Двенадцать месяцев

      Демир закинул вещи в свой «номер», одну из комнат Фермы на втором этаже, потом подошел к окну и задержался там, завороженно рассматривая стремительно темнеющее небо. Розово-оранжевые вспышки локализировались над горизонтом, а облака потемнели в королевский пурпурный.       Дом и правда был какой-то стремный: половицы скрипели беспрестанно, будто по ним ходили табуны невидимых призраков, и в дымоходах завывал ветер. Свет включался, если повезет, с третьего раза, но иногда мигал и гас.       — Главное, чтобы вода была, душ принять, а все остальное мне хоть при свечах, хоть при свете звезд, вообще пофиг, — прокомментировал это Лео, когда входил в свою комнату по соседству. На пороге он обернулся. — Демир, мы сегодня после ужина сможем поговорить, как договаривались?       Демир кивнул.       Призраки в доме его не так пугали, как этот разговор.       Да, Демир не захотел тогда обсуждать тему отношений, секса, возбуждения и боли в каком-то кафе, где важные слова обесценивались звяканьем посуды и шарканьем ног. Но, честно сказать, дело было не только в этом. Он попросил время до поездки, на «подумать», а сам все пытался разобраться в разделении своих чувств страха и возбуждения, и никак не мог провести между ними явную разграничительную линию. Вроде, все понятно, это совсем разные эмоции. Но почему при обдумывании этого возникал такой хаос в мыслях?       Ведь… что получалось. Что Демира возбуждает страх? Или что, скорее, он боится того, что его возбуждает? Потому что, черт, не понимает ни природу своего страха, ни возбуждения. И что он собирается делать? Попросить Лео быть только с ним и не изменять? Попросить Лео быть нежным и забыть о том, что ему нравится, блин, причинять боль?       Ни хрена не понятно и очень-очень страшно. То ли Лео потерять, то ли себя. Самый сложный вопрос: на что можно пойти ради удовольствия любимого человека?       (и туда же, еб их мать: чем, из своих желаний и нежеланий, можно пожертвовать ради "любви"? И нужно ли жертвовать? Если отношения строятся на жертвах, то долго ли они протянут?)       Лео все эти дни был спокойным и обходительным. И молчал. А еще бездействовал: никакого секса, никаких поцелуев, максимум — легкие, едва ли не случайные, прикосновения. Он тем самым, возможно, давал Демиру время и пространство.       Демир же ощущал это как тотальный, пожирающий душу вакуум.       Но инициативу он и сам не хотел проявлять, ведь пока так и не определился, как он относится к тому видео, на котором Лео порол Феликса («Тьфу, блядь, будь оно не ладно, почему от него и тошнит, и стоит одновременно», — сердился Демир).       Демир опустил глаза с неба на двор фермы и вдруг нахмурился: между Лео и Декабрем, которые вдвоем стояли во дворе, кажется, происходила какая-то неприятная беседа. Даже ссора. Лысый татуированный Дек вдруг эмоционально поднял разведенные руки и лицо его приобрело агрессивное выражение. Он несколько раз экспрессивно потыкал пальцем, указывая на дом позади себя.       Лео (сегодня он был в стильной кроваво-красной куртке с обилием отражателей, которая выгодно подчеркивала его темную, выразительную красоту) не отреагировал. Он только затянулся сигаретой и выпускал дым, возможно, чуть дольше, чем следовало. Дек снова что-то яростно высказывал и размахивал руками, указывая на дом. Лео ответил кратко, выбросил в урну полсигареты, развернулся и пошел в дом.       — И что бы это могло быть? — пробормотал Демир, рассматривая Дека, который не сводил глаз со спины уходящего Лео. ***       На первом этаже непредсказуемо хлопнули ставни окна, в коридоре ни с того ни с сего заискрила лампочка.       Но мужикам было, по большому счету, насрать.       Они сидели в столовой с большим камином. На столе — шашлык, овощи, холодные закуски, пиво и тяжелая артиллерия в виде не только алкоголя, но и каких-то подозрительных на вид сушеных грибов, которые приволокли с собой Пекарь и Бобер.       Для разогрева пили пиво. Потом шикарный валлийский виски с маслянистым вкусом древесно-пряных настроений. Янтарная жидкость оживила разговоры.       — Давайте я вам расскажу что-нибудь о ферме, пока вы еще не в говно, — заговорил Шатун, закидывая ноги прямо на тяжелый деревянный стол. — История Адской фермы начинается знаете когда? Не тогда, когда сюда переехала семья Ричей, художник с молодой женой. А гораздо раньше, когда предыдущий владелец фермы, лесоруб, в какой-то момент поехал разумом и зарубил колуном свою жену и троих малолетних детей. Потом вытянул их всех, по очереди, во двор, прямо к жертвенному камню, и…       — Шатун, а давай «на слабо», пойдем потопчемся на том твоем жертвенном камне. Сыграем, так сказать, в очко. Ну, или оно у нас сыграет, — перебил его Пекарь, рыжий неформал с всклокоченными, как у гориллы, волосами, и расплылся в нетрезвой улыбке.       — Ага, иди и сам потопчись там, кусок дебила. Ты б еще на атомном реакторе попрыгал, Сиятельный ты наш. И не забудь помочиться там, Булочник, чтоб территорию пометить, — ответил Шатун и потянулся за огурцом. Откусил «жопку» и выплюнул в сторону.       — Слышь, не плюй в мою сторону, синеглазый. Плевки — это оружие против бесов. Со мной, демоном высшего порядка, не сработает, — это Муха вклинился и поднял тумблер с виски, выпил. — Я вот и подрочить на вашем алтаре могу! Хотя нет, не могу, ведь чтобы дрочить, надо хоть одну симпатичную мордашку в коллективе иметь. А здесь одни мужланы небритые.       Шатун воспроизвел губами звук пердежа:       — Демон высшего порядка, тоже мне! Городской одержимый дурачок — ну как максимум. Пойди, встань на алтарь, тебе полезно будет узнать, что могут настоящие демоны. Денег тебе за это дам, хочешь? Ты как, на деньги дрочишь иногда?       — Ха-ха, Шатуну так «слабо», что он даже денег готов дать. Лузер, трусит наш синеглазка, проклятья боится, — скривился презрительно Жиза.       — Отозвался тот, кто уж точно на деньги дрочит, — прошептал (громковато для секретности) Бобер, выбритый налысо мужик с пирсингом в нижней губе. Муха заржал.       Жиза кинул на них обоих злобный взгляд. Он пил только пиво, но в таких количествах, что Демир все пытался понять, куда оно в него помещается. Разве что распределялось не в желудке, а по всему телу.       — Знаешь, что я подумал, Шатун? Раз был алтарь в твоей истории, то значит, лесоруб уже поздняя версия страшилки. А до этого что происходило? — спросил Демир и снял зубами шашлык с шампура. Он не пил алкоголь, поэтому в основном молчал. Но здесь вклинился, чтобы немного разрядить атмосферу. А не пил он, потому что парился, что предстоял непростой разговор. Лео тоже был на удивление молчаливым сегодня. Как, впрочем, и все последние дни.       — Я расскажу. Была тут одна история, — начал загадочным голосом темнокожий Пират. Он опрокинул стакан виски, закусил помидором и наклонился над столом, поглядывая на присутствующих темными глазами. — В семье, которая жила неподалеку, у девочки-подростка обнаружили запущенную шизофрению. Как-то ночью она всех свиней в округе вырезала — тогда и обнаружили. Ну и закрыли крошку в дурке, к лоботомии приговорили. Вот только что-то с лечением пошло не так… Девочка стала после операции, как зомби. То тихая и спокойная, то буйная. А потом, в какой-то момент… открыли палату той девочки, а там… только потеки красные на окне, вокруг маленькой такой форточки.       — Бутыль с вином разбила деваха, когда через окно его втаскивала, сто проц, — равнодушно откликнулся Бобер и закинул в рот маленький сморщенный гриб. — Вы, это, берите волшебные грибочки. Они знатно вставляют.       — Да тихо будь, дай послушать, — откликнулся Шатун.       — Шатуну вставляют только страшные истории, — усмехнулся Пекарь.       — Не, ему мужики вставляют, страшные в особенности, — прошипел Жиза и оскалился.       — Феликс, передай мне воду, — это уже был Лео. И сказал он это тем угрожающим холодным тоном, будто имел ввиду что-то совсем другое. Что-то очень, очень нехорошее. Жиза подал ему бутылку, опустив глаза. И замолчал.       Демир закусил губу. Голос у Лео имел свойство меняться поразительным образом. Перебранка заставила парня вспомнить про «то самое» видео. Блядское.       — Кэп, ну ты так бы и сказал, как хотел: чтоб он тебе в зубах воду передал, рот занял, — ухмыльнулся Пекарь.       — А лучше в жопе, — подвигал бровями Муха. — Сел на бутылочку, переполз, встал с бутылочки.       — Ебальник захлопни, мразь, — тихо и злобно огрызнулся Жиза.       Демир удивленно посматривал на байкеров. Что-то сегодня явно в коллективе искрило. Даже между, казалось бы, корешами Жизой и Мухой.       Декабрь вообще был на себя не похож, молча уткнулся в телефон. Боцман тоже был не разговорчив, часто выходил из столовой. Говорил, что делал фото дома и окрестностей.       — Муха, знаешь, куда придет девочка-шизофреничка сегодня ночью? — ухмыльнулся Пекарь, уже притрушенный влиянием грибочков и не замечающий зловещей атмосферы.       — Девочек я люблю. Скажи мне, куда — я тоже туда пойду.       — Фу, блядь, так ты педофил. На алтарь Муху, — Бобер тоже потянулся за грибочком. Проглотил, не жуя.       — Так вот, че я рассказывал, — продолжил Пират. — Исчезла девочка из своей палаты, а потом, к ужасу врачей, убила всех своих родных и соседей. И долго никто этого не знал, потому что дева все трупы в сарай стащила и сарай тот подожгла.       — Муха, ты понял намек. В сарай сегодня ночью иди, если хочешь девочку-шизофреничку словить. Не забудь по дороге на алтарь поссать, для подкрепления амплуа, — хмыкнул Шатун и тоже потянулся за грибом. — Так, что за мухоморы вы тут жрете? Что они дают?       — Звезды красивые увидишь, синеглазка, — ухмыльнулся Пират и съел еще один гриб. — Бери, тебе понравится. Потом пойдем «бочку» во дворе катать. А лучше стоппи и вилли отрабатывать. Хуле той жизни.       Шатун прожевал гриб:       — А вы знаете, что Билл Рич тоже в итоге с ума сошел? Сначала в комнате от жены стал закрываться. Потом картины какие-то стремные рисовал, черные такие, с кричащими ртами. А в итоге на жену напал, когда она в ванной была. Толкнул ее под воду и держал — чуть не захлебнулась Лиззи.       — Какое разнообразие идиотов, охренеть! И кого нам теперь ночью ждать на ферме-то? Лесоруба, девочку с бутылем вина или художника с кистью в жопе, которую ему туда жена засунула? — улыбнулся Пекарь.       — Скорее всего, ты дождешься только пьяного Бобра, обожравшегося грибов. Но не расслабляйся. Этот чел похуже будет.       — Ага, и запах серы будет служить предупреждением к его приходу, как ты и говорил, синеглазка. Ведь пьяный Бобер это синоним качественного пердежа. Да, браток? — Пират подмигнул товарищу, а тот — без обид — заржал и пожал плечами, потом запил очередной гриб большой порцией пива.       Шатун выпил виски. Глаза у него были уже очень нетрезвыми:       — Ух ты, меня вставило. Вооот это калейдоскоп, блядь… От этих ваших грибочков. Пойду отолью. Кто-нибудь хочет пойти со мной, чтобы меня костлявая рука в толчок не утащила?       — Я, пожалуй, с тобой. А потом на перекур, — ответил Лео и поднялся, посмотрел на Демира и кивнул ему. Потом обвел взглядом всех остальных. — Мужики, осторожно тут, не поломайте ни себя, ни мебель.       Они вышли. Демир через пару минут тоже поднялся.       — И ты с ними, малой? Вы что там, гейский разврат собрались устроить? — спросил Муха, скалясь.       — Если и да, то тебе какое дело? — впервые за весь ужин подал голос Декабрь.       Муха поднял стакан и отсалютовал Демиру:       — Да никакого, ты прав, Дек. Приятного времяпровождения, малой.       Вскоре вернулся Шатун. Он с трудом ворочал языком:       — Мужики, пиздец вообще. Стремное место… В коридорах какие-то белые тени мелькают. В параше гул стоит, будто вот-вот рой пчел в жопу залетит. И сера эта ебаная повсюду смердит…       — Хорошие грибочки, забористые, взяли Тони за яйца, — прокомментировал это Пекарь. — Идем катать во дворе?       — Да, только еще чутка выпьем, чтобы броню против адского алтаря нарастить, — назидательно поднял палец Шатун. ***       Демир стоял у окна и смотрел на скудно освещенный двор и совершенно черный, хоть глаз выколи, пейзаж за границами света. Таки жуткое место. Он прислушался: где-то внутри стены, казалось, что-то иногда скрипело и постукивало. Тони сегодня упомянул, что раньше была традиция под первой стеной человека замуровать, чтобы крепче дом стоял. И теперь Демир представлял голодного скелетообразного призрака, который целую вечность скребся внутри стены.       Но когда через четверть часа в дверь комнаты вошел Лео, Демир напрочь забыл о страшилках.       Потому что сейчас на капитане было одно лишь полотенце, обмотанное вокруг бедер.       Демир сглотнул: Лео с выраженным рельефом мышц, мокрыми волосами и каплями воды на коже смотрелся так, что все призраки мира побежали, чтобы скрестись и выть, в одном направлении — к паху Демира.       — Эммм… Лео. Ты… успел сходить в душ? — часто заморгал Демир, смущенно отворачиваясь. За почти месяц «простоя» он успел отвыкнуть от того спазмирующего возбуждения, которое возникало у него при виде обнаженного капитана.       — Только что, ага. В доме и во дворе иногда и правда, кажется, какой-то гнилой запах присутствует. Мне показалось, он осел на мне хлопьями. Так что я забежал сполоснуться, чтобы не вонять тут.       — Умгм… — закусил губу Демир.       Лео приблизился.       — Послушай, Железный. Не пора ли нам немного пообщаться? Ты был таки немногословным последнее время. Может, выскажешь мне уже все, что накипело? И да, самое главное. Я хотел сказать, что очень ценю то, что ты, несмотря ни на что, поехал с нами на Адскую ферму, — Лео взял из шкафа второе полотенце. Но не оделся, нет: уселся на большую двухспальную кровать и стал просушивать полотенцем волосы.       У каждого из ребят на ферме была своя комната: пять в этом крыле (для Шатуна, Демира, Лео, Пирата и Боцмана), и пять в соседнем. И вообще-то спальня Лео была по соседству. Но он, видимо, не особо собирался жестко разграничивать, где чей номер.       — Да, Лео, можем и поговорить. Я… короче. Все пытался понять, что меня больше всего обеспокоило в том видео… и в той истории про брата Мухи, — Демир поглядывал то в окно, то себе под ноги. Потом все же поднял голову. — Знаешь, Лео, мне таки очень трудно сосредоточиться на разговоре, когда ты сидишь тут голышом. Ты не мог бы одеться?       Лео блеснул клыками в своей коронной, обезоруживающей улыбке:       — Неа, не мог бы. Жарко, пипец.       — Лео!       — Да, малой, буду сидеть здесь перед тобой в одном полотенце. Я ведь так не страшный, правильно? Не опасный?       — Блядь…       — Говори, Демир. Можешь не начинать с того, что ты испугался всех тех историй обо мне и решил, что я невменяемый... что я неадекватный садист, который не видит берегов — это и так понятно. Давай, выдвигай свои условия, я этого жду, — Лео не улыбался, но он принял расслабленную позу, при которой его колени разошлись слегка в стороны, и оперся руками о постель позади себя. Полотенце таки прикрывало его, но очень слабо.       — Блин, — Демир отвернулся к окну (Что это там мелькнуло? Свет фар? Мужики вышли уже развлекаться и катать на мотах? Дураки-суицидники) и поправил худи, натянул пониже на бедра. Не хватало еще поломать весь разговор неуместным стояком. Вон, у Лео не стоит, он может себя контролировать. Ну а Демир и в окно может поглазеть. — Да, да, все так. Я испугался, что ты можешь причинить мне… Послушай, Лео, даже сейчас, когда ты сидишь тут, охуенный, как демон похоти, я вспоминаю то видео с содроганием. Ты бил того птеродактиля с такой страстью. Ты бы хотел… эм… Ты бы смог сознательно причинить мне настоящий вред?       — Нет.       Этот краткий ответ, подкрепленный качанием подбородка и высказанный как-то гораздо интимнее и спокойнее предыдущей фразы, прошелся по коже Демира, словно жар от костра.       — Ох… спасибо, Лео. Потому что я не хочу ни крови, ни увечий, понимаешь? Я не хочу валяться в постели после секса и думать, где у меня что отбито. Не хочу обращаться в больницу с разрывами всякими и пытаться придумать отмазку для врачей, откуда они у меня… как-то так.       — Да, я понимаю и поддерживаю, — спокойно ответил Лео.       Казалось, он не собирается сегодня много разговаривать. Он просто сидел и слушал, и соглашался. За счет того, что его глаза находились ниже лица Демира, парень чувствовал, что полностью держит ситуацию под контролем. Но также ощущал и то, что смотреть сверху вниз на Лео некомфортно. Гораздо приятнее было бы наоборот.       — Что еще хотел сказать, Май…       — Ммм?       — Я невольно… ладно, зачем я вру, ведь вполне осознанно — стал свидетелем, скорее даже слушателем, чего-то очень заряженного и непонятного, что происходило между Толстым и Шатуном.       — Ах, вот оно что, — ответил Лео с улыбкой.       — Что? Блин, чего ты лыбишься? — Демир забыл, что хотел смотреть только в окно.       — Улыбаюсь, что ты прошелся сразу почти по всем хардовым впечатлениям, какие только мог собрать в мое отсутствие в городе. Повезло же.       — Блин, Лео. Хватит отшучиваться. Что у них… за отношения?       Лео поднялся и, о боги преисподней, подошел к Демиру поближе. Стала заметна родинка под его правой ключицей. Родинка, от которой Демира как-то особенно пробивало током. Особенно, когда Лео напрягал в какой-то момент правую руку.       — А ты не спрашивал у Тони? — задал вопрос Лео, поглядывая то в глаза Демиру, то на его губы.       — Нет, не спрашивал пока. Я решил… что сначала хочу спросить у тебя.       — Ни фига подобного. Ты просто боялся задать ему этот вопрос, — произнес Лео мягко и шевельнул бровью.       — Да, окей! Да. Я боялся! Боюсь и сейчас. И да, я собрал все силы, чтобы поехать с вами на Адскую ферму, хоть и предположил, что здесь со мной может произойти… все, что угодно. Я даже… черт, оставил все координаты фермы своему отцу. И попросил его приехать завтра, если я утром не отзвонюсь. Я кое-что в двух словах рассказал ему. Извини, Лео, но… Я трус, получается.       — Демир, ты не трус, совсем даже наоборот, — нежно произнес Лео и положил руки Демиру на плечи, — ты смелее многих людей. Ведь ты говоришь о своих страхах, в голос говоришь. О вещах, которые для тебя неприемлемы — и выставляешь тем самым границы. При этом не убегаешь, не истеришь и не пытаешься бесконечно винить меня за то, что я разъебал Жизу-ублюдка так, словно он что-то для меня значил… а ведь он для меня абсолютный ноль. Для всего этого нужна огромная смелость.       Демир не мог отвести взгляд от родинки прямо перед ним.       — Лео… я тебя хочу. Я больше не могу разговаривать, потому что все мысли нахрен побежали вниз. Слишком долгий был перерыв… я соскучился.       — Тогда самое время говорить мне, Демир. Я сейчас буду высказывать, казалось бы, банальные вещи, ты извини. Немного позанудствую. Прикосновения, как ты знаешь, бывают как очень легкими, так и более ощутимыми… — Лео легко дотронулся пальцами к губам парня, и у того по затылку пробежались искры. Такие быстрые, сука, искры, что почти сразу аукнулись где-то ближе к пояснице. Лео ласково исследовал пальцами лицо парня, пока говорил. — Нажатие может быть мягким или достаточно острым. Ласки могут быть нежными, а также чуть более настойчивыми, да? Это все тебе известно. Это как ползунок на эквалайзере: потянуть вверх, и какой-то параметр звука усилится, так ведь? С наслаждением… вернее, с ощущениями, то же самое. Чем интенсивнее воздействие на нервные окончания, тем ярче реакция. Двигается один ползунок, двигается второй. Открой, пожалуйста, рот.       Демир послушно приоткрыл рот. Лео завел между его губ два пальца и нежно погладил нижние зубы, потом сжал между пальцами язык, медленно поводил туда-обратно, лаская влажную подрагивающую плоть. У Демира сбилось дыхание. Лео вынул руку, провел влажными пальцами по щеке парня, мягко обхватил его затылок       — Сейчас я поцелую тебя, но ты не отвечай на поцелуй, ничего не делай. Ближайшие полчаса ты можешь не предпринимать действий, а просто слушать свое тело и меня, окей? Говорить можешь в любой момент и буквально все, что приходит на ум.       Лео приблизил лицо и едва ощутимо прикоснулся губами к губам. Это был очень близко, интимно, дразняще, и совершенно недостаточно для изголодавшего Демира. Парень потянулся навстречу.       И был остановлен пальцами Лео на своих губах.       — Стой ровненько, зайчик. Твоя задача — слушать, в особенности внимательно прислушиваться к своему телу. Давай-ка мы кое-что добавим к этому нашему упражнению. Не испугаешься, если я легко завяжу тебе глаза? Ты можешь снять повязку в любой момент, если захочешь.       Демир кивнул. Ему очень хотелось раздеться — одежда очень уже мешала. Более колючие джинсы и толстовку, оказывается, трудно было и представить. Не одежда, а адская власяница.       Благо, Лео услышал мучения Демира и без слов и потянул с него вверх свитер. Но не стянул с головы, а оставил так, что ткань закрывала глаза. Завязал рукава у Демира на затылке.       — Вот такая импровизированная бандана. Все хорошо?       — Да, — охрипшим голосом откликнулся Демир, — только секса очень хочется.       — Ну, какой секс, о чем ты. Мы разговариваем о важных вещах. Я веду к тому, чтобы объяснить тебе, какие отношения у Толстого с Тони. Ты же задал вопрос, помнишь? Вот. Снова прикоснусь к твоему язычку, давай, приоткрой рот.       Демир открыл. И даже попытался пососать два пальца, которые снова проникли ему в рот — убрались — и снова вошли.       — Тсссс, сосать не надо. Ничего вообще не делай. Представь, что ты… парализован. Кто-то что-то совершает над тобой, какие-то действия, но все, что ты можешь, это реагировать. Как тебе с этим ощущением? Не страшно?       Пальцы двигались во рту Демира, гладили, дразнили, захватывали язык.       — У-умм, — прогудел Демир неопределенно. Когда ему на поясницу легла свободная рука Лео, он слегка подался вперед. Но их тела не соприкоснулись. Демир вспоминал капли воды на торсе Лео и пытался сглотнуть слюну.       — Сейчас спокойно, Демир, все с тобой будет хорошо, — голос Лео стал чуть более медленным, отчетливым, и он засунул пальцы глубже, нажимая Демиру на корень языка.       Демир дернулся в спазме рвотного позыва и испуганно вскинул руки вверх, обхватил Лео за пояс. Но не отошел и на шаг. Лео вынул руку изо рта парня и накрыл его губы таким поцелуем, который смело можно было назвать взрывным — он сосал и облизывал, проникал языком быстро и резко. Потом внезапно остановился.       — Хорошо, молодец, следи, я передвинул ползунок на эквалайзере с «легкое касание» до «почти наглое проникновение». Ощущения отличаются, так ведь?       — Да, черт. Я так сильно тебя хочу, — ответил Демир, закусывая, по привычке, нижнюю губу.       — Ну, да прямо-таки. Всего лишь поцелуи. Дальше идем, диалог у нас. Вот, смотри, твои соски, например. Я сейчас прикасаюсь к ним легонько, чувствуешь? — Лео потеребил сосок между пальцами. — Нежно прикасаюсь. Чего ты крутишься, Демир? Тебе на месте не стоится?       — Мне… Лео… еще и как стоится. Джинсы давят.       — А, ну это нормально, пусть пока побудут джинсы. Диалог, да? Разговор у нас, а не секс… Так вот, твои соски. Давай я подвину ползунок ощущений немного вверх. — Он сжал и прокрутил сосок. Демир охнул и приподнялся на цыпочках. — Воот так, молодец. И еще немного вверх, говори, высказывайся. Лео наклонился и захватил кончик второго соска зубами и прикусил. Демир дернулся и обхватил голову Лео руками.       — Черт, Лео… Заводит сильно. Это не разговор, это какое-то издевательство.       — Почему же? Это беседа, сопровождаемая экспериментами. Как ощущения?       — Да блядь… хочется, чтобы ты меня мощно выебал. Вот такие ощущения, Май.       — Ну ты, Железный, применяешь запрещенный прием, употребляя такие выражения. Ты ведь в курсе, как я люблю грязные словечки из твоего красивого рта. Я не поведусь. Что скажешь мне об укушенном соске? Было страшно?       — Нет, черт, Лео, ты прекрасно знаешь, что мне нравится немного боли.       — Да, именно. Но знаешь ли об этом ты? Осознаешь ли, что происходит с тобой, когда я ограничиваю тебя в движениях, в зрении, когда приказываю тебе слушаться, грязно обзываю или когда причиняю тебе боль. Немного боли или чуть больше… У Толстого с Тони отношения такие — они подвинули некоторые ползунки своего эквалайзера серьезно вверх, вот и все. Не знаю, на максимум ли накрутили. Но точно знаю, что у каждого свой темп и свои предпочтения, и нам ни к чему за кем-либо гнаться.       — Да, черт, нам ни к чему. Вот только будет ли тебе достаточно того, что есть у нас с тобой? Или ты пойдешь куда-то в другие места искать то, чего тебе не хватает?       — Может, в какой-то момент и захочу пойти. Но скажу тебе об этом, и мы обсудим, как взрослые. Да?       — Да. Лео… Я говорил, что хочу тебя? Я очень хочу.       — Ну малыш, где твоя хваленая выдержка танцовщика? Мы серьезным разговором заняты, не потрахушками. Сейчас садись на кровать. Разведи локти, берись руками за спинку и держись. Смотри, я не привязываю тебя, но ты должен представить, будто я все же привязал. Твои руки будут «прикованы» к стене, пока я не скажу, что ты развязан. Услышал меня, зайчик?       Демир уселся — блядские джинсы сдавили еще сильнее — и взялся руками, как велено. Представил, что его таки пристегнули к стене. Вспомнил скованного на подъемнике Жизу и дернулся, проверил, что руки таки спокойно можно и убрать. И поставил их обратно.       Лео прошелся к своему рюкзаку и достал оттуда инструмент — маленький металлический шарик с тонкими иглами, на ручке. И вернулся к кровати, раздвинул Демиру ноги и встал на колени между его бедер.       — Ты не видишь, поэтому я скажу, что меня в руках — китайский игольчатый массажер. Он покрыт шипами, колючками, и сейчас я прикоснусь им к разным частям твоего тела. Например… ну давай… под мышками. Держись крепко за спинку кровати и не дергайся.       Но Демир таки дернулся, когда колючки коснулись сначала к его внутренней части плеча, потом скатились в чувствительную впадинку.       (Демир теперь был не уверен, что выбрить все тело так тщательно было хорошей идеей. Чувствительность из-за этого еще усилилась).       Лео нажал сильнее, и Демир застонал, выкручиваясь бедрами на кровати.       — Ох, Лео, это пиздец… Аай! — Демир вздрогнул от следующего движения Лео уже так, что зажал под рукой колючий шарик, и от этого еще больше скривился. — Это слишком, Лео, ох, убери!       — Да, убираю. Смотри, у нас есть диалог, видишь, как все просто? Руки все еще прикованы к стене, Демир, вот так, ты молодец, не сдвигай их. Расстегну на тебе штаны.       Демир выдал облегченный выдох, когда набухший член освободили. А когда Лео накрыл его рукой, Демир застонал.       — Ох да, да, да, Лео, ох, как же мой хуй по тебе соскучился, я просто не могу тебе передать… я весь, блядь, плавлюсь, когда чувствую тебя.       — Снова грязно материшься, хитрый зайчик. Продолжай, я кайфую.       — Вытрахаешь из меня сегодня все мои страхи, Май?       — Нет, Демир, страхи обязательно нужны. Тем более, тебе, которого страх не хило так заводит. Вот сейчас, слушай меня. Я проведу этим колючим шариком сначала по твоему лобку, потом по внутренней стороне бедер, потом от мошонки вверх по твоему члену. И постепенно буду усиливать нажатие. Давай-ка полностью снимем с тебя штаны.       Лео стянул с парня джинсы и белье. Демир широко раскинул ноги в одних носках.       Лео усмехнулся:       — Да ты почти на шпагат тут сел. Ждешь?       — Жду. Черт, Лео, ты прав, меня очень заводит страх. Но только потому, что я верю, что ты не причинишь мне вреда.       — Ну так это самое главное, да, малыш? Осознание своих желаний и уверенность в партнере. Это именно то, что нам нужно, — Лео прикоснулся металлическим шариком сначала к животу Демира (парень шумно втянул воздух и дернулся). Проехался по лобку. Потом поднял рукой член и повозил колючкой Демиру по яйцам.       Демир извивался и стонал.       — Ох, вот черт, вот черт, Лео, это не сказать, что больно, но как-то так… очень… хер знает, как.       — Ну, хер пока не знает, но давай ему покажем, — Лео прокатил массажер вдоль ствола пениса. Когда зацепил уздечку, Демир дернулся, аж подскочил.       — Ах ептвоюмать! Ой, извини, Лео, я не хотел так сказать. Но пожалуйста, пожалуйста…       — Ммм? Слушаю тебя, Железный.       — Может, уже… потрахаемся уже? Я, боюсь, сейчас завою.       — Ага, хорошая идея, — Лео взялся рукой за член Демира, придавил предплечьем бедра парня. — В смысле, про завыть.       И надавил колючками массажера на обнаженную, беззащитную головку. Демир зашипел, как потревоженное гадючье гнездо, потом издал нарастающий стон и отпустил руками спинку кровати. Ухватился за плечи Лео:       — Ай-яаааай, хватит-хватит, Ма-аай.       — Ой, да ты прямо песнями заговорил. Да, я немного подвинул ползунок вверх, всего на секунду, чтобы дать тебе понимание. Теперь вот снова вниз. А ты вдруг почему отвязался от стены без спроса? Ай-яй-яй. Ну смотри, теперь ты наказан. Должен сидеть здесь, вот как сейчас, и ждать, пока я не перекурю и не вернусь. Возвращай руки на место.       — Бляаааа, Май, ну пожалуйста… я ебнусь. Я месяц постился… даже без дрочки. Мне очень-очень…       — Рот закрой, Демир.       Вот это уже был приказ — спокойный, но внушительным тоном. Демир заткнулся и вдруг осознал, какое же до этого было ласковое баловство. А еще осознал, что у него чрезвычайно бурная реакция на приказной тон Лео. Такая, что аж капли из конца пошли, без сомнений.       Лео наклонился к лицу Демира (парень ощутил, как теплое дыхание пошевелило волосы над ухом), и произнес этим особым гипнотическим голосом:       — Будешь молить меня, сучка, когда я разрешу тебе это делать, договорились? Сейчас ты принимаешь наказание. Сидишь и ждешь, и думаешь о том, как я буду ебать тебя, когда вернусь. Сначала буду иметь твой рот. Ты меня давно об этом просил, так что радуйся. Потом буду ебать твой зад — быстро и беспощадно, но одним только анальным оргазмом ты точно не отделаешься. А знаешь, ты вообще оргазмами не отделаешься. Буду драть тебя собой и всеми подручными средствами из моего рюкзака, пока солнце не взойдет. Усек, зайчик? Отвечай.       — Да… да, сэр, усек. Очень даже, — Демира начал бить озноб.       Лео встал, неспеша оделся и вышел. Дверь за собой он прикрыл, на ключ не закрывал. ***       Мужики сходили с ума знатно. Они катались уже не только во дворе, но и по окрестностям. Вечеринка явно вышла из-под контроля.       В столовой Лео встретил только Боцмана. Тот жевал остывшее мясо и клацал что-то в телефоне — видимо, постил в инсте историю и фото Адской фермы.       — Все норм, мужик? — поинтересовался Лео, прихватывая бутылку с водой.       — Ну как сказать. Вроде да, — ответил тот, не поднимая глаз. — Только вместо дома с привидениями у нас тут дом с нетрезвыми свиньями. Вон, уже и о проклятиях, и о призраках забыли.       — Ага, пойду гляну.       И правда, мужики чувствовали себя очень даже в своей тарелке. Какой там алтарь! Они забыли даже о том, что выросли из подростков.       — Бобер и Пекарь даже не потрудились надеть шлемы, два тупоголовых кретина, — пробормотал Лео, поглядывая на байкеров во дворе и натягивая рукава куртки. Не так для тепла, как больше ради светоотражателей. Чтобы его было лучше видно в темноте.       Ведь во дворе творился хаос. Рев моторов, смех, маты, дым из выхлопных труб. Звук разбивающегося стекла: очевидно, дураки не только «бочку» гоняли, но и раскрошили пару бутылок.       Лео отошел подальше, за стену фермы, чтобы побыть в тишине и слегка снять напряжение в паху при мыслях о Демире. Сегодня — он решил — нужно очень качественно держать себя в руках, чтобы не испугать парня еще больше. Вот только возбуждение было таким сильным, что, казалось, оно в один момент затопит напалмом мозг — и пойдет по пизде весь легендарный самоконтроль.       Лео медленно дышал. Не так курил, как медитировал на струйку дыма. Отреагировал спокойно, когда из-за угла выехал байкер в полной защите и шлеме. Лео даже голову не повернул. Какой-то из пылесосов, судя по мимолетному взгляду на байк.       Но потом мот зарычал и резко газанул. Прямо в сторону Лео. Капитан ошарашенно сделал шаг назад, обескураженный поведением побратима. И получил с кулака удар кастетом в висок — подкрепленный инерцией движения байка, удар был внушительным.       Лео отбросило к стене, и он съехал вниз, на несколько секунд потеряв ориентир.       Лео встряхивал головой, пытаясь прийти в себя и понять, что происходит. На шею с виска стекали какие-то капли.       Байкер выставил ногу на землю и на этой опоре развернулся, загребая колесом столп земли и пыли. Направил переднее колесо в сторону Лео.       Лео с ужасом понял, что не может вот так легко и быстро подняться. Сквозь туман в голове он видел, что байкер накручивает ручку газа. Этот дятел собирался наехать на лежащего Лео. Что за пиздец?       И вдруг Лео увидел, как от стены отделилась тень. Тонкая и грациозная, она сделала шаг к мотоциклу, потом выбросила вверх ногу в непринужденном шпагате и выдала пяткой удар нападающему байкеру в боковую часть шлема.       Лео, будто в замедленной съемке, успел рассмотреть, как красиво слетает с байка фигура, пока мотоцикл продолжил движение по дуге.       А потому капитан мотоклуба почувствовал сильнейшую тошноту и отключился. ***       — Ну вашу мать, мужики, что вы здесь натворили, это уже не «бочка», это блин анархия с пиздецом, — проорал Шатун, разворачивая байк на сто восемьдесят на подножке на «пятаке».       Весь двор был завален каким-то блядским мусором. Мужики разошлись не на шутку.       Кто-то поднял подрывом мот в «вилли» и пронесся мимо Шатуна.       — Блядские грибы и ебаное виски, вот и получился тот еще махач, — усмехнулся Шатун. Ему было весело. Вот только почему-то шкуру на позвоночнике стягивало от того самого, знакомого, но неназванного, чувства.       Шатун отпустил рычаг тормоза и поддел колесом металлическую бочку впереди него. Прибавил газу. И вдруг заметил что-то массивное на земле, что прикрывал вялый кустик и бочка. Крутнуть руль и объехать уже не успевал, поэтому просто ускорился, чтобы перескочить.       И не так услышал, как почувствовал очень стремный, выразительный хруст под колесом.       Шатун затормозил и заглушил мотор, снял шлем. Где-то неподалеку от него раздался взрыв нетрезвого хохота. А у самого Шатуна сердце почему-то вдруг стало колотиться где-то в горле.       Шатун развернул мот, чтобы подсветить фарами груду, которую переехал. И судорожно, громко сглотнул. На груде поблескивали фигурные светоотражатели. Точно такие, как на куртке у кэпа.       Шатуну стало не хватать воздуха.       Он попробовал сделать шаг и не смог. Почувствовал сильную слабость в коленях, но все же устоял, не в силах отвести глаз от бесформенной кучи на земле. Кучи, в которой видны были куски кроваво-красной куртки Лео, темных волос, белеющих костей и совершенно черной — при свете фар — крови.       Шатун почувствовал нарастание панической атаки и попробовал медленнее дышать. Расстегнул куртку и выудил из внутреннего кармана смартфон.       — Мэтр?... пожалуйста, ты можешь приехать на Адскую ферму? Прошу тебя... я кажется... только что убил здесь человека. Бля, Мэтр, я Лео переехал...       Шатун сам не замечал, что начинает плакать.       Он упустил телефон на землю и сделал шаг к окровавленной груде. Наклонился и заморгал, сбрасывая с ресниц слезы.       — Святые угодники... Да ведь разве это... Лео?