одна на двоих

Когда Адидас благополучно съебался ко всем чертям, Кащей, незаметно для самого себя, начал оберегать Марата. Возможно, это проявлялось в редких касаниях, взглядах, перепалках, спорах, но всегда эти моменты заканчивались тихим молчаливым примирением. Возможно, потому что сам Кащей был ещё неоперившимся птенцом, а может и потому, что Маратка был смышлёным пацаном. — Марат, отойди. — Кащей прикусывает зубами сигарету и с силой чиркает спичкой. — Ты че, батька его? — Ехидно скалится главарь Хади Такташа, — отойди, Кащей, тебя тут слушать никто не собирается. — Хрипит двухметровый олух, в шерстяном пальто. — За него я головой отвечаю, — гнусаво проговаривает Кащей, выпячивая нижнюю губу, — Вовку Адидаса знаешь? Брат его младший, — пальцем указывает на Марата и в груди так тошно становится. Брат Адидаса, такой же идеалист и кретин. Задрало за этими пиздаболами следы заметать. Они косячат, а ему головой отвечать. «Ладно, прорвёмся», — думает про себя Кащей, склоняя голову вбок. Не боится ведь, а стоило бы. — Адидаса все знают и уважают, — выплёвывает главарь, — в отличие от тебя у него есть яйца. — Кащей готов закатить глаза к небу, но прекрасно понимает — нельзя, иначе забьют до клиники. Блять, как же хочется курить. Нужно заканчивать с этим, а потом вернуться в подвал и выпить. — Прости Маратку, он у нас скорлупа не объезженная, больше такого не повторится, — Кащей унижается. Кащей привык уже, но каждый раз отмирающая с каждым новым разом гордость даёт о себе знать. И ведь Марат будет ещё заходить на чужую территорию, будет пялить на него злыми глазами за то, что снова от беды его уберёг. Опять и опять. Главарь Хади Такташа скалится. Злобно так, озверело, нравится, как Кащей перед ним чуть ли не балет танцует. Как в театр сходил чесслово. — Ты зачем опять к ним лез? — Кащей сверкает глазами, злобно смотря на Марата, тот молча смотрит. Выжидающе, будто затрещины ждёт. — Прям как твой брат, — не выдерживает Кащей, давая мальчишке подзатыльник, — зачем на рожон лезешь, так ещё и один — смерти хочешь? Так я тебе это и сам устроить могу, ты только позови, — от Кащея пахнет куревом и алкоголем, папироски дешёвые, но, как говорится, чем богаты. — Адидас бы такого не допустил, — отзывается пацан, из-за чего Кащей выгибает бровь, ожидая. — Твой Адидас сейчас в армии служит, съебался от тебя, и от Универсамовских, — злобно шипит Кащей, склоняясь над ухом мальца. — Лучше тебе вести себя прилично, иначе одними тумаками не отделаешься. Маратка опешил. Что может быть хуже публичного наказания? Нет ведь ничего хуже, правда, ведь? — Да что может быть хуже драки, в которой заведомо проигравший? — Не смог удержаться Марат. — Любовь, — Кащей как-то по грустному зыркнул на него, и с силой затянулся, выдыхая серый дым из самой глотки. Кащей ухмыляется, скалит острые зубы и припадает губами к шее Адидаса. Тот не отстаёт, отвечает на поцелуй остервенело, с некоторым страхом, но с таким же безумным азартом. Кащей скалится, кусает подбородок, слушая невольно вырвавшийся стон. И, о блядство, это самая лучшая музыка на свете, руки Кащея заползают под футболку, касаются сосков и с силой надавливают. — Кащей, — хрипит Вовка, сидя меж ног любовника(?), глаза круглые, большие и полные отчаянного страха. Желания любить. Кащей ловит его взгляд, не позволяет Вове закрыть глаза. — Заткнись, — хрипит. И руки у мужчины дрожат. — Думаешь, сможем? — Гнусаво проговаривает Кащей, непроизвольно глядя на свою промежность. Адидас тоже смотрит, из-за чего оба смущаются ещё больше. — Ты думаешь, можно? — Не без страха уточняет Вовка. — Не беспокойся, красавица, сегодня у тебя будет самый лучший секс в жизни, — Кащей ложится подле Вовки, целуя кадык партнёра, — сегодня я буду твоим, — совсем тихо, чтобы не дай бог не спугнуть, говорит Кащей. И в груди всё замирает, когда возбуждённый член Вовки скользит по его бедру. Весь в смазке, они ещё не начали, но Кащей уже готов кончить от такого напора. — Ты знаешь как… — спрашивает растерянно Адидас, и Кащей чувствует его уязвимость. И собственную тоже чувствует. Сейчас они доверились друг другу сильно. Сильнее, чем когда-либо до этого. Кащей развязно расстёгивает пуговицы на своей рубашке, следя за тем, чтобы Вова следил за каждым его движением. И тот ведь правда смотрит. Действительно, с особенным страхом, выжиданием. Вот Кащей снимает рубашку, оголяя белоснежный торс. Кое-где затесались старые синяки и несколько швов, а если смотреть ниже, от самого пупа идёт полоска чёрных жёстких волос. Адидас тянется за поцелуем, и Кащей, как заправская шлюха, дарит ему самый страстный, самый желанный поцелуй. Зубы стукаются о зубы, больно, но терпимо, слюна мешается, когда язык Кащея проникает в рот Адидаса. Кащей жмётся всем телом, выгибаясь так, что их члены практически трутся друг о друга, заставляя их обоих стонать. — Кащеюшка, — хрипит Вовка, а Кащей только от одних его слов готов кончить. Ловкие руки касаются члена Адидаса через ткань брюк, из-за чего теперь не только Кащею хочется заветного момента разрядки. Второй рукой Кащей придерживает лицо Адидаса. Нельзя позволить прервать их поцелуй, и спутанную подростковую любовь и дрочку одну на двоих. В паху приятно тянет, Кащей снимает штаны, оголяя белоснежные икры. Выгибается всем телом, принимает позу, какую принимали древнегреческие девы, когда художник запечатлевал их на картинах. Чуть поджимая под себя ногу, старается скрыть свою наготу, но Адидас нежно касается его коленей. Снова за поцелуем. И Кащей даст ему поцелуй. Он ему просто даст, если уж на то пошло. Сильные руки Вовы раздвигают ноги Кащея, заставляя того смущаться сильнее обычного. Это просто секс. Просто секс. Секс. Секс с Вовой Адидасом блять. — Не на сухую только, — Кащей не сразу узнаёт свой голос — протяжный стон, полный смущения и желания. Вова касается своего члена: размазывая предэякулят и вставляя два пальца. Кащей глубоко дышит, но от непроизвольного стона удержаться не может. Глухо, закусывая губу до крови, Кащей выгибается всем телом. — Вова Адидас блять, — рычит Кащей, сжимая кулаки, — не тяни кота за причиндалы, — умоляюще сипит он почти в тот же момент. Горячая головка медленно входит в Кащея. — Сука, — ошалело кричит Кащей, выгибаясь всем телом от боли. Он готов поклясться, что почувствовал, как кровь каплями потекла по диванчику. — Кащей, — Вовка взволнованно притягивает парня на себя, заставляя того чуть ли не самому насадиться на его член. И боль, и кровь и смазка — всё мешается в один единственный стон наслаждения. Они кончают почти сразу же. В один и тот же момент. Чувствуя экстаз и наслаждение. Мир становится таким крошечным, всего лишь подвальчик, в котором они могут ютиться, сколько душа пожелает. И одеяло одно на двоих, и любовь тоже, одна, на них двоих. — Любовь? — переспрашивает Маратка. Но Кащей его уже не слушает, остеклянелые глаза молчаливо уставились на бутылку водки.