Лексикон

Ох, услышал Какаши за доли секунды до того, как ледяной ужас поселился в его животе. Все, что он мог сделать, это закрыть глаза и попытаться сделать вдох. И ещё один. — Ох… — повторил Ирука, когда шея Какаши повернулась против его воли, глаза распахнулись и заставили его посмотреть в лицо Ируки. Сделай вдох. Не забывай дышать. Только Какаши никогда не застывал от страха. Ни в детстве, когда он жил один в этом холодном, пустом доме, ни сейчас, он всегда боролся, он всегда двигался, он не мог просто замереть и позволить страху сожрать его. Его руки оказались на спинке кресла. — Какаши, — голос Ируки был хриплым от усилий, его глаза отчаянно моргали, пока он ковырял языком. — Я… У него не получалось, почему у него не получалось? Руки Какаши формировали знаки, его запасы чакры были полны, почему он все еще сидел в этом кресле? Почему дзюцу не уводило его отсюда, подальше от колотящегося сердца, от сбивчивого голоса Ируки, от размытости, расползающейся по уголкам его собственного зрения? — Я… Должно быть, дом защищен от дзюцу перемещения тела, это было единственное объяснение. Но Какаши снял печать Минато-сенсея, не так ли? Зачем сенсею ставить такую печать на это место? Должно быть, это была одна из отцовских печатей. Но это означало бы, что это была старая печать, отец, должно быть, установил её для защиты, но от чего? Почему он не хотел, чтобы у Какаши была возможность убежать? — Прости, я… Я должен сейчас уйти. Мне нужно проверить работы школьников, которые лучше твоих. Я должен пойти учить студентов, которые лучше, чем ты. Я должен пойти и рассказать хокаге, какое ты позорище. Я не хочу быть здесь. Мне не нравятся мужчины. Ты мне не нравишься. Я не хочу тебя. Я не люблю тебя. Я не люблю тебя. Я не люблю ТЕБЯ. Стул полетел в стену, когда Какаши вскочил на ноги. Джонин не остановился, даже когда услышал, как кресло опрокинулось и с грохотом ударилось о деревянный пол. Ноги будто летели сами по себе, тело рассекало воздух, как живое оружие, в которое он сам себя превратил. Он врезался во что-то по пути? Он не был уверен. Его тело больше ничего не чувствовало, только гулкий звук крови, пульсирующей в ушах, и смутное ощущение тяжелого стука ног по полу. Мир был как в тумане. Кто-то кричал ему вслед. Это был Ирука? Ему нужно было бежать быстрее. Может быть, это был Ирука. Может быть, ему следует прекратить бежать. Он остановился бы, если бы мог. Он остановился бы, как только его сердце перестало бы колотиться так сильно. Его нога зацепилась за нижнюю ступеньку — как неосторожно. Он не спотыкался на этих ступеньках с детства. Хотя ходил ли он здесь хоть раз будучи взрослым? В академии его научили правильно приземляться. Он должен был суметь удержаться в этом падении, он должен был изогнуть свое тело, чтобы приземлиться на ноги и продолжать бежать. Он должен был бежать, но зачем? Мир снова вращался, и он был слишком мал, чтобы убежать от того, что преследовало его. Хотя отец смог бы. Отец был величайшим ниндзя. У него были длинные ноги, острый клинок и большие сильные руки. Отец мог… А потом был резкий удар коленями, затем вытянутые руки, столкнувшиеся с твердым деревянным полом, отбросили Какаши обратно в его тело. Вот он, совсем взрослый, и его только что поймали на том, что он притворялся, будто Ирука любит его. Ирука, чьи шаги внезапно раздались совсем рядом с ним. — Подожди… — за спиной Какаши Ирука затаил дыхание. — Подожди… послушай… — выдохнул он, хватаясь за плечи Какаши, его тело нависло над ним, когда он начал поднимать Какаши на ноги. — Прости, я… — Почему ты извиняешься, Ирука-сенсей? — тон Какаши был низким и холодным, руки чесались от желания почувствовать, как треск молнии обжигает его ладони, когда он дернулся от теплого прикосновения Ируки, его тело напряглось, когда он поднялся на ноги. — Почему ты извиняешься передо мной? — Я не хотел напугать… — голос Ируки за его спиной понизился до шепота. — Я не думал подходить к тебе сзади. Я не хотел ничего предполагать или прерывать слова твоей матери… Я не хотел предполагать… Нож в спине Какаши был бы большим утешением. Что бы еще ни сказал Ирука, это потонуло в сдавленном визге, когда он внезапно обнаружил, что прижат к стене, зажат в крепкой хватке, а лицо Какаши в маске всего в нескольких дюймах от его собственного. — Слова моей матери, — выплюнул Какаши, сверкая глазами и обжигая ядом. — Ты не из тех, кто понимает все с полуслова, сенсей? Даже когда всё лежит буквально на поверхности. — Какаши… — хватка Какаши становилась всё тверже, и Ирука изо всех сил старался не двигаться. Лишь грудь его ходила ходуном, а также неподконтрольная ему дрожь, что проходила током по всем конечностям. Он напрягся, когда прерывистое горячее дыхание коснулось его губ, не сдерживаемое барьером маски Копирующего. — Еще раз прошу прощения, я был неправ… — Я никогда не знал свою мать. Я никогда не узнаю, каково было бы услышать эти слова от неё, — серую радужку глаза было практически не видно из-за расширившегося зрачка. — Неужели это так трудно понять, Ирука, неужели это так непостижимо? Тебе противно, сенсей, что кто-то вроде меня хотел, чтобы ты узнал меня, узнал, кто я на самом деле? Ирука выпрямился, слегка обмяк, его лицо было непроницаемым. Но он никогда не был из тех, кто прячется от мира. Несмотря на всю его оборонительную позу и невозмутимое выражение лица, глаза выдавали его. Было время, когда Какаши видел ненависть в этом теплом карем взгляде. Каждый раз это было словно удар клинком в грудь, и в тот момент он думал, что худшего чувства в мире быть не может. Он ошибался. То, что он увидел сейчас, было в тысячу раз ужаснее, и все это из-за него. Страх. Какаши мгновенно отшатнулся, будто от ожога. — О боги… — он сгорбился, когда тошнота подступила к горлу, в ужасе уставившись на свои руки. — Я схватил тебя… О боги. — Какаши, — в голосе Ируки явно слышалась паника, он еле держал себя в руках. — Да ладно, давай просто сядем и обсудим это, хорошо? Все в порядке, правда, я в порядке. Я обещаю, я… — Нет… нет. Мне так жаль, Ирука, — Какаши отшатнулся еще дальше от сенсея, отчаянно желая, чтобы он мог закрыть рот и не дать своему языку выплеснуть слова, разрывающие его изнутри. — Я хотел, чтобы ты увидел… — его голос понизился до хриплого шепота. — Я хотел услышать это… от тебя. Он сказал это. Он не сможет взять свои слова обратно. Как, как, как, как, КАК он мог быть таким идиотом? Ирука слишком много знал, слишком много видел. Сколько ещё он продержится, прежде чем поймет, каким монстром, какой абсолютной обузой на самом деле был Какаши? Но в изменившемся выражении лица Ируки не было ни злобы, ни презрения. Его глаза были широко открыты и блестели, переходя от едва скрываемого страха к открытому шоку и замешательству. Грудь Какаши снова начало сдавливать. Конечно, Ирука был шокирован. Конечно, он был удивлен, возможно, даже в ужасе от того, что кто-то вроде хладнокровного убийцы друзей Какаши возжелал его. Несомненно, через мгновение от отвернется от него, снова оставив Какаши в одиночестве. Губы Ируки начали приоткрываться. — Почему… Больше преград для Какаши не существовало. Чакра пульсировала в его ногах, когда он снова начал бежать. Даже когда он влетел в открытые ворота комплекса Хатаке, он не остановился, продолжая свой путь к центру деревни. К черту дзюцу, его руки дрожали слишком сильно, он попросту не сможет сформировать нужные ему знаки. Какаши, должно быть, почти летел. Он прыгал по крышам с такой скоростью, что казалось еще чуть-чуть, и сердце проломит ребра. Он должен пойти домой, запереть все двери и спрятаться. НЕТ, его разум практически кричал от этой мысли. Одиночество никоим образом не было решением. Он просто сожрет сам себя изнутри. Усталость, наконец, начала сказываться, когда его нога резко ударилась о гравийную крышу, и его занесло, когда он резко сменил направление. Существовало лишь одно место, куда он мог бы пойти, к кому-то, к кому он так часто бегал в самые трудные моменты своей жизни, что его обутые в сандалии ноги, должно быть, оставили след, ведущий к затемненному окну квартиры. Гай не использовал защиту чакрой, вместо этого он предпочитал обычные физические замки и простые мины-ловушки, переплетенные друг с другом. Его логика была здравой. Безопасность заключалась в простоте. Любой враг, у которого был шанс напасть на ниндзя уровня Гая в его собственном доме, ожидал бы чего-то более сложного. Это была профдеформация — даже Какаши порой слишком все усложнял, из-за чего попадал в элементарнейшие ловушки — да взять бы его первое знакомство с седьмой командой, когда в него попал ластик Наруто. Какаши пробрался бы через окно незамеченным, если бы край его ноги не зацепился за кусок растяжки. Прежде чем он успел проклясть собственную неуклюжесть, он был уже не один в комнате. Хотя глаза Гая были затуманены ото сна, и он был без рубашки, в нем не было и намека на яркую личность, которая расхаживала по улицам Конохи. Кунай был зажат в его кулаке, челюсть сжата, обнаженная рука и грудные мышцы напряглись и пошли рябью, готовясь к бою. Исчезающие синяки от недавних спаррингов идеально сочетались с темными волосами, рассыпавшимися по его груди, а свободные светло-серые хлопчатобумажные пижамные штаны низко сидели на бедрах, обрамляя рельефный V-образный пресс и старые шрамы от прошлых миссий. Мужчина смягчился, опустив руки, когда понял, кто влез к нему в дом. Какаши прищурил глаз, вскакивая на ноги и устремляясь мимо мастера тайдзюцу в маленькую кухню. — О, привет, Гай. Хороший вечер, чтобы выпить, не так ли? Выглядишь так, будто уже отдохнул. Тело Гая, будто высеченное из мрамора, преследовало сны Какаши в их молодые годы. Хотя прошла целая вечность с тех пор, как он расстался со своей симпатией, от беглого взгляда на эту идеальную гору мышц иногда перехватывало дыхание. Гай поджал губы. — Соперник… Какаши проигнорировал его, оторвав взгляд от мускулистого тела и продолжая рыться в чужих шкафчиках. — Где твое саке, Гай? Да ладно, я знаю, что у тебя есть несколько бутылок. Давай выпьем по рюмочке. Ты и я, что скажешь? Прежде чем Гай успел ответить, мягкий женский голос произнес что-то неразборчивое из спальни. Какаши застыл. Конечно, у Гая была компания, это была слишком прекрасная ночь, чтобы проводить ее в одиночестве. Если только ты не Какаши. — Ах, — его голос прозвучал слишком радостно, вокруг глаз появилось слишком много морщинок, улыбка под маской слишком широкая и хрупкая, и он слишком резко отодвинул в сторону несколько баночек со специями. — Значит, у тебя дама? Кто это, Шизуне? Я знаю, ты уже некоторое время по ней сохнешь. Она наконец-то пролезла в твое окно? Тогда не обращай внимания, неподходящее время для моего визита. Я пойду своей дорогой. Он бы ушел, это было бы правильно. Какаши всегда заглядывал в неподходящее время. У него не было места в этом мире, именно поэтому он так часто предпочитал работать в одиночку. Это обеспечивало безопасность всех и защищало всех от него. Это действительно было лучшее, что можно было сделать. Но Какаши, казалось, не мог оторвать руки от шкафа, отойти от столешницы или даже посмотреть в направлении окна, через которое он вошел. Это потребовало бы таких небольших усилий. Он бы сделал это… Всего за одну секунду. Гай склонил голову набок, слегка нахмурившись. — Подожди здесь, соперник, — тихо сказал он, прежде чем вернуться в свою спальню. Какаши притворился, что не очень внимательно прислушивается к тихому бормотанию, настойчиво перешептывающемуся взад и вперед, звуку открывающегося и затем закрывающегося окна, прежде чем Гай вернулся на кухню, безоружный и натягивающий футболку. Натянутая улыбка, которую Какаши носил под своей маской, становилась болезненной. — Она ушла? Она не обязана была этого делать. Сходи за ней, позови обратно. Я просто хотел быстро зайти, ничего страшного, — что-то перевернулось в шкафу, рассыпав золотисто-красный порошок. Может быть, карри? Определенно карри. — Я просто… — Какаши, — Гай нахмурил брови, выдвигая стул из-за своего маленького кухонного стола. — Иди сядь. Но Какаши не хотел садиться. Сидеть означало бы неподвижность, а неподвижность означала, что он почувствует всю полноту войны, бушующей внутри него. Неподвижность означала воспоминание о потрясенном лице Ируки там, в поместье… Он захлопнул дверцу буфета и рывком открыл следующую. — Я в порядке, Гай, — бутылка с растительным маслом опрокинулась, и, к счастью, не разбилась, ударившись о столешницу. — Просто достань саке, и все будет хорошо. — Какаши, сядь. — Да не хочу я, блять, садиться! Просто принеси мне гребаный саке! — Какаши… — Я сказал, я в порядке! — прорычал Какаши, захлопывая шкаф и становясь в атакующую позу. — Почему ты всегда… Но Гай, благодаря тщательному наблюдению и неумолимой сосредоточенности, был свидетелем каждой слабости и провала Какаши и каждый раз встречался с ними лицом к лицу. Прежде чем был нанесен первый удар, Какаши обнаружил, что прижат к дешевому линолеумному полу, мускулистые руки крепко держали его плечи и бицепсы в удерживающем захвате. Так он не представлял угрозы, ни для кого другого, ни для самого себя. — Достаточно, соперник. — Я… я… я… Сухие спазмы сотрясали его тело, он задыхался от нехватки кислорода, когда его торс пульсировал и сокращался в объятиях Гая. Тихое бормотание задело его уши, и Какаши отчаянно пытался уцепиться за них, удержаться на ногах, несмотря на то, что его ногти впились в предплечья Гая, умоляя отпустить его. Возможно, он мог бы сопротивляться сильнее и вырваться из объятий, но это означало бы отстраниться от тепла чьего-то другого тела, обнимающего его. Темнота подкрадывалась к краю его поля зрения, война внутри него иссякала по мере того, как усталость скапливалась в животе, его хватка на руке Гая ослабевала. Последнее, что он помнил перед тем, как его глаза закрылись, а разум полностью отключился, было то, что его осторожно подняли на руки.

***

Если бы ему повезло, все это оказалось бы дурным сном. Но, к его большому ужасу, глаза Какаши распахнулись, и он увидел, что лежит на диване Гая, все еще одетый в маску, перчатки и бронежилет. На него было накинуто легкое одеяло, и он жадно вдыхал восхитительный аромат чая, исходивший из дымящейся кружки, стоявшей на котацу. — Боюсь, у меня недостаточно провизии для завтрака, соперник, — Гай появился из кухни, все еще одетый в пижаму, неся единственное яичницу-глазунью на маленькой тарелочке и свою чашку чая в другой руке. — Мне придется сходить на рынок, прежде чем я смогу приготовить нам нормальный завтрак. Какаши хмыкнул, переместив свой вес, чтобы сесть, когда тарелка и набор палочек для еды были поставлены рядом с кружкой. Это было непохоже на Гая — не держать свой холодильник забитым до отказа, но Какаши не возникал, особенно после того, как вломился без приглашения, когда у мастера тайдзюцу была компания. Он уставился на пар, поднимающийся от его кружки, не осмеливаясь сказать что-либо, кроме мягкого одобрительного хмыканья. В нем не было ничего, ни колкости, ни благодарности за чай, ни вопроса о том, кто еще был в квартире прошлой ночью. — Прошлой ночью ты был не в себе, соперник, — Гай отхлебнул из своей кружки. При всей своей эксцентричности, он никогда не был из тех, кто ходит вокруг да около. Какаши мог пытаться спрятаться, но Гай всегда видел его насквозь. Какаши взял в руки кружку с чаем; тепло фарфора согревало ладони, липкие от того, что он спал в перчатках. Во рту у него был неприятный привкус, а на зубах был песок, но винить в этом было некого, кроме самого себя. Обычно он брал за правило надевать более свободную маску для лица, если у него не было другого выбора, кроме как спать в компании. — Это из-за Ируки-сенсея, не так ли? — Я поднял на него руку, Гай, — от него не ускользнуло, что голова его друга резко дернулась при этом признании, равно как и тяжесть его взгляда. — Он… узнал, что я… — он судорожно вздохнул, не в силах закончить это конкретное предложение. Гай продолжал сидеть молча, ожидая признания Какаши. — Я мог причинить ему боль, — наконец выплюнул Какаши, ссутулив плечи при воспоминании. Поведение Гая сразу смягчилось. — На меня ты тоже поднимал руку, соперник! — просиял Гай, оттягивая вырез своей ночной рубашки, чтобы обнажить старый синяк, уродливое фиолетово-зеленое пятно, оставшееся после спарринга неделей ранее. Какаши смерил его тяжелым взглядом. Гая, однако, это не смутило. — Не стоит недооценивать Ируку-сенсея. Возможно, его истинные таланты меньше подходят для сражений, но его способность понимать беспокойный человеческий дух и принимать его недостатки… не имеет себе равных, — пробормотал он в свой чай, делая маленький глоток. — Я работаю с ним уже некоторое время, и мне посчастливилось лично убедиться в его силе. — Думаешь? Гай кивнул, ставя свою кружку, и улыбка тронула уголки его рта. — Хотя он, возможно, и подразумевал, что ты достаточно непростой студент, добрый сенсей никогда не одобрял, чтобы охранником ставили АНБУ. Он человек, который предпочитает… больше понимания, чем обучения, — отсутствующий взгляд затуманил его глаза и тут же исчез. — Хм, — Какаши снова уставился на пар, поднимающийся от его чая, завитки и завитушки остро напомнили ему о том, что он привык видеть вместо букв и слов. Они были не более чем случайными узорами, исчезающими на странице, исчезающими в его сознании так же, как пар растворялся в воздухе. То есть, они были такими до того, как он попросил Ируку о помощи. — Но, увы, у меня все еще абсолютно пустой холодильник! — Гай вскочил на ноги и скрылся в своей спальне, продолжая кричать. — Я должен бежать на рынок, а по возвращении приготовлю плотный завтрак из пельменей! Если я не вернусь в течение часа, я сделаю сто отжиманий! Одной рукой! И при этом буду читать алфавит задом наперед! — он прыгнул обратно в дверной проем, одетый в свой фирменный зеленый спандекс, и приземлился в позе с поднятыми вверх большим пальцем одной руки, а другой бросил сверток с одеждой в сторону угрюмой фигуры Какаши. — Чистая одежда для моего достойного соперника! Какаши едва успел поймать сверток, прежде чем тот ударил его по голове. — Хорошо, — рассеянно пробормотал он, все еще чувствуя головокружение и пошатываясь после вчерашнего вечера и признания в своей неудаче Гаю. Только услышав, как захлопнулась входная дверь и щелкнул замок, он осознал, что остался в квартире один. Наедине с самим собой, его тело снова стало жестким и неподвижным. Он не знал, как долго он там просидел. Казалось, это не имело значения. Наконец дискомфорт от того, что он спал в униформе, взял верх, и с огромным усилием ему удалось раздеться догола прямо здесь, в гостиной, и натянуть свежую одежду, которую ему предоставил Гай: светло-зеленые пижамные штаны и ярко-оранжевую футболку с надписью «Лучший в мире сенсей!» Без сомнения, это был подарок от Ли, однако Какаши подозревал, что Гай мог и сам себе что-то подобное купить. Он снова сел на диван, тихо радуясь чистой одежде, хотя ему все еще следовало бы принять нормальный душ. От него воняло, кожа была липкой после сна и ночной пробежки по деревне. Его маска была грязной и подчеркивала ощущение песка на зубах, и это ощущение становилось невыносимым. Поиск в его бронежилете оказался бесполезным — запасной не было. Ну что ж, он и раньше оставался у Гая, у него должна была остаться хоть одна его маска. Все содержимое бельевого шкафа было бесцеремонно вывалено на пол, прежде чем Какаши нашел подходящую замену — старую оранжевую бандану, спрятанную за стопкой наволочек. Он как раз сдернул с лица свою собственную маску, когда услышал легкий стук во входную дверь. Это не могли быть ученики Гая, Ли разделял энтузиазм по поводу громких влетаний в дверь без стука, не имеющий аналогов ни у кого другого, за исключением, может быть, Наруто или самого Гая. Стук усилился. Все еще недостаточно хаотичный, чтобы принадлежать одному из детей, но Какаши пришла в голову мысль, что это Гай, который просто забыл ключи. В конце концов, это было не в первый раз. — Ты что, блять, заперся? — пробормотал Какаши, агрессивно повязывая бандану вокруг лица, демонстрируя раздражение, ни к кому не обращаясь, и потопал в направлении раздражающего звука. — Серьезно, ты же элитный ниндзя, как тебе вообще удалось… — он взялся за ручку двери, рывком открывая ее. — забыть… Ирука стоял в дверях, застыв на середине стука. Идиот. — Эм, — Ирука казался в равной степени ошеломленным, в равной степени шокированным тем, что столкнулся лицом к лицу с Какаши у входной двери Гая. — Привет, — выпалил Какаши, разрываясь между двумя импульсами, требующими, чтобы он бежал так далеко, как только возможно, и в то же время, броситься в объятия Ируки и никогда его не отпускать. Ирука, казалось, осознал, что случилось, и, наконец, опустил кулак и нервно схватился за кожаный ремешок сумки, перекинутой через плечо. Его взгляд метнулся от его ног к плечу Какаши, обратно к его ногам, к лучшему в мире сенсею на груди Какаши. — Можно… можно мне войти?