Лексикон

С отцом было что-то ужасно неправильное. Какаши не мог назвать это болезнью, поскольку отец никогда не жаловался на боли в животе, голове или какие-либо другие недомогания. Однако в Академии и во время тренировок гендзюцу он слышал разговоры о другой болезни — болезни душевной. Сначала Какаши не понял, о чем речь, но сейчас явно себе ее представлял. Она всегда приходила к отцу именно днем. Какаши возненавидел дневной свет. Отец отказывался говорить на эту тему. Но, несмотря на все усилия и юный возраст Какаши, он был Хатаке, гением, вундеркиндом. У него в крови было видеть то, что другие пытались скрыть. То, как плечи отца, державшиеся так напряженно и гордо, когда он шел по Конохе, опускались, как только за ним закрывались двери резиденции Хатаке. Как он высоко держал голову, даже слишком высоко, и Какаши видел, как отец массировал себе шею, когда думал, что никто не смотрит. То, как часто его глаза опускались на пол, и на них появлялось что-то, почти напоминающее слезы. И это только если говорить об отце. Деревня — они что-то знали, и они не боялись высказать это. Жители деревни были недобры — они выкрикивали насмешки, колкости, слова, которых Какаши не понимал, а отец отказывался объяснять. Он только говорил, что сделал выбор, что он сделал правильный выбор, и он сделает это снова. Так продолжалось в течение всего дня. И поэтому Какаши ненавидел день. Но Какаши любил ночь. По ночам Какаши нарушал приказы отца, тайком выбирался из своей комнаты и прокрадывался по коридору, чтобы посидеть снаружи отцовского кабинета. Каждый вечер отец читал вслух одни и те же стихи, что-то, что звучало как слова песни — преподаватель называл такие вещи «поэмой». Чем больше он читал, тем громче звучал его голос, становясь все более сочным и мощным, пока в маленькой груди Какаши не распускался огромный цветок, когда он пытался повторить слова голосом своего отца. Какаши мог бы не спать всю ночь, слушая, как читает его отец, хотя бы для того, чтобы снова услышать, как жизнь возвращается в голос Белого Клыка.

***

Взгляд Ируки стал жестче, уголки его рта напряглись. Морщина на лбу стала глубже. — Ха-ха, — зарычал он, бросая палочки для еды. — Очень смешно, Хатаке-сан. Какаши моргнул. Подождите — что? — Как же сильно ты заморочился ради такого жалкого подката, Хатаке. Ты действительно думал, что никто так раньше не делал? О, сенсей, я неграмотный, научите меня читать ваше тело? О, Ирука, я забыл алфавит и могу прочесть лишь «ты» и «я» вместе. Ты думаешь, я не слышал все эти уебские фразы от вас, придурков, которые думают, что забавно трахаться с чунинами? Какаши съежился. Это было плохо. Даже для Генмы перебор. Ну, тут ты загнул. Генма, вероятно, и есть создатель этих подкатов. Ирука отодвинул свою миску, резко вскакивая на ноги. — И вот — на этот раз я подумал, что тебе действительно что-то нужно, и ты не ведешь себя как осел, — он начал натягивать жилет обратно на плечи. — Я не знаю, кто подбил тебя на это, но мне не нравится быть мишенью одной из твоих игр. Не дай Бог, чтобы я еще хотя бы раз повелся на твои ухищрения. Я надеюсь… Неумолимый стук сердца Какаши, бьющегося под ребрами, заставил его застыть. Ирука уходил. Ирука надевал жилет, отодвигая стул. Ирука одной рукой держал бумажник, другой доставал деньги. Ирука собирался уйти. Он собирался уйти, он собирался оставить Какаши одного, наедине с самим собой, своей неудачей, своей… Поддаваться панике было опасно; однако Какаши без раздумий бросился вперед, сжимая жилистой рукой загорелое запястье Ируки. Мир на мгновение замер. Ирука застыл, на его лице было ясно написано потрясение. Не оставляй и ты меня. — Ирука, — зарычал Какаши, когда его собеседник замер. — Я буквально, блять, не умею читать. — Что? — голос Ируки звучал недоверчиво. Какаши заставил себя судорожно вдохнуть сквозь маску, которая внезапно стала больше сковывать, чем защищать. — Как бы мне ни нравилось унижать себя ради удовольствия побыть в твоем обществе, сенсей, я не шучу. Я… — Какаши сглотнул, не в силах подавить переполнявшие его горло эмоции. — Я не умею. Напряжение покинуло тело Ируки, выражение его лица смягчилось. — Ты серьезно. Не в силах что-либо ответить, Какаши кивнул, все еще цепляясь за тепло чужой руки. Враждебное поведение Ируки сразу же исчезло, и он начал опускаться обратно на стул. — О… — он взглянул на свою руку, на его лице появилось странное выражение. — Можно… ты меня отпустишь, Хатаке-сан? Какаши отдернул руку, но был не в силах отвести взгляд от странно задумчивого выражения, появившегося на лице Ируки, когда он убирал свой бумажник. — Теперь… теперь все становится намного понятнее, Хатаке-сан, — Ирука взял палочки для еды и покрутил их между пальцами. Он ткнул одной в сторону проигнорированной миски с темпурой. — Ты не любишь жареную пищу, но ты даже не заглянул в меню. Ты просто спросил о фирменных блюдах. Тупо кивнув, Какаши почувствовал боль в груди. — И эти твои книги… — в глазах Ируки вспыхнул огонек восторга. — Прячешься у всех на виду. Умно. Притворившись, что чешет щеку, Какаши приподнял протектор, чтобы обнажить шаринган ровно настолько, чтобы запечатлеть, как Ирука смотрит на него. — Я даже не знал, о чем они, когда впервые начал носить их с собой. Смех Ируки был полным и гортанным. Какаши плотнее натянул маску. — О, боже мой… — Ирука прикусил губу. У Какаши перехватило дыхание. — Прости, что смеюсь над твоими трудностями, Хатаке-сан, но это… — Мааааа, все в порядке, Ирука-сенсей, — Какаши пренебрежительно махнул рукой, игнорируя пульсирующую на языке кровь. — И ты продолжал носить их с собой, даже когда узнал сюжет? Какаши ссутулился, едва сдерживая себя. — Они сделали свое дело. — И твой… В этот момент Какаши резко выпрямился и напрягся. — Ирука-сенсей. Это прикрытие. Все это, — он говорил слишком громко, слишком холодно, слишком быстро. Расслабленное поведение Ируки сразу исчезло, его собственные плечи выпрямились, он снова положил палочки для еды. Когда он посмотрел на Какаши, теплоты в его глазах уже не было. Кусочек тыквенной темпуры в миске Ируки был погружен в рис почти под идеальным прямым углом, и поджаренная корочка потрескалась. Какаши мельком подумал, может ли корочка сама отойти от тыквы, обнажив оранжевую сладкую мякоть. — Прошу прощения, Хатаке-сан, — Ирука сложил руки на груди, задумчивость на его лице снова сменилось любопытством. — Итак… хокаге послала тебя ко мне? — Не напрямую, — признался Какаши. — Она сказала, что мне нужно что-то сделать с… с… этим. — И ты пришел ко мне… добровольно? Какаши уставился на кусочек скользкой оранжевой тыквы. — Могу я спросить — у нас не самая дружелюбная… история знакомства, так что… почему я? Ты не из тех, кто понимает все с полуслова, сенсей? Изображая беспечность, Какаши откинулся на спинку стула. — Это разве не твоя специальность? Преподавание. Ирука в свою очередь тоже откинулся на стуле. — И хокаге не посылала тебя. — Нет. Она сказала мне поторопиться, но на этом все. — И ты… пришел ко мне? — повторил Ирука. Какаши пожал плечами. — По собственной воле. Какаши снова пожал плечами. Ирука задумчиво потер подбородок. — Что ж, полагаю, я понимаю твою логику. Я учитель, и я представляю, что это может быть… немного чересчур — идти к другому джонину, — все еще погруженный в свои мысли, он не заметил, как вздрогнул Какаши. — И если у меня репутация человека, способного научить Наруто, я, вероятно, смогу научить и тебя. Гениально, сенсей. — И ты уверен, что хокаге не подтолкнула тебя ко мне? — взгляд Ируки вернулся к Какаши. Вот оно снова, подозрение. — Сенсей… — Какаши начал говорить прежде, чем придумал, что именно стоит на это ответить, поэтому он резко замолчал и помотал головой. — Хорошо, — Ирука сделал прерывистый вздох. — Хорошо. Какаши удивленно приподнял бровь. — Хорошо? — Хорошо, я помогу тебе. Какаши уставился на него, не осмеливаясь заговорить. Ирука снова взял палочки для еды, счищая корочку темпуры с тыквы. — То есть… если я нигде не ошибаюсь. Я полагаю, ты рассказал мне о своей проблеме, потому что тебе нужна помощь, я прав? Завороженный, Какаши проследил взглядом за золотистой корочкой, когда Ирука поднес ее к губам, слегка высунув язык, чтобы отправить кусочек в рот. — Да. Жирная крошка от панировки осталась на нижней губе Ируки, слегка поблескивая, когда он жевал. — Тогда ладно. Я помогу тебе. Какаши издал тихий звук. — Просто так? Легкая улыбка появилась в уголках губ Ируки. — Тебе нужна помощь, и ты был прав. Преподавание — моя специальность. Какаши отдал бы все, чтобы вернуться в прошлое и запечатлеть эту улыбку шаринганом. Лицо Ируки вновь омрачилось. Он сцепил руки и склонился над столом. — Для начала я должен перед тобой извиниться. Будь Какаши кем-то меньшим, чем бывший АНБУ, он бы уже искал челюсть на полу. Ему пришлось напрячь все мускулы, чтобы сохранить неподвижность тела. Сенсей, однако, не обратил внимания на внутреннюю борьбу Какаши, продолжая говорить. — Я думал, ты намеренно сдавал плохие отчеты, чтобы настроить меня против себя. Теперь я понимаю, что все совсем не так. Пожалуйста, прими мои искренние извинения. Скажи что-нибудь, идиот! — Мааааа, сенсей… — Теперь многое в твоих отчетах обретает смысл — тот, который ты сдал, был сплошь из рисунков… — Ирука внезапно прервался, над чем-то задумываясь. Какаши хорошо помнил это. У Ируки был такой вид, будто он вот-вот упадет с крыши. — Ты подписываешь свое имя каракулями или хенохеномохеджи. И все же… — взгляд Ируки стал острым, с жуткой искоркой мастера, в руки которого попало любимое оружие. — В них что-то есть… Какаши почувствовал, что начинает горбиться. — Как же так, сенсей? — Ну, в конце концов, ты хоть что-то сдаешь. Иногда даже с помощью письма. Прям словами, — Ирука позволил своему взгляду несколько смягчиться. — Я… Ирука легонько постучал палочкой для еды по тарелке. Когда-нибудь он сам догадается. — Нинкены, — выпалил он. — Они наблюдали за другими и научились писать за меня. Они держат ручку во рту. Лицо Ируки полностью побледнело, прежде чем его рот искривился, и он опустил голову. О боги, он думает, что я лгу. Он думает, что я лгу, он думает, что я смеюсь над ним. Он сейчас уйдет, заберет все свои слова обратно, он не будет… Но затем плечи Ируки начали трястись, и странный сдавленный звук вырвался из его тела. К удивлению Какаши, звук превратился в хихиканье. Затем в смешок. Прежде чем Какаши смог полностью осознать, что происходит, Ирука запрокинул голову и гулко захохотал. Какаши поправил протектор на голове, не желая упускать возможность запечатлеть такое восхитительное зрелище. — Паккун в этом лучший. Хотя у него все равно плохо получается, и он ненавидит это дело. Буллу больше всех нравится, но он такой большой и сильный, что его челюсти просто ломают ручки, — Какаши было все равно, что он бессвязно говорит. Ему было все равно, что Ирука смеется над ним. Он хотел, чтобы Ирука не злился на него, и если это означало, что ему придется выставить себя дураком, то пускай. — Шиба — лучший компромисс между ними. Бисуке не может отличить ручку от игрушки. Волны радости Ируки дошли до Какаши. Его собственная улыбка заиграла под маской. Он никогда не думал, что признание в чем-то настолько уязвимом приведет к такому счастливому финалу. Не без огорчения он, наконец, заметил, что смех сенсея стал тише, глаза начали открываться и смаргивать слезы. Какаши быстро сдернул протектор. — О боже… — Ирука вытер слезу. — Прости меня, я не хотел смеяться, но… как много важной информации о Конохе… буквально написано собаками. Невероятно. — Нинкенами, если быть точным, сенсей. Ирука заставил себя улыбнуться, но не смог сдержать дрожь в уголках рта. — И ты — хокаге действительно не предлагала тебе искать меня? Какаши склонил голову набок, задаваясь вопросом, почему сенсея это так волнует. — Я абсолютно в этом уверен. — И ты клянешься, что ищешь для себя репетитора по ее приказу? Какаши кивнул. — Верно, — промурлыкал Ирука, бросая немного денег на стол, прежде чем надеть жилет. — Попроси завернуть с собой, если хочешь. Пойдем, заверим миссию нотариально. Какаши не мог поверить, что это происходит. Валун, который лежал у него на сердце с тех пор, как он был ребенком, начал крошиться. Казалось, будто целая гора свалилась с плеч. Будто… Какаши смог впервые за долгое время вдохнуть полной грудью. — Правда, вот так просто? — ну точно два попугая нашли друг друга. Ирука сделал паузу. — Ну… — начал он, оглянувшись на Какаши через плечо. — Раз уж ты так любезно попросил. Всегда трудно отказать в такой вежливой просьбе. И поскольку ты всегда жалуешься на необходимость переделывать отчеты о своих миссиях… было бы забавно слегка тебя проучить, — он отвернулся и продолжил идти. Какаши пришлось вспомнить, как дышать.

***

Процедура нотариального заверения заняла меньше десяти минут, и все это время Цунаде смотрела на Какаши все с тем же подозрением. — Вот и ладненько, — Ирука пролистал бумаги, когда они вышли из кабинета хокаге. — Все в порядке. У нас есть график… — он облизал большой палец, отодвигая страницу в сторону. Какаши замер. — И задание-отводка, объясняющее, почему мы проводим так много времени вместе. Мы можем начать прямо сейчас. Можем встретиться… ну, хм. Вот об этом я не подумал. — У тебя прекрасный класс, — сказал Какаши, чувствуя некоторое оцепенение. Ирука пренебрежительно махнул рукой. — Не сказал бы. Академия — это рассадник сплетен. Не хотелось бы, чтобы все, начиная от шиноби и заканчивая гражданскими, прознали про твой секрет, — Какаши снова удалось подавить гримасу, — тем более, если о нем узнают за пределами деревни. Это может быть использовано против тебя на задании. Во рту у Какаши пересохло, и язык прилип к нёбу. — …Верно, — пробормотал он. Ирука ожидающе посмотрел на Какаши. Когда Какаши не ответил, он вздохнул, засовывая бумаги в карман жилета. — Полагаю… это неортодоксально, но мы могли бы встретиться в моей квартире, если только ты не находишь свой дом более… — Твой, — Какаши закричал бы, если бы в горле у него не пересохло настолько, что он чисто физически не мог говорить громче шепота. — Твой лучше, сенсей. Лицо Ируки сказало само за себя. Было очевидно, что чунин предпочел бы встретиться у Какаши. — Хорошо… — он неохотно согласился. — Отлично. Что касается начала занятий, то это зависит от твоих предпочтений. Мы можем начать сейчас или… — Позже, — голос Какаши понизился до хрипа. — Позже. Между ними возникла еще одна неловкая пауза. — Ладно… — медленно произнес Ирука, доставая из жилета ручку и бумажку и торопливо что-то записывая. — Вот мой адрес на случай, если забудешь. Попроси кого-нибудь из своих нинкенов прочитать его, если тебе нужно. Завтра в шесть тридцать вечера. И не смей, — внезапно прошипел он, — повторяю, не смей опаздывать. Увидимся завтра, да? Какаши взял бумажку, прищурил глаз в улыбке и лениво поднял руку. — До завтра, Ирука-сенсей. Только после того, как дзюцу перенесло его в казармы джонинов, он согнулся, упершись руками в собственные бедра и сделав первый глубокий вдох за неделю.

***

Какаши все еще приходил в себя после той дерьмовой миссии. Он был измучен, в безопасности и уютно устроился в своей постели, но не мог держать глаза закрытыми дольше нескольких мгновений. Давай еще разок, мальчик мой! Сегодня был хороший день. Секрет, который он хранил, бессилие, вина — теперь ему было с кем поделиться этим. Черт возьми, он нашел лучшего человека, с которым он мог поделиться своей тайной. Вот он, прямо в шарингане. Ирука смеется из-за истории с собаками. Какаши раскрывает свой самый постыдный секрет ради счастья Ируки. Давай еще раз! И все же все это превратилось во что-то другое. Какаши вспомнил, что раньше любил ночь. Теперь те дни прошли. Они исчезли вместе с отцом… Уже слишком поздно для историй. Лицо Ируки в его воображении начало искажаться, улыбка увядать. Его лицо стало похоже на треснувшее зеркало, осколки целого отделялись изнутри. Он начал исчезать. Серый, так много серого. Уже слишком поздно для историй. Серебро, тонущее в себе, неспособность выбраться, невозможность помочь. Уже слишком поздно… Какаши сбросил с себя одеяло, тяжело топая ногами, бросаясь к шкафчику на кухне. Слишком поздно… Чай был сделан из листьев разновидности кипрея, который рос только в последние две недели августа в Скрытой Траве. Его назначали в очень редких случаях, поскольку после употребления пьющий был близок к коматозному состоянию минимум на шесть часов. У Какаши никогда не было достаточно времени настоять его. Как только Цунаде прописала ему этот чай, он отнес пакетик домой и растер листья в мелкий порошок, который можно было смешать, как матчу, в воде. Какаши вздохнул и проглотил мерзкую смесь. Если сегодня ночью на деревню нападут, он надеялся, что Годайме и Ирука простят его.