Пир во время чумы

      Коридоры Василисковых ворот пустынны и огромны. Тав неуютно: пустота и холод проходов давят, заставляют желать уйти отсюда в многолюдную и светлую бальную залу. Или же это все компания Горташа? Шествующий впереди эрцгерцог не обменивается с дроу ни словом, заводя все дальше и дальше от зала. Коридор, лестница, сквозной проход, еще лестница — Тав пытается запомнить дорогу на случай… на случай. Ожидать от Энвера можно чего угодно. Ладонь невесомо касается шлейфа рукавов. Плетение магических нитей отдает еле ощутимой вибрацией, и Тав совсем немного успокаивается: по крайней мере, она не будет настолько беззащитна.       Личные покои Энвера охраняются двумя стражниками. Без лишних слов и жестов со стороны Горташа, они впускают эрцгерцога и его спутницу внутрь, закрывая дверь. Тав рассчитывает услышать звук щелчка ключа в замке, но ничего не происходит. Либо он настолько беззаветно ей верит, либо, наоборот, рассчитывает на сиюсекундное вмешательство стражи. — Располагайся и чувствуй себя как дома, — герцог кивает на обитое зеленым бархатом кресло у письменного стола, приглашая Тав сесть. Дроу окидывает взглядом покои: она рассчитывала на что-то более вычурное. С обилием роскоши, золота, картин. Чего-то, что будет под стать кричащему образу эрцгерцога. Но, по всей видимости, роскошь он предпочитает видеть только на себе. — Здесь уютно, — дроу садится в кресло, кладя ногу на ногу. — Это будет комплиментом, если я скажу, что мне нравится сдержанность покоев? — Вполне, — Горташ открывает стеллаж, вытаскивает два кубка — серебряный и золотой — и выуживает бутылку вина. — Не знаю, сколько ты уже выпила, но от такого вина грешно отказываться. — В контексте этой встречи слово «грешно» приобретает неоднозначный смысл, — хмыкает Тав.       Сочтя эту фразу за благосклонность, Энвер позволяет себе улыбнуться. Таврин даже не представляет, как он рад ее видеть. По-настоящему рад. И, по-видимому, сейчас ее настроение намного лучше, чем ранее. Это стоит использовать. Обстановка располагает: почти та же атмосфера, те же действия, но теперь руководить будет он. Время ее наставлений ушло, и сейчас Таврин будет слушать и соглашаться. Коротко окинув взглядом широкую постель со свежим бельем, Горташ ухмыляется: порадовать даму хорошим вином и приятной компанией он не против. Если захочет, разумеется. Должна захотеть. — Что ж, Таврин, я полагаю, у тебя скопилось немало вопросов, — эрцгерцог начинает диалог, опираясь о стол и откупоривая бутылку вина. — Постараюсь ответить на все, но многое и меня интересует не меньше, — разливает по бокалам. — Поэтому предлагаю отвечать поочередно. Я — тебе, ты — мне. — Разумно, — дроу принимает бокал из рук Горташа. Подносит к губам и незаметно принюхивается. Пока не пьет. — Это — твои покои или приемная для особых гостей? — Ей нужно начать с нейтральных вопросов. — Личные покои. Все золото осталось в казне и в гостевых комнатах, если ты про это, — усмехается эрцгерцог, приседая на край стола и поворачиваясь к Таврин. Ему нравится смотреть на нее сверху вниз. — Расскажи мне, что помнишь из своего прошлого. — Немного, — дроу крутит бокал в руках, одновременно пытаясь вспомнить почти неуловимый запах, перемешанный с вином. — Несколько воспоминаний о служении Богу Убийств, что-то обрывочное из более раннего детства. В целом, картинка складывается, но отрывочно, — странно. Он при ней откупорил бутылку, но налил и себе тоже. — Почему ты не танцевал на балу? — Чтобы не позориться, — абсолютно честный ответ. — Большая часть танцев требует времени и сил, которых у меня нет. По сути, я умею только вальсировать. Но наблюдать тоже неплохо, — Горташ отпивает из золотого кубка. — К слову о танцах: почему отказала в моей просьбе? — Он, разумеется, догадывается о причине, но хочет услышать ее отчетливо. — Было бы вредно для твоей репутации вальсировать с никому не известной дроу, — изгибает бровь Таврин. — К тому же, у меня был сопровождающий на вечер. Насколько умышленным было решение приравнивать меня к куртизанке и приглашать на светское мероприятие без сопровождения?       В ее бокале смесь из эликсира правды и чего-то еще. Тав отпивает из серебряного кубка, молясь, чтобы зелье Джахейры и правда работало. — Мне хотелось просто видеть тебя на вечере, Таврин, — Энвер понижает голос, склоняя голову. Замечание дроу неприлично сильно задевает. Вообще-то, целью Горташа было завлечь ее на прием, но не выставить шлюхой. О прочих нюансах он не задумывался. — Приношу свои извинения. Позволь немного личный вопрос: какого рода взаимоотношения у тебя с сопровождающим? — Действие эликсира должно быть моментальным. Она отпила из кубка и должна говорить только правду. — Рабочие, — ложь, но это совершенно не его ума дело. А эликсир Джахейры работает. — Аристократ и дамский угодник? Звучит как хорошее дополнение к приему, — Тав усмехается самой поганой ухмылкой. — Насколько правдиво твое предложение о сотрудничестве? Учитывая стоящего за твоей спиной Бога, разделению власти ты предпочтешь тиранию. — Полностью правдиво. Видишь ли, Таврин, — Энвер наклоняется к ней, заглядывая в глаза. — Я могу быть на виду и следить за событиями со своей перспективы. Но иметь рядом лояльного союзника, руководящего из тени? Стоит того, чтобы немного поделиться, — ее язык тела и эмоции все еще трудно считывать. Приходится действовать наощупь. — Ассассины Бога Убийств больше не ходят по улицам. Расскажи мне, что случилось в Храме Баала.       Диалог приближается к точке, после которой будет тяжело сменить курс или оставить Горташа без однозначного ответа. — Вендетта, Энвер. Орин стала грудой мяса, Отец счастлив и вновь почтил меня своим благословением, — наглая ложь, которую Горташ никогда не распознает. Тав хочется в это верить. — Что до служителей: никого в живых не осталось. Они предали меня в своем раболепии перед фальшивкой и жизни не достойны. — Узнаю свою давнюю подругу, — усмехается эрцгерцог. — Приятно, что ты возвращаешься к своей истинной натуре, — он наклоняется к Таврин, и они чокаются бокалами. — За приятные знакомства и старые связи. — Да будет так, — кивает девушка, вновь отпивая из бокала. Силится вспомнить, что же еще намешано с зельем правды. — И насколько давно мы знакомы? — Примерно десять лет, — Горташ отходит от стола и принимается ходить по комнате. — Первая наша встреча не была теплой, но вскоре мы увидели взаимную пользу друг в друге. Информация, устранение свидетелей, служение великому, — он поднимает взгляд на потолок покоев. — И много чего еще, — взгляд черных глаз блуждает по сидящей в кресле фигуре. — Наше знакомство было воистину значимым и не менее приятным. Почему ты все еще живешь в таверне вместо возвращения в Храм? — Там грязно и смердит трупами, — Тав кривит лицо. — Не люблю вонь. Орин развела на месте святыни мясную помойку. Я займусь этим вопросом чуть позже, — дроу отвечает на настойчивый взгляд эрцгерцога. Немного колеблется, но все же задает вопрос. — И какого рода отношения нас связывали? Ты выглядел не на шутку счастливым в нашу последнюю встречу. — Самыми теплыми, Таврин, — Энвер развязно подходит к ней. Опускается на корточки, ни на секунду не прерывая зрительный контакт. — От подельников до приятелей. Затем до друзей. А затем, — эрцгерцог тянется и очерчивает рукой линию скулы дроу. — До любовников.       И тут Тав понимает: помимо эликсира правды в ее кубок подмешан афродизиак. И она только что совершила критическую ошибку, заведя диалог в совершенно не подходящее русло.       И, приняв ее размышляющий взгляд за неозвученное приглашение, Энвер Горташ берет Таврин за горло и, проведя рукой по шее, склоняется для поцелуя.       В его планах драть ее так долго и жестко, пока Таврин не сорвет голос от счастья и не взмолится богам о прекращении этой сладкой тирании.

***

      Перепрыгнув через перила балкона, бледный эльф мчится через летний сад к тайному проходу. Он достаточно времени провел за исследованием каждого отдельного входа, каждой развязки, каждой лазейки в тайных проходах замка. Нашел все обозначения, кнопки, срезы. Вызнал, где ночует эрцгерцог, где ходит срать, где принимает гостей. Астарион уверен: Тав он потащит к себе.       Эльф вытаскивает кинжал из сапога и на ходу небрежно поливает лезвие парализующим ядом. Надеется только на то, что Джахейра и правда так хороша в алхимии. Но больше он надеется не опоздать. Топающая следом Карлах замедляет. Она тяжелая, громкая, огромная, и ей трудно поспевать за ловким и быстрым эльфом. Пару раз шикнув на варваршу, вампир уговаривает ее хотя бы попытаться быть потише. Впрочем, оставлять ее позади, не давая возможности отомстить, он не намерен: Карлах имеет право на вендетту больше, чем кто-либо еще. Это Астарион знает по себе.       За несколько десятков метров до прохода в нужную комнату эльф замедляется и жестом оповещает тифлинга стать как можно тише. Их не должны услышать. Ни чухан, ни его стража, ни слуги. Вампир крадется, подмечая каждый шорох. Останавливаясь у нужного прохода, эльф нащупывает кнопку открытия двери, но пока что стоит. Ждет.       По-хорошему, Тав должна дать отмашку. В реальности, нужно слушать и ловить момент. Обрывки диалога доносятся до слуха. Астарион наклоняется и вглядывается в крошечную щель в досках. Клянется, что это только для дела, но, по правде, ему интересно, как проходят словесные баталии между Избранными. Чухан же не знает правды, верно?       Когда герцог начинает измерять шагами комнату, эльф размышляет: если он выскочит сейчас, Горташ заорет как резаный и созовет всю охрану. Нужно ждать. Словесные излияния чухана не остаются без внимания. «Десять лет знакомы, говоришь? И насколько близко?». Астарион кривит лицо: да не может быть такого, чтобы Тав выбрала в любовники такое. Он же воплощение неопрятности, отвратительного вкуса и повадок деревенщины.       Горташ замирает в середине комнаты, выслушивая историю Тав, и Астарион мысленно чертыхается: нужно, чтобы он отвернулся и подошел ближе. Тогда у вампира есть шанс. К самой Тав, например? Ему не хочется, чтобы ублюдок подходил ближе к его женщине, но…       Дроу совершает фатальную ошибку, провоцируя эрцгерцога своим вопросом. Астарион безошибочно считал поведение Горташа в их встречу: да он желал эту женщину самым грязным образом. Он может быть гением, но он все еще мужик. И этим вопросом Тав дала ему зеленый свет. Эльф сжимает зубы, когда Энвер Горташ садится на корточки перед Тав. Сидит спиной к проходу. Как удачно. А она, кажется, над чем-то размышляет, когда уже нужно врезать ему промеж ног.       «Дорогая, ты думаешь не о том!».       И когда эрцгерцог тянется телом к Тав, вампир не выдерживает. Нажимает на кнопку и, открывая дверь, мощным прыжком набрасывается прямо на Горташа, всаживая кинжал тому в плечо и заваливая на пол. Комнату заполняет светлой поволокой: дроу использует заклинание внешней тишины. Им не нужно, чтобы стража слышала хоть что-то. — Ну наконец-то, — выдыхает дроу, концентрируясь на заклинании. — Сколько можно ждать? — По-моему, мы как раз вовремя, — хмыкает Астарион. — Хотел трахнуть мою женщину, ублюдок?!       Для большего наслаждения эльф прокручивает кинжал в плече эрцгерцога. Просто для удовлетворения. Горташ не может пошевелиться, но рана адски болит. Энвер взвывает, на что моментально получает кулаком в морду от вампира. Поворачивает голову и встречается с горящим гневом и ревностью огнем рубиновых глаз. Болезненная ухмылка трогает губы Энвера: — Ах, вот что значило это сопровождение, — мужчина хрипло смеется. — И что же ты собираешься делать дальше, Таврин? Убьешь меня? Одна ты не поработишь Нетерийский мозг, — Горташ закашливается. — Сукин сын, — шипит Карлах. Она не успела среагировать, когда Астарион выскочил, но сейчас подходит на ватных ногах к валяющемуся на полу телу. Ярость кипит внутри, сжигает все нутро, и варварша может только сказать «спасибо», что вместо движителя у нее сейчас нормальное сердце. Иначе бы ее разорвало от ненависти прямо здесь.       Она бы размозжила ему череп прямо сейчас, но желание заставить ублюдка страдать сильнее. Варварша поднимает взгляд на Тав и понимает: ей тоже хочется поиздеваться. Да будет так.       Тав обожает подобные моменты. Обыгрывать. Дергать за ниточки. Осознавать, что ты выходишь победителем, а твой план работает как часы. Старые привычки никуда не уходят: она может хоть тысячу раз отвергнуть Баала, но склонность к жестокости и наслаждение победой с ней надолго. И дроу будет наслаждаться этим, пока позволено. Тав усаживается на стол, как это делал сам Энвер несколькими минутами ранее и, долив вина в свой кубок, смотрит на Горташа сверху вниз. — Разумеется, живым отсюда ты сегодня не уйдешь, — она довольно усмехается. — Умрешь ты, правда, не от моей руки, но это будет чуть позже. Должна признать, твой план заручиться моей поддержкой был прекрасен. Почти идеален, я бы сказала.       У Энвера заходится сердце. Он не может проиграть так просто. Обездвиженный, лишенный возможности защищаться, на холодном полу своих же собственных покоев, пока эта гнида так смотрит. Но даже сейчас его ум не дает покоя еще кое-в-чем: — И что же пошло не так, дорогая баалистка? — Его голос скорее похож на скрип. — Кажется, пришло мое время, как злодея, делиться коварными планами и раскрывать карты? — Тав ведет бровью, отпивая из кубка. Бледный эльф поднимается с пола, вставая неподалеку. — Платье с суссуром было неплохим ходом, но слишком очевидным, — она загибает пальцы. — Отсутствие сопровождения в пригласительном — даже оскорбительным, — дроу хмыкает. — Очевидно, кто-то очень хотел перейти от шлюх к главному блюду, — ядовито шипит эльф. — Ты просчитался в том, что моя компания — это спутники исключительных талантов, — Тав склоняет голову. — И они могут разнюхать и провернуть все, что угодно. От подрыва твоей Литейной до слежки за куртизанками прямо до дверей твоих покоев. — Так это ты уничтожила мое творение?! — Если бы Горташ мог шевелиться, он бы голыми руками вцепился ей в глотку. — Мои спутники. Я была занята, — дроу скалится. — А знаешь, что самое интересное? Ты умрешь не потому, что я хочу править во имя Баала. Ведь Бога Убийств я отвергла.       Энвера прошибает пот. Она с самого начала планировала его убийство. Он был так рад появлению баалистки, предлагал ей могущество, правление, свое расположение. А Таврин все это время виртуозно расставляла фигуры на доске, чтобы оказаться здесь.       Она всегда была умной. Холодной. Доминирующей. Он так хотел доказать ей, что чего-то стоит, что достоин находиться рядом. И он в который раз ошибся. И, что самое омерзительное, даже сейчас, на пороге смерти, он не может перестать восхищаться Таврин. — Ты отвратительно расчетлива, Таврин, — Горташ болезненно скалится. — Я знаю. А ты оставил слишком много следов и повелся на инстинкты. Не стоило доверять тем, кто режет трупы на десерт, Энвер, — дроу спрыгивает со стола, отходя в сторону. — Я все сказала.       Карлах поднимает взгляд на Тав. Кивок головы — разрешение. Наконец-то. Она дает шанс отомстить. Варварша подходит к эрцгерцогу и наступает на его руку ногой. Надавливает: он такой хрупкий. Как стекло. Ударь — и рассыпется. Ни черта не изменилось с тех пор, как Карлах хранила его покой. Тем поганее, что именно этот немощный ублюдок испортил ее жизнь. Гнев перемешивается с тоской, и варварша опускается на колени, поднимая корпус Горташа. Откидывает обездвиженное тело, опирая о письменный стол и заглядывает в глаза. Ее лицо — последнее, что он увидит перед смертью. — Я грезила о мести все эти годы, ублюдок, — она шипит от ярости. — Не знаю, что я сделала, чтобы заслужить то, что вынесла, но знаешь это? — Карлах хмыкает. — Вся эта срань стоила того. Теперь я точно знаю, кто заслуживает сдохнуть в канаве, а кто нет. И ты, — она порывисто дергает эрцгерцога за волосы. — Первый на очереди.       Карлах притягивает Горташа за голову. Резкое движение руками. Щелчок — так хрустит шея.       Голова Энвера Горташа безвольно опускается, а глаза тускнеют. — Он что, правда сдох? — Ее голос вибрирует в неверии. Бегает глазами от трупа эрцгерцога к Тав и обратно. — Он и правда сдох! — Карлах выкрикивает и заходится в истерическом смехе.       Варварша трясет головой. Всматривается, щурится. Она убивала стольких, но именно сейчас она не верит. Ей хорошо и отвратительно одновременно. Вот он, немощный и дохлый, валяется на полу, а она, живая и целая, вышла победителем. Все, конец ее мести, не правда ли? Но отчего же все равно так погано?       Ее истерия не длится долго, где-то минуту. Все это время Тав с Астарионом молчат. Глубоко вдохнув и выдохнув, Карлах немного успокаивается. Сглатывает. — Я… Спасибо, ребята. Правда, — кажется, еще немного и она разрыдается. — Мне нужно отойти и переварить это все. — Куда ты собираешься? — Хмурится Тав. — Выйду по ходам до причала. Мне нужно немного поорать в воду и спустить пар, — Карлах поднимается с колен. — Встретимся в таверне.       Дроу кивает, и варварша разворачивается, направляясь к выходу. Она уверена, что этим двоим тоже нужно время что-то обсудить. А ей…       А ей нужно просто осознать.