13 лет назад.
— Повторяй правило. Давай же! — Строгий женский голос разнёсся по маленькому помещению — детской комнате Настеньки Смирновой, отчего девочка съёжилась и уткнулась носом в учебник. Читала условия задачи, которая никак не поддавалась решению. Слёзы градом стекали по нежным щекам, падая на бумагу. За окном была вьюга, сильная. Ветер завывал, а воображение крутило в детской головушке образы страшных монстров и призраков. Малышка хмыкнула и посмотрела на ночной образ. Фонари не работали, чёрный квадрат глядел на неё и завораживал. Хлопнула дверь. Надежда Викторовна встала со своего места и направилась в коридор встречать мужа, приказав дочери читать правила и не вставать с места, пока не выполнит все уроки. Мужчина стоял в тоненькой курточке, - она явно была не по сезону, - стряхивал с ткани снег. Разувшись, он обнял жену и поцеловал её губы. — А Настёна где? Уснула уже? Надежда махнула в сторону комнаты и что-то невнятно проворчала. Потянулась к крупным плечам и стянула с них куртку, после повесила её на вешалку к батарее, чтобы к утру та успела высохнуть. Ужин был готов — горячий суп, только что приготовленный, был перелит в большую тарелку. — Вот ложка, хлеб, сало — всё, как ты любишь, Вовочка, — промурлыкала женщина, усаживаясь напротив мужа. Тот ласково потрепал жену по волосам, оставляя короткий поцелуй на макушке, принялся уплетать стряпню любимой. — А ты расскажи мне, Вовочка, как там дела с парнями? Всё ли хорошо? — она начала аккуратно, боясь спугнуть или задеть, подлила ещё бульона, задабривала. Владимир нахмурил брови. Он никогда не отвечал на вопросы, которые касались «работы». Умалчивал, но чаще отвечал грубое «нормально» точно так же, как и сегодня. Ужин был съеден, чай выпит. Уставшее мужское лицо, морщины залегли в уголках глаз и на лбу — возраст. Он лениво потянулся и встал, направляясь в гостиную. — Настёна, — крикнул Владимир, захватывая большой чёрный пакет из коридора. — Выйди поздоровайся хоть. Девочка спрыгнула со стульчика и побежала в комнату. Ей наскучило сидеть на одном месте и зубрить правила. Быстро обогнув небольшой коридорчик, оказалась перед отцом, запрыгнула на его спину, усаживаясь на плечах. — Ты сегодня поздно. — Много работы, Настён, — мужчина опустил малышку на пол, чмокнув в лоб, поправил жиденькие тёмненькие волосики. — Папа принёс подарок. Она запрыгала, хлопая в ладоши. — Подарок! — на уме был красный леденец в виде петушка или коробка сладких шоколадных конфет. Настя облизнулась и заглянула в пакет, где лежала розовая вещица. — Вот, дочь, смотри. Это была новая пёстрая куртка с белыми полосами вдоль молнии. А тёплый капюшон был обрамлён искусственным мехом. — Вова! Это же дорого так. Есть же куртка, Лена отдавала, — недовольно взвизгнула Надежда Викторовна, рассматривая новую вещь дочери. Малышка же как заворожённая смотрела на отцовский подарок. Купить что-то новое — баснословная щедрость, ведь каждая вещица в детском гардеробе поношенная кем-то до неё. Ей было неудобно, потому что её отец ходил в морозы в тончайших ветровках. Жалел деньги на себя, но не на дочь. Настя примерила новую вещь и покрутилась перед зеркалом. — Спасибо, — прошептала малышка, бросаясь отцу на шею. Он был ужасным человеком. Творил ужасные вещи, убивал, пытал — ему не было оправдания. Жизнь — безвыходная ситуация, в которой ты либо жертва, либо хищник. Тюрьма по нему плакала, но, возвращаясь домой и видя свою дочь и жену, которая терпит его постоянные раны и побои на теле, превращался из самого дикого зверя в нежного любящего мужчину. — Не за что, Настён, не за что. — Мам, поменьше слушай эту свою Зину и прекращай накручивать себя. Пей вон таблетки, — Смирнова поставила перед женщиной упаковку таблеток для сердца. Села на место и больше не хотела затрагивать тему, которая напоминала бы ей об отце, который оставил её совсем ребёнком. — Я не буду лезть в твою жизнь, не буду указывать на ошибки, — Надежда с нежностью накрыла ладонь дочери своею, — Потому, что прошла жизнь с мужчиной, который никогда не был белым и пушистым. Ты была ребёнком и ничего не понимала. Ты думаешь, почему мы так резко переехали? — по морщинистой щеке стекла скупая слеза. — Замешкались бы минуты на две больше — здесь бы не сидели, — её шёпот выбил брюнетку из колеи. Никто и никогда не сможет посмотреть на себя и свою жизнь объективно — это попросту невозможно. А как тогда понять: было ли твоё детство хорошим или плохим, любили тебя или ненавидели, желала ты быть в этом обществе или нет? В семье Смирновых было много радостей и невзгод, слёз счастья и горя, со всем они всегда справлялись вместе. Самые страшные воспоминания уже давно были забыты и стёрты из-под корки. Только мать её помнила, каково было жить с её отцом. Они ещё немного поговорили. Настя натянула тёплые ботинки и укуталась в шарф, колючее пальто, которое та купила с первой зарплаты, приятно согревало тело, когда брюнетка спускалась по лестнице. Морозный воздух ударил в лицо, отчего кожа неприятно заколола. Медленные шаги девушки по снегу уже не напоминали о произошедшей днём ситуации, но всё равно подсознательно она оборачивалась каждый раз, когда слышала шорох позади себя. Сегодня было солнечно. Лучи падали на лицо, заставляя глаза сильно жмуриться. Почти подойдя к остановке, до которой в прошлый раз не доехала, а вышла заранее, услышала возню правее от себя. Не обернулась, ускорила шаг, ведь до нужного места оставалось всего пятнадцать метров. — Девушка, — послышался крик парнишки. Настя тяжело сглотнула и оглянулась по сторонам — снова ни души на улице. Обычно в это время не пробьёшься через густой поток людей, спешивших домой, на работу или с неё, детей, идущих во вторую смену. — Да не бойтесь, девушка, помогите. Смирнова остановилась. Ей не хотелось вестись на этот, возможно, лёгкий способ заманить её в ловушку. Она не оборачивалась, внутренне проклинала себя за то, что собиралась сделать. Кулачки сжались, голова гудела от внутренних просьб бежать куда подальше и не оборачиваться, но доброе невинное сердце молило помочь. Брюнетка посмотрела в сторону, от которой исходил крик, и заметила в паре метров от себя паренька в тёмно-синей олимпийке, поддерживающего за плечи мужчину, чьё лицо было изранено, изо лба сочилась кровь тоненькой струйкой, не останавливаясь. — Как я могу помочь? — трясущиеся девичьи руки пытались убрать русые волосы с раны, когда в несколько шагов Настя настигла расстояние между ними. — Нашатырь, спирт, вата что-нибудь? Усадили молодого человека, которому на вид было около двадцати шести лет, на лавочку, парнишка внимательно посмотрел на Настю и готов был уже начать трясти её за плечи из-за нерешительности, как та медленно кивнула, осознавая, что они теряют нужное для раненого время. После участившихся в школе драк в дамской сумочке, помимо тетрадей и красных ручек, появились средства для оказания первой помощи, но правильно использовать их так и не научилась. Придётся сделать это прямо сейчас. — Значит, так, — шумно выдохнула брюнетка, — Я обработаю рану, а ты перевяжешь её этим, — она достала из сумочки новую упаковку бинта. — А после попробуем привести его в чувства. Парень кивнул и забрал в свои руки шуршащий пакетик, не открывая его до тех пор, пока работа девушки не будет закончена. Аккуратно приподняв мужскую голову за подбородок, Смирнова плавно, но быстро прикладывала вату с перекисью к царапинам и порезам. Рана на лбу была глубокой, скорее всего придётся зашивать, а на коже останется шрам. Закончив, она кивнула своему «помощнику», а после открыла бутылёк с нашатырём, поднесла намоченную вату к носу. Первый вздох — он резко запрокидывает голову, ударяясь затылком о металлический прут над лавкой. В сознание пришёл, что-то болезненно мычал и стонал, но глаза так и не открыл. Паренёк ловко, а главное туго, затянул бинт. Настя подумала, что ему приходилось делать это раньше, но не стала углубляться в размышления, понимая, с какими людьми она имеет дело. Страха не было, как и пугающих действий со стороны незнакомца. — Что теперь? — косо посмотрел он на учительницу, та поднялась на ноги и оглянулась, вспоминая, куда они мы могли бы сейчас податься. Такое место существовало — поликлиника, но Смирнова понятия не имела, работает сейчас это заведение или нет. Прошло много лет с того момента, как она была там последний раз. — В больницу, — нервозный выдох немного напряг брюнетку, но не уделила этому особого внимания. Пальцы замёрзли, нос болел из-за холода. Вместе они подняли мужчину, облокачивая его на свои плечи, медленно, но верно направились в сторону больницы. Он оказался неимоверно тяжёлым, о чём Настя подумала после пары шагов носки бессознательного человека на себе, вряд ли когда-нибудь раньше она проворачивала такое в своей жизни. Считается ли это хорошим опытом? Люди смотрели на них с особым испугом, шарахались и спешили уйти с той дорожки, по которой шла «компания» людей. О чём они подумали, когда увидели окровавленное лицо этого мужчины, того лысого паренька с большими глазами и тяжёлым суровым взглядом, а рядом не поспевающую учительницу Казанской школы? Больница, как и прежде, работала с восьми до восьми. Народу была тьма, но это не помешало врачам отобрать у них тело, возможно, умирающего и уложить его на кушетку. Под зоркие взгляды посетителей медсёстры суетились, собирая бумажки и вручая их тому мальчишке. С неуверенностью Смирнова дала бы ему лет восемнадцать. Всё это время обеспокоенная преподавательница стояла рядом, рассматривала действия медицинских работников. Их движения были ловкими, быстрыми, а главное не могли навредить. Очередная пропитанная нашатырём ватка оказалась у мужского лица. В этот раз мужчина русоволосый всё-таки пришёл в себя, с особым драматизмом, шумно набирая воздух в лёгкие. Глаза широко открылись, а после тот упал обратно на кушетку, переводя взгляд на перепуганную преподавательницу. — Ты кто? — Настя.Часть 2
2 декабря 2023 г. в 20:32
Температура за ночь кардинально переменилась. От вчерашних минус шести не осталось и следа, ранним утром, когда Настя выходила на балкон, термометр показывал минус двадцать. От таких резких перепадов крутило суставы и болела голова, ко всему прочему на девушку напала лёгкая простуда.
Хорошо, что сегодняшний рабочий день не начался с драк и побоищ. Следы вчерашней перепалки практически бесследно исчезли, только последние пятнышки крови напоминали, что работает она не в элитной гимназии, а в обычной Казанской школе.
Первый урок — на её лице лёгкая улыбка и предвкушение хорошего рабочего дня. Дети зевают, облокачиваются друг на друга, лениво выводят буквы в рабочих тетрадях и совершенно не слушают преподавательницу.
Второй урок проходит более живо. Некоторые ученики тянут руки вверх и задают вопросы, остальные продолжают лениво лежать на партах. Мысли просыпаются, в глазах зажигается огонёк.
Третий урок — на детских личиках появляются улыбки. Все активно участвуют в работе класса, быстро записывают то, о чём говорит Анастасия Владимировна, переспрашивают и вновь нагибаются над тетрадью.
Четвёртый урок — самый нелюбимый для Насти и её продуктивности. Ученики не слушаются, балуются, запускают бумажные самолётики на задних партах. Кто-то спит, а кто-то медленно водит по разлинованным листам.
Наконец-то прозвенел последний для Смирновой звонок. Она с шумом закрыла журнал, когда осталась наедине с собой и никто не смог помешать издать ей жалобный стон. Сегодняшний день прошёл на удивление не так отвратительно как всегда, сегодня брюнетка работала с «любимыми» учениками, если такой класс вообще можно было выделить. Ей особенно не повезло, ведь составители расписания решили отдать ей пятые-седьмые классы. Это постоянная возня и непослушание.
На вечер была назначена встреча с мамой. Они не виделись практически месяц — Надежда Викторовна гостила у своей двоюродной сестры и вернулась только вчера вечером. Женщина очень хотела рассказать своей кровиночке, как обстоят дела в дальнем городе Тверь.
Пальто было накинуто на плечи, а сумка зажата под мышкой. Наспех схватив варежки со стола, Настя выбежала из кабинета — до отправления городского автобуса с соседней остановки оставалось несколько минут.
Сапоги скользили по обледенелой тропинке, отчего ноги постоянно путались и стремились скатиться с дорожки. На общественном транспорте до родительского дома нужно было ехать пятнадцать минуть — Смирнова это знала, но из-за своей невнимательности вышла на одну остановку раньше. Раздражённо топнув ножкой, она решила срезать путь через дома, через дворы которых часто гуляла в детстве.
Чувство постоянного наблюдения за ней холодком пробежало по девичьей спине. Она ускорила шаг, но не обернулась. В ушах стоял скрип снега, исходящий от собственных ботинок, и шорох соприкосновения шапки с замёрзшей кожей лица. Вокруг было тихо, люди попадались на её пути, но это было редкостью.
Наконец спустя несколько пройденных пятиэтажек, Настя решила повернуться назад, убедить себя в том, что фантазия уж больно сильно разыгралась на фоне вчерашних переживаний.
Брюнетка обернулась и встретилась взглядом с хмурым парнем низенького роста, которого она заприметила ещё в автобусе. Новая волна страха окатила её как ледяная вода из ведра. Сердце заколотилось так, что звук биения застыл в ушах. Ступор — единственное, что та могла почувствовать, ноги будто приклеились к заледенелой поверхности.
Он точно был младше её, возможно, даже видела в школе среди старших классов, но девушка не думала об этом. Страх до такой степени завладел ей, что та уже хотела заплакать от картинок, проплывающих в её голове. Мать рассказывала о случаях, которые случались с её подругами в молодости, да и отец вечером, когда его дочь должна была спать, но на самом деле подслушивала, говорил об ужасных ситуациях, происходящих в других группировках.
«Он всё это время шёл за мной».
Мужская фигура быстро настигла Настю. Она заметила, как в его руке блеснул нож — маленькое острое лезвие, на котором виднелась плохо смытая чужая кровь.
— Значит, деньги и драгоценности.
Брюнетка вцепилась в сумку. Первая слезинка пробежала по щеке, стекая по подбородку к воротнику свитера. Мужское перебитое лицо стало выглядеть более устрашающим, когда по нему пробежала тень злости, от которой густые брови перекосило. Ладонь легла на ручку сумки, отчего девичья хватка ослабла.
— Либо деньги, либо жизнь, — голос был хриплым и тихим, заставляя мурашки на теле брюнетки бегать из стороны в сторону. Даже день на дворе не мог скрасить тот факт, что сейчас она находится на грани и жизни и смерти. Преступник сам сказал ей об этом.
Рука с ножом дёрнулась. Настя с визгом отпрыгнула назад, вжимаясь в холодную грязную стену. Деваться было некуда - вокруг ни души. Она умрёт с полным осознанием того, что заканчивает жизнь, как и её отец.
История повторяется.
Пронзительный свист ударяет по девичьему слуху.
— Колясик, — слышится знакомый голос, но из-за пелены перед глазами и предобморочным состоянием Настя не сразу понимает, кому он принадлежит.
Всё остальное происходящее она не помнит, будто её ударили по голове, и память на время пропала, оставляя после себя смутные очертания. Только глухой удар и мужской стон боли — всё, что дошло до остолбеневшей брюнетки. Кто-то касается её локтя, но Смирнова инстинктивно откидывает от себя чужую руку.
Осознание наконец-то доходит до мыслей. С ней всё в порядке?
Перед глазами стоит знакомое лицо. Лёгкими хлопками по щеке её приводят в чувство.
— Ты? — Настя вглядывается в карие глаза и отлипает от стены, напоминая себе, что всё происходящее не сон. Всё было по-настоящему.
— Я, — Кирилл отступает на шаг назад, засовывая кожаную барсетку под мышку. На лице бегают разные эмоции, по которым нельзя понять о чём думает мужчина. Одежда была всё та же, костяшки, как и вчера, кровоточили.
Смирнова медленно пошла вперёд, переваривая ситуацию, произошедшую с ней несколько минут назад. Её мысли сопровождал скрип мужской обуви о снег. Кирилл молчал, давая ей обдумать и принять случившееся.
— Спасибо, — брюнетка остановилась, потому что не планировала идти до дома матери в сопровождении бандита или, возможно, даже рецидивиста. Шмыгнув носом, она протянула ему руку в знак благодарности. — Теперь я должна тебе?
Усмешка была кривой и в какой-то степени противной.
— Да что я от тебя получить смогу? Тройку в журнал? — мужчина пожал девичью ладонь, слегка сжимая. — Но я ещё подумаю.
Смирнова кивнула и направилась в сторону трёхэтажек, где прожила всю свою жизнь, прошлую жизнь. Сердце не переставало стучать, ноги сами несли девушку от злосчастного переулка, который больше никогда не пересечёт.
Пошёл снег. Снежинки плавно падали на выбившиеся из шапки волосы. Зеленоглазая запрокинула голову, позволяя им попасть на своё лицо и растаять, превращаясь в капельки воды. Родной дом, с которым связано так много, сейчас выглядел так, будто его построили в сороковых, а не двадцать лет назад — облупившаяся краска и странные надписи, заштрихованные черными маркерами. Она наступила на первую ступеньку, и холод и страх покинули тело, сменяясь теплом и уютом.
— Мам! — крикнула Настя, ступая на порог квартиры.
Женщина вышла из кухни, закидывая полотенце на плечо. Улыбка и ямочки на щёках означали, что отдых прошёл на славу. Она наконец отдохнула от суровых будней этого города. Объятия родных рук наконец-то привели брюнетку в чувства, теперь она заулыбалась матери, даря той спокойствие и умиротворение.
— Давай мой руки и за стол, — приказала Надежда Викторовна и вернулась к готовке. — Ой, там, знаешь, — начала она свой рассказ, прикручивая радио. — Зимы вообще нет, лужи, да грязь кругом. Да и люди там совершенно другие, никак у нас, какие-то злые все. Как ни спросишь на рынке - сразу рявкают на своём этом нерусском.
Надежда обернулась, смотря на свою дочь, которая застыла на пороге кухни и внимательно слушала мать.
— Да что это я! Лучше расскажи, как у тебя-то дела, как на работе?
Пока Смирнова вводила маму в курс дела о своих делах и школе, она невольно начала рассматривать старенькую кухню.
Она помнила, как в семь лет вместе с отцом клеила здесь обои, мазюкала клеем по бумаге. Над кухонным столом была небольшая царапина от шпателя, которую там поставила маленькая Настенька по неосторожности. Ой, как девочка получила от родителей. Обои тогда, да как и сейчас, были в дефиците, а отцу удалось урвать аж четыре рулона.
Старенькая мебель выглядела как новая благодаря заботе матери, все потёртости и оскомины сразу же убирались с помощью ловких женских рук. Стол и четыре стула, которые отец сделал собственными руками, когда мама один раз пожаловалась на потёртости в старой мебели, сейчас напоминали лишь о прошлом, о таком родном и хорошем.
— Зоя Павловна заходила, — тихо начала Надежда и поставила кружку с чаем на подставку. Взгляд её блуждал по полу, заставлял девушку нервозно заёрзать на месте, поджимая пальцами металлические прутья. — Видела тебя сегодня с каким-то мужчиной.
— М? — Настя нахмурила брови.
— Он состоит в какой-то из группировок? Скажи только честно, ты же знаешь, как отнесусь к этому.
— Что, прости? Я зайти ещё в дом не успела, как эта тётка уже доложить успела, что я и с кем. Давно тебе говорила, что не надо с ней общаться. Что успела тебе наплести? — Смирнова встала со своего места и подошла к окну, открывая форточку, чтобы в комнату попало немного кислорода. Нужен был свежий воздух.
— Что у тебя появился какой-то ухажёр.
Та попыталась сдавить истеричный смешок, рвущийся из груди наружу. Губы поджались, а злость на мать поднималась в крови. Разве может она верить таким сплетням?