— Анастасия Владимировна! — расстроенный визг Алёны из пятого «Б» разразился посреди урока в самом эпицентре тишины. — Может, без контрольной сегодня? Мы же совсем не готовились, да и вы не предупреждали.
Девчонка вскочила с места, оперевшись на парту, всматривалась в глаза молодой преподавательницы. Ученица вот-вот пустить слезу — главное оружие всех школьников, но не пройдут такие махинации со Смирновой — не первый день в школе.
— Сядь, Алёна, и выполняй своё задание. Касается всех! — Грозно постучав ручкой по парте, отошла от задних парт, привлекая всеобщее внимание учеников, — Зря вы так недооцениваете свои способности. Проверяла вчера ваше домашнее задание и была поражена тому, как быстро вы изучили «Муму»! Вот, решила дать вам возможность получить хорошую оценку, да и проверить, кто сам делал, а кто списывал.
По классу прошёлся недовольный шёпот, что не могло не обрадовать учительницу, значит, всё-таки не сами делали. Ну ничего, это научит их впредь работать своей головой, а не чужой.
Быстро пролетел целый урок. Дети с грустными минами сдали листочки с невыполненными работами, а кто-то и вовсе вышел из кабинета, проигнорировав просьбы Анастасии Владимировны.
Рабочий день подошёл к концу. Девушка проверяла последние тетради, решила не брать эту ношу домой, чтобы провести вечер в релаксации и спокойствии.
Лёгкий ветерок бил в окна. Весь день без остановки шёл снег, Смирнова боялась представить, что её ждёт по пути из школы. Хорошо, что сегодня она додумалась надеть сапоги, а то так бы и вернулась в квартирку в мокрых колготках.
На часах около пяти вечера, нужно потихоньку собираться, чтобы успеть заскочить в магазин и не простоять в очереди целую кучу времени. Поддев рукой пальто, закинула на плечи и засунула шапку в карман — по пути наденет.
В дверь постучали, и все планы как рукой сняло. Обычно в такое время после работы забегают неугомонные родители, которые хотят узнать об успехах детей, заговорить до смерти, рассказав «какой Андрюша у меня молодец, всё по дому делает, вот по литературе только проблемы…»
В дверной проём аккуратно заглядывает русоволосый мужчина, улыбается во все тридцать два.
— Можно? — заходит и топчется на месте, не хочет запачкать вымытые полы грязью, стекающей с ботинок.
— Владимир Кириллович? Не ожидала увидеть Вас сегодня. По поводу Марата? Так его не было сегодня, болеет же.
Шмыгает носом:
— Да не, я к Вам. Закончили работать уже?
Брюнетка с непониманием в глазах хлопает ресницами. Берёт сумку со стола и подходит к мужчине, быстро кивает, обдумывая, зачем же всё-таки мужчина пришёл под вечер в школу, да ещё, оказывается, и к ней.
Честно признаться, побаивалась, ведь виделась с мужчиной всего пару раз, почти не разговаривала с ним. Неловко улыбнувшись, поджала губы, чтобы ненароком не заговорить первой.
— Да Вы не бойтесь, я же с добрыми, так сказать, намерениями, — поправив воротник бушлата, заинтригованно зашептал: — Там сегодня в клубе кино. Вот подумал, может, захотите развлечься, отдохнуть после работы.
Настя поджала губы — ей стало неловко от такого предложения. Виделись всего ничего, а уже в кино зовёт, придумал же. Она отрицательно качает головой, выходит в коридор, закрывает кабинет.
— Вы извините меня, но нет. Трудный день был.
— Устала? — его голос вдруг наполняется необъятной добротой и заинтересованностью. — Так мы можем в другой день.
— Давайте обсудим это потом, хорошо? Спешу я очень. Ждут меня, извините, Владимир Кириллович, — девушка натянула шапку и быстрым шагом направилась в сторону выхода, спускалась по лестнице так, чтобы не успел Суворов опомниться и нагнать девушку.
На улице действительно было ветрено и снежно. Ноги по самые колени проваливались в сугроб, отчего затруднительно было двигаться. Таким образом время, потраченное на путь до дома, увеличивалось в два раза.
Дверной замок поддался быстро, не вызвал затруднений, как происходило это обычно. В квартирке пахло куриным супом, который темноволосая сварила ещё утром от скуки. Сапоги полетели на пол, та поскорее побежала в ванную комнату отогревать ладони от трескучего мороза. Горячая вода стала незаменимым помощником в такой холодный сезон, особенно хорошо было принять ванну с пеной от мыла.
Шея болела после трудного дня и постоянного потока сквозняка через маленькое отверстие в раме окна. Кажется, чай должен помочь, чтобы Настя ненароком не простудилась, а то работать-то надо, зарплату никто платить ей за пропуски не станет.
Натянув свободные спортивные и длинную кофту с горлом, направилась в сторону кухни. Желудок противно урчал, напоминал Смирновой, что не стоит забывать обедать в школьной столовой. Кастрюля с супом отправилась на плиту разогреваться.
Звонок раздался пронзительной трелью, напугав девушку до противных мурашек по коже. Та робко на носочках двинулась в сторону коридора, заглянула в глазок и с испугом отпрянула. Трель не прекращалась, а Настя переминалась с ноги на ногу, боялась в такое время таких поздних гостей.
Прокрутив замок, она решительно распахнула дверь, хмуря брови, поджала бледные губы.
Штаб «универсама». Утро.
— Поднимай задницу.
Адидас кинул в сторону старого друга старую олимпийку, пробуждая от крепкого сна. Резко подскочив с места, споткнулся о бутылки, которые уже успели скопиться под столом. Пепел от потушенных сигарет валялся на каждом углу деревянной панели и изголовья дивана.
Тяжёлый прищур зелёных глаз устремился на Вову, злобно оглядывая его со всех сторон. Затяжной кашель вырвался из больных лёгких, осведомляя всех присутствующих универсамовских, что Кащей проснулся не в настроении.
— Чё ты опять? — прорычал он, смачно сплёвывая на пол. Рука сама потянулась к бутылке, на дне которой осталась пара капель дешёвой водки. Осушил, не сморщился — уже слишком привык к отвратному алкоголю. Голова гудела, кружилась, невозможно было продохнуть без боли и особых усилий. Не видел Кащей никого вокруг, мутило его, трясло после сна.
— Что я? Опять ты пьяный. Так дела не пойдут, ты слышишь меня, не пойдут, — русоволосый взял мужчину за шиворот и затряс, что есть мочи. Не тот это был Кирилл, которого знал Суворов. Пропадает мужик.
— С сегодняшнего дня я больше ни-ни, — усмехнулся Колмогоров, падая обратно на диван, запрокинул голову и самодовольно улыбнулся. — Ну это не в счёт, — криво указал ладонью на недавно выпитую бутылку. — Только просплюсь, и за ЗОЖ.
— Отоспишься, конечно, — начал Суворов, оглядываясь по сторонам. Кулаки так и чесались врезать по этой наглой пьяной морде, но не стал при скорлупе. — Не здесь только. Нам здесь полумёртвый алкаш не нужен. Пока не придёшь в чувства, не возвращайся.
Злой смех вырвался из горла кудрявого, пугая самых младших в помещении. Кое-как поднявшись, встал напротив Адидаса, ткнул ему пальцем в грудь.
— Опрокинуть меня решил? Не получится.
Не выдержал Суворов-старший — всё-таки применил силу. Кулак пришёлся по челюсти, задевая губу. Кровь хлынула маленькой струйкой и стекла по подбородку. Еле стоящее на ногах тело рухнуло на пол, хмурясь от «мужского» поступка лучшего друга.
— Да, Вован, не ожидал.
— Ничего личного. Завязывай и возвращайся.
Как ни в чём не бывало Колмогоров вернулся в своё утреннее положение и заснул на диване. Необходимо было прийти в себя, чтобы хоть как-то мыслить. На сон потребовалось несколько часов, и уже в десять Кащей был как огурчик: поднялся, взял сумку с вещами и вышел на свежий воздух. Хорошо, что в подвале было пусто, никто из универсамовских не видел, как он уходит.
Мороз окончательно отрезвил темноволосого, нужно думать, куда податься. Его собственная квартира не вариант — таджики ещё долго будут делать ремонт и снимать с Кирилла три шкуры, мол, денег мало, Саныч. К Хилому и Хмурому пойти не вариант, слишком тупые они для светских бесед, да и завязать с алкоголем не получится сто процентов, усугубят ситуацию.
Придумает что-нибудь, а пока проветриться надо. Сигарету в зубы, и лёгкой походкой к рынку, купил буханку хлеба и побрёл слоняться по городу. Людей почти не было в округе, совсем рано для бесконечного потока горожан.
Постепенно день сменялся вечером. Алкоголь выветрился из жил, теперь лёгкая тревога билась в его сердце. Ещё на лавках в снегу он не спал — не опозориться он так никогда. К универсаму не вернётся, рано ещё появляться на глаза Суворову.
Правильно или неправильно поступил Адидас — пока что рано судить, но определённые выводы темноволосый обязательно сделает.
Ноги несли его в неизвестном направлении. Дома сменяли друг друга, только глаза, затуманенные тяжёлыми мыслями, не замечали этого. Казалось, что всё на свете не имело сейчас смысла. Эти пустыри, заброшенные подвалы, снег, перемешанный с грязью у пустых дорог, шлындающие туда-сюда беспризорники, кажется, были ничем иным, как воображением, подкреплённым холодом и постоянным желанием выпить чего-нибудь покрепче.
Может, он уже свалился где-нибудь у падика в сугроб и отключился? А вся играющая перед глазами картинка — последний удручающий сон?
Колмогоров остановился, вскинул голову, вглядываясь в темнеющее небо. Вот-вот наступит ночь, для кудрявого это значило лишь одно: развернуться и направиться в сторону полузаброшенных трёхэтажек, где жили Хилый и Хмурый, остаться и спиться где-нибудь в пустующей каморке в окружении обсыпавшейся побелки и чернеющей плесени.
Смеркалось. Кирилл сел на скамейку у подъезда, не счистив снег. Шмыгнув носом, подпёр подбородок ладонью, задумался о насущном. Ведь не такой жизни хотел он для себя. А что делать теперь, когда загубил всё на корню? Выпросить у судьбы ещё один шанс, последний?
Наконец поднял темноволосый взгляд, прищурился, вспоминая, где он мог видеть эту местность? Память не хотела помогать своему хозяину, с упорством сопротивлялась, но в конце концов сдалась. В голове всплыл образ невинной преподавательницы, стоящей именно перед этой лавкой, небрежно рассматривающей окна старого дома.
— Ну что, попытаем судьбу вновь?
— Что тебе нужно? — нахмурив брови, произнесла брюнетка, скрещивая руки на груди.
На пороге её дома, оперевшись на прутья лестницы, стоял никто иной как Кирилл Колмогоров. Вид у него, мягко говоря, был не очень: смятые отросшие кудри, промокшие от недавнего снегопада, потускневшие безжизненные глаза, а мешки, залёгшие тёмным пятном, бросались при взгляде на мужчину первым делом.
Запахнувшись, откашлялся и шмыгнул носом.
— Добрый вечер, Анастасия, — голос прокуренный, тяжёлый и грозный не вселял в девичью душу спокойствия. Кожа казалось белой, отчего действительно складывалось впечатление, что перед брюнеткой сейчас стоял злодей детских сказок — Кощей.
На первых этажах послышался гул и крадущийся шорох. Девушка запереживала, что это могут быть её соседи — пожилая супружеская пара, которая любит делать преждевременные выводы, поэтому где-то под рёбрами защемило от желания скорейшего ухода мужчины.
— Я с необычным предложением, — тонкие длинные пальцы перехватили сигарету, спрятанную за ухом, сжали, меняя форму табака на более сплющенную. Ему нужна была её реакция, и пока что он не заметил ничего особенного, кроме как неловкое переминание с ноги на ногу.
— Каким? — тревожность подступала к горлу неприятно тяжёлым комом, вызывая приступ тошноты. Это точно были её соседи, благо, что в силу возраста лестница стала для них неким препятствием, поэтому они не спешат его преодолеть, но вот Кирилл, мнущий в руках сигарету, явно не собирался уходить.
— Ты должна мне — это факт, у меня проблемы с жилплощадью, неприятный инцидент. Смекаешь?
Девичья хмурость — именно та реакция, которую ждал от неё Кащей. Но непонимание сменилось грубостью, Настя и представить не могла, что темноволосый вот так запросто заявиться на порог её квартиры и нагло будет убеждать, что она что-то должна ему.
— Нет!
— Ты должна мне, а такие хорошие девочки не нарушают правил.
Помявшись с ноги на ногу, быстро приняв решение и не обращая на последнюю фразу никакого внимания, подумала, что после будет жалеть о том, что сейчас, возможно, совершает ошибку всей своей жизни.
— Только при одном условии…
Не успев договорить фразу до конца, была перебита уже воодушевлённым мужским голосом:
— Приставать не буду.
Зажмурив глаза, Настя прикусила губу. Это была плохая идея, да это даже была не её идея, а наспех принятое решение, от которого потом последствий не оберёшься. Девушка отступила на шаг в сторону, пропуская мужчину в квартиру, пока медленные соседи не ступили на лестничную площадку.
Небрежно потеребив волосы, Смирнова решила, что не будет смущать «гостя» и даст ему спокойно раздеться и разуться. Проследовала на кухню, чтобы поставить греться чайник, кажется, что чай сейчас будет просто необходим.
— Давай обсудим условия твоего пребывания.
Кирилл зашёл в кухню, точнее, остановился в дверном проёме, чтобы лучше разглядеть хозяйку. Кивнул, дал брюнетке зелёный свет на дальнейшие действия и расспросы.
— Могу платить за комнату, продукты тоже не проблема, могу, — его рука дотянулась до ближайшего шкафчика, дверца на котором держалась практически на соплях, — Подремонтировать, если надо.
— Продуктов и небольшой починки хватит, — убедила его девушка, выставляя руки вперёд. — Тогда договорились.
Мужская ладонь сжала маленькую девичью, слегка сжимая и одобрительно покачивая. Он оглядел пространство, но не сказал ни слова, продолжал всматриваться в женский образ, который от нарастающей неловкости копошился в ящиках.
— А твои вещи? — брюнетка решила найти тему для разговора, дабы не чувствовать такую напряжённость, образовавшуюся в её доме — единственном месте, в котором та может чувствовать себя спокойно.
— Завтра притащу.
С одной стороны, Смирнову неимоверно радовало, что Кащей так несговорчив с ней, но с другой, совершенно непонятной для неё, стороны, раздражало. Ей хотелось узнать его, прочувствовать и понять, что руководит им, когда тот поступает против закона.
Ей всегда встречались хорошие парни. Нет, вы не поняли. Хорошие, то есть те, которые вместо того, чтобы повести Настю в кино, спрашивали разрешение у своих родителей, а затем и у мамы брюнетки, дарили тортик, перевязанный белой лентой, завязанной в бантик.
А сейчас перед ней совсем неизвестный редкий экземпляр. У Насти есть возможность как следует изучить его, конечно, не в личных целях, а только ради интереса, бушующего в её груди. А как подступиться, если Кирилл не хочет идти на контакт?
За окном послышались крики, кто-то из жильцов соседнего дома опять дебоширил. Открыв форточку, девушка выглянула наружу, прислушалась — это были сожители, на которых уже было написано с десяток заявлений в милицию.
— Ты, наверное, голоден?
Какой мужчина отказался бы испробовать свежеприготовленной еды? Вот, например, её отец никогда не упускал такой возможности, хоть и не хотел пробовать еду, приготовленную своей семилетней дочерью, старался ей угодить. Сквозь скомканную улыбку проговаривал: «Очень вкусно, Настён».
— Нет.
Его молчаливость начинала раздражать. Есть ли какая-нибудь тема, которая смогла бы разговорить это «холодное сердце»? Пока Настя копалась в своих мыслях, вскипел чайник. Теперь вечер не закончится вкусным травяным чаем, как минимум придётся выпить кружки три.
Сквозь поджатые мужские губы сочилась тонкая струйка крови. Это было не единственное, что смогло привлечь внимание беспечной Смирновой. Помимо синяков под глазами и уставшего взгляда, под глазом созревал покрасневший синяк, который за сегодняшнюю ночь потемнеет и превратится в фингал.
— У тебя здесь… — Настя указал на краешек губы на своём лице и ступила на шаг к мужчине. Перехватив его подбородок холодной рукой, повернула в сторону, чтобы получше разглядеть ранение. Руки сами потянулись к верхнему ящику, хранившему медикаменты и аптечку.
— Не надо меня жалеть, — Кирилл перехватил девичьи руки, слегка сжимая, поймал сконфуженный взгляд Смирновой и нахмурил брови. Сейчас меньше всего хотелось злить Колмогорова, особенно в своей квартире, ведь, если что вдруг, ей никто не сможет помочь.
— Я не жалею, — аккуратно начала девушка, плавно выпутываясь из крепкой хватки, — просто в моём доме не принято ходить с кровью на лице и с синяком под глазом, — промочив ватку перекисью, поднесла к уже согревшейся коже Колмогорова, стерев каплю, стекавшую к шее.
От него разило сигаретным дымом, табаком с примесью алкоголя, но это было не всё, что она смогла почувствовать. Ещё не было в жизни брюнетки такого момента, чтобы ей смог понравиться мужской запах, не одеколона, нет. Именно настоящий мужской запах кожи, волос, одежды. Находясь рядом с мужским полом, Настя могла почувствовать лишь прогорклых запах чужой готовки или обычный пустой запах.
С Кириллом было по-другому. Ни тебе ни намёка на слабость или страх. Знаете, бывает, что стоишь с человеком и чувствуешь этот противный аромат пессимизма и усталости, отчаяния или уныния — появляется чувство жалости. Даже думаешь, что вот он, эталон мужской красоты — обаятельный, добрый, да ещё и чувство юмора имеется, но запах… всё не то.
Глубоко вдохнув, но не придавая виду тому, что именно задумала, приблизилась на считанный миллиметр и поднесла промокшую вату к губам — не поморщился. Затем достала из морозилки лёдницу и приложила к ушибленному месту, чтобы хоть как-то помочь новоиспечённому соседу.
Их взгляды встретились ни на секунду, ни на две. Они стояли у входа на кухню, Настя замерла и боялась пошевелиться, потому что всё это было похоже лишь на игру её сознания, жалкая надежда на что-то большее, чем просто стояние среди кастрюль и сковородок. Сердце защемило от неизвестного странного чувства, на миг стало страшно.
— Дуры ты, Настя.
Нотки насмешки в его голосе возмутили девушку, отчего та нахмурила брови. Не может он так говорить о ней в её же присутствии и в её же доме. Лёдница отправилась в морозилку, а дверца закрылась с особым грохотом.
Он издал ещё одну усмешку, запрокидывая голову. Кадык выпирал небольшим треугольником на мужской шее, создавая впечатление массивной сильной части тела.
— Ты не можешь так говорить со мной, — Смирнова была зла, но её голос хоть и подрагивал, но был спокойным. Достала с верхней полки кружку и налила в него заварку из чайничка, затем разбавила кипятком.
Отхлебнула, обжигая горло приятной на вкус жидкостью. Аромат ромашки был единственным, что могло бы привести её в собранный вид. Из приоткрытой форточки засквозило, обдавая холодом ноги.
— Нет, не могу, но всё же делаю это.
Ему нравится это — дразнить и ставить в неловкое положение? Настя находится на своей территории и априори должна чувствовать себя на своём месте, кто бы не находился в квартире. Но когда Кирилл рядом, хочется закрыть рот, повиноваться, сделать всё, чтобы было комфортно ему, а не ей.
— Я не дура.
— Далеко нет, но твои поступки… если ты считаешь, что любой мужчина… или женщина скажет ничего не значащее «обещаю», то это не дает никаких гарантий на исполнение этих обещаний. Ты наивна, раз уж считаешь, что мир вертится на правде и добросердечности.
— Я так не считаю.
Ложь. Всю свою жизнь, а особенно после смерти отца, считала и хотела так считать. Ведь не может кто-то причинить ей боль ни за что. Если ты хороший, то в жизни не будет преград. Нет никакой чёрной полосы, есть то, что ты сам создаёшь.
— Ты мечтаешь найти чистого человека без изъянов и без плохого прошлого, — мужчина начал приближаться к девушке медленной поступью, — Но таких нет, — прошептал он у самого её уха, развевая волосы выдыхаемым воздухом.
Время будто остановилось. Он не мог знать её, и уж тем более её желаний. Неужели Настя настолько предсказуема, что Кирилл смог понять её, находясь наедине в комнате несколько минут?
— Мне завтра на работу, — вскочила со своего места брюнетка, — Поэтому иду спать.
Она направилась в гостиную, где планировала остановить нового гостя. С верхних полок шкафа достала постельное бельё и чистое полотенце, оставила стопочку на краю подлокотника дивана.
Открыла окно, чтобы выветрить запах духов, которые разлила сегодня утром. Сладкий аромат практически испарился, но Настя думала, что комната должна быть подготовленной, раз уж у неё неожиданно появился сожитель.
Взяла со столика косметику и пару журналов, которые читала утром перед работой, пока сохли волосы, замотанные в бигуди. Оглянулась: вроде бы порядок, надеялась, что мужчине не всё равно, в каких условиях жить.
А ему было всё равно. Жизнь, пропитанная дешёвым спиртом и запахом табака, не могла быть хорошей, даже нормальной не считалась. Разгульный образ жизни привёл его сюда — в уютную квартирку молодой преподавательницы литературы, которая вряд ли захочет терпеть его выходки, а они рано или поздно начнутся. Самое главное не подпускать, не давать намёков на что-то большее, чем соседство в её квартире, а то ненароком ещё влюбить — и тогда, считай, пропала девка. А Кащей был таким, что ничего мог не делать, так женщины сами на него вешались то ли от денег, заработанных незаконным путём, то ли от необъятной харизмы.
В общем, ничего не могло спасти гнилую душу кудрявого, только лишь чудо.
А Кирилл Колмогоров в чудеса не верил…
…не верил после того, как потерял свою мать.
— Так, это тебе, — Смирнова протянула мужчине ключи, висевшие на гвоздике в коридоре, вложила в сухую жилистую ладонь.
— Ключи? — казалось, что Кирилл был готов рассмеяться в голос, — Ну, поражаешь меня с каждой секундой, Смирнова. Ты же знаешь, кто я.
— Знаю, но почему-то мне хочется тебе верить. Звучит глупо, но я готова пожалеть о своих словах потом, не сейчас, — девушка направилась в свою комнатку, которая находилась рядом с дверьми, ведущими в гостиную, но остановилась, — Только не кури в квартире, пожалуйста, для этого есть балкон.
Закрыла за собой дверь и больше не выходила, правда устала, да и хотела подготовиться к завтрашним занятиям. Долго ворочалась и думала о Колмогорове, его быстром приходе в её жизнь и во что вообще может вылиться это соседство.
