Dancing With My Demons

Когда Нив просыпается, ещё ранние часы, о чем свидетельствует слабый серый свет за окном, лицом к которому она смотрит. Тишина в остальной части гостиницы говорит ей, что даже самым нетерпеливым из их спутников ещё слишком рано думать о том, чтобы вставать, и поэтому она лежит там, в дымке полусна, которая приходит раньше полного сознания, пытаясь ухватиться за мысль, которая постоянно ускользает от неё. На мгновение всё, что она может вспомнить, это то, что ей следует что-то вспомнить. Затем, лениво потягиваясь, её рука задевает что-то позади себя в кровати. Ох, думает она. Точно. Это. Нив переворачивается настолько осторожно, насколько это возможно, не желая нарушать хрупкий покой в комнате, как будто что-то очень важное от прошлой ночи, которое всё ещё находится с ней в постели, может в любой момент раствориться в воздухе. Из них двоих она никогда не просыпалась первой. И поэтому вид Астариона рядом с ней является своего рода чудом; его лицо необычно расслаблено в трансе, брови гладкие, губы едва приоткрыты, серебряные волны слегка косо скользят по лбу. Ей хочется протянуть руку и провести пальцем по безупречной линии его челюсти, не понимая, как вообще может существовать такой человек, как он, — но она сдерживается, боясь напугать его прикосновением, которого он не просил. Слабые синяко-фиолетовые круги под глазами всё ещё различимы в бледном утреннем свете. Боги, ему нужен был отдых. Вчера вечером он был таким… другим. Спотыкаясь о свои слова, совершенно лишенный своей обычной жизнерадостной самоуверенности, но такой честный. А затем, несмотря на её панику, он стал устойчивее. Непоколебимым. Нежным. Он ждал её позже, когда она не хотела оставлять дежурство слишком рано. Принес её в постель.Остался с ней. Проходит мгновение, прежде чем Нив понимает, что её рука поднялась, чтобы поиграть с собственной нижней губой, когда она впитывает его с сердцем в горле. Какой дурой она бы выглядела, если бы кто-нибудь увидел её сейчас, но почему-то её это больше не волнует. Она дура, но чувствует себя лучше, чем могла представить. В ней какая-то странная плавучесть, как будто что-то есть на кончике языка и всё внутри неё тянется к этому; плывет вверх, вверх, а её тело лежит здесь, рядом с ним, всё теплое, как будто она наполнена солнечным светом. На самом деле комната полна света. Потрясённо взглянув на потолок, Нив понимает, что стропила загорелись, а над ними лениво кружится дюжина золотых пылинок размером со светлячка. С тихим, униженным вздохом она садится, чтобы отмахнуться от них, светящиеся огни мгновенно исчезают, когда она снимает заклинание. Упс. Палец вцепляется в заднюю часть камзола, в котором она спала. — Тебе лучше не думать о том, чтобы встать с этой кровати, — нараспев произносит Астарион низким голосом. Когда она поворачивает голову, чтобы посмотреть на него, он даже не открыл глаз, говоря с ней – как будто он схватил её, практически всё ещё находясь в трансе. У неё есть всего лишь мгновение, чтобы задаться вопросом, означает ли это, что он на самом деле не видел её маленького случая непреднамеренного волшебства, а затем палец скользит по спине её рубашки, легко утащив её обратно на подушки. — Я никуда не собиралась, — шепотом настаивает Нив, надеясь, что её смущение не так очевидно, как кажется. Только тогда один алый глаз приоткрывается и смотрит на неё. — Хорошая девочка. Опять эти два слова. Они что-то сделали с ней прошлой ночью, хотя тогда это было немного другое чувство, прошедшее сквозь слои её ужаса, печали и усталости. Здесь и сейчас, в свете утра, когда темнота на мгновение изгнана, они оседают низко в её животе, и она не совсем знает, как на это реагировать. Уголок рта Астариона слегка изгибается вверх. — Нравится, да? — он практически мурлычет. Нив, не говоря ни слова, в явном унижении натягивает одеяло на голову, но в следующее мгновение оно отдергивается, и самодовольная ухмылка Астариона становится намного ближе, чем раньше. — Не используй на мне этот голос, — протестует она, несмотря на яростный румянец. — Хм. — ответ — скорее звук в его горле, чем реальный ответ. — Я уверен, что не понимаю, что ты имеешь в виду, — говорит он, всё ещё используя этот голос. Двигаясь телом, он начинает приближаться, медленно и гибко, подползая к ней, с опасным блеском в глазах, когда он приподнимается на локте. Она даже не может ничего с этим поделать — её бедра раздвигаются перед ним почти сами собой, сводящий с ума его вес идеально прижимается к её бедрам. — У нас осталось очень мало времени, чтобы наслаждаться этой кроватью, — шелковисто шепчет Астарион. — Нет ничего постыдного в том, чтобы сказать мне, что тебе нравится. Нив сглатывает. Сильно. Он не ошибается — они вернутся к черновой работе через несколько часов, возможно, уже в Подземье, когда в следующий раз разобьют лагерь. Их время здесь коротко, они спокойны в мягком утреннем уголке, в то время как их товарищи отдыхают, в последней полуприличной кровати, которую они могут увидеть в течение нескольких недель. Но что-то, что Астарион сказал прошлой ночью, возвращается к ней, когда он смотрит на неё сверху вниз, в этих полуприкрытых глазах обещаны всевозможные грехи. Я никогда не был с кем-то дольше ночи. Никогда не приходилось думать о том, что будет потом. — Ты сделал многое из того, что мне нравится, — тихо говорит Нив, её руки ложатся на его талию. Она пытается сосредоточиться на ощущении кожи под пальцами, а не на сладкой агонии его тела, прижатого к ней. — А ты? — А я что? — повторяет он, любопытно, но осторожно, словно пытаясь определить путь, по которому пошли её мысли. — Да, — шепчет Нив. — Ты. Что ты хочешь. Астарион какое-то время молчит, и она не совсем уверена, удивляет её эта пауза или нет. Сколько бы сексуальной привлекательности он ни вкладывал в каждое слово, каждую манеру поведения, каждую внешнюю часть своего существа, их несколько встреч до сих пор были полностью сосредоточены на ней. Как она слышала от большинства других людей, это то, за что нужно быть благодарным любовнику — и всё же странно смотреть на него с осознанием того, что она очень плохо представляет, что ему нравится в ответ. Его молчание трудно читать. Глаза Астариона скользят по её лицу, когда он смотрит на неё сверху вниз, всё ещё молча, прежде чем поднять руку и провести по её волосам в чем-то похожем на восхищение. Его внимание, кажется, рассеивается, когда он поправляет свободную прядь у её лица, почти благоговейно обвивая её вокруг пальца, а затем осторожно заправляет её за ухо. На мгновение она думает, что он собирается её поцеловать, но когда он наклоняется, вместо этого Астарион обнимает её, скользя руками между её плечами и матрасом, прижимая ближе, и прижимается лицом к изгибу её шеи. Ни губы, ни клыки не касаются кожи. — Я не знаю, — наконец говорит Астарион, слова слегка приглушены, когда он произносит их в её волосы. Кажется, он довольно раздражен собой. Нив благодарна, что он больше не может видеть её лицо, поскольку она чувствует, как оно меняется в нескольких выражениях: сначала улыбка в ответ на его тон… а затем медленное таяние и нерешительное прикусывание губы, когда до неё доходит смысл этого ответа. О боже, думает она. Я тебя люблю. А потом она думает: вот дерьмо. Потому что, чёрт возьми, в ту минуту, когда эти слова приходят ей в голову, они не просто в её голове — они на самом кончике её языка, угрожая вырваться наружу в тот момент, когда она откроет рот. Нив в панике сжимает губы, глядя в потолок широко раскрытыми глазами. Она... она не может сказать ему этого. Очевидно. Верно? Не так скоро, всего через несколько недель после встречи с ним, и уж точно не сейчас, когда они только что затронули тему его непостоянства и пришли к предварительному пониманию, что никто из них не знает, какого черта они делают. Предполагается, что они должны оказывать друг другу благосклонность, а не делать резких заявлений, когда ни один из них на самом деле не знает, что ждет их в будущем. Она, вероятно, окажется наедине с дырой в окне в форме Астариона, как только слова слетят с её губ. Конечно, Нив приходит в голову, что она слишком долго молчала, только когда чувствует, как меняется его поза, чувствуя напряжение в его теле, очевидное по тому, как он так тесно обнял её. Астарион отстраняется, так что его лицо больше не прижимается к ней так сильно, хотя и недостаточно далеко, чтобы увидеть выражение её лица. — Я… — начинает он душераздирающим тоном человека, который только что осознал, что, возможно, был слишком честен, — Я хочу тебя, конечно. Но я просто не—я имею в виду— Я люблю тебя — снова настаивает её предательский мозг. Я люблю тебя, я люблю тебя, я— — Я знаю, — быстро говорит Нив, одновременно пытаясь прервать собственные мысли и избавить его от необходимости объяснять. Но он не расслабляется. — Я хочу тебя так сильно, что это, честно говоря, для меня чертовски ново. Но секс так долго был всего лишь привычкой, и я... может быть трудно сказать, когда я действительно... Нив убирает руки с его талии, кладя одну между его лопаток, а другую – на затылок, мягко призывая его вернуться к изгибу её шеи. — Я знаю, что ты имеешь в виду, — говорит она снова, уже мягче. — Обещаю. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя— Астарион на мгновение колеблется, но затем позволяет себе медленно прижаться к ней, снова уткнувшись лицом в её волосы. Его бедра всё ещё лежат между её собственными, но Нив просто играет с его волосами, позволяя ему расслабиться в объятиях. Он слегка дрожит, когда её ногти немного царапают его кожу головы. — Плохо? — спрашивает Нив, делая паузу. — Нет, — шепчет Астарион, дыхание от этого ответа струится по её шее. — Хорошо. Поэтому она продолжает свою работу, осторожно проводя пальцами по серебряным волнам в комфортной тишине. Его обычная прохлада, кажется, согревается под её руками, как будто он выкачивает из неё тепло даже через их одежду благодаря тесному прижатию их тел – но в их гнезде из одеял Нив совсем не против. Ей есть чем поделиться. Астарион тихо стонет, когда её пальцы движутся ниже, чуть сильнее впиваясь в мышцы на его шее. Из-за этого звука очень трудно игнорировать его прикосновение между её ног, но Нив медленно вздыхает, сопротивляясь желанию бесстыдно поддаться вверх, прижимаясь к нему. Сейчас мы о том, чего он хочет. — Всё ещё нормально? — бормочет она, немного усиливая давление, потирая мышцы, идущие от его шеи к плечу. Она, должно быть, приближается к вершине его шрама, и немного сложно сказать, вызвано ли напряжение, которое она чувствует под пальцами, этой близостью, или ему просто давно нужно немного облегчения. — Да, — быстро говорит Астарион. А затем: — Дотронься до моей спины. Пожалуйста. — его голос звучит немного хрипло, немного отчаянно, когда он добавляет эту последнюю фразу, как будто эта просьба постыдна. Простое удовлетворение этого желания кажется самым безопасным ответом. Нив прижимается губами к его макушке, быстро и целомудренно, а затем просовывает обе руки под ткань его рубашки, скользя вверх по тонким выступам шрамов, прижимая их к центру его спины, её ладони накрывают его позвоночник. Звук, вырывающийся из горла Астариона, чуть не заставил её подпрыгнуть. Похоже, полное облегчение прозвучало в её волосы, его нос уткнулся в её шею, и он прижался ещё ближе. Его спина слегка выгибается навстречу её рукам, как будто пытаясь сильнее прижаться к ним, поэтому Нив продолжает, мягко массируя и возвращая тепло в узлы, которые кажутся почти постоянной частью его мускулатуры. Она, конечно, не эксперт, но знает, как ей было бы приятно после долгих часов, проведенных сгорбившись за учебой. Астарион тихо ругается ей на ухо, его руки сгибаются под её плечами, сжимая лямки её камзола в кулаках, прежде чем снова разгладить их, его пальцы теперь тоже скользят по её коже. Затем он резко отстраняется. Если есть что-то, что Нив знает о себе, так это то, что у неё никогда не было бесстрастного лица. Поэтому её сердце замирает, когда он поднимается на руки и смотрит на неё, уверенная на один ужасающий момент, что он сможет прочитать всё это в выражении её лица прямо здесь и сейчас. — Слишком? — нервно спрашивает Нив, когда он ничего не говорит. Что Астарион читает или не читает в её глазах, она не может точно сказать. Но он медленно качает головой, берёт её подбородок в руку и смотрит на неё сверху вниз с каким-то облегчением в глазах. — Нет, — бормочет он. — Не с тобой. И когда на этот раз он наклоняет голову, он целует её. Берет её рот горячо и медленно, проглатывая её маленькое ой, двигая бедрами, прижимаясь к ней и теперь всерьёз твердея. Голова Нив кружится, когда его умные руки исследуют её тело, чтобы отделить одежду от кожи — ровно настолько, чтобы освободить место, где их тела могут соединиться, вытянув твердую длину своего члена и экспериментально притянуть его к ней. Легкая улыбка мелькает на его губах во время этого поцелуя, когда он чувствует, насколько она уже мокрая. Рот Астариона на мгновение отпускает её и приближается к её уху. — Ты то, что мне нравится, — шепчет он, от прохладного дыхания у неё по шее бегут мурашки, когда он прижимается к её входу. А затем он входит в неё одним длинным восхитительным толчком. Нив практически всхлипывает, но, к счастью, его рот снова появляется на её губах, чтобы спрятать звук. Он едва отстраняется от неё, держа их бедра почти вплотную друг к другу, каркас кровати тихо скрипит под ними, когда он медленно, медленно, медленно толкается в неё. Всё, что она может сделать, это хныкать в поцелуй, цепляясь за него, за его рубашку, прижатую под ним, пока он вдавливает её в матрас. — Хорошо, — стонет Астарион, — Так чертовски хороша для меня. И, боги, он прав, конечно, он прав, ей это нравится. Она кончает без предупреждения, яростно дергаясь вокруг него, с жалким всхлипом в его рот. Но если она слишком увлечена, он всегда с ней — ровный ритм его толчков прерывается в тот момент, когда её мышцы начинают трепетать вокруг него, и он просовывает руку ей под поясницу, чтобы каким-то образом приблизить, его член дергается, когда он наполняет её, полусвязные слова вылетают из его рта на её кожу. Астарион падает на неё сверху, даже не удосужившись выйти из неё, а затем возвращается в своё прежнее положение, уткнувшись лицом в её шею и прижимаясь к ней, как кусок коряги в море, пока они вместе переводят дыхание. Нив не возражает. Лучше, наверное, чтобы он пока больше на неё не смотрел – потому что внезапно она смахивает слезы и смотрит на стропила, пытаясь взять себя в руки. Очевидно, очевидно, так очевидно— упрекает она себя. Но есть ли другой способ влюбиться, она пока об этом не знает. И в этом он у неё первый. Боги, возможно, ему даже не нужно смотреть на неё — Астарион спокойно лежит у неё на груди, но её сердце настолько переполнено, что она не удивилась бы, обнаружив, что проецировала это чувство через личинку на сотни миль вокруг. Я люблю тебя, я люблю тебя, о боже помоги мне, я люблю тебя. Но, возможно, это было бы не так уж и плохо. Возможно, все должны знать; каждый гоблин, каждая Истинная Душа, каждый Свежеватель Разума, лорд-вампир, дьявол и бог на этом плане существования, и ещё сотня других. Потому что, если они собираются попытаться отобрать его у неё, будет справедливо, если они будут знать, что их ждёт.