то причине солгал, что уже поел? Ну, он наконец-то увидел шрам на своей спине, который был для него загадкой большую часть двухсот лет. И вместо ответов ему представились ещё более тревожные вопросы в виде инфернальных рун. Такая вещь обязательно приведёт человека в странное настроение, особенно того, у кого уже накопился эмоциональный багаж за несколько жизней. Нив возвращается к своей задаче, механически выполняя руками знакомые движения. За последние несколько лет в мастерской своего хозяина приготовление зелий почти полностью перешло на её долю – потому что он, конечно, признавал её способности, но совершенно определенно ещё и потому, что единственное место для котла в помещении было в тесном подвале, где было жарко, пламя под горшком превратило сырую каменную комнату в потницу. Каким бы полезным ни было образование в области зельеварения, она всегда ненавидела эту обязанность из-за этого подвала. Каждый раз, когда её отправляли туда, она чувствовала себя скорее служанкой, чем ученицей. Но сейчас? Теперь, когда утреннее солнце освещает её лицо, а не просто тусклый свет свечей, чтобы видеть, на свежем воздухе, где она может варить зелья без струящегося по лицу пота и удушающих её паров из котла… она обнаруживает, что действительно может наслаждаться процессом. Странно, какие маленькие удовольствия она открыла здесь, тот маленький вкус свободы, который, возможно, никогда бы ей не был предоставлен, если бы Наутилоид не украл её. Нив настолько поглощена своей работой, что её осознание своих товарищей почти полностью пропадает – настолько, что, когда она, наконец, ставит свою первую смесь на огонь, чтобы она закипела, она подпрыгивает и обнаруживает Гейла, стоящего по другую сторону пламени. — Мне очень жаль, — тут же говорит волшебник, выглядя немного обеспокоенно тем, что встревожил её. — Ты, эм, кажется, закончила. Стоя на коленях перед готовящимся зельем, Нив смотрит на него серьезно и оценивающе. Её отказ на днях явно ранил его в тот момент, но впоследствии он был ей достаточно приятен, хотя и немного сдержан. Несмотря на это, она не испытывает желания снова так скоро поговорить с ним наедине. Возможно, это незрело с её стороны в свете хаоса последних нескольких дней, но воспоминание о предложении Гейла всё ещё несколько расстраивает её. Особенно вспоминая, как ехидно он относился к Астариону перед их обменом этим утром. — Почти, — наконец отвечает ему Нив, осторожно глядя на него. — Мне нужно посмотреть, пока оно кипит. — Ах. Что ж, уверяю, я не собираюсь отвлекать твоё внимание больше, чем это абсолютно необходимо, — признает Гейл с улыбкой. Кажется, он полон решимости вести себя как можно приятнее. — Хотя, признаюсь, я надеялся поговорить с тобой… эм… наедине... Взгляд волшебника обращен на Лаэ'зель, которая точит короткий меч, сидя на ящике в нескольких футах от него, в пределах слышимости. Нив смотрит на воина-гитиянки, а затем снова на Гейла, расширяя глаза в притворно-невинном ободрении, как бы говоря: "Тогда давай, попроси её." Ответный взгляд Гейла, кажется, говорит: "справедливо". Он колеблется лишь мгновение, расправив плечи в предвкушении, прежде чем набраться смелости и открыть рот. — Лаэ’зель, мне… интересно, могу ли я поговорить минутку с— — Нет, — холодно говорит Лаэ’зель, не отрываясь от точильного камня, стоящего перед ней на опрокинутом ведре. Гейл гримасничает. — Верно. Конечно. Просто это— На этот раз Лаэ'зель всё-таки поднимает голову, приковав его к месту своим стальным взглядом. — Будь уверен, что бы ты ни сказал ей, это ниже моего внимания. Но я думаю, нам было хорошо продемонстрировано, что нужно лучше следить за ней, — говорит воин, кивнув в сторону Нив. Радость от наблюдения за тем, как Гейл пытается вести переговоры с их упрямым товарищем, сразу же перерастает в негодование. — Следить за мной? — возмущается Нив. — Слушай, меня немного утомляет намёки о том, что вы все уязвимы от случайных стрел. Лаэ'зель поднимает меч на уровень глаз и спокойно щурится на край лезвия, чтобы проверить свою работу. — Пока что нас не подстреливали. На мгновение Нив кажется, что она способна дышать огнем. — Лаэ'зель, ты знаешь, что такое логическая ошибка? Глядя между двумя женщинами, Гейл делает неловкий шаг назад. — Возможно, нам стоит поговорить позже. — Нет, я думаю, тебе лучше сделать это, пока вампира нет под рукой, — говорит ему Лаэ'зель, совершенно игнорируя комментарий Нив. — Я бы предпочла, чтобы вы не подвергали остальных из нас невыносимому мужскому позерству, которое обязательно последует. Лицо Нив пылает, хотя она придерживает язык, не совсем не соглашаясь с оценкой Лаэ'зель. — Твоя прямота, как всегда, очаровательна, подруга, — говорит Гейл, сохраняя улыбку на лице, пока она не начинает выглядеть немного натянутой. Но когда он поворачивается к Нив, его несколько болезненное выражение смягчается. — Но, поскольку мы открыты друг с другом, скажу, что именно за это наблюдение я пришел извиниться. Нив несколько удивлена, что её шея ещё не болит от сильной травмы, которую ей причиняет это взаимодействие. — Это? — она спрашивает. — Эм, какая часть? Гейл делает глубокий вдох, заметно готовясь к унижению. — Я вел себя глупо с момента нашего последнего… разговора, — говорит он. — Этому нет оправдания. Мне не следовало ставить тебя в такое положение с самого начала. Она не совсем уверена, что её брови теперь ровные. Что, чёрт возьми, она должна сказать на это? Особенно учитывая тот факт, что, помимо самого самонадеянного предложения, Гейл был достаточно сердечен с самой Нив. Астарион был тем, кто пострадал от большей части яда Гейла, как до, так и после её отказа. — Ну… спасибо, — осторожно говорит Нив, стараясь сохранить хоть какое-то достоинство, несмотря на волны жара, которые, должно быть, скатываются с её лица. Остальные их спутники смотрят в другую сторону, но, как это часто бывает с ними, это делается весьма целенаправленно. Лаэ'зель, надо отдать ей должное, вернулась к бесстрастному обращению с клинком перед собой. — Я ценю это, — продолжает Нив, — но…"— она понижает голос, пытаясь вернуть себе хоть какое-то подобие осмотрительности, хотя и не уверена, что это имеет большое значение, — …я не уверена, что только я та, кому нужно это услышать. Гейл склоняет голову, выглядя соответствующим образом наказанным. — Я полностью понимаю, — говорит он, понижая свой голос, чтобы соответствовать её, и садится рядом с ней, полный решимости пережить самое неловкое взаимодействие в мире, несмотря на их аудиторию. — Я… ну, я не хочу оказывать ему невежливость, рассказывая больше, чем ему хотелось бы, чтобы знали другие. Но сегодня утром я разговаривал с ним в надежде добиться аналогичного возмещения ущерба. Честно говоря, я был уверен, что он при первой же возможности обернётся и пожалуется тебе на это. Мои ошибочные суждения, похоже, быстро накапливаются. Похоже, именно там они двое были, пока остальные трое суетились вокруг неё? Девять кругов ада. Неудивительно, что Астарион был в таком настроении, когда она увидела, как он тыкал в свои шрамы. Нив не может честно сказать, что сожалеет, что пропустила этот разговор, хотя тот факт, что ни у него, ни у Гейла, похоже, нет свежих ножевых ран, означает, что всё прошло значительно лучше, чем она ожидала. Однако её желудок всё ещё сжимается, когда она думает о своем разговоре с Астарионом о символах, нанесенном на его спину, и о том, каким измученным он выглядел ещё до этого конкретного откровения. Его поспешный уход в лес начинает обретать гораздо больше смысла. — Ох, — говорит Нив. — Хорошо. То есть спасибо. Это было очень мило с твоей стороны. Гейл смущенно склоняет голову. — Я могу только просить у вас прощения за то, что вёл себя как самая полная задница, — говорит он, — И молюсь, чтобы я не испортил навсегда то, что, как я всё ещё надеюсь, будет долгой дружбой. Есть что-то слишком серьёзное в лице волшебника, когда он открывается перед ней, что-то такое, что заставляет желудок Нив скручиваться от вины. Голос Шэдоухарт из ночи празднования воспроизводится в её голове: "Боги, тебе действительно нужно это объяснять? Гейл хочет тебя трахнуть." Но в этот момент она видит в его глазах что-то глубже, более искреннее, чем просто это; это мнение подкрепляется выжженными крышами деревенской площади, видимыми с того места, где они сейчас находятся. Трудно понять, что об этом сказать, трудно понять, что чувствовать, наблюдая, как кто-то несёт для тебя ношу, которую ты никогда не просил его нести. Кто-то, кто мог бы быть достойным, если бы всё сложилось иначе. — Я разделяю эту надежду, — мягко говорит Нив. — Не нужно умолять, Гейл. — Всегда есть причина заставить мужчину умолять, — нетерпеливо заявляет Лаэ’зель позади них, её голос вдвое громче приглушенного разговора Нив и Гейла. Они оба яростно подпрыгивают. — Возможно, нам нужно установить более жесткие границы, — напряженно говорит Нив, бросая взгляд на гитьянки, который мог бы пролить кровь, если бы она добилась своего. — Потому что, Лаэ'зель, на этом плане существования подобные вещи попадают под категорию абсолютно не твоего, чёрт возьми, дела. Лаэ'зель ухмыляется. — Это объясняет, почему люди этого мира безнадежно сбиты с толку одним лишь намеком на секс. Нив всплесивает руками. — Интересно, что случилось с тем, что наш разговор оказался "ниже твоено внимания"? — Твоё оружие готово, — говорит Лаэзель, как ни в чем не бывало. — Я устала ждать. Нив в замешательстве моргает, бросая взгляд на Гейла, который, кажется, понимает не лучше, чем она, судя по широко раскрытым глазам. — Моё оружие? — Нив эхом повторяет, потерянная. Короткий меч, который Лаэ'зель точила, приземляется у ног Нив, брошенный перед ней, как вызов. Гейл в шоке вскакивает со своего места. — Ну, в этом нет необходимости—. — нервно начинает волшебник, но Лаэ’зель снова просто говорит, перебивая его, не беспокоясь. — Мы не знаем, насколько долгим будет это путешествие. Давно пора научиться защищаться, когда магия подводит, — холодно говорит Лаэ'зель. Нив какое-то время смотрит на меч, валяющийся на земле перед ней, медленно поднимая глаза и встречая пристальный взгляд Лаэ'зель. — Ты всё ещё про стрелу? — спрашивает Нив, наполовину оскорбленная, наполовину тронутая, пытаясь прочитать загадочное выражение лица своей спутницы. — Ты не можешь думать, что наличие у меня меча остановило бы… — Эта стрела, нет, — напряженно говорит Лаэ'зель. — Дело не в этой стреле. Речь идет о том, чтобы выглядеть как цель для следующей. Мы удерживаем тебя от рукопашной, потому что это небезопасно для того, кто не умеет сражаться. Но в одиночку, как мы видели, тебя легко выделить. В голову Нив приходят сотни аргументов: что она только причинит вред кому-то другому, размахивая мечом, что нет никаких шансов, что она может быть что-то, кроме как под ногами и на их пути на линии фронта, учитывая, что у остальных есть годы обучения. Она начинает говорить то же самое, но одним плавным движением Лаэ'зель вытаскивает свой меч из ножен на бедре, длинное лезвие сияет, когда она держит его высоко в солнечном свете. — Ты ученый, так ведь? — спокойно говорит гитьянки. — Клинок — это просто ещё один предмет. Ты полна решимости оставаться в неведении? Нив какое-то время смотрит на неё, затем опускает взгляд на меч у ног — меч, который Лаэ'зель потратила почти полчаса, тщательно оттачивая. Для неё. Когда Нив снова поднимает голову, она обнаруживает, что её рот искривляется призраком улыбки. Вот это, думает Нив, звучит как логика. — Гейл, — чопорно говорит она, беря меч. — Присмотри за моим горшком, пожалуйста. ** К сожалению, Астариону становится ясно, что крови тысячи лесных зверей будет недостаточно, чтобы принести ему облегчение. О, это, конечно, утоляет голод, но волнение до костей остается, беспокойство доходит до самого его ядра. Он жаждет Нив. Заботится о ней. Она ему нравится, искренне. Должно быть, так оно и есть — просто он не может вспомнить, когда в последний раз был в комнате с кем-то, кого он действительно мог терпеть более пяти минут за раз, и поэтому его система ломается. Он должен был использовать её; удержать рядом единственным известным ему способом, и всё для того, чтобы её коварный интеллект работал на его благо как можно больше раз. Немного полезного развлечения с красивой девушкой, достаточно наивной, чтобы каждый вечер отдавать свою кровь в обмен на— в самом деле ничего. Секс. С ним. Товар настолько бесполезный, что он часто не мог уследить за тем, со сколькими людьми он развлекался в течение недели во Вратах Балдура. Часто об этом было невыносимо вспоминать. Совершенно бессмысленная вещь — думать, что он… Нет. Абсолютно нет. Он не должен думать об этом слове снова, потому что, чёрт возьми, это, конечно, не так. Конечно, нет. Они знакомы всего две недели. Он не будет первым мужчиной, который впадёт в полнейший ступор из-за пары красивых глаз и тугой пизды. Вот и всё. Временное безумие. Стоя на коленях над истощенной тушей оленя, вытирая кровь со рта тыльной стороной ладони, Астарион громко и с ненавистью смеётся над собственной нелепостью. Он чувствует вину, сводя её к этим словам. Ложь звучит пусто даже в его собственной голове. Он смеётся так же, как смеялся, когда Нив рассказала ему, что Свежеватели Разума заразили их паразитами, призванными превратить их в монстров. Грязный, мрачный смех. Точно так же кажется естественным, что он осознал, что влюблен, всего через несколько мгновений после того, как узнал, что шрамы, которыми изуродовал его хозяин, были не просто каким-то извращенным тщеславным проектом, а чем-то, что, как он чувствовал, было ничем меньше, как гарантией вечного проклятия. Ещё одна загадка, добавляемая к куче всего, что произошло до сих пор, всех испытаний, которые им ещё предстоит пережить. Поистине, ни один момент его жизни не останется незапятнанным Касадором. Ни одного неразбитого кусочка. Ни один вдох никогда не был свободным. Это всё отпадает. Он не знает, что происходит — что она с ним сделала. Всё, что он знает, это то, что любовь — вещь, предназначенная для живых, которую нужно познать в живой крови, в учащенном пульсе и покрасневшей коже. Не имея таких пунктов в Астарионе, он остается с растущим давлением в полости его груди, которое будет только нарастать и нарастать, пока он не взорвется или не сойдет с ума настолько, чтобы вырезать своё долго молчавшее сердце. Он потирает грудь, впиваясь пальцами в мышцы, отчаянно нуждаясь в облегчении. Он — пороховая бочка, которая может взорваться в любой момент; мертвец с позаимствованным временем. Ему нечего влюбляться. И всё же он проводит рукой по своей руке, как это сделала Нив прошлым утром, когда они вдвоем молча вернулись в лагерь, и тело Гандрела стало новой тайной между ними. Он повторяет это движение, размышляя над этим простым, целомудренным прикосновением. Горький смех начинает утихать. Едва звук последнего затих в его горле, как запах серы заставляет его встать на ноги. Какой бы быстрой ни была его реакция, Астарион проклинает себя за неуклюжесть этого движения, за то, насколько очевидно, что он был застигнут врасплох. Что-то опасно близкое к стыду горит внутри него вместе с болью, когда из окружающих деревьев к нему доносится тихий, жестокий смешок. Даже несмотря на свои обострённые чувства, Астарион не может определить, откуда он идёт. Кожу на затылке покалывает. — Покажи себя, — рычит Астарион, пытаясь скрыть, как быстро его глаза перебегают с дерева на дерево, выискивая незваного наблюдателя. Перед его глазами демон Рафаил, кажется, материализуется из глубокой тени, самодовольная улыбка на его губах сильно контрастирует со взглядом Астариона. — Ну-ну, — с некоторым весельем говорит он. — Настоящее приветствие для человека, который в кои-то веки только пришел предложить помощь. — Ты должен знать, что у меня нет души на продажу, — говорит Астарион, изо всех сил стараясь сохранить свой тон сухим, как будто это могло заставить дьявола забыть момент уязвимости, который он прервал. — Жаль разочаровать. Улыбка Рафаила становится только шире. — Распространенное заблуждение. Даже у такого негодяя, как ты, есть душа, какой бы измятой и заброшенной она ни была. Астариону ничего не остается, как выдерживать насмешливый взгляд демона, отказываясь опускать подбородок. — Тогда, возможно, тебе стоит найти другого несчастного негодяя, с которым можно заключить сделку. Очередная ухмылка дьявола. — Ах, — напевает Рафаил, и что-то мрачное и опасное окрашивает его голос, — но ты недооцениваешь себя. За все свои славные дни я ни разу не встретил существо, от которого воняет страданиями так, как от тебя, отродье. Но, как говорят поэты, любовь – это боль, так ведь? Астарион не знал, что в присутствии демона его желудок может опуститься ещё ниже, чем уже был. Во время их первой встречи ублюдок недвусмысленно сказал им, что продолжит наблюдать на расстоянии, поджидая их самый отчаянный час. И вот он здесь. — Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — напряженно говорит Астарион. Очередная плохая ложь. Но мысль о том, что Рафаил уловит хотя бы проблеск того, что произошло между Нив и им самим, грозит Астариону головной болью, и то, что сейчас был момент, когда дьявол решил появиться, может означать только то, что он получил гораздо больше, чем просто проблеск. Его выбор времени столь же поэтичен, как и ненавистные знаки, вырезанные на спине Астариона. Рафаэль тихонько цокает, насмешливо грозя пальцем. — Не надо притворяться. Это частный разговор между тобой и мной. Маленькой заклинательнице не обязательно вмешиваться в это дело… если только ты этого не пожелаешь. Она довольно деликатная особа, правда? Не в духе, конечно, — Рафаил усмехается с чем-то извращенно похожим на нежность, почти наверняка вспоминая, как Нив вела себя прямо перед ним, бесстрастно, не поддаваясь ни одному из хитрых оборотов демона. — Но какая уязвимая плоть у этих людей. Стыдно было видеть все эти красивые волосы, пропитанные красным… Как будто ему нужна помощь, чтобы вызвать эти воспоминания. — Чего ты хочешь? — Астарион сплевывает черным голосом. — Ты действительно громоотвод несчастий, да ведь? — Рафаил размышляет, не торопясь добираясь до сути. — Измученный, даже на свободе. Полагаю, именно поэтому, куда бы я ни пошел по этой проклятой земле, я слышу, как твоя жалкая душа кричит в отчаянии. — он глубоко вдыхает через нос, глаза его человеческой маскировки становятся черными. — Это как маяк для моего вида. Итак, маленький вампир, я считаю, что более уместен вопрос: чего ты хочешь? Астарион уверен, что у Нив найдется какой-нибудь умный ответ дьяволу. Именно это она и делает, когда сталкивается с противниками, во много раз более могущественными, чем она. Она всегда почему-то настолько уверена в себе в момент, как будто её мозг работает быстрее, когда выше ставки; хотя после этого она утверждает, что всё время была в ужасе. Она такая… такая хорошая. Она никогда не согнётся. Никогда не поддается искушению. Не такая, как он. Дьявол может быть презренным… но он прав. Астарион в отчаянии. Что-то в дерьмовой буре его жизни должно уступить место, прежде чем это произойдет с его рассудком — прежде чем произойдет настоящая, неизменная трагедия. Ему всплывает сон о Нив в объятиях Касадора, о том, как видение её визжало и плакало, когда его хозяин обещал превратить её в свою новую любимую игрушку. Эти образы тесно связаны с моментом, когда он увидел, как стрела гоблина пронзила её плечо, и с выражением её лица перед падением, как будто она испытала такое облегчение, увидев его, что едва заметила рану. Странно, но сумма его худших страхов включала в себя и её смерть, и её вечную жизнь. Оставался ли у них какой-нибудь путь, на котором он мог бы оставаться рядом с ней, не обрекая её ни на то, ни на другое? Допустим, он хотел принять помощь Рафаила. О чем он посмеет просить? Удаление личинки явно больше не является мгновенным решением их проблем, о которых они когда-то думали, и даже если Нив когда-нибудь согласится отказаться от этого поиска по исследованию Абсолюта, Астарион потеряет свое единственное преимущество перед Касадором без паразита. И полное уничтожение Абсолют или его хозяина наверняка стоило бы какой-то ужасной цены, возможно, для всей их группы, если бы такие вещи были вообще в силах Рафаила. Нет. Одной сделки с дьяволом будет недостаточно, чтобы исправить всю эту запутанную ситуацию. Даже хорошо сформулированная договоренность будет уязвима перед предательством демона. Что нужно Астариону, так это преимущество. Что-то сравнительно незначительное, что Рафаил мог бы дать ему, что повлекло бы за собой услугу, а не ещё одну жизнь рабства. Рафаил, терпеливо наблюдая за лицом Астариона, медленно улыбается. — О, да. Вот он. Это взгляд человека, у которого есть что-то, о чём он хочет попросить. Астарион сглатывает, расправляет плечи и кивает. ** Пот выступает на лбу Нив под лучами позднего утреннего солнца так же сильно, как и над котлом её хозяина. — Блокируй, — рявкает Лаэ’зель, и поднятая рука Нив дрожит от удара клинка гитьянку о её собственную. — Расширь свою позицию. Ещё унция давления, и я могла бы положить тебя на спину. — Лаэ’зель давит один раз, чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, и Нив чувствует, как её пятки впиваются в землю, чтобы удержаться в вертикальном положении, прежде чем она отступает. Позади неё она слышит, как Уилл хихикает над этой фразой. — У тебя нет никаких полезных дел, чем смотреть? — Нив рычит сквозь стиснутые зубы, вытряхивая жало из руки, подчиняется и расставляет ноги на ширине плеч. Конечно, они все стоят и смотрят. Все, кроме Астариона, который ещё не вернулся из своей угрюмой прогулки по лесу. — Я помогаю! — Уилл смеется. — Следи за её плечами — она опускается вниз! — Не слушай его, у него нет глаз, — кричит Шэдоухарт. — На самом деле, крики мне не помогают, — огрызается Нив, обрывая её с ворчанием и блокируя следующий удар. Со стороны Лаэ'зель усилие этого взмаха кажется медленным и неторопливым, но от этой силы, кажется, вибрируют самые кости руки Нив. — Разве они—ой— не отвлекают, Лаэ'зель? Но Лаэ'зель выглядит совершенно не обеспокоенной. — Битва — не что иное, как отвлечение, заклинатель. О, хорошо. Лаэ'зель хоть раз что-то одобряет. Они занимаются этим уже почти час, и Нив думает, что её рука может просто оторваться и отвалиться от туловища. Самое печальное, что она может сказать, что гитьянки относится к ней снисходительно. При следующем ударе рукоять короткого меча полностью выскальзывает из её смущающе потной хватки, и хотя логически Нив знает, что Лаэ'зель не обезглавит её во время тренировочного упражнения (вероятно), инстинкт увернуться с пути клинка слишком силен. Её внезапный, резкий шаг назад обнаруживает вместо твердой опоры расшатанный камень. Тряска позвоночника, когда её задница сильно приземляется в грязь, вызывает у неё невероятно недостойный визг, и на мгновение всё, что она может сделать, это сидеть там в шоке. Лаэ'зель издает совершенно нехарактерный для неё вздох и смотрит вверх, на положение солнца, которое теперь находится за центром неба. — Твоей выносливости придется поработать, — говорит она, вложив в ножны собственное оружие, — Но мы остановимся, прежде чем ты нанесешь себе ещё больше травм, поскольку жрица снова не сможет выполнять свои функции до восхода солнца. — она обходит Нив по земле и уже начинает уходить. Ближе к гостинице Шэдоухарт встает, услышав оскорбление. И Уилл, и Гейл кладут ей руки на плечо с обеих сторон, но когда Лаэ'зель проходит ближе к ним, между жрицой и гитьянки начинают летать обычные колкости. Хорошо. Урок окончен, прямо так. — Я не думал, что мне нужно было уточнять, что вы также не должны начинать убивать друг друга без меня, — раздается мягкий голос из-за её другого плеча, достаточно низкий, чтобы его могли услышать только её уши. Голова Нив поворачивается так быстро, что она удивляется, как не растягивает что-нибудь. Бледность Астариона немного уменьшилась, когда он приблизился к деревенским воротам. Она сразу же видит, что темные мешки, которые были у него под глазами, теперь превратились в легкую тень. Значит, он действительно отправился на охоту — и она, должно быть, была, по крайней мере, в некоторой степени успешной, хотя она может сказать, что эффект не такой сильный, как когда он выпил немного человеческой крови, чтобы взбодриться. Он кажется почти нервным, и его глаза всё ещё выглядят немного… преследуемыми. Почему же тогда он отступил перед ней сегодня утром, если ему явно было больно? — Убивать друг друга кажется слишком милосердной формулировкой, — ворчит Нив. Астарион останавливается, прежде чем подойти достаточно близко, чтобы предложить ей руку, поэтому она вонзает острие своего бесполезного проклятого меча в грязь, используя его как рычаг, чтобы подняться на ноги. Так будет лучше, поскольку её достоинство действительно нуждается в победе, чтобы встать на ноги своими силами, но она не может не заметить, что он держит дистанцию. — Я почти уверена, что падение на задницу — единственная причина, по которой моя голова всё ещё находится на плечах. К её ещё большему удивлению, не последовало никаких умных замечаний ни по поводу её владения мечом, ни по поводу её задницы. Он уже смотрел на неё немного смешно, как и перед тем, как уйти в лес, но выражение его лица становится немного более напряженным, когда его взгляд переходит на руку рядом с ней — и только тогда она чувствует легкое жжение у основания ладони. Нив переворачивает руку, которой она удержала свое падение, обнажая несколько острых кусочков гравия, застрявших в её коже. Когда она смахивает их, в неглубокой царапине, которую они оставляют после себя, появляются красные пятна. Она хмурится, поднимая руку, чтобы показать ему. Астарион почти в панике отходит от неё на два шага, как будто у неё только что выросло одно из тех щупалец, о которых они все беспокоились. Нив удивленно моргает. — Что ты—? — начинает она, но он заметно выдавливает из себя улыбку, видимо, понимая, насколько крайне неутонченной была его реакция. — Мне очень жаль, — говорит он с легким смехом, который кажется Нив откровенно нервным. — Мне— мне нужно прочистить голову, дорогая. Прошу прощения. Она может только смотреть ему вслед, пока он идет к гостинице, проходя мимо спора Лаэ'зель и Шэдоухарт, как будто он этого даже не замечает. — Какого черта? — Нив бормочет про себя. Она не видела его таким нервным с той ночи, когда он впервые раскрыл свою истинную природу, настолько отчаянно нуждаясь в чем-то более питательном, чем кровь животных, когда он пытался попробовать немного у неё, пока она спала. Почему он вдруг себя сдерживает? Она смотрит на свою ладонь, крошечный порез настолько незначительный, что, кажется, уже перестал кровоточить, а затем снова хмурится, глядя на удаляющуюся спину Астариона, когда он исчезает в гостинице. Воспоминание о прошлой ночи всплывает к ней, когда она смотрит между ним и следом уже засохшей крови на её руке: Астарион забирается на кровать рядом с ней, когда она попросила его остаться, двигаясь так, словно она была сделана из стекла, и малейшее движение разрушило бы то, что от неё осталось. Боги. Он был— что? Боялся, что она больше не сможет с этим справиться? Чёрт возьми, она исцелилась! На самом деле, она, вероятно, сейчас в лучшей форме, чем была до того, как получила стрелу в плечо. Поскольку их спуск в Подземье неминуем, сейчас не время для него оставлять себя ослабленным, думая, что она слишком хрупка. Часть её хочет бежать за ним и кричать на него, но даже она не может вынести столько тяжелых, эмоциональных разговоров за один день. Поскольку к полудню у неё за плечами уже три, это грозит стать работой на полный рабочий день. Нив собирается вернуться к своим зельям, отложив меч и разлив готовые эликсиры по бутылкам. Остальные её спутники даже не замечают её, поглощенные своими ссорами. Но что-то щекочет ей нос, когда она идет по тому же пути, по которому только что шел Астарион, промчавшись мимо неё. Это была… сера?