Dancing With My Demons

Естественно, маленькая ведьма не могла позволить им спуститься в Подземье, не подобрав сначала ещё одного заблудшего. Но, по крайней мере, это, кажется, стоило затраченных усилий. — Иди НАХЕР! — ревет женщина-тифлинг, буквально тлея от ярости, вонзая свой топор глубоко в шею окровавленного Крюка Ужаса, обрушившегося на Астариона. Чудовище шатается, когда Карлах вырывает своё оружие – не совсем сбитое с ног, но массивный коготь, который собирался обрушиться на его голову, вместо этого широко раскрывается и вгрызается в грязь рядом с ним, разрезая землю, как мягкое масло. Замечательно. Ещё кое-что, что можно отложить в раздел "Что нужно подавить." — Всегда спасибо, — весело говорит он Карлах, а затем вонзает клинок в глаз существа по самую рукоять. Прежде чем труп монстра падает на землю, Астарион уже оборачивается, ища вспышку этой красно-золотой косы в хаосе засады. Он знал, что не следовало позволять Нив идти так далеко вперёд. Он довольно хорошо научился оказывать ей помощь всякий раз, когда возникала опасность, но два несчастных зверя набросились сверху, разделив группу прежде, чем кто-либо успел отреагировать. Но его внимание снова отвлекается, когда воздух разрывает болезненный крик мужчины. Третье существо вырисовывается на скалистом утесе над их головами, а рядом с ним на них визжит человек-дроу, который, кажется, был хозяином этих монстров, его руки практически царапают лицо по бокам при виде поверженного Ужаса. Астарион чувствует, как сплетается ледяное потрескивание магии, безошибочно сосредоточенное на нём, когда обезумевший дроу выбрасывает руку в его сторону, в кончиках пальцев которого вспыхивает искра магии. Время, кажется, замедляется, когда губы мужчины движутся, бросая бог знает что, его маниакальные глаза сияют— А затем луч красной энергии устремляется к выступу, как комета, попадая в грудь дроу, заклинание, которое он собирался выпустить, рассеивается в безобидный туман вниз по склону скалы. Голова Астариона резко поворачивается влево, следуя за источником спасшего его заклинания. Нив стоит на вершине одного из массивных узловатых корней сусюрского дерева, на её лице отразилась холодная ярость, она выглядит скорее мстительным духом, чем волшебником, освещённая неземным голубым сиянием опасных цветов высоко над головой. Её глаза на мгновение останавливаются на нём, дико осматривая его сверху вниз, словно проверяя, цел ли он. — Нив! — Лаэ'зель выкрикивает из боя другой половины их группы, сверкая оружием и заклинаниями в борьбе со вторым существом. — По моей команде! Нив тут же снова концентрируется. С диким криком Лаэ'зель бросается вперед, её массивный двуручный меч описывает жестокую дугу в воздухе — и разрезает плоть монстра, зверь фактически отшатывается назад, чтобы врезаться в стену пещеры, скатываясь вниз по склону, ведущему к насест воющего заклинателя дроу. — Сейчас! — кричит Лаэ'зель. В одно мгновение Нив покидает корень дерева, где она стояла. Она вновь появляется на выступе наверху во вспышке белого света, длинная коса и подол её плаща развеваются, как будто попавшие в вихрь. Её глаза светятся призрачно-голубым светом, и когда она показывает пальцем на дроу и монстров, которые теперь аккуратно выстроились перед ней на склоне скалы, кажется, что каждый волос на теле Астариона встает дыбом. Заклинание на губах Нив заглушается оглушительным треском молнии, которая покидает кончики её пальцев, больше и ближе, чем любой Астарион когда-либо видел с небес, словно сила богов, проходящая через неё. На одну великолепную секунду вспышка освещает мрак Подземья всем блеском дневного света, когда стрела проносится по краю утеса, электрическая дуга проходит от первого монстра к тому, что находится у подножия склона, между ними оказывается кричащий дроу. Когда молния рассеивается, воцаряется жуткая тишина. Три враждебные фигуры стоят неподвижно и неподвижно, словно окаменевшие… а затем одна за другой они начинают падать, заклинатель-дроу кувыркается головой со скалы и с тошнотворным стуком ударяется об пол пещеры. Какое-то время никто не двигается. На вершине скалы Нив смотрит на свои руки, сгибая пальцы, как будто не веря в свои силы, а когда она снова поднимает взгляд, её глаза останавливаются прямо на Астарионе, и на её милом лице начинает расцветать восторженная улыбка. Её сила и её восторг — всё было предложено ему без малейшего колебания. — Ты шутишь? — Карлах вспыхивает от волнения рядом с ним, разрушая чары трепета, охватившие их. — Ты чертов бог, солдат! К черту богов, думает Астарион далеко не в первый раз в жизни. В пантеоне не было бога, который бы не игнорировал его просьбы, его молитвы и его боль на протяжении последних двух столетий — проклятый за преступление, связанное с проклятием. Но сейчас, глядя на Нив, всё это кажется пустяком. У них на тебя ничего нет. Нив смущенно закрывает рот рукой, когда остальные присоединяются, её глаза прыгают между восторженными товарищами, выкрикивающими ей похвалу. Но Астарион наклоняет голову, когда её взгляд возвращается к нему. Есть что-то немного странное, немного свободное в улыбке, которую она излучает им всем, в её движениях, немного неуверенных, когда мгновение спустя она спускается по виноградным лозам на склоне скалы. — Я бы, блять, поцеловала тебя, если бы могла, — всё ещё говорит Карлах, когда Нив достигает дна. Огненный блеск в её глазах, кажется, становится ярче от веселья, когда она бросает взгляд на Астариона и добавляет: — Без обид, Клыки. — Затем она бросает на него ещё более внимательный взгляд вверх и вниз. — Вообще-то и тебя тоже. Вы оба — настоящие звери. Удивительная женщина. Определенно стоила проблем. Но громкая. — Не поощряй его, — протягивает рядом с ними Шэдоухарт, сияние угасает в её руках, когда она встает с только что исцелившейся ноги Гейла, отряхивая пыль с колен. —Кого-нибудь ещё нужно подлатать? — Неа, — отвечает Нив, весело растягивая букву "а" в конце слова. — Ни царапины. Она в довольно приподнятом настроении. Астарион сопротивляется поднятию брови. Возможно, энтузиазм их нового компаньона передается и ей. Когда Карлах поворачивается к Шэдоухарт, чтобы показать глубокую рану на тыльной стороне её руки (почему-то всё ещё ухмыляясь, как маньяк), Нив чуть не спотыкается о Гейла, когда он начинает подниматься на ноги, отчего она, пошатываясь, отступает на шаг к Лаэ'зель. — Прости, прости! — Нив вскрикивает, выпрямляясь, когда Лаэ'зель выплевывает "чх!" в неудовольствии. — Следи за собой, — требует Лаэ'зель. — Это неразумное место, чтобы опьянеть от боя. — Я не пьяна, — протестует Нив. — Боем или чем-то ещё. Земля просто… неровная. — но, говоря это, она выглядит довольно озадаченной, поднимая два пальца, чтобы потереть висок, и направляется в сторону Астариона. Всё ещё занятая рукой Карлах, Шэдоухарт поднимает голову и бросает подозрительный взгляд на спину Нив, переводя взгляд на Астариона почти заговорщицким взглядом, прежде чем вернуться к исцелению. Странное чувство – осознавать, что взгляды, направленные на него в последние дни, утратили большую часть своей настороженной подозрительности, беспокойства и плохо скрываемого отвращения. Как будто Шэдоухарт говорит: Разберёшься с этим для меня? — как будто их объединяет нечто большее, чем просто несчастье их обстоятельств, даже если это всего лишь попытка уберечь упрямую маленькую ведьму в центре их группы от опасности. Как будто она не просто его терпит. Как будто он человек. — С тобой все в порядке? — Нив спрашивает, когда она наконец доходит до него, потому что, конечно, это первое, что она говорит, когда это у неё что-то не так. Но она явно уклоняется от этого, так что на этот раз это должно быть легко. — О да, — легкомысленно говорит Астарион, — благодаря тебе. Хотя я слышал, что адреналин может сделать нас невосприимчивым к таким вещам в пылу момента. Может быть, нам стоит вернуться в лагерь впереди группы, раздеться и обыскать друг друга, чтобы убедиться? Нив фыркает — на самом деле довольно громко. — Я уверена, что Хальсину и Уиллу это понравится, — говорит она. Верно. Им. К черту всё это. Они провели здесь три ночи, и и без того ничтожное количество уединения в лагере, в которое у нах было раньше, свелось к нулю, поскольку все слишком напуганы чужеродным ландшафтом Подземья, чтобы отходить далеко от группы. Каким бы опасным ни был мир наверху, можно, по крайней мере, рассчитывать на наличие укромной рощицы деревьев или каких-то полуразрушенных руин, где можно скрыться от любопытных глаз и ушей в лагере без какого-либо реального страха. Но здесь, внизу, блуждание может означать попадание в облако спор ядовитых грибов, из-за которых вы будете беспомощно кудахтать на земле, если они просто не убьют вас, не стать легкой добычей для какого-то кошмарного существа, которое можно сожрать или снова воскресить как ходячую грибную шелуху. Честно говоря, он не особо задумывался об этом, когда они с Нив в ту первую ночь ставили отдельные палатки — это была сила привычки, но он также был уверен, что ни одна из их потребностей в небольшом личном пространстве внезапно не испарилась. Но теперь, когда ему некуда бежать, три ночи в этой палатке начинают раздражать его. Как будто нехватки солнечного света было недостаточно. Не то чтобы другие о них не знали. Чёрт возьми, Карлах, казалось, поняла это ещё до того, как тела так называемых паладинов, которых они сразили вместе с ней, остыли. Но поскольку все слишком близко к этому комфорту, Астарион едва ли знает, как вести себя с Нив. Однажды он подумал, что ему будет приятно швырнуть всем свою победу в лицо, усадить её к себе на колени и позволить им всем услышать её попытки подавить стоны, которые он вырывал у неё по ночам, но реальность обладанию ею оказалась совсем иной. Даже невинное прикосновение к её плечу кажется почти униженным для их товарищей как зрителей, делающих свои предположения, наблюдающих, осуждающих, когда они не могут понять, что на самом деле происходит между ними двумя, когда они одни. Ему нравится доставлять ей удовольствие. Нравится, к его бесконечному удивлению, насколько ново это ощущается с ней, как она удерживает его достаточно привязанным, чтобы чувствовать то, к чему, как он думал, он уже давно умертвил себя. Но даже несмотря на то, что группа стала более дружелюбной, остальные так и не смогли понять, что то, что он с ней заново открыл, — это далеко не просто… секс. Чего бы он не отдал, чтобы заползти вместе с ней в постель в гостинице, утонуть в её тепле, погрузиться в тот альтернативный мир, который она создает, когда он обвивает её, где он снова больше мужчина, чем монстр, где каждая секунда его свободы — это не время взаймы, за которое он в конечном итоге заплатит кровью. Но Астарион улыбается ей. — Бесплатное развлечение. Это могло бы подбодрить беднягу-демона. Он ожидает какого-то взгляда или удара её книгой заклинаний в ответ на дешевую шутку – даже он понимает, что ещё слишком рано дразнить Уилла по поводу его недавних неудач. Но вместо этого Нив моргает на него остекленевшим взглядом, как будто почти не слышит его. — Хах? Астарион смотрит на неё, внезапно осознавая, насколько незнакомым выглядит её полуприкрытый взгляд. Обычно она не кажется такой широко раскрытой, а настороженной, по крайней мере, когда не сидит носом в книгу. — Дорогая моя, — осторожно начинает он, — ты точно уверена, что с тобой всё в порядке? — Всё нормально, — говорит Нив почти напевной ноткой в голосе. — Я чувствую себя хорошо. Но я, эм… — она рассеянно замолкает, на мгновение щурясь, словно пытаясь сосредоточиться. — Я… Ох. Упс. — Упс? — напряженно переспрашивает Астарион. Он едва удерживается от того, чтобы схватить её за подбородок, когда она не отвечает сразу. В ней царит спокойная, мечтательная атмосфера, которой он никогда раньше не видел, даже когда другие подстрекали её к тому, чтобы она выпила немного вина. — Упс, дорогая? — Ну, — начинает она спокойно, как будто ничего в мире не случилось, — Я просто попыталась рассеять магию с себя. И я не могу! Она говорит это так, как будто только что поняла, что забыла перо в лагере. Теперь он берет Нив за подбородок, пытаясь подавить волну паники, которая захлестнула его. Он бросает вопросительный взгляд на светящиеся цветы суссурского дерева над ними, хотя для них не было бы абсолютно никакого смысла воздействовать на неё на протяжении всего пути сюда, ведь она была намного ближе, когда бросала молнию. Несмотря на то, что у неё хватило присутствия духа попытаться рассеять любой эффект, который был на неё возложен, Нив выглядит лишь слегка удивленной, когда Астарион внимательно её осматривает, как будто она сопротивляется хихиканию от внезапного внимания. Именно тогда он понимает, что её зрачки расширены, насыщенны, с золотыми крапинками карий цвет её глаз почти полностью поглотил черный цвет. — Ты такой красивый, — говорит она ему с блаженной улыбкой. — Шэдоухарт, — тут же зовет Астарион, и он слышит, что его голос всё-таки выдает часть этой паники. Лучше бы у жрицы осталось несколько гребаных исцеляющих заклинаний. — Я не ранена, — снова настаивает Нив, её голос по-прежнему совершенно легкий, как будто он не понимает какой-то шутки. — У меня просто кончился сок. Что бы ни захватило её, очевидно, это не облегчит её допрос. — Сок, дорогая" — спрашивает Астарион, его голос немного напряжен, когда он пытается подыграть её блаженному тону. Каким бы разочаровывающим ни было её спокойствие, он также не хочет напугать её своим поведением — если это вообще возможно с ней в таком состоянии. — Магия, — говорит Нив, игриво вздохнув с притворным нетерпением. Было бы намного милее, если бы он не чувствовал, что вот-вот лопнет кровеносный сосуд. — Та молния была последней. Теперь у меня ничего, кроме фокусов, ребята! — она издает легкий свистящий звук, когда её магическая рука слегка хлопает его по носу. По общему признанию, благодаря этому последнему моменту ему немного легче освободиться от неё. Теперь все взгляды устремлены на них: Гейл, Карлах и Лаэ'зель с беспокойством наблюдают, пока Шэдоухарт подходит к нему и плечом отодвигает с дороги. — Её глаза, — говорит он жрице, нависая над её плечом, — И она— Нив вздрагивает, когда Шэдоухарт призывает свет в руке, но довольно быстро моргает, прогоняя очевидный дискомфорт. — Ух ты, — тихо говорит она, глядя на освещенное лицо Шэдоухарт. — Ты тоже красивая. — магическая рука Нив хватается за конец косы Шэдоухарт, поднимая его прямо в воздух, а затем опуская, так что он обвивается на голове женщины-полуэльфа, как корона, и соскальзывает обратно. — Красивая, красивая, красивая, — радостно бормочет она себе под нос, прежде чем позволяет руке исчезнуть. — …Странная, — заканчивает он немного излишне. — Я вижу, — говорит Шэдоухарт сухим тоном, хотя кончики её ушей стали немного розовыми. Она приближает свет, пытаясь рассмотреть Нив, пока та старается ускользнуть от яркого света. — Глаза определенно расширены, — бормочет Шэдоухарт. — В сочетании с эйфорией… ты же не нюхала грибную пыль, да? — Не нарочно, — чуть ли не скулит Нив, отстраняясь от света. — Он просто — вжух — прямо мне в лицо! — Кто вжухнул тебе в лицо? — спрашивает Астарион, его зрение становится немного красным по краям. Его взгляд обращен на мертвого дроу у подножия скалы, но единственный раз, когда Нив была рядом с ним, это были секунды до того, как её молния пронзила его. — Суверен. — говорит Нив, как будто это очевидно. — Он назвал меня Несущей Мир и — пуф! — В колонии Миконидов? — спрашивает Шэдоухарт. — Это было почти час назад. Споры, которые мы видели до сих пор, действовали не так медленно. Остальные теперь подошли ближе, и хотя логическая часть Астариона понимает, что это из-за беспокойства, вид такого количества людей, приближающихся к Нив в таком состоянии, начинает вызывать у него мурашки по коже. На самом деле, когда он смотрит на неё сейчас, в его голове, кажется, просто возникают смутные тревоги, даже когда она не была накачена магическим наркотиком. На поверхности всё было достаточно плохо, но здесь, внизу, где ужасы, кажется, активно обрушиваются на них на каждом шагу, всё начинает выглядеть как угроза. Как, чёрт возьми, он может так жить? Отводить от неё взгляд хотя бы на секунду кажется слишком долго. — Это сделали грибы? – растерянно спрашивает Карлах. — Эти ублюдки — после того, как мы им помогли? — Это был подарок, — настаивает Нив. — Сделал мою магию сильнее. Теперь это немного… воу, — она быстро моргает, делая ошеломленный шаг назад, как будто последствия действительно начинают доходить ей в голову. — Если я правильно расслышал, — начинает Гейл, смущенно глядя на острый взгляд Астариона в его сторону, — и это последнее заклинание действительно истощило её… это может сыграть свою роль. Если бы эффекты были предназначены для увеличения её силы, внезапное исчезновение силы могло бы означать, что споры просто... устроили там полный бардак. — он показательно машет пальцами у виска. — Я под кайфом? — вмешивается Нив. — Вау. Очаровательно. — она поднимает руки, чтобы изучить их, как будто только что отправилась в уникальную полевой экспедицию. Волшебники. — Значит, она отравлена, — говорит Лаэ’зель с самодовольным видом. — Вы все должны заметить, что я была права. — Сегодня вечером я запишу это в своем дневнике, — невозмутимо говорит Шэдоухарт, позволяя свету в её руке погаснуть. — Ну, в таком случае ей понадобится восстановление, которое у меня только что закончилось. Давайте вернем её Хальсину и будем надеяться, что он не исчерпал все свои заклинания на Уилле. Астарион гневается. — До лагеря почти час, — протестует он. — Посмотри на неё! Я бы удивился, если бы она могла ходить по прямой. Ты ничего не можешь сделать для неё? — Ой, не кричи!" — Нив дуется. — "Мы все друзья, и нам нельзя кричать. К его удивлению, на мгновение выражение лица Шэдоухарт выглядит почти уязвленным, прежде чем она приходит в себя. — Я сделала столько же, сколько и ты, — усмехается она над ним. — Поэтому я предлагаю тебе держать её поближе, потому что, ругая меня, ты правда не вернёшь мне никаких заклинаний. — она оглядывается на остальную часть группы. — Мы закончили? Астарион пристально смотрит на клирика, направляющуюся в сторону лагеря. Остальные следуют его примеру, за исключением Карлах, которая задерживается рядом с ним и Нив. — Давай, солдат, — говорит она, и мягкость её голоса удивляет его, особенно после того, как он увидел, как она радостно ныряет по локти во внутренности чудовища. — Мы вернем её обратно в целости и сохранности. Я бы понесла её, но… — Карлах замолкает, поднимая руки и извиняясь, покачивая пальцами с пламенными кончиками. Астарион смотрит на неё. Что-то беспокоило его последние несколько дней; такое ощущение, что Карлах кого-то напоминал ему, но он никак не мог понять кого. Но эта — эта, казалось бы, легкая доброта, эта преданность тому, кого она знает меньше недели, — всё в совершенно неожиданной упаковке… Это Нив. Она напоминает ему Нив, особенно в те первые несколько ужасных дней после крушения. И, честно говоря, что-то в этом его воодушевляет. Как будто в этом мире может быть место более чем для одного чуда одновременно. Люди, которые действительно, искренне хотят помочь. — Спасибо, — тихо говорит он. — Я просто отравлена, — настаивает Нив, озадаченно подражая голосу Лаэзель, — и Астарион благодарит звезды над головой за то, что предмет этого подражения уже находится за пределами слышимости. — Я всё ещё могу ходить. Пойдем, чтобы у нас было время раздеться и обыскать друг друга. Брови Карлах взлетают вверх. Чёрт возьми, Нив. — Бедная малышка. Боюсь, она сошла с ума, — говорит Астарион, кладя руку Нив в свой локоть и изящно похлопывая её. Он начинает беспокоиться, что смертоносные грибы не составят минное поле, по которому им придется пройти в течение следующего часа. — Но ты сказал— протестует Нив. — Понятия не имею, где она это взяла, — говорит он громче. — Жаль, — вздыхает Карлах. — Я надеялась заглянуть под фиговый листок этого друида, если вы понимаете, о чём я. ** Пейзаж проходит мимо Нив в цветах, пульсациях и вздохах. Час — услышала она вначале от кого-то, но ей кажется, что этот час одновременно и короче, и длиннее. Она слишком долго смотрела на Подземье глазами страха – теперь она словно не может достаточно быстро впитать всю красоту вокруг себя. Кажется, всё это танцует и извивается вокруг неё: зияющие пропасти перекликаются с пронзительной песней спор и медленным сползанием кристаллов глубоко в землю. Она летит среди звезд, окруженная огромными чернильно-черными пещерами, усеянными мерцающими аметистами, призрачное сияние биолюминесценции волнообразными волнами перед её глазами, змеясь как сквозь скалы, так и сквозь растительность. Она, возможно, боялась бы упасть в эту пустоту, если бы не твердая рука, направляющая её, время от времени дергающая в сторону или крепко обхватывающая её талию, чтобы поднять через какое-то препятствие. Она знает, что Астарион теряет терпение, его голос в её ухе менее бархатный, чем обычно, он бормочет проклятия, ведя её по крутому склону, а в другой руке он сжимает слегка подпаленный край её плаща, чтобы не зацепиться за горючие грибы. Но он отмахивается от остальных, когда они приближаются, его хватка на ней ещё крепче. — Прости, прости, прости... — Нив слышит, как повторяется снова и снова, смутно осознавая, что это, вероятно, самое безопасное, что она может сказать ему в таком состоянии. — Хватит об этом, — отвечает ей Астарион. — Мы обсудим возмещение позже. Но она даже не может по-настоящему взглянуть на него, достаточно осознавая, что боится больше обычного, что каждая мысль в её голове выльется наружу в тот момент, когда их глаза встретятся, настолько переполненная красотой, что она боится, как его взгляд уничтожит её. Он — сияющее пятно в уголке её зрения, бледная кожа и волосы практически светятся, слишком яркие, чтобы их можно было увидеть. Вместо этого Нив уткнулась лицом ему в плечо, вдыхая тонкое прикосновение бергамота и бренди под кожей его доспехов, словно оно очищает её разум от спор. Во всяком случае, от этого у неё только сильнее кружится голова. — Дорогая, — говорит Астарион, немного раздраженный, когда они останавливаются, — Тебе нужно держать глаза открытыми. Мы почти на месте. Нет, думает она. Неа, нет, неа. Не могу. Единственный внешний ответ, который она может дать, — это зарыться глубже в него. Его вздох шевелит волосы на её макушке. — Хорошо, любовь моя, — шепчет он. — У тебя есть я. Затем он внезапно наклоняется, обхватывая её плечом за талию и поднимая вверх, вырывая вопль удивления из горла Нив, когда её мир переворачивается. Перекинутая через плечо Астариона, как мешок с картошкой, она видит только Карлах, идущую в хвосте группы, и сияющую ухмылку, широко раскинутую на её лице, и её уголькоподобное сияние вспыхивает немного ярче. — Ни слова от любого из вас, — слышит она, как Астарион ворчит на остальных. Может быть, дело в спорах, а может, во внезапном приливе крови к голове, но Нив не может даже внятно протестовать, поскольку при каждом шаге она неловко отскакивает от наплечника, застрявшего у неё под животом. Его хватка слишком сильна, чтобы вырваться из неё, даже если бы она захотела, поэтому всё, что она действительно может сделать, это смотреть в землю через его плечо и держаться изо всех сил. Он подталкивает её довольно неромантично, поправляя захват, его рука, как сталь, обхватывает её бедра сзади, пальцы впиваются в неё настолько сильно, что могут остаться синяки. Но всё это, кажется, не имеет значения, дискомфорт почти не ощущается в её сознании, потому что, ну, это он. Она у него, и все чувства, которыми она обладает, заняты тем, что говорят ей, что, даже если в ней не осталось ни капли магии, она никогда, никогда, никогда не была в большей безопасности. Должно быть, они на самом деле не были далеко, потому что кажется, что совсем не прошло времени, как откуда-то впереди раздается знакомый голос. — Что, чёрт возьми?— Уилл кричит им, и Нив слышит быстро приближающиеся хрустящие шаги, словно он выбегает им навстречу. — Она не мертва, — отвечает Шэдоухарт, довольно оборонительно. Нив ожидает, что её поставят, когда они приблизятся к мерцающему свету костра, убежищу массивных грибов над головой, теперь знакомому даже в её растерянном состоянии, но Астарион ни в малейшей степени не замедляет шаг, пронося её прямо мимо остальной группы, пока они входят в лагерь. Она слегка машет растерянному Уиллу через плечо Астариона. Знаешь, думает она, рога были не таким уж и плохим пунктом в твоём контракте. — Э-э, — говорит Уилл неловко. — Спасибо. Ой. Вслух. Чёрт. — Микониды сделали ей довольно интересный прощальный подарок, — объясняет Гейл далее. — Я считаю, что технический термин для её состояния — это, эм, обдолбана. Астарион наконец останавливается, и Нив на мгновение покачивается, когда он ставит её на ноги, задумчиво моргая, глядя на сплошную стену из зелено-коричневой ткани, перед которой её поставили. — Исправь это, — говорит Астарион прерывающимся голосом. — Если позволишь. Стоп. Не стена. Нив вытягивает шею и обнаруживает, что красивое лицо со шрамами смотрит на неё с беспокойством. — Ты, — говорит Нив, прежде чем она успевает даже подумать, чтобы остановить себя, — Ебать какой высокий. Серьезное выражение лица Хальсина искажается от веселья. — Возможно, просто ты маленькая, — мудро отвечает он. — Суверен Миконидов чем-то её дозировал, — настаивает на своём Астарион, и этот разговор кажется ему неинтересным. — Ты видел такое раньше? Халсин осматривает её, скорее с любопытством, чем с беспокойством. Его лицо странно контрастирует с лицом Астариона — мрачное выражение, скрещенные руки, подергивающиеся мышцы на челюсти. Был ли он... зол на неё? — Споры блаженства, — говорит друид Нив с улыбкой, очевидно, не затронутый поведением Астариона. — Тебе была оказана большая честь. Но признаюсь, я никогда раньше не видел, чтобы они оказывали столь сильный эффект. Ты случайно не ела сегодня какие-нибудь цитрусовые? — Она не биологический эксперимент, — огрызается Астарион. — Ты можешь избавиться от этого или нет? Хальсин поднимает бровь — единственная внешняя трещина в его, казалось бы, бесконечном запасе терпения. — Могу, — спокойно говорит он. — Эффекты сами по себе безвредны, хотя некоторые могут найти измененное состояние ума тревожным. Но обстоятельства таковы, какие они есть… — вздыхает он, замолкая. — Это к лучшему. У Нив есть всего лишь мгновение, чтобы восхититься рукой, которую он поднимает, которая почти больше её головы, прежде чем из его ладони исходит бледно-зеленый свет, окутывающий её потоком прохладного воздуха, который словно проходит через каждую клеточку её тела, очищая, восстанавливая. Она не может удержаться и быстро моргает, когда её зрение проясняется, цветные и световые ауры возвращаются к нормальному состоянию, а жужжание в голове снова стихает. Конечно, это облегчение. Но и немного грустно. А потом она вспоминает лагерь, полный спутников, собравшихся вокруг и уставившихся на неё. — Эм, — говорит она, поворачиваясь к Хальсину, и к её лицу прилило столько крови, что она удивляется, что не потеряла сознание. — Спасибо. Прости, что ругалась на тебя. И... за всё, что я сказала. Снова вернулась к своей старой, красноречивой личности. Отлично. Это сбивает с толку то, как последний час запечатлевается в её памяти в основном красочными, дезориентированными вспышками. Взгляд Нив метнулся к Астариону, готовясь к ещё большей ярости, но он лишь проводит рукой по лицу, как будто внезапно утомился, его резкие черты лица вырисовываются в тенях, отбрасываемых мерцающим светом костра. — Я надеюсь, что однажды оправлюсь от того, что меня назвали высоким, — добродушно посмеивается Хальсин. — Уверяю, я слышал, как это мнение выражалось гораздо менее вежливо теми, кто был гораздо более трезвым. Когда он возвращается к строганию, которое было прервано её драматическим появлением, ещё больше её слов за последний час начинают возвращаться к Нив, и она поворачивается лицом к остальным их товарищам, в ужасе прижимая руку ко рту. Уилл не выглядит особенно расстроенным из-за неё, но в последние несколько дней он был настолько подавлен, что Нив не уверена, верит ли она, что её глупый рот не причинил вреда. Когда Хальсин, наконец, встретился с ними прошлой ночью, он сделал щедрое предложение расследовать обратную трансформацию, которую Мизора навязала Уиллу, — но тот факт, что его рога всё ещё присутствуют, явно означает, что простого решения не представилось. Нив делает несколько шагов в его сторону, но прежде чем она успевает подумать, что сказать в качестве извинения, он грустно улыбается ей и уходит в уединение своей палатки. Как будто это хуже, чем если бы он убежал с криками. — Не думай об этом, — мягко говорит Гейл. — Это были трудные дни для него в последнее время. — И вот я делаю их намного лучше, — гримасничает Нив. — Я… больше ничего такого глупого не говорила, да ведь? Например призналась в чём-то потрясающем самому темпераментному мужчине в мире? Нив оглядывается назад и ищет Астариона, маленькая ямка из нервов, образующаяся в её животе, увеличивается до размеров драконьего яйца, когда она обнаруживает, что он тоже ушел, а створка его палатки теперь закрыта. — У всех нас бывают моменты пьяного лепетания. Твой был более очаровательным, чем большинство других, — улыбается Гейл, пытаясь успокоить её, хотя эффект несколько притупляется, когда он массирует грудь, явно борясь с некоторым дискомфортом. — Пожалуйста… извини меня, — добавляет он с извинениями, начиная отворачиваться. — День был длинный. У костра остаются только Шэдоухарт и Карлах: первая лениво снимает доспехи, а Карлах вглядывается в полувыпитую бутылку виски, словно пытаясь определить её качество. Нив уныло опускается на камень рядом с жрицой. Прежде чем она успевает сказать хоть слово, Шэдоухарт практически закатывает глаза. — Убери это выражение со своего лица. Никто на тебя не злится, — говорит она, пыхтя, бросая нагрудник на землю. — Никто никогда на тебя не злится, — добавляет она вполголоса. — Эм, — моргает на неё Нив, — позволю себе не согласиться? — Забудь об этом, — вздыхает Шэдоухарт, вращая левым плечом, словно пытаясь разобраться в изломе. — В любом случае, Гейл прав: ты же знаешь, что Уилл слишком благороден, чтобы таить обиду. Ты даже не сказала ничего такого плохого. — она неохотно рассмеялась. — Рога выглядят и вправду хорошо. Карлах неловко двигается напротив них, опустив локти на колени, между ними свободно держится коричневая стеклянная бутылка. — И, по крайней мере, они у него не из-за тебя. — Это не твоя вина, — быстро говорит Нив. — Он это знает. Я просто хотела бы знать больше заранее... найти какую-то лазейку...... сделать что-нибудь, понимаешь? — Лазейку? В адском контракте? — сухо говорит Шэдоухарт. — Тебе, вероятно, потребуются годы, чтобы пережить это глазами смертного. — она немного грустно качает головой. — Бесполезно думать о том, что мы могли сделать. Это не что иное, как упражнение в самобичевании. Карлах поднимает брови. — Я, э-э, думала, что твои люди только о таких вещах и говорят. — Это не—. — начинает Шэдоухарт, готовясь к резкому ответу, — но делает паузу, выражение её лица омрачается конфликтом, она думает над этими словами и, кажется, почти мгновенно теряет из-за этого энергию. Вместо этого она вздыхает и качает головой. — Просто… прекрати. И отдай это мне. — Шэдоухарт выжидающе протягивает руку за бутылкой. Карлах передает ей виски через огонь, ухмыляясь жрице, когда она делает глубокий глоток и морщится. — Ужасно, — хмурится Шэдоухарт, но затем с вопросительным взглядом протягивает бутылку в сторону Нив. Нив жестом отказывается. — Думаю, я провела достаточно времени в состоянии опьянения. Я не буду истощать терпение каждого ещё дольше. Карлах качает головой с каким-то дружеским раздражением. — Ты слишком зациклена на этом. Это было милее чего-либо. — Видишь? — говорит Шэдоухарт тоном, средним между самодовольством и раздражением. — Все тебя любят. Можешь расслабиться. — затем она делает ещё один глоток из бутылки, морщась, когда алкоголь утихает. Опять это. — Что имеется в виду? — требует Нив. — И если ты скажешь забудь об этом, я... — Что? — Шэдоухарт прерывает её. — Дёрнешь меня за волосы? На этот раз я не единственная, у кого закончились заклинания. Взгляд Нив метнулся к Карлах, которая внимательно наблюдает за ними двумя, но, очевидно, довольна тем, что не вмешивается. Хороший инстинкт, полагает Нив. Шэдоухарт могла быть почти такой же обидчивой, как Астарион, и редко хорошо реагировала на людей, выходящих за её границы — границы, которые могли неожиданно измениться в течение нескольких слов. — С тобой всё в порядке? — спрашивает Нив, ища на лице подруги более глубокие признаки страдания. Что-то в этих словах, кажется, полностью обезоружило клирика. Обиженное выражение на её лице медленно исчезает, превращаясь во что-то близкое к изнеможению. Взгляд Шэдоухарт опускается, как будто бутылка у неё на коленях — единственное, с чем она может смотреть в глаза. — Со мной всё в порядке, — говорит она немного глухо. — Просто устала. Но... спасибо, что спросила. Этот последний момент, кажется, застал даже её врасплох, поскольку Шэдоухарт внезапно ставит бутылку и, кажется, немного приходит в себя. — Тогда я полагаю, что мне тоже пора а кровать, — говорит она, всё ещё не глядя прямо ни на кого из них. А потом она уходит, спеша через лагерь, поспешно собирая обломки доспехов под мышкой. — Ну, — говорит Нив через мгновение, глядя на оставленный Шэдоухарт виски. — Может быть, мне стоит начать пить. — Эй, — тихо говорит Карлах, когда Нив тянется за бутылкой. — Все они… они напуганы. Вот и всё. — Значит, с их стороны немного запоздалая реакция, — ворчит Нив, позволяя себе момент горечи. Она нюхает содержимое бутылки, резко отшатнувшись от алкогольного привкуса, и ставит её обратно. Она вздыхает. — Похоже, что это я должна быть тем, кто заверит тебя, что мы не всегда такие придурки. Извини. — Ну, вы какое-то время были вместе в этом дерьме, — говорит Карлах. — На мой взгляд, одно дело иметь дело с монстрами, страшной магией, концом света и всем остальным, когда тебя беспокоит только твоя собственная шкура. Но теперь у тебя такая... хренова маленькая семейка, — она задумчиво улыбается, как будто это даже лучше, чем обычная семья. — И каждый из вас думает, что ты мама. Уголком рта Нив тоже соблазнительно улыбнулась — потому что, чёрт возьми, если она не права. — Это очень проницательно. Хотя я не уверена, что в ближайшее время мы поймаем Астариона в роли матери-наседки группы. Карлах понимающе ухмыляется. — Да, ну. Думаю, он приберегает всё это для тебя. — Он определенно приберег для меня всё своё сегодняшнее раздражение, — сетует Нив, но Карлах смотрит на неё. — Да брось, что я только говорила? — Карлах слегка ругает её. — Он был напуган, дурашка. И, к сведению, он откусывал головы направо и налево. — она кивает головой в сторону палатки Шэдоухарт. — Как ни мило наблюдать за тем, как он нервничает, может быть, ты могла бы сказать ему, чтобы он относился к целителям помягче. Я думаю, прежде чем все это закончится, мы будем в гораздо худшем положении, чем сегодня. Хотя они, возможно, знали друг друга всего несколько дней, желание протянуть руку и сжать руку тифлинга непреодолимо — но, конечно, она не может. И тут же Нив клянется себе, что они найдут способ это исправить. Не важно что. — Я очень рада, что ты здесь, — говорит ей Нив. — Это всё лажа, да? Карлах усмехается почти заговорщически. — Ты шутишь? Тут намного лучше, чем в предыдущем месте. — она выхватывает бутылку виски и размахивает ею, словно проверяя, достаточно ли ей оставшегося количества. — Вперёд, — добавляет Карлах со вздохом притворной покорности, как будто такое окончание разговора было неизбежным. — Если у тебя кончились заклинания, ты бесполезна для дозора. И ты бы не застала меня сидящей здесь и жарящей сосиски, если бы такое блюдо не ждало меня в постели. — она поднимает бутылку в сторону палатки Астариона. И, ну... она ведь не может с этим спорить, правда? ** — Псст, — единственное предупреждение, которое получает Астарион, прежде чем вход в его палатку отодвигается в сторону. У него есть всего лишь доля секунды, чтобы засунуть страницу с копией своих шрамов за сумку на пол палатки, но он без особых усилий маскирует это движение, когда садится — за последние несколько дней это стало почти второй натурой, прятать его куда-нибудь подальше от глаз, как только он перестанет быть один. Нив ныряет внутрь, позволяя ткани палатки упасть на место позади неё. — Как очень самонадеянно, — бормочет Астарион лишь наполовину серьёзно — внутри он недоумевает относительным отсутствием раздражения на её вторжение, которое на самом деле появляется в нём. На данный момент он убежден, что она вызывает более существенные изменения внутри его черепа, чем сам головастик. — Извини. Это новая вещь, которую я пробую, — шепчет в ответ Нив, затаив дыхание, не веря в свою смелость. — Ты хочешь, чтобы я ушла? То, как она добавляет это последнее предложение, как будто она лишь наполовину уверена в том, каким будет ответ, должно быть долгожданным подтверждением того, насколько хорошо он скрывает тот водоворот, который она вызвала внутри него. Вместо этого кажется, что его грудь пустеет от чувства вины. — Полагаю, это зависит от того, — тихо говорит он, — от того, собираешься ли ты вести себя прилично или нет. Губы Нив кривятся. — И я полагаю, это зависит от твоего определения приличного поведения. Чёрт. Всегда такой чертовски умный рот у неё. Он пришел сюда, чтобы греться в собственном унынии после того, как провел её бессмысленное и беззащитное тело через Подземье, в то время как остальные хихикали над её бормотанием — но вот она, разбивает его решимость быть в плохом настроении немногим более чем двумя предложениями. И ей так легко без малейшего колебания отвечать на эти очаровательно дерзкие ответы. Есть часть Астариона, которая хочет пояснить ей приличное поведение, прижав её животом к полу этой палатки, будь прокляты подслушивающие. Но как бы ему ни нравилось, как Нив извивалась под ним, он всегда был приятно удивлен, когда уступал ей контроль над моментом, позволяя ей завести их куда-то в более милое место, чем двести лет бессмысленных соблазнений могли позволить ему представить самостоятельно. — Извини, если прерываю, — продолжает Нив. — Я просто подумала, что, может быть, если мы оба собираемся провести сегодняшнюю ночь, размышляя о моей смертной хрупкости, я могла хотя бы присоединиться к тебе. Астарион какое-то время молча смотрит на неё. От кого-либо другого эта комбинация слов могла бы показаться жестоко легкомысленной, но она, кажется, действительно имела в виду именно это, её тон был таким нежным, как будто она пришла принести ему ужин. Он радуется полумраку внутри палатки, когда ему приходит в голову именно эта мысль. Поскольку единственный свет исходит от слабого отблеска костра снаружи, человеческое зрение Нив не должно уловить, как его собственный взгляд падает на пульс на её тонком горле. Не было серьезной нехватки крови для его потребления — там, где запасы лесных зверей закончились, их место услужливо заняли враждебные дуэргары — но он не питался ею с того вечера, как кошмар Касадора чуть не отправил его в холмы. С одной стороны, он уже достаточно видел её крови вне её тела за одну жизнь, но с другой, он не пробовал ничего слаще, чем она, в эти дни извращенной свободы, её вкус черной смородины и жженого сахара почти создан для того, чтобы капать с подбородка. Он сглатывает, не зная, каким голосом ответить, когда заговорит: тем, который любит её, или тем, который хочет её сожрать. Поэтому он просто похлопывает лежащую рядом с собой постель, сдвигаясь в сторону, чтобы освободить место. Нив с нетерпением сбрасывает плащ и ботинки и заползает на одеяла рядом с ним с такой поспешностью, что он уверен, что она пытается устроиться, прежде чем он передумает. — Знаешь, — бормочет Астарион, — я скорее думал, что ты пришла сюда читать мне лекции. — Хмм, — мычит Нив, занимая большую часть его подушки и глядя ему прямо в глаза. — Я собиралась дать тебе восьмичасовую отсрочку от лекций в качестве платы за то, что ты отнес меня обратно в лагерь. Но если ты хочешь обменять это на другой приз, я буду рада сделать это сейчас. — Всего восемь часов? —он спрашивает. — Конечно же, это заслуживает как минимум двенадцати. — Было бы двадцать четыре, — Нив невинно моргает, глядя на него, — если бы ты нес меня как леди, а не как мешок муки. — Как мешок—. — начинает Астарион, настолько возмущенный, насколько это вообще возможно, шепотом. — Мне нужна была чертова свободная рука! Что, если бы на нас напали? Я должен был просто кинуть тебя на твои— Но она смеётся над ним, её плечи трясутся, когда она заглушает этот звук его одеялами. — Ты, маленькая нахалка— это определенно нехорошее поведение, — рычит он. Или, скорее, он пытается это сделать, но ему трудно, когда его рот так широко раскрыт. Он собирается сорвать с неё одеяла, которые она натянула до подбородка, но внезапно глаза Нив расширяются от неприятного шока. Прежде чем он успевает даже сформулировать вопрос, слишком знакомая пульсация проносится в его голове, разум пошатывается, а кожу покалывает. Червь. Он их соединяет. Нив смотрит на него в явной панике, а затем до него доходят слова: звучный мужской голос эхом раздается в их головах. НИВ НОМАНИ. ЭТОЙ ОТПРАВКОЙ ГИЛЬДИЯ БАЛДУРИАНСКИХ ЧАРОДЕЕВ ПОДТВЕРЖДАЕТ ВАШ СТАТУС ЖИВОЙ И ПРОГУЛИВАЮЩЕЙ ВАШЕ НАЗНАЧЕННОЕ УЧЕНИЧЕСТВО. НЕМЕДЛЕННО ВЕРНИТЕСЬ ВО ВРАТА БАЛДУРА