Dancing With My Demons

Жива, со вздохом думает Нив. Жива, жива, жива. Хорошо. Она стонет, поднимаясь на колени, пытаясь дышать сквозь резкую боль в спине. Ей удалось произнести Плавное падение вовремя, чтобы спасти их от превращения в две кучи внутренностей на полу пещеры, но заклинание сработало намного лучше, чем раньше. Как бы то ни было, они приземлились достаточно жестко, чтобы потом чувствовать это в течение нескольких дней. Рядом с ней Шэдоухарт откашливает что—то похожее на пыль, набитую лёгкие из расколотого камня вокруг них — но для ушей Нив это хороший знак. По крайней мере, она дышит. — Ты ранена? — хрипит Нив, вытирая песок из глаз, и осторожно встаёт. Кажется, с ней всё в порядке, если не считать привкуса железа во рту из-за прокушенной губы и шока от удара по заднице после приземления, но она чувствует себя более чем немного дезориентированной, когда встаёт. Здесь так темно, что она может только слышать, где находится Шэдоухарт. Вслепую Нив наступает на камень и опасно раскачивается, хватаясь рукой за отвесную скалу рядом с собой, чтобы удержаться. — Боги. — слышит Нив свой собственный ошеломленный голос. — Боги, мы почти— почти только что—. Но, кажется, она не может закончить мысль. — Чёртов ад. Чёртов ад, - говорит она, и на последнем слове из неё вырывается странный смешок. Она благодарна за то, что держится за стену, её колени немного слабеют, когда следуют новые сдавленные хрипы. Она почти умерла — и рядом с единственным человеком, который был способен вовремя оживить её. — Великолепно, — стонет Шэдоухарт. — Ещё одно повреждение мозга. — Нив! — голос Астариона звучит пугающе далеко, когда доносится до них эхом, но нотки паники в нём доносятся с кристальной ясностью. — НИВ! — Не могли бы вы… вы оба... заткнуться,— Шэдоухарт удаётся выдавить между затруднёнными вдохами. Её голос звучит странно, как будто каким-то образом приглушенно.— А-то он... обрушит на нас всё остальное. Маниакальный смех Нив стихает. К сожалению, Шэдоухарт права — и даже если бы скала в этом месте была устойчивой, Нив не уверена, что реветь взад-вперед такая уж блестящая идея, зная лишь малую толику того, что может скрываться во тьме вокруг них. Она, прищурившись, смотрит на вершину расщелины, в которую они упали, пытаясь оценить расстояние. Там сравнительно больше света, и то, что могло бы быть смутными фигурами Астариона и Лаэ'зель, выглядывают из-за края. Слегка поморщившись от этого движения, Нив поднимает руку и вызывает свет так высоко над ними, как только может, светящиеся шары плавают волнообразным узором над головой. Надеясь, что этого будет достаточно, чтобы убедить их обоих в том, что они не мертвы. Теперь освещённая заклинанием, Шэдоухарт медленно опускается на колени, её лицо в крови и грязи. Она останавливается, как будто уже запыхалась от этого небольшого движения. — Позволь мне, — говорит Нив, пытаясь предложить ей руку, но Шэдоухарт отмахивается. — Оставь это, — ворчит она, вытирая кровь грубым движением рукава. — Просто царапины. — она тяжело опирается на свою булаву, чтобы подняться на ноги, но пошатывается в тот момент, когда переносит вес на левую ногу. — Может остановишься? — Нив бросается вперёд, чтобы поймать её, но Шэдоухарт уворачивается от неё во второй раз, падая спиной на скалу, чтобы перенести вес тела на здоровую ногу. Несмотря на свои заявления, жрица тяжело дышит, когда смотрит туда, откуда они упали. — Ради всего святого, просто позволь мне помочь тебе, — требует Нив. — И как бы ты, собственно, помогла мне? — огрызается Шэдоухарт, наконец-то встречаясь с ней взглядом и резко поворачивая голову. — Твой кровосос забрал сумку со всеми нашими зельями. Прекрасное время для него быть рыцарем. Нив в буквальном смысле приходится прикусить язык, чтобы не ответить тем же на оскорбление. Не время, с горечью напоминает она себе, хотя Шэдоухарт, похоже, не испытывает таких же сомнений. — Тогда, по крайней мере, исцели себя, — вместо этого говорит Нив, скрещивая руки. Но Шэдоухарт ведёт себя так, как будто она не слышала. — У тебя есть способ вернуться наверх?— прямо спрашивает жрица, возвращаясь к созерцанию темноты над ними. Расстояние до вершины трудно оценить, но даже если бы оно было на безопасном расстоянии, Туманный шаг привел бы Нив туда, куда ей нужно, только в одиночку. Без пассажиров. Перебирая варианты, словно листая страницы в своей книге заклинаний, она окидывает взглядом место, где они приземлились. Кажется, что земля уходит вверх к другой стене пещеры, образуя тропу через скалистые выступы, которая выглядит так, как будто может вернуться к выступу, с которого они упали, — или, по крайней мере, подвести их достаточно близко к нему, — если будет продолжаться до конца. — Не для нас обоих, - мрачно говорит Нив. — Думаю, нам придётся идти пешком. Глаза Шэдоухарт закрываются, как будто в знак смирения. — Хорошо, — она морщится, затем шепчет себе под нос: — Чёрт. Стиснув зубы, она опускает дрожащую руку на колено, морщась от движения, пока из её пальцев не исходит вспышка бледно-голубого света, обволакивающая рану. Шэдоухарт выпрямляется, когда боль исчезает с её лица, некоторые порезы и синяки на её лице также исчезают, хотя она выглядит не менее сердитой. Затем она, кажется, наконец-то бросает недовольный взгляд на Нив. — Ты выглядишь нормально, — добавляет она. — Если не считать повреждения мозга. Уморительно. Не время, напоминает себе Нив. Не то грёбаное время. — Вполне нормально, — натянуто соглашается Нив. Всё её тело ощущается как один большой синяк, но ничто не помешает ей идти самостоятельно. — Давай, нам лучше двигаться. Похоже, нас ждёт долгий путь наверх. — О, да, — ехидно говорит Шэдоухарт. — Веди. Очень, очень долгий путь наверх, думает Нив, стиснув зубы. ** Грубая рука отрывает Астариона от края пропасти за шиворот доспехов, с легкостью отбрасывая его на некоторое расстояние. — Ты сошел с ума, — шипит на него Лаэ'зель. — Что ты делаешь? — свирепо требует он, глядя на неё снизу вверх. — Она— Нив— мы должны—. Но ни его рот, ни его мозг, похоже, не хотят позволить ему сформулировать полное предложение. Его тело застыло в одно мгновение; ничего, кроме холода в венах и желудке, на лбу выступает холодный пот. Только что Нив и Шэдоухарт стояли по другую сторону пролома, а в следующий… Пропали. Астарион вскакивает на ноги и бросается вперёд. Его глаза были созданы для такой темноты — если там есть хоть какие-то признаки жизни, что он может увидеть—. Лаэ'зель встаёт на его пути. — Возьми себя в руки. Если Нив жива, она не настолько глупа, чтобы откликнуться на твои стенания. Он всё равно снова начинает кричать. — Нив, ты можешь—. Лаэ'зель снова отбрасывает его назад, когда он пытается проскользнуть мимо неё. Астарион почти инстинктивно вытаскивает свой кинжал, снова бросаясь на неё, но он наполовину слеп от паники, а Лаэ'зель — это Лаэ'зель. Она заносит на него свой меч менее чем за мгновение ока и выбивает кинжал из его руки едва ли более легким движением запястья. Затем она выставляет меч перед собой, длинное серебряное лезвие нацелено прямо ему в горло. — Я добьюсь от тебя молчания, — приказывает ему Лаэ'зель. — Не заставляй меня добиваться этого, отделив твою голову от шеи. Против своей воли Астарион замирает. Но он скалит на неё зубы, глядя поверх меча на гитьянки. — Уйди с дороги, — скрипит он низким и опасным голосом. Нив, конечно, жива. Она должна быть. Он не рассматривает никакой другой вариант. Но нет сомнений, что она, должно быть, пострадала после падения с такой высоты — пострадала сильно — и если жрица не выжила… — Она и Шэдоухарт, возможно, ещё живы, — говорит Лаэ'зель. Её клинок не сдвинулся ни на дюйм. — И поэтому ты хочешь обрушить на нас и них всех зверей тьмы своими криками? Разрушить саму землю, на которой мы стоим? Ты позволил паразиту полностью поглотить твой мозг, к'чахи? Астарион злится на неё. — Мы должны что-то сделать. — И сделаем, — соглашается Лаэ'зель. — Но для этого мы должны быть живы. Астарион пристально смотрит на неё. — Хорошо, — наконец шипит он. — Тогда убери этот клинок от моего лица. Лаэ'зель оглядывает его с ног до головы, как будто сомневается, что угроза миновала, — но спустя долгое мгновение она опускает меч. Когда она делает шаг к краю утёса, Астарион следует за ней так быстро, как только осмеливается. На этот раз, когда он заглядывает за край, бусинки движущегося света далеко внизу пронзают то, что всего несколько мгновений назад было темнотой. Его захлёстывает облегчение, почти такое же сильное, как от первого глотка крови. Заклинание Нив. Должно быть. Шэдоухарт обычно предпочитает для света пламя на ладони, а не танцующие, вращающиеся сферы, которые обычно создает Нив. Кажется, даже Лаэ'зель это понимает. — Она оказалась на удивление долговечной для волшебника, — бормочет она почти гордо, глядя вниз на признак жизни. — Ты должен больше доверять ей. Астарион бросает на неё сбитый с толку косой взгляд. — Что? — огрызается он, мгновенно возвращаясь к раздражению. — Это ты говорила "если она жива". А затем он видит необычное зрелище: Лаэ'зель из яслей К'лир, закатившую глаза, глядя на него. — Это был естественный акт. Никто из нас не застрахован от подобных вещей, — говорит она ему. — Но я видела тот же страх в твоих глазах, когда она всё ещё стояла перед тобой. Ты считаешь её уязвимой без твоего присутствия. Таким образом, ты сомневаешься в её мастерстве. Ты бы ответил за такое оскорбление, если бы был хоть немного моим любовником. Страх в его глазах? Астарион чувствует, как холод пробирает его до костей. Он действительно настолько очевиден? Он не может позволить себе настолько утратить свои навыки лжеца, чтобы его величайшая слабость была видна всем на лицо. Что-то должно измениться, прежде чем он окажется на расстоянии мили от Врат Балдура и любого другого места, где их могут встретить глаза и уши Касадора. — И да смилуется ад над любым твоим любовником, — съязвил он, пристально глядя на неё. — Я не сомневаюсь в её мастерстве. Насколько я помню, я не был тем, кто навязывал ей уроки владения мечом. — Инструкции — это инструмент, — хладнокровно отвечает Лаэ'зель. — Клинок по-прежнему принадлежит ей. Астарион может только пялиться на неё. Дошли ли до него её слова, она, кажется, не замечает или ей все равно. Затем Лаэ'зель убирает свой меч в ножны и отворачивается от щели в скале. — Вперёд, — говорит она. — Мы найдем путь вниз. Если до сих пор ничего не изменилось, совет по отношениям от гитьянки, должно быть, действительно сигнализирует о конце времён. Особенно учитывая, что она, возможно, права. ** После некоторого пути по наклонной местности, Нив и Шэдоухарт натыкаются на многообещающий путь вверх по северо-восточной стене пещеры. Пройти его оказывается относительно легко, если не считать странного валуна, по которому нужно перелезть, или выступа, по которому можно подтянуться, и поэтому они путешествуют в напряженной тишине, явно лишенной любезных подшучиваний, которые обычно сопровождают их исследование. Несмотря на её саркастическое приглашение идти впереди, Шэдоухарт идёт впереди неё; её глаза острее в темноте, булава наготове в одной руке. И вот, когда её некому прикрывать, нет сумки на боку и никаких припасов, кроме книги заклинаний, прикрепленной к бедру под плащом, Нив чувствует себя незащищенной. Уязвимой. Особенно с тех пор, как Шэдоухарт настаивает на том, чтобы выходить за пределы радиуса действия её заклинания света. — Убери это, — внезапно шепчет Шэдоухарт, останавливаясь как вкопанная. Только не снова. — В последний раз, — говорит Нив, — Я, блять, не могу видеть так, как ты—. — Убери, — шипит Шэдоухарт, — Сейчас. — внезапно она бросается к Нив, хватает её за плечи и быстро прижимает спиной к скалистой стене рядом с ними. Удар не сильный, но шок от него заставляет Нив с лёгким вздохом снять заклинание, оставляя их двоих в темноте. Нив набирает в грудь воздуха, чтобы возразить, но в ответ ей прикрывают рот рукой. Лицо Шэдоухарт находится всего в нескольких дюймах от её лица, но голова жрицы повернута в том направлении, куда они шли, её острый взгляд устремлен на что-то впереди. Нив собирается оттолкнуть её, когда звук, наконец, достигает и её ушей. Это ужасный, влажный звук, который становится все ближе, пока из-за скалы перед ними не появляется пара фигур, их формы немногим больше массивных сгустков аморфной, желеобразной плоти. Нив не может разобрать их цвет в полумраке, но на открытом месте звук их движения имеет странное шипение, местность слегка дымится под отвратительным следом, который они оставляют за собой, как будто он растворяется. Без света и звука, которые могли бы выдать их местонахождение, существа медленно, как ледники, проходят мимо, не подозревая об их присутствии. Кажется, прошла целая вечность, пока они стояли там, прислонившись к стене пещеры, рука Шэдоухарт крепко зажимает рот Нив, сердце Нив болезненно колотится в груди, пока монстры, наконец, не съезжают со скалы и не скрываются из виду. Когда угроза миновала, Нив кладет руки на плечи Шэдоухарт и толкает её в ответ. — Ты могла бы, чёрт возьми, сказать что-нибудь, — огрызается она. — Я сказала, — язвительно отвечает Шэдоухарт. — Ты могла бы хоть раз послушать кого-нибудь, кроме себя. — Ты действительно всё ещё этим занимаешься? — Нив взрывается, наполовину обезумев от раздражения и бурлящего в ней адреналина. — Ты пропустила ту часть, где мы чуть не умерли? Шэдоухарт отворачивается. — Забудь об этом. Пошли. Забыть об этом. Верно. Как будто это так легко. Даже если бы она могла, они бы что, просто продолжали вести себя как ни в чём не бывало? Как будто что-то гнилое и невысказанное не гноилось между ними со вчерашнего вечера, отравляя настроение всем вокруг? Нив вспоминает их прогулку на лодке по озеру; разговор превратился в напряженное, тихое бормотание, как будто никому вокруг них нельзя было доверять. Ещё и дня не прошло, а вся пати уже на взводе, чего Нив не видела с первых нескольких ночей после крушения Наутилоида, когда все они были уверены, что в любой момент могут поддаться обрядовому превращению. Они никогда не вернутся на поверхность живыми, не говоря уже о том, чтобы дожить до Луных Башен, если у них не получится объясниться. — Нет, нет, нет, мы прошли мимо "забудь об этом", — выплевывает Нив, надвигаясь на неё. После падения и всей этой ходьбы в гору её собственные ноги не так устойчивы, как ей хотелось бы, но, по крайней мере, они выдерживают её вес и не спотыкаются. Она снова вызывает свет движением запястья, решив как следует разглядеть лицо Шэдоухарт. — Давай идти, — Шэдоухарт провозглашает снова, каждое слово сквозь стиснутые зубы, зеленоватые глаза смотрят так, как будто хотят просверлить отверстия в черепе Нив. — К чёрту всё это, — говорит Нив, уперев руки в бедра. — Знаешь что? Я никуда не пойду, пока мы не поговорим об этом. Шэдоухарт закатывает глаза — и Нив позволяет себе опуститься на землю, скрестив ноги и руки. — О, очень зрело, — говорит Шэдоухарт. — Я понимаю, почему именно ты принимаешь все наши решения сейчас. Вставай. — Нет, — говорит Нив. — Начинай говорить или продолжай без меня. Шэдоухарт сердито смотрит на неё. — Не думай, что я этого не сделаю, ты, маленькая соплячка. Нив свирепо смотрит в ответ. — Так, блять, сделай. Шэдоухарт на самом деле насмехается над ней. — Серьёзно? Ты просто собираешься сидеть тут, пока гибнут гномы? У нас немного не хватает времени для этого. — Да, блять, не хватает, — говорит Нив. — Это значит, что мы также не можем позволить себе подкалывать друг друга, как дети, когда на карту поставлены жизни людей. — Я ребенок? — недоверчиво произносит Шэдоухарт. — Это ты закатываешь истерику. — Потому что ты не хочешь со мной разговаривать! — Нив огрызается. — Чёрт возьми, мне жаль, Шэдоухарт— но ты единственная, кто ведёт себя так, будто я лично оскорбила тебя! — Потому что я думала, что тебе не всё равно! — из Шэдоухарт наконец вырывается. Она смотрит на Нив, лицо искажено болью, грудь тяжело вздымается, как будто вспышка гнева не принесла ей никакого облегчения. Челюсть Нив практически отвисает. — Что? — Я позволила тебе покопаться в моей жизни, разобрать меня на части, посеять в моей голове сомнения, потому что я думала, что мы друзья. — Шэдоухарт выглядит слегка болезненно, когда она продолжает, глядя на Нив сверху вниз с крайним презрением. — Но ты просто ... просто собирала информацию, не так ли? — Как ты можешь даже думать такое? Конечно, ты мне небезразлична! — Нив не нравится, какой высоты достигает её собственный голос, пронзительный и надтреснутый от раздражения, но она мало что может с этим поделать, поскольку слова вырываются сами собой. Она вскакивает на ноги, внезапно отчаявшись быть на том же уровне. — Я прощупывала, потому что, чёрт возьми, узнавала тебя получше! — Что ж, тогда поздравляю. Ты знаешь обо мне всё, — продолжает Шэдоухарт. Её голос перешёл в совершенно другой регистр, низкий и гортанный, когда она обращает свои слова к Нив. — Нет ни одной вещи, которую я помню и ты не знаешь. И я думала, что тоже тебя знаю. И что она должна была на это сказать? Нив умолчала обо всём. Но она точно не проводила время в своей жизни, пытаясь выведать минимум деталей у всех своих спутников, пытаясь выяснить, кто они все такие, чьи проблемы могут оказаться самыми смертоносными. — Не помню, чтобы ты задавала много вопросов, — натянуто говорит Нив. — Я не думала, что мне придётся, — огрызается Шэдоухарт. — Поскольку ты всегда вытягиваешь из людей истории их жизни, я полагала, что ты уже поделилась всем, что имело значение. Знаешь, у меня было не так уж много практики во всём этом. Две девушки смотрят друг на друга в напряженном, безмолвном ритме. Её последние слова эхом отдаются в ушах, Нив пытается — действительно пытается — представить, что она выросла в шарранском монастыре. Место, которое, по собственному признанию Шэдоухарт, проповедовало веру и утешение через боль и потери; которое стерло память преданного слугм, чтобы обеспечить полное послушание. Каким там был день? Неделя? Год? И у Шэдоухарт их было достаточно, чтобы создать жизнь, которую ей даже не разрешили вспомнить полностью. — Чёрт, я... мне жаль, что я ничего не сказала, — говорит Нив, чувствуя, как часть гнева покидает её. — Да. Я никому не говорила. Поначалу я даже не была уверена, что проживу достаточно долго, чтобы Чародеи что-то значили. Затем начали всплывать проблемы всех остальных, и... и я не хотела быть обузой, добавляя свои собственные глупые проблемы в кучу, как будто они были хоть сколько-нибудь важны. Потому что ты мой друг. Глаза Шэдоухарт сверкают в золотом сиянии мягко вращающихся огней. — Друг, которому ты не доверяла настолько, чтобы открыться, — настаивает она. — Не так, как ты ожидала, что я буду тебе доверять. Нив моргает. Раньше она об этом так не думала. — Я... я не это имела в виду, —говорит она, но чувствует, насколько слаба защита. — Я доверяю тебе. — Разве? — с горечью произносит Шэдоухарт. — Возможно, мне следовало сначала переспать с тобой, чтобы быть уверенной, что я доберусь до твоей тайны. На мгновение между ними повисает тишина. — И что, чёрт возьми, это должно означать? — резко спрашивает Нив. Тяжелый взгляд Шэдоухарт не сдвигается с места, пока она говорит. — Я имею в виду, — говорит она, — что раньше ты разговаривала со всеми нами. Теперь ты всегда… всегда погружена в него. Него. Астариона. Больше всего на свете Нив хочет сказать, что она неправа. Она даже открывает рот, готовая запротестовать, но, возвращаясь к своим воспоминаниям о последних нескольких неделях, она видит, что все это больше соответствует описанию Шэдоухарт, чем ей хотелось бы признать. Все изменилось после той ночи на поляне с Астарионом, как бы она ни пыталась убедить себя, что её сосредоточенность никогда не ослабевала, что она была внимательна к своим друзьям, её разум всегда был сосредоточен на их цели. Если бы она была по-настоящему честна, половина её мыслей были поглощены Астарионом в любой момент: анализируя его слова, его выражения, постоянно пытаясь понять, не слишком ли она очевидна с тем, как несёт его в своём сердце, сделала ли она что-то, что могло напугать его. Когда между ними всё было хорошо, она всегда обращалась к нему первому, а когда они снова погружались в неопределенность, она уходила в себя, слишком подавленная собственной неуверенностью в себе, чтобы поделиться с кем-то ещё. То самое, в чем она обвинила Астариона. — Я... мне жаль, — это всё, что может сказать Нив. Даже для её собственных ушей её голос звучит так тихо. — Ты раскрываешь все мои секреты, — продолжает Шэдоухарт. — Моя богиня. Моя миссия. То немногое, что у меня осталось в прошлом. А потом ты просто... остановилась. Как будто покончила со мной. У Нив внезапно сдавливает горло. Остаток гнева, который бурлил у неё внутри, медленно уходит, вытесняемый наползающим чувством стыда. Вот как это работает, поддразнила она Астариона. Дружба, идиот. И общее её приобретение. Смелые слова от неё, от той, кто была так же неопытна в этих вопросах, как и в сексе до всего этого. Часы, которые ей приходилось работать в магазине Норри, чтобы уложиться в отведенные ей нормы сверх её обширного списка домашних дел, означали, что у неё редко было свободное время — особенно учитывая, что она была полна решимости самостоятельно изучать любую магию, какую только могла, по его книгам, отнимая ещё больше часов своей жизни, которые действительно следовало бы потратить на сон. Её круг общения в основном состоял из нескольких торговцев, которых она еженедельно навещала за припасами, и нескольких постоянных покупателей, которых привлекал магазин, а также нескольких более дружелюбных соседей, которые время от времени здоровались с ней и справлялись о её здоровье. Когда-то, до её ученичества, у неё в деревне было несколько друзей. Но потом её мать заболела, а потом её матери не стало, и Нив больше не знала, как сидеть с другими детьми и говорить о детских вещах. С книгами было проще. Способ заполнить её пустые места жизнями других людей, в перерывах между моментами, потраченными на заботу о её младших сестрах. — У меня тоже не так много практики в этом, — говорит она. — Я... я думаю, ты была первым другом, которого я завела за долгое время. И я знаю, что у меня это было намного лучше, чем у вас, но все — все эти люди, обращающиеся со мной как с человеком — я не помню, когда со мной в последний раз было такое. И у меня определённо никогда не было... не было ничего подобного... Нив замолкает, внезапно обнаружив, что у нее заплетается язык. Как могла она описать тот ад, в котором они с Астарионом были? Но Шэдоухарт, кажется, следует за её мыслей. Суровое выражение её лица меняется, брови приподнимаются в чем-то похожем на недоверие. — Любовника? Нив чувствует, как её лицо болезненно краснеет. Она знает на практике, что любовник не всегда связан с любовью— и всё же, услышав это слово вслух с кем-то ещё в отношении Астариона посылает толчок паники сквозь неё на мысль, что он может достичь его ушей. — Я... я полагаю. Я просто имею в виду... если я была отстраненной, это единственная причина. Лицо Шэдоухарт не смягчилось, но Нив видит трещины в её гневе. — Боги, — усмехается жрица, хотя сейчас в этом нет настоящей злобы. — Если ты не знаешь, Астарион заморочил тебе голову даже больше, чем я думала. Это нечестно, это первая мысль, которая почти сердито приходит в голову Нив. Между ними всё было непросто — но Шэдоухарт не знает Астариона, не понимает его, не так, как Нив надеется знает. Но, как она понимает, Нив тоже никогда не пыталась помочь ей понять. Никогда не подходила к ней поговорить; никогда не пыталась объяснить. И вот в чём было дело, да? — Он не хотел этого, — тихо говорит Нив. — Нет? — спрашивает Шэдоухарт, её брови снова приподнимаются. Нив качает головой, обнаружив, что ей нужно облизать пересохшие губы. — Я... не думаю, что он знает, что делает, не больше, чем я. Он признался в этом по крупицам, кульминацией которых стала та ночь у костра в разрушенной деревне — что он никогда не был с кем-то дольше одной ночи, ему никогда не позволяли находить собственное удовольствие, никогда не было ничего, кроме желанного тела, за более чем двести лет. Это сбивало с толку так сильно хотеть его, и сбивало с толку то, что она была им желанна, зная всё это. Она пыталась использовать это время в Подземье, чтобы дать ему побыть наедине, каждую ночь ставя свою отдельную палатку, чтобы показать ему, что каждый вечер, который они проводили вместе, не обязательно заканчивался сексом — но то, как он иногда смотрел на неё, как будто умирал с голоду, — она не могла удержаться от желания уступить. — Как скажешь, — говорит Шэдоухарт. — Мне бы не хотелось думать, что ты из тех, кто позволяет мужчине играть с тобой. Нив качает головой. — Я знаю, как это выглядит. Но он действительно может быть... Если она скажет мягким перед кем-то, он действительно может вывернуться наизнанку из-за полнейшего негодования. И милым почему-то казалось слишком несущественным — слишком приторно, чтобы передать то, как он смог заглянуть ей в глаза и вывести её из состояния паники, и то, как его безумное, эгоистичное предложение просто оставить остальных гнить было почему-то одной из самых замечательных вещей, которые она когда-либо слышала. Какое описание может подойти мужчине, чьи пальцы оставляли синяки на её бедрах, латали её одежду, доводили её до оргазма, пробовали на вкус её слезы? Она слишком долго не могла подобрать слово — но и это, кажется, Шэдоухарт понимает. Её губы слегка приоткрываются, когда она смотрит на Нив, тихое ах осознания проходит по ним, отчего у Нив сводит живот ещё до того, как она произносит следующие слова. — Ты влюблена в него, — просто говорит Шэдоухарт. Тихо. Как будто правда об этом не была горящим угольком в груди Нив, способным соперничать с Карлах с того момента, как она впервые произнесла эти слова. Странно, от произнесенных слов у неё почти кружится голова от облегчения, но в следующий момент её мозг улавливает ситуацию, закручивая её по спирали. — Не надо, — быстро говорит Нив, её охватывает холодная паника. — Пожалуйста, не надо— ничего не говори—. Брови Шэдоухарт сходятся на переносице. — Ты ему не сказала? Глаза Нив обшаривают пещеру, как будто сам Астарион может появиться из-за поворота в любую секунду. — Нет, — шипит она. — Пожалуйста, он подумает, что я сумасшедшая—. Она даже не хочет представлять выражение его лица, если бы он понял, как далеко она зашла. Вот она, та самая картинка прилипчивой девственницы, о которой так часто шутили, влюбленной в первого человека, с которым она легла в постель после всего лишь месяца совместной жизни. Одинокая, глупая девчонка, отчаянно нуждающаяся в ком-то, за кого можно было бы зацепиться. — Хотя я правда сумасшедшая, — лепечет Нив, — Я знаю, как это глупо— слишком рано— но я никогда не собиралась—. — Тёмная Леди, сохрани нас, —  говорит Шэдоухарт, отступая от своей настойчивости. — Всё ещё хуже, чем я думала. — Он не должен знать, Шэдоухарт, — умоляет она. — Пожалуйста, если он сбежит сам из-за меня, я бы никогда—. — Нив! — резко говорит Шэдоухарт, щелкая перед её лицом, как будто хочет разбудить её. — Я не собираюсь ничего говорить, чёрт тебя дери. И точно не ему. Как ты, наверное, помнишь, мы с ним сейчас не в ладах, чтобы сплетничать. — Я— я знаю, — говорит Нив, приходя в себя, немного стыдясь холодного пота, выступившего у неё на затылке. — Прости. Просто... ты единственный, кто знает. Я никогда раньше даже не говорила этого вслух. — Технически ты всё ещё этого не сделала, — спокойно говорит Шэдоухарт. Что-то выжидающее в её глазах заставляет Нив замолчать. Несмотря на её учащенно бьющееся сердце, несмотря на её гордость, несмотря на все недобрые слова, которыми они обменялись за последний день, она кое-что понимает: вот так она, должно быть, смотрела на Шэдоухарт каждый раз, когда они разговаривали в те первые несколько дней после катастрофы. Яркие глаза смотрят на неё, требуя маленькую частичку её души, которую она никогда раньше не отдавала. — Я влюблена в него, — шепчет Нив. Слова кажутся... непристойными. И священными, и идиотскими, и правдивыми, сейчас. К лучшему это или к худшему. — Боги, блять, помогите мне, Шэдоухарт. Я не знаю, что делать. Долгое мгновение Шэдоухарт просто смотрит на неё. За пределами их озера золотого света нет ничего, кроме тёмной пещеры, журчания далекой воды, холода одиночества на многие мили вокруг. — Что ж, — медленно произносит она, — Полагаю, мы можем считать это твоим первым достойным обменом за мои секреты. В её голосе слышится тень улыбки, несмотря на тщательно контролируемое выражение лица. Хороший знак. Возможно, из-за этого у неё чуть не случился сердечный приступ. — Моим первым? — спрашивает Нив, осторожно глядя на неё. — Сколько ещё я должна? Призрак этой улыбки на самом деле появляется на губах жрицы; но это всего лишь легкая складка в уголках её рта, как будто она не хочет так скоро срываться с крючка. Её взгляд многозначительно возвращается к тропинке перед ними. — Похоже, нам предстоит пройти долгий путь, —  говорит она. — Возможно, мы найдём ещё пока добираемся. И это, по мнению Нив, долг, который она, возможно, действительно сможет вернуть. ** Впереди него Лаэ'зель внезапно поднимает руку, прижимается к стене пещеры в поисках укрытия, её рука согнута в локте. Это её сигнал к остановке. Астарион останавливается. Это был долгий путь вниз, и было дано очень мало инструкций по этим проклятым сигналам, но этот ясен как божий день. Он наклоняет голову, прислушиваясь. На самом деле это самый слабый шум; чуть больше, чем минутное переставление камешков. Это вполне может быть ничем. Но последний ничего они слышали раньше почти стоило половины его руки, которая почти растворилась в кислотной слизи, пока Лаэ'зель разрубала зверя на куски. К счастью, у них была сумка с зельями Нив, но это само по себе было суровым напоминанием о том, что у неё не было к ним доступа. Звук может быть слабым, но ещё через несколько мгновений затаившего дыхание ожидания становится очевидно, что он становится ближе. Астарион беззвучно вытаскивает кинжал из-за пояса. По кивку Лаэ'зель он исчезает в темной расщелине в скале, а она прижимается спиной к стене, и они вдвоём ждут с клинками наготове, окутанные тьмой, безмолвные, как смерть. Он должен признать — не говоря уже о качестве её романтических советов — что есть гораздо худшие люди, с которыми можно сидеть в засаде. Они вдвоём спускаются с почти пугающей синхронностью при первых признаках движения, атака настолько инстинктивна, что Астарион обхватывает руками одну из фигур, появляющихся из-за поворота, прежде чем запах успевает поразить его. Чёрная смородина. Жжёный сахар. Мыло. Если бы не этот запах, он, возможно, смог бы заметить, как Шэдоухарт едва увернулась от сокрушительного удара Лаэ'зель всего в нескольких шагах от него — но в тот момент, когда он наводняет его чувства, есть только одно место, на котором он может сосредоточиться. Внезапно он прижимает к себе Нив, её спину к своей груди, приставив кинжал к её горлу. Он не собирался на убийство, но его пальцы всё равно разжимаются, как будто рукоятка его оружия внезапно раскалилась добела. У неё вырывается легкий вздох шока, её золотисто-рыжая голова почти утыкается ему в подбородок. С его губ срывается странный звук, нечто среднее между смехом и стоном. Жива. Жива, жива, жива. И не просто жива, а достаточно здорова, чтобы ходить, и он набросился на неё, готовый перерезать ей горло—. Клинок Астариона неэлегантно ударяется о землю под ними, когда он разворачивает её, чтобы посмотреть ей в лицо, его руки грубо хватают её за плечи, готовые снова притянуть к себе. — Подожди! — выпаливает Нив в тот момент, когда их взгляды встречаются. Астарион в замешательстве смотрит вниз и обнаруживает, что ножны второго кинжала, прикрепленные к его поясу, пусты, рукоять клинка теперь зажата в руке Нив, опущена и направлена ему под ребра. Раздаётся ещё один звон металла о камень, когда она выпускает его из рук, кинжал приземляется у их ног прямо рядом с первым, который он уронил. — Ты—. — начинает он высоким от недоверия голосом, глядя в её потрясенное лицо, — Ты направила на меня мой собственный кинжал? Она смотрит на него широко раскрытыми глазами, очевидно, так же удивленная, как и он. — Я запаниковала, — выдыхает она в качестве объяснения, и её голос звучит немного виновато. Астарион хватает её за лицо одной рукой и прижимает спиной прямо к стене пещеры, прежде чем он даже по-настоящему осознает, что делает. Он накрывает рот Нив своим, проглатывая её тихий писк удивления, когда её спина соприкасается с камнем, совершенно не заботясь о том, что Лаэ'зель и Шэдоухарт разобрались друг с другом и наблюдают за происходящим всего в нескольких шагах. На мгновение не остается ничего, кроме её мягких изгибов, её рук, которые поднимаются, чтобы обхватить его лицо, капли крови на её губе, которые заставляют его ещё крепче прижать её к скале позади неё, прежде чем он успевает остановить себя. — Ох, — бормочет она ему в рот, и он тут же отстраняется, чтобы посмотреть на неё. Она не совсем безупречна после падения, её лицо покрыто пылью, а губа разбита, но он не видит в ней ничего слишком неправильного, кроме этого. — Я в порядке, — выдыхает Нив, несмотря на легкое поморщивание, сопровождающее это заявление. — Просто ушиблась. — Ты не исцелила её? — Астарион огрызается через плечо на Шэдоухарт, которая уже наблюдает за ним со странным выражением лица, но руки Нив по бокам от его лица заставляют его снова посмотреть прямо на неё. — Эй. Эй, — говорит она чуть более твёрдо, не сводя с него тёмных глаз. — Оставь её в покое. Мы обе использовали охранные заклинания. Нам всё равно придется разобраться с Нере и обвалом, прежде чем мы выберемся отсюда. Нет. Они и так пробыли здесь слишком долго — и ради чего? Всё это не что иное, как отвлекающий маневр, лишнее время, проведённое в ненужной опасности, когда впереди их ждёт ещё больше. — К чёрту Нере, — выплёвывает он. — Пусть он там задохнется до смерти. Мы можем забрать остальных и найти путь мимо чёртовой охраны на поверхность. Нам не нужно быть здесь. Но лицо Нив омрачилось тенью. — Мы не уйдём. Там люди заперты вместе с ним! — Мы сейчас едва поддерживаем свои жизни, — огрызается Астарион. — Это не твоя работа — спасать всех. Давай уйдем, пока мы ещё можем. Очевидно, это было неправильно сказано. Её тёмные глаза, кажется, загораются огнем внутри, она выпрямляется, когда отходит от стены. — Этих людей удерживают против их воли, Астарион. Они в цепях, — огрызается Нив, её слова полны подтекста. Её глаза сверлят в нём дыры так интенсивно, что он фактически делает полшага назад. — Я не пытаюсь спасти всех. Но если мы уйдем из этого места, никто другой за ними не придёт. Ему становится немного нехорошо, когда он смотрит на неё. Не прошло и нескольких часов, как они оказались в этой смертельной ловушке крепости, а она уже почти умерла, прежде чем они вступили в бой хотя бы с одним врагом. Безделушка в его кармане, которую он так хотел подарить ей, внезапно кажется совершенно бесполезной. — Нив... — начинает он, полный решимости убедить её в обратном; но она прерывает его, прежде чем он успевает продолжить спор. — Мы не бросим их! — снова огрызается Нив, её голос почти визглив от разочарования. — Или, по крайней мере, я не брошу их. Делай с этим что хочешь, если ты так счастлив видеть меня живой. Астарион может прочитать вызов на её лице; её глаза более вызывающие, чем он когда-либо видел. Ты обещал, как будто говорит она. Ты обещал быть здесь, со мной. Где бы ты ни оказался в этот день. Ты это имел в виду? Он имел в виду именно это. Но сколько раз он мог наблюдать, как она чуть не умирала прямо у него на глазах? — Дымного пороха, о котором говорили гномы, давно нет, — добавляет Лаэ'зель, и голова Астариона снова поворачивается, чтобы посмотреть на неё. Он так привык спорить с ней, что ему действительно требуется мгновение взгляда на её лицо, чтобы понять, что она согласна с ним. Или, по крайней мере, не не согласна. — Я полагаю, что беглец, которого они обсуждали, сбежал при звуке обрушивающейся скалы. Отклонение от курса не может быть опрометчивым ходом. — Нет, — твёрдо говорит Нив. — Я позволяла вам троим переступать через меня весь день, и с меня достаточно этого. — она заглядывает им в лица по очереди, как будто провоцируя кого-то поднять ещё один спор, и Астарион не упускает возможности заметить, что она дольше всех удерживает его взгляд. Ты должен больше доверять ей, сказала Лаэ'зель. Клинок всё ещё принадлежит ей. Он угрюмо смотрит в ответ, но действительно держит рот на замке. Она кивает один раз, почти про себя, как будто довольна этим ответом. — Тогда что бы ты хотела, чтобы мы сделали? — спрашивает Шэдоухарт. — Мне не нужен этот грёбаный дымный порох, —  серьёзно говорит Нив. — Сначала мы собираемся найти остальных. А потом мы сделаем это по-моему.