Dancing With My Demons

Нив снятся бриллианты. Великолепные верёвки драгоценностей, стекающие с её шеи и запястий, сверкающие на её пальцах и в волосах, достойны королевы. Ей снятся светящиеся красные глаза, их море смотрит на неё, прежде чем они гаснут один за другим, оставив её в темноте. Ей снится кровь на губах, острые зубы во рту, вонзающиеся в плоть. Ей снится кровать в огромной, роскошной комнате, чувственное шелковое полотно под её животом, когда она выгибает спину к любовнику, которого не видит, и холодные руки массируют её покачивающиеся бедра. Но пока удовольствие омывает её, бриллиантовые цепочки на её запястьях натягиваются, как верёвки, и врезаются в её кожу. Никакой слабины для движения. Никакой возможности освободиться. Навсегда. Для блага. Она просыпается со вздохом, но сон уже ускользает от неё, оставляя удивляться своим влажным глазам, её сердцу, которое пульсирует, как будто она проснулась всего за несколько мгновений до освобождения. Она не может точно сказать, рада ли она или разочарована тем, что проснулась. Нив сидит на мгновение, прижав руку ко рту. Она всё ещё одна в своей палатке, но пара ботинок у входа сразу привлекает её внимание, осознание этого вытесняет из её головы все следы сна. Это ботинки, которые она оставила прошлой ночью в палатке Астариона. Чтобы добавить загадочности, её плащ сложен в аккуратный квадрат рядом с ними, и снова определенно не на том месте, где она его оставила. Если она правильно помнит, она в порыве слёз швырнула эту штуку на край кровати. Какого чёрта? Нив медленно тянется к нему, ломая голову над одеждой, которая разворачивается у неё на коленях. Подол, который в то время, когда она ложилась спать, всё ещё был опален пьяной щеткой с факельным стеблем, был отремонтирован рядом аккуратных стежков, самая большая дыра в ткани заштопана лоскутом ниток, вплетенных в каждую другой. Нив ошеломленно проводит по нему большим пальцем. Эта работа, по крайней мере, так же хороша, как и все, что она когда-либо видела у её матери – её матери, которая по профессии была швеей и шила все предметы одежды, которые Нив носила до десяти лет, чья работа сохранялась до тех пор, пока в швах просто не было больше ткани, которую Нив могла бы выпустить по мере роста. Почти не раздумывая, Нив прижимается лицом к ткани и глубоко вдыхает, на мгновение ожидая запаха маминого мыла. Но вместо сирени и кастилии она вдыхает слабые ноты розмарина, бергамота и бренди. Более глубокий второй вдох говорит ей, что её плащ — не единственное, что пропитано этим отчетливым одеколоном: её одеяло, её подушка и даже её волосы пахнут Астарионом. Что-то трепещет у неё в животе. Он точно был здесь. И даже не так давно, она уверена. Даже после нескольких дней, проведённых здесь, ложиться спать и просыпаться в полной темноте дезориентирует – эффект усиливается, когда она высовывает голову наружу и обнаруживает, что лагерь полон движения, остальные её спутники уже проснулись и собирают свои палатки и припасы. Из-за всех потрясений прошлой ночи она почти забыла план на сегодня: когда микониды отомщены, а двергары больше не охраняют берег, они, наконец, смогут пересечь озеро. Возможно, должно быть отрадно видеть, что все ведут себя как обычно, готовясь к новому дню ... но с учётом того, как все закончилось прошлой ночью, Нив все еще не может избавиться от чувства неловкости. Тогда до ярко и рано, — сказал Астарион, обещая возобновить их спор, прежде чем отправиться, предположительно, провести ночь в одиночестве, — но он этого не сделал, да? В какой-то момент он вошел в её ее палатку, пока она спала, и оставался там, по крайней мере, на то время, которое требовалось, чтобы починить её плащ, очевидно, просидев рядом с ней достаточно долго, чтобы оставить следы своего запаха в её волосах. Но потом он снова ушёл. Конечно, чтобы его заметить, не потребуется много времени. В то время как все остальные заняты различными делами, связанными со сборами вещей, Астарион, кажется, собирается что-то распаковать, знакомая голова с серебристо-белыми кудрями склонилась над сумкой, пока он роется внутри, спиной к ней, время от времени отбрасывая часть содержимого в сторону с раздражением. Нив выскальзывает из своей палатки настолько небрежно, насколько это возможно, надеясь, что, по крайней мере, она не выглядит так, будто всю ночь снова плакала. Накинув на руку плащ, она приближается, но прежде чем она преодолеет половину расстояния, Уилл уже оказывается у её локтя. — Не возражаешь, если я займусь твоей палаткой? — спрашивает он, его тон не то чтобы недружелюбен, но, похоже, он занят своими делами. — Остальные с нетерпением ждут отправления. Ты довольно долго спала. Чёрт. — Мне очень жаль, — быстро говорит она, огорченная. — Я не осознавала… — Всё в порядке, — успокаивает её Уилл. — Кажется, тебе нужно отдохнуть после прошлой ночи. Осталось немного тостов и колбасы — я могу собрать твою палатку, пока ты будешь есть. — он уходит в сторону её палатки прежде, чем она успевает согласиться. Чёрт возьми. Ей отчаянно хотелось расспросить Астариона о зашитом плаще в её руках и о том, что он явно провёл часть ночи в её палатке, по какой-то причине не разбудив её, но сегодня она не в состоянии пренебрегать Уиллом… особенно не позволять ему выполнять её долю работы. Нив какое-то время нерешительно подпрыгивает на цыпочках, прежде чем с проклятиями погнаться за колдуном. — Тебе не обязательно делать это для меня, — настаивает Нив, немного запыхавшись, догоняя его. — Я соберу её прямо сейчас. — Всё под контролем. Тебе нужно поесть, прежде чем мы пойдем, — сухо говорит Уилл, уже начиная расстегивать веревки, удерживающие крышу её палатки. Нив стоит позади него, не зная, что ещё делать, но все равно неловко вмешивается в процесс. — Мне правда жаль, — снова настаивает она. Но жаль за что именно? Существует слишком много вещей, чтобы назвать только одну. Жаль, что проспала, но также жаль за глупое замечание об его рогах, жаль за то, что никому не рассказала о своей ситуации, жаль, что не смогла сделать больше, когда пришла Мизора. Просто... жаль. Что из этого, по мнению Уилла, она имеет в виду, Нив не уверена. Он просто качает головой, всё ещё сосредоточенный на своей задаче. — Не надо, — серьёзно говорит он. — Я… ну, слушай, вы все имеете полное право злиться на меня, — заикается Нив, пытаясь собрать свою постель и одеяла из глубины, в то время как Уилл движется, чтобы начать поднимать шесты палатки с земли. — Думаю, я заслужила небольшую каторжную работу в качестве покаяния. — О да. За твои многочисленные преступления, — говорит Уилл. Он бросает на неё лукавый взгляд. — Держать плохой контракт в секрете до тех пор, пока кредитор не придёт за ним. Не могу себе представить, какой злодей мог это сделать. Нив чувствует, что краснеет до самой линии волос. — Это другое дело, — быстро говорит она. — Именно это я и пыталась донести вчера вечером. Очень плохо. Он издает глубоко в горле задумчивый звук. Затем, как ни странно, уголок его рта приподнимается, как будто он позабавлен какой-то личной мыслью. — Твой отец выгнал тебя из дома, да? — спрашивает Уилл. — Отправил тебя в эту Гильдию? Нив гримасничает. Она должна извиняться, а не поддерживать разговор о себе. Но он спрашивает, так что... — Он не заставил меня идти, — говорит она. — Я… думаю, я могла отказаться. На этот раз Уилл останавливается, бросив на неё подозрительный взгляд. — Но это было то, чего он хотел. Она неохотно кивает. — Это не мелочь, чего хотят… или не хотят наши родители, — говорит Уилл. Он протягивает руки, как будто представляя себя на её рассмотрение. — Запрещен вход во Врата Балдура самим герцогом Рейвенгардом. Мне было семнадцать. — он улыбается, всё ещё немного грустно. — Мне очень жаль, — искренне говорит она ему, но он в отчаянии проводит рукой по лицу. — Чёрт возьми, Нив, это был не анекдот о бедном Уилле, — говорит он с большим раздражением, чем она когда-либо слышала в его голосе вне боя. — Сколько тебе было лет? — он пытается ещё раз. Она чувствует, что её глаза расширяются. — Мне… эм, пятнадцать, — отвечает она, немного запинаясь из-за его нехарактерной резкости. — А твоя мать? — спрашивает Уилл. — Во всём этом ты упомянула только своего отца. Где была она? Прежде чем ответить, Нив приходится облизывать губы, обнаруживая, что во рту у неё пересохло. — Она умерла. Это было очень давно, — быстро добавляет Нив. — За несколько лет до всего этого. — добавление всегда казалось необходимым, чтобы предотвратить ужасные соболезнования, которые часто следовали за таким заявлением. Люди всегда имели в виду добро, но иногда казалось, что она была в нескольких секундах от того, чтобы выпалить пожалуйста, не надо — всё, что угодно, чтобы эти слова не вылетели из колодца горя внутри неё, как медь, брошенная на удачу. Ту, которую она чувствует, пока она движется вниз, каким-то образом с каждым годом достигая новых глубин. Уилл только кивает. — Моя умерла, когда я родился. Нив моргает. — Ох. И какая она лицемерка, потому что внезапно на её устах оказывается единственное извинение. По крайней мере, на этот раз ей хватило мудрости держать рот на замке. — Да, — говорит он со смиренным вздохом. Они оба какое-то время молчат. Но затем Уилл протягивает руку, указывая на них. — Видишь? Не так уж и отличаемся, как ты думаешь. — он слегка улыбается. — Помни об этом, когда в следующий раз подумаешь, что всем будет плевать. — Шэдоухарт была права, — говорит Нив, взглянув на него с трепетом. — Ты слишком благороден, чтобы затаить обиду. — О, не знаю насчёт этого, — говорит он, и что-то тёмное мерцает в его здоровом глазу, несмотря на приветливый тон. — Каждую ночь я ложусь спать, думая о том, чтобы задушить одного-двух дьяволов. — Мне всё ещё жаль, — добавляет она, не в силах сдержаться. — За то, что я сказала вчера—. — Хорошо, — перебивает Уилл, поднимая руку, чтобы остановить её. — Я признаю, что в последние несколько дней я вдоволь надулся, но хватит ходить по яичной скорлупе. Это, — говорит он, показывая рукой на свои недавно выросшие рога, — это рука, которую протянули мне. Я решил принять её. Иначе сойду с ума. — его взгляд становится немного озорным. — И если ты извинишься ещё раз, особенно за то, что убедила меня, что я всё ещё красив, возможно, я действительно не смогу этого простить. Как обычно, преуменьшение собственной щедрости. Нив только качает головой, зная, что она никогда не вытянет из него ни одного резкого слова, когда он решил вести себя благородно. Если бы она только могла быть уверена, что остальные будут столь же снисходительны. Ну, остальная, точнее. Нив бросает взгляд на жрицу. На другом конце лагеря Шэдоухарт стоит с набитой сумкой у ног, скрестив руки, и нетерпеливо смотрит на беспорядок, окружающий Астариона, продолжающего рыться в своих сумках. Словно почувствовав её, взгляд Шэдоухарт метнулся к Нив, а затем снова быстро ушёл. Нив нахмурилась. К сожалению, Уилл прав: им нужно действовать, и как можно скорее. С тех пор, как они пришли в Подземье, время для сердечных дел становилось всё короче и короче. Ей остается только надеяться, что оно не закончится полностью. ** Астарион кисло проводит языком по клыкам. Так было всё утро — Нив окружена со всех сторон своей, казалось бы, постоянно растущей свитой, кругом серьёзные лица, обсуждающие план, который они уже прошли тысячу раз. Астарион стоит в стороне, прислонившись к одному из грубых деревянных столбов причала, а их с трудом завоеванный корабль дуэргаров покачивается позади него в черной воде озера. Сам он на самом деле не видит смысла в планировании, по крайней мере, кроме выбора, из какой тени выпустить первую стрелу. Не тогда, когда всё обычно в одно мгновение превращается в дерьмо. И сейчас он не решается вонзить клинок в следующего человека, который задаст Нив ещё один вопрос. Всё проклятое утро они отвлекали её внимание по тем или иным причинам, всегда как раз в тот момент, когда он думал, что наконец-то можно безопасно отвести её в сторону. Такими темпами они доберутся до Проклятых Земель прежде, чем он сможет поговорить с ней. Он не знает, почему колеблется. Всего несколько недель назад ему было бы наплевать на то, что его перебивают. Ему следует просто пойти туда и отдать ей эту чертову штуку. Это не значит, что это что-то личное. В самом деле, это не что иное, как безделушка с полезным маленьким зачарованием; нечто, что он освободил от скелета в лагере гоблинов. Оно ему не подошло, но он всё равно спрятал его во внутренний карман, намереваясь продать при следующем удобном случае — в конце концов, нельзя было позволить волшебнику съесть всю их потенциальную прибыль. По правде говоря, Астарион почти забыл, что она у него есть. Но, сидя там за рукоделием и наблюдая, как Нив засыпает после своего испытания неожиданной дозой спор миконидов, он снова вспомнил об этом. В то время как остальные из них почерпнули из своих путешествий по крайней мере несколько полезных мелочей, чтобы добавить к их ежедневной защите, Нив почти ничего не оставила для себя, кроме немного более тяжелого плаща, чтобы защититься от холода; тот, который уже получил некоторые повреждения в результате её самоотверженных выходок. Закончив залачивать подол, он выскользнул из её палатки, чтобы забрать вещь — она, конечно, не могла отказать подарку. Но он не осознавал, что поиски займут у него достаточно времени, и он упустит свой шанс дать ей это, когда она проснётся. Почему, чёрт возьми, он не может просто пойти туда и отдать это ей? Дискуссия, кажется, наконец-то закончилась, но, чёрт возьми, теперь они все направляются к лодке. Астарион выпрямляется, когда их группа приближается, Нив следует за ними, её темные глаза уже устремлены на него, когда она приближается. Странно, но это всегда вызывает у него легкую панику. Эти глаза опасны; наполовину слишком проницательны, по крайней мере, когда дело касается его, и почему-то они всегда на нём, когда он не ждет, и не на нём, когда он больше всего жаждет их внимания. И их ясность, как будто он может видеть внутреннюю работу её головы в каждом выражении лица, — это почти заставляет его бояться за неё, быть такой неразумно честной, такой разоблаченной. Сейчас она на задании. Это ясно из того, как он прочитал её лицо; её брови решительно нахмурены, но в её энергии было что-то быстрое и тревожное. Во всяком случае, больше, чем обычно; маленькая ведьма и в лучшие времена могла быть напряженной. — Знаешь, — говорит она, стараясь говорить тише, — я бы сказала, что ты пропустил "ярко и рано" на несколько часов, но, похоже, я просто поздно проснулась из-за этого. Ох. Да. За последние пару часов он так тщательно продвинулся вперёд, что почти забыл свои прощальные слова, сказанные ей вчера вечером. Астарион чувствует, как на его лице появляется виноватая ухмылка, но прежде чем он успевает подобрать нужные слова, Нив дергает подол своего плаща, так что заплата, которую он починил, оказывается в поле зрения. — Ты его починил? — она добавляет; вопрос, но она явно уже знает ответ. Но чего он не ожидает, так это того, как её голос смягчается при этих словах, её вид теперь почти робкий, глаза сияют чем-то нежным — как будто его несколько минут простого рукоделия были каким-то великим подарком. Чёрт возьми, он ещё даже ничего ей не дал. В его жизни было время, когда он никогда не терял дар речи. По необходимости, два столетия заманивания людей означали, что он всегда, всегда способен вытащить что-нибудь из воздуха, чтобы успокоить, очаровать или, по крайней мере, перенаправить разговор на более безопасную тему, когда он проник на территорию, к которой он не был готов. Но сейчас, на мгновение, Астарион может только смотреть на неё. — Нельзя допускать, чтобы подол обтрепался, — наконец говорит он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал равнодушно к её реакции. — Всё это может развалиться в клочья прежде, чем ты заметишь. — Я даже не знала, что ты умеешь… — начинает Нив, но, кажется, замолкает, взволнованная, как будто вспоминая свою истинную точку зрения. Она бросает быстрый взгляд через плечо на их спутников, садящихся в лодку, как будто проверяя, никто ли их не слушает. — …Я имею в виду, я думала, что ты злишься на меня. Ад. Он был зол на её вопиющее пренебрежение к себе, но это довольно быстро рассеялось, когда он решил просто убить всех, кто связан с этой так называемой Гильдией Чародеев, прежде чем она сможет отказаться от своего будущего, пытаясь быть благородной. Нив, конечно, не одобряла бы это, но ей и не обязательно было об этом знать. Пока это не было сделано. Всегда легче попросить прощения, чем разрешения. — Признаюсь, я отреагировал… резко, — начинает Астарион, стараясь сохранить спокойный тон. — Но я понял, что ты права. Пока нет необходимости что-либо решать по поводу твоей ситуации. — Ох? — она смотрит на него с ног до головы почти подозрительно, её глаза вдруг становятся такими же проницательными, какими были мягкими всего несколько минут назад. — Это… гораздо более спокойный взгляд на эту тему, чем вчера вечером. — Должен ли я был радоваться перспективе твоего возвращения в рабство? — он спрашивает. В его голосе присутствует немного той тьмы с прошлой ночи. Астарион вздыхает, заставляя себя вернуться к более светлому тону. — Но, как ты и сказала, город находится довольно далеко. Альтернативные решения ещё могут появиться. Какие бы средства контроля над массами ни скрывали Лунные Башни, во-первых. — Я—. — начинает Нив, не выглядя слишком удовлетворенной этим объяснением, как он надеялся. Но прежде чем она успевает закончить, их окликает резкий голос из лодки. — Вы двое идёте? — рявкает Шэдоухарт, скрестив руки на груди и насмехаясь над ними с носовой части корабля. — Или вы собираетесь заставить нас стоять и смотреть, как вы весь день строите друг другу глазки? Вздрогнув от своих мыслей, Нив покраснела настолько, что Астарион мог бы поклясться, что это должно быть больно. На самом деле, ему тоже немного больно. Он не может отвести взгляд от точки пульса на её подбородке — вся эта кровь, скапливающаяся под её веснушчатой кожей, взывает к нему. Прошли дни —дни — с тех пор, как он обладал ею любым из способов, которыми жаждет его тело. Этого становится достаточно, чтобы свести его с ума. — Тише, тише, — говорит Гейл, чувствуя себя более чем неловко. — Мы все на грани, но в этом нет необходимости. — О? Тебе нравится смотреть, а, Гейл? — резко отвечает Шэдоухарт. — Шэдоухарт, — коротко говорит Уилл. Жрица бросает на него грязный взгляд, но кисло закрывает рот. Гейл, со своей стороны, выглядит скорее не впечатленным этой вспышкой, чем уязвленным; он отворачивается, сжав губы в тонкую линию, как будто счёл за лучшее сказать что-нибудь ещё. Взгляд Нив стал суровым, хотя она, кажется, прилагает все усилия, чтобы не смотреть открыто на Шэдоухарт. Её глаза встречаются с Астарионом почти с извинением, прежде чем она, не говоря ни слова, проходит мимо него, чтобы сесть в лодку, её шаги быстрые и резкие. И он до сих пор не дал ей эту чёртову вещь. Чёрт. Взгляд Астариона, направленный на клирика, гораздо менее сдержанный, чем у Нив. Его не особенно заботит, почему Шэдоухарт, похоже, так близко восприняло раскрытие ситуации Нив, но ему нужно, чтобы она справилась с этим. Быстро. — Осторожнее, дорогая, — усмехается он в ответ Шэдоухарт, проходя мимо неё, низким голосом, притворяясь личным словом, хотя не существует мыслимого способа, которым кто-то мог бы говорить, не будучи услышанным среди восьми из них, упакованных на борту судна такого размера. — Люди могут начать думать, что ты ревнуешь. Честно говоря, он сказал это только для того, чтобы разозлить её, но лицо жрицы становится уродливым, покрытым пятнами фиолетового цвета, мускулы на её челюсти, кажется, напрягаются от усилия не ответить, когда Уилл бросает на неё ещё один предупреждающий взгляд. О, интересно. Но сейчас нет времени останавливаться на этой конкретной реакции. Нив поднялась на приподнятую корму лодки — якобы чтобы уйти как можно дальше от Шэдоухарт — и стоит рядом с Лаэ’зель, напротив Гейла и Карлах. Верхняя платформа слишком мала, чтобы пятый мог втиснуться рядом с ней, если только он не хочет, чтобы одна сторона его тела была сожжена, как кусок мяса. Внутренне ругаясь, у Астариона нет другого выбора, кроме как упасть рядом с Хальсином на нижней палубе. Замечательно. Не то чтобы друид вообще что-то сделал, но его компания — плохая замена компании Нив. И что-то в этом неповоротливом эльфе просто раздражает Астариона; сопровождает их в путешествии, просто чтобы болтать о природе и Тёмном проклятии, и трахать всё остальное, не торопясь, исцеляя Нив, позволяя ей изливаться из-за того, какой он высокий, в то время как споры миконидов поедают её мозг—. — …Ты в порядке, Астарион? — спрашивает Хальсин, глядя на него так, словно думает, что Гейл, возможно, не единственный, кто рискует взорваться. Астарион вытягивает рот в форме улыбки. — О, — говорит он сквозь стиснутые зубы, — я определённо превосходно. После этого Хальсин больше не задает ему вопросов. — Пиздец какая напряженная кучка людей, — бормочет Карлах, когда Уилл отталкивает их от причала и плывёт во тьму. ** — Чёрт возьми, — говорит Карлах себе под нос, одна рука всё ещё сжимает рукоятку топора побелевшими костяшками пальцев. — Хорошая работа. — Шшш, пожалуйста, — выдыхает Нив, изо всех сил стараясь не изменить выражение лица, пока последний из солдат-дуэргаров не отвернётся, чтобы пропустить их, успокоенный демонстрацией головастика в голове Нив. Плот, на котором они приплыли, стоит на якоре у каменных доков Гримфорджа. — Давайте двигаться дальше. Она была немного более уверена в своей уловке после того, как часовые, остановившие их посреди озера, поверили её утверждению, что все они были Истинными Душами, но даже в этом случае Нив была странно благодарна, обнаружив гнетущую температуру кузницы, которая ощущалась даже здесь, в тот момент, когда они пришвартовались, потому что пот, скатывающийся по её затылку, вызван не только от жары. В желудке возникает чувство тошноты и мурашек, когда она воспринимает их окружение: лай резких команд и звон молотков, эхом отражающийся от пещеристых каменных стен, жестокий, хриплый смех наемников, звон цепей, когда их избивают... Нижних гномов проводят мимо них в кузницу, и все они нападают на её уши, когда статуи и сооружения старше, чем она может себе представить, вырисовываются над головой, уходя во тьму. И она посмотрела охраннику в глаза и сказала: "Да, моё место здесь. Я часть этого. Я одна из вас." Словно чувствуя её внутреннее смятение, когда шеренга порабощенных гномов исчезает из поля зрения, хриплый голос Лаэ'зель щекочет левое ухо Нив суровым бормотанием, когда они поднимаются по каменным ступеням на следующий уровень оккупированной крепости. — Помни, для чего мы здесь. Всё ещё помня о глазах и ушах вокруг, Нив бросает взгляд на своего спутника. — Мы здесь, — шепчет она в ответ, — чтобы сделать всё, что можем. Её осторожно тянут за рукав с противоположной стороны. Когда она смотрит на Гейла, он осторожно кивает на коридор справа от них, когда они поднимаются на лестничную площадку; сфера из чего-то похожего на кружащееся черное стекло плывет на уровне груди, скользя медленным зловещим патрулем. Проницательный глаз. Пиздец. Как будто они уже не окружены врагами. Нив с тревогой оглядывается через плечо, как будто учёт всех спутников позади неё принесет ей какое-то успокоение. Их лица окаменели, когда они оглянулись на неё. Ну, у большинства из них: взгляд Астариона надменен и безразличен, когда его взгляд скользит по окрестностям, как будто внутренние ужасы трудового лагеря для него совершенно обыденны. Он играет роль Истинной Души намного лучше, чем она, и это тревожит её сильнее, чем ей хотелось бы признать. Что-то в этом напоминает то странное чувство, которое она испытала сегодня утром, проснувшись после странного сна, который ускользнул от неё, как вода сквозь пальцы. У неё до сих пор почти не было возможности поговорить с Астарионом, и их краткому разговору крайне не хватало той степени конфиденциальности, на которую она надеялась. Он продолжал пылкие поиски чего-то среди своих вещей до того момента, пока они не отправились на пляж, с которого отплыли, и серьёзность задачи группы удерживала обсуждение в центре внимания их дел во время их путешествия через озеро. Они совершили некоторое проникновение в лагерь гоблинов, но ничего подобного. Как лучше всего придерживаться своих планов, кто будет говорить, сколько всего может пойти не так, прежде чем они прибегнут к прокладыванию пути к выходу — эти детали были более важными, чем когда-либо, поскольку теперь под угрозой было гораздо больше, чем просто их собственная жизнь. А осложнения уже возникли, не прошло и двух минут после прибытия. Нере, та самая Истинная Душа, которую они согласились убить для миконидов на пути к Проклятым Землям, оказалась в ловушке в результате обвала. Можно было бы подумать, что такое стечение обстоятельств может пойти им на пользу, но, как обычно, даже малейшая удача кажется слишком большой, чтобы надеяться на неё. Если оставить ублюдка на произвол судьбы, на них обрушится крепость, полная наемников-дуэргаров, и, скорее всего, это предупредит следующее звено в цепи командования Абсолют о том, что они не являются истинными последователями культа — риск, на который они не могли бы пойти, если надеялись узнай что-нибудь полезное о Лунных Башнях. Кроме того, вместе с ним там несколько пленных гномов. Она не собирается оставлять их тоже страдать. Проницательный глаз проходит мимо, на данный момент не обращая внимания на их присутствие. Нив сглатывает твёрдый ком в горле. Не говоря ни слова, они разделились, как и планировали: Гейл, Хальсин, Уилл и Карлах взяли на себя задачу определить пути выхода и место для разбивки лагеря, а Астарион, Лаэ'зель и Шэдоухарт присоединились к Нив. И вот так она едва подавляет желание закричать. Они все более чем способны. Они все уже слишком много раз спасали ей жизнь, чтобы сосчитать. Но когда Нив смотрит на них, она больше не видит воинов, заклинателей, союзников — только своих друзей. Друзей, которых она может подвести. Друзей, которых можно было оторвать от неё в любой момент, и между ними осталась сотня невысказанных вещей, слишком драгоценных, чтобы о них шептаться в залах их врагов. — Как мы и обсуждали, — наконец говорит она, как только её голос снова начинает сотрудничать. Это неестественно, этот скучающий, бесцеремонный тон, который она взяла на себя, чтобы прислушаться к ушам, которые, возможно, ещё слушают; оболочка жестокости, надеясь скрыть быстрое, нервное мерцание её глаз и быстрое биение сердца. — Встретимся здесь через два часа. — Или следуем звукам крика, — добавляет Шэдоухарт, в то время как остальные отвечают её указаниям торжественными кивками. Нив режет её глазами. Но, боги, она даже не ошибается. Казалось, было слишком поздно и слишком резко просить Шэдоухарт присоединиться к остальным их товарищам, учитывая её сегодняшнее отношение — и Нив действительно сомневалась, что она всё равно согласилась бы. Жрица, похоже, совершенно довольна тем, что остается здесь, рядом с ней, давая ей знать, что именно она не одобряет. И какими бы сильными ни были остальные во всех отношениях, не все они играют роль злого члена культа так, как это делают сейчас трое, находящиеся рядом с ней. Как бы ей не хотелось это признавать, ей нужна вся помощь в этом деле, которую она может получить прямо сейчас, даже если она оказывается с насмешкой. Прежде чем она оказала на них психическое влияние головастика, патруль дуэргаров, остановивший их на озере, ухмыльнулся Нив, как будто она была потерянной маленькой девочкой, забредающей в их лапы; даже сейчас, когда они поднимаются по ступенькам вглубь крепости, взгляды проходящих наемников задерживаются на ней гораздо дольше, чем ей хотелось бы. Как будто одного её вида достаточно, чтобы вызвать подозрения. — Ты напряжена. — она чувствует мягкое прикосновение на себе, когда Астарион наклоняется, его голос едва слышен, как дыхание ей в ухо. — Подними подбородок. Ты владеешь этими людьми. Они должны поклоняться тебе. У неё по затылку побежали мурашки. Странно, думает Нив, как её тело всё ещё может реагировать на него, даже охваченного таким ужасом; но она не может больше реагировать. Какой бы гротескной ни была идея владения кем-либо… она знает, что он прав. Ей нужно лучше разбираться в этом фарсе. Нив повинуется, слегка расправив плечи и запрокинув подбородок вверх, заставляя себя смотреть сверху вниз на каждого, мимо кого они проходят. И что удивительно, взгляды начинают ускользать от неё быстрее. Ей не хочется ничего, кроме как схватить руку Астариона, найти своего рода якорь безопасности в тылу врага, но на данный момент его шепотного руководства вполне достаточно. Если в доках крепости уже было удушающе жарко, то главный зал — адский; это представление только усиливалось реками лавы, текущими под замысловатыми решетками, установленными в круглом каменном полу, разбрасывая пепел и угли в воздух вокруг себя. Глубинные гномы, покрытые потом и грязью, откалывают огромную кучу обломков, заваливших вход в туннель, а дуэргарская женщина в доспехах с остриженными седыми волосами лает, приказывая им работать ещё быстрее, держа в руках трость. Один из подчиненных женщины подталкивает её, когда все четверо приближаются, и она оборачивается с выражением дикого негодования в глазах. Это, без сомнения, сержант Тринн. — Лучше бы была чертовски веская причина, чтобы кучка хунов свободно вошли в мою… Чем меньше времени Нив позволит этим людям сомневаться в ней, тем лучше. Она поднимает руку, сохраняя бесстрастное лицо, но внутренне собираясь с духом, позволяя психической энергии головастика выкатиться из неё волной, повергая Тринн в молчание. Сержант делает шаг, гримасничая, как будто её тошнит. Делать это никогда не бывает приятно – особенно не так много за один день, больше, чем ей приходилось использовать эту силу раньше – но, по крайней мере, она знает, что этот подонок-рабовладелец страдает от последствий вместе с ней. — Давайте не будем тратить время друг друга, — холодно говорит Нив. — Думаю, я ясно выразилась. Её зонд не выявил никаких паразитов в голове женщины, но сержанту, по крайней мере, знакомо это ощущение. — Истинная душа, — неохотно признает Тринн. Её взгляд скользит по торжественным спутникам позади Нив. — Предположим, было бы слишком много просить одного из этих кровожадных дозорных сказать то же самое. Однако рада видеть ваше присутствие — ждала, пока кто-нибудь придёт и возьмёт на себя ответственность за этот беспорядок. Вы слышали о ситуации? Некоторые гномы осмелились украдкой бросить взгляд между трудными взмахами кирки; некоторые расплачивались за это быстрым ударом трости по спине. От смешанного страха и негодования в их глазах почти желчь подступила к горлу Нив. — Да, — отвечает Нив. Больно пытаться сохранять нейтралитет, разговаривая с этой женщиной так, как будто они на одной стороне. Её взгляд всё время возвращается к кровавым пятнам на трости сержанта. — Как долго они там пробыли? — Примерно день, — говорит Тринн. — Говорю вам, нам обоим придется по головам, если мы не сможем вытащить Нере до того, как там накопится ядовитый газ. Копать стало практически бесполезно, спасибо этим. — она плюет в сторону гномов, и Нив сжимает челюсти. — Даже попробовали Громовую волну, но с этой стороны это было бесполезно. Чёртов ад. Они пытались взорвать обломки в туннель? Безрассудные чертовы идиоты — им бы повезло, если бы безрассудная идея сержанта ещё не убила всех внутри. — Нет, — коротко говорит Нив, — этого не будет. В любом случае, чтобы очистить это, тебе понадобится чертовски больше силы. — её разум практически кружится, пока она оценивает камнепад, валуны размером почти с экипаж, сложенные почти до пещеристого потолка. Эти гномы могли бы стоять здесь и ковыряться в нем неделю, прежде чем добьются какого-либо прогресса, если бы к тому времени они все не умерли от истощения. Одна только Громовая волна определенно не смогла бы очистить всё это; она сомневается, что даже самых её сотрясающих заклинаний будет достаточно. Но она и Гейл вместе, возможно… — И, если уж на то пошло, гораздо больше, чем может дать кучка гномов, — добавляет она, немного воодушевленная своим успехом. — С таким же успехом ты можешь дать своей руке отдохнуть от битья. Но, возможно, это было слишком далеко. Тринн озадаченно смотрит на Нив. — Говоришь, нам следует прекратить копать? Нив сглатывает, ещё раз благодаря богов за пот, струящийся по лицам всех в комнате. Она бросает взгляд искоса на Астариона, возможно, надеясь, что один его взгляд поможет ей представить, какие слова он выбрал бы на её месте. Но, как ни странно, он, похоже, не уделяет всего внимания разговору — его голова склонена набок, как будто он слушает совсем другое. Тогда она сама по себе. — Я говорю, что твоя рабочая сила мертва, бесполезна для тебя, — говорит Нив. — Расслабьтесь и дайте мне час или два, чтобы вернуться сюда с решением — Абсолют не поблагодарит тебя за то, что вы выкопали Нере, если тебе придется ещё дольше останавливать прогресс и добиваться новой партии рабов, чтобы продолжать прокладывать туннели. Сержант оглядывает Нив сверху вниз, нахмурив брови. — Думаю, нет, — говорит Тринн, хотя её слова звучат далеко не убедительно. Периферийным зрением Лаэ’зель начинает беспокойно шевелиться; С другой стороны, Шэдоухарт смотрит на неё несчастным взглядом. — Тогда нельзя терять времени, — внезапно вмешивается Астарион. — Пойдёмте. Кратковременным прикосновением к локтю Нив он выводит группу обратно из зала. Они молчат несколько напряженных мгновений, пока провидческий глаз проплывает мимо, но когда он снова скрывается из виду, Лаэ'зель наклоняется. — Ты быстро забываешься, — резко шепчет она Нив. — Твоя непрекращающаяся благотворительность проклянет нас вместе с этими заключенными. — Это было совершенно разумное предложение, — шипит в ответ Нив. — Эти люди неразумны, — говорит Лаэзель. — Зарабатывать своих рабов до смерти служит лишь запугиванием следующей группы. Главное жестокость. — Это вы все выбрали её для разговоров, — мрачно бормочет Шэдоухарт. Хватит этого. — Кажется, я не припоминаю, чтобы ты волонтировалась, — огрызается Нив в ответ. — Заткнитесь все, — шипит Астарион, вставая между Нив и Шэдоухарт, которая уже открыла рот для возражения. — Там гномы рыдали из-за того, что один из них только что сбежал с запасом дымного пороха. Говорил что-то о северо-восточном коридоре. Рыдали? Практические последствия того, что он подслушал, едва ли затрагивают её — Нив может только смотреть на него в ужасе. — Ты их слышал? — спрашивает Шэдоухарт с ноткой недоверия в голосе. — Полагаю, эти уши летучей мыши на что-то годятся. — Дымный порох легко справится с этими обломками, — соглашается Лаэзель. — Мы ещё можем наверстать упущенное время. Кажется, все трое готовы отправиться в погоню за этой зацепкой, согласится она или нет. — Подождите, — говорит Нив, ускоряя несколько шагов, чтобы не отставать от них. — Разве нам не следует вернуться и допросить их как следует? Узнать фактическое местоположение? — Такое могло бы быть возможным, если бы твои слова не вселили в голову Тринн мысль о твоём сочувствии, — говорит Лаэ'зель. — Ненавижу соглашаться, дорогая, — добавляет Астарион. — Но пришло время валить оттуда. Нам повезло, что сержант не была Истинной Душой. Несмотря на вспышку гнева внутри неё, им всем приходится на мгновение замолчать, когда они приближаются к лестнице, проходя мимо двух наемников-дуэргаров. Один отрывается от их глубокого, приглушенного обсуждения и прищуривается на них — ещё одно напоминание о том, что сейчас неподходящее время и место для споров по делу. Нив остается лишь сжать губы в тонкую линию, несчастно глядя на Астариона. Он никогда не боялся с ней не согласиться — это точно. Разумная часть ее знает, что ей следовало ожидать этого, взяв с собой самую жестокую и практичную половину их группы; тех, кто всегда сопротивляется тому, чтобы подставить шею кому-либо за пределами пати. Но меньший, более мелкий голос в глубине её сознания задается вопросом, насколько здесь играет роль вчерашнее откровение о её так называемом ученичестве. В конце концов, почему кто-то должен её слушать, если оказывается, что она всё это время даже не была настоящим волшебником? — Мы должны, по крайней мере, сначала найти остальных, — говорит Нив, когда они выходят за пределы слышимости, — прежде чем мы отправимся на какой-то блуждающий поиск по руинам. Возможно, нам не понадобится никакая взрывчатка — думаю, мы с Гейлом вместе справимся… — Они не собираются встречаться ещё почти два часа, — возражает Астарион. — На их поиски могут уйти годы, и вряд ли нам нужно, чтобы два наших волшебника тратили заклинания на копание. Кто знает, что произойдет, когда Нере освободится? Истинная Душа не будет долго покупать наши действия. Их лица дают понять, что они решили без неё. А почему бы и нет? В конце концов, она всего лишь продавщица. — Ладно, — жестко говорит Нив. — Веди. ** — Осторожно, — рычит Лаэ’зель, когда ливень гальки рассыпается под ногой Шэдоухарт впереди них и катится назад по каменистому склону, по которому они поднимаются. Между древними залами Гримфорджа и открытыми, извилистыми системами пещер вокруг них очень мало барьеров, крепость в таких руинах, что многие из соседних помещений у дока главного канала заполнены не чем иным, как непроходимыми обломками, или же внезапно обрываются в отвесные падения в черноту. Спустя один разрушенный пиршественный зал и секретный проход их исследование превратилось во что-то гораздо более близкое к спекуляции, что Нив вполне устраивает. — Верно, — язвительно отвечает Шэдоухарт, — Не думала, что нужно быть осторожными. Глупая я. — Твое отвратительное настроение — плохая причина убивать нас всех, — огрызается Лаэ’зель из-за спины Нив. Астарион снова появляется из-за поворота впереди. — Вы обе проделаете отличную работу, чтобы нас убили, если не заткнётесь, — шипит он. Нив, как и последние тридцать минут, ничего не говорит. Взгляд Астариона скользит по ней почти настороженно, несомненно, заметив её молчание. — Впереди небольшой скачок, — сообщает он, когда расстояние между ними сокращается. — Но там есть дверной проем. Должно быть, то самое место. Часть её не может не чувствовать себя плохо, когда его глаза выжидающе задерживаются на ней, как будто надеясь на ответ – но если они не собираются её слушать, то она не собирается тратить своё дыхание прямо сейчас. Они останавливаются перед пропастью в скале, которая появляется в поле зрения. Не самое страшное препятствие, которое им пришлось преодолеть, но все же шириной в несколько футов, достаточно большое, чтобы Нив нерешительно прикусила внутреннюю часть щеки. В такие моменты всегда возникает вопрос, достаточно ли она смела (или достаточно разозлена) попытаться сделать это, прежде чем кто-либо сможет прокомментировать физическое мастерство волшебника, или стоит потратить часть своей драгоценной энергии заклинаний на надежный и безопасный путь. Она видит дверь, о которой упоминал Астарион, вдалеке выше по склону, но едва — она была бы почти невидима во мраке пещеры, если бы не движение разорванных шарранских знамен, разлагающихся на столбах с обеих сторон. Лаэ’зель первой перепрыгивает пропасть, легко преодолевая её и осматривая площадку на другой стороне, прежде чем махнуть остальным рукой. Астарион снова смотрит на Нив, и неуверенность в его глазах, такое необычное внешнее проявление уязвимости, заставляет её вздохнуть. — Я сделаю это, — говорит она, наконец нарушая молчание. Её голос звучит мягче, чем она ожидала, после получасового прикусывания языка. — Иди. Я бы предпочла, чтобы кто-нибудь поймал меня на другой стороне, чем сломал нам обе шеи, пытаясь пересечь вместе со мной. Астарион смотрит на неё ещё несколько долгих мгновений, стиснув острую челюсть, он выражает немалое недовольство; но, наконец, он протягивает руку, чтобы снять сумку с её плеча, перекинуть её через свою спину, прежде чем, наконец, повернуться, чтобы совершить свой причудливо грациозный прыжок через пропасть. На этой стороне остаются только она и Шэдоухарт. Нив смотрит на неё, удивляясь её колебаниям. Жрица неподвижно смотрит в пропасть. — Всё в порядке? — тихо спрашивает её Нив. Несмотря ни на что, ясно, что с Шэдоухарт что-то не так. — Я копила заклинания, но могу перенести нас через с—. — Я в порядке, — резко отвечает Шэдоухарт, как будто Нив вернула её в сознание. Она приближается к выступу, хотя, похоже, не особенно готова. — Мне не нужно, чтобы ты всегда—. Но когда колени Шэдоухарт сгибаются, чтобы совершить прыжок, что-то смещается под ними. Сначала раздается тихий звук, похожий на очередной ливень гальки где-то внизу, а затем с грохотом, похожим на гром, твердый выступ под их ногами просто исчезает, превращаясь в каскад грязи и камней, рушащихся со скалы во тьму. Разум Нив пустеет от ужаса, когда они вдвоём начинают плыть сквозь камни и пыль, у неё перехватывает дыхание от шока; единственный оставшийся у неё полезный инстинкт — тянуться к чему-нибудь, к чему угодно, чтобы замедлить их, но всё, что она находит, — это размахивающуюся руку Шэдоухарт. Но нет. Нет, это то, что ей нужно. Цепляясь за локоть Шэдоухарт — её подруги, которая иногда может быть трудной и жестокой, но умрёт, если она ничего не сделает, — успокаивает её ровно настолько, чтобы её мозг снова начал работать. Между бессвязными криками Астариона и Лаэ'зель над ними и ветром, проносящимся над её ушами, когда они падают, Нив едва слышит, как слова покидают её рот. Однако она чувствует, что чары действуют; покалывание энергии поднимается по её телу, переходя через кончики пальцев в Шэдоухарт, которая в тревоге вздрагивает, когда пол пещеры устремляется им навстречу— —Только для того, чтобы их спуск замедлился едва ли более чем в метре от дна, а камни посыпались вокруг них, когда они ударились о землю. Живы — чудом — но очень одиноки.