Гречишный мёд и кровь

После ухода Юнги они пошли на второй круг ада. Только сейчас этот урод крепко привязал его руки и ноги к ножкам кровати и, достав телефон, начал снимать его лицо, тело, член, безвольно повисший после окончания действия виагры. Но особенно тому альфе нравилось раздвигать его ноги и снимать то, как он вводил член в его задницу или просто направлял телефон ему между ног и снимал его анус. Всё это время Ёнгук хотел убить ублюдка, но дикая боль во всём теле то и дело отвлекала от этого желания. Ближе к одиннадцати начал звонить телефон. Ещё через тридцать пропущенных тот альфа не выдержал и ответил на звонок. — Да! Слушаю! — Ты с ума сошёл? Я же сказал, что оставляю всё на Сехуна и отправляюсь в отпуск. Я могу отдохнуть хоть раз в год? — Нет, слушай сюда, возьми на себя ответственность хоть раз в жизни и разрули всё сам. По лицу альфы было видно, что всё, что ему говорит собеседник, очень сильно раздражает. И он даже сделал попытку прервать этот поток и вставить хоть слово, но всё было бесполезно. Ёнгук улыбнулся, увидев, каким потерянным выглядел альфа. — Как я доберусь до тебя? Меня не ебёт, я же говорил, у тебя, блядь, дерьмовая охрана. Чёрт, у меня что, по-твоему есть ковёр-самолет? И нет никаких отсрочек, ты и так должен мне дохуя денег. Нет, блядь. И что? Я в курсе. — Если ты не исправишь всё, то я обещаю, что когда я вернусь, лично оторву твою вонючую, тупую башку. Отключив телефон, альфа вернулся к Ёнгуку. — Блядь, весь настрой сбил, — сказал он и, обхватив их члены рукой, начал дрочить. — Тогда, может, уже съебёшься? — Ну, уже бегу, блять, и падаю. Пока ты не кончишь, я никуда не пойду. Кстати, я обожаю римминг, и сейчас я постараюсь показать тебе твою сущность. Заявление альфы развеселило бы Ёнгука, если бы его ноги и руки уже пару часов не были бы так туго связаны, а задницу не трахал большой член. А так от его слов Ёнгук понял, что усталость ото всей этой херни просто топит его, и он с трудом соображает, где он и что, собственно, здесь забыл. — Сделай одолжение, заткни свою пасть, — прошептал Ёнгук и облизал пересохшие губы. Поняв этот жест по-своему, Мэттью подошёл к альфе и, взяв член в руку, начал водить головкой по его губам. — Если возьмёшь в рот сам, без кольца и хорошо отсосёшь, я дам тебе воды. — Я лучше сдохну. — Что ж, тогда я полижу твою дырку, — сказал Мэттью и, устроившись у него между ног, начал сосать анус Ёнгука. От постоянной смены ритма и скорости, Ёнгук не позволял себе признаться, как ему хорошо, сжимал кулаки, молился о том, чтобы продержаться. Но потом, когда Мэттью снова продолжил его трахать, всего лишь через два часа Ёнгук признал своё полнейшее поражение, кончая себе на живот. Он больно кусал свои губы, но его громкий стон всё же был услышан, отчего Мэттью рассмеялся: — Ну вот, я знал, что ты кончишь. — И подойдя ближе к Ёнгуку, он увидел, как тот, закрыв глаза, отвернул от него голову, добавил: — Твоя задница такая эластичная, ещё никогда я не ощущал, что мой член пожирают живьём. Грязно выругавшись, Ёнгук услышал лишь новый взрыв смеха Мэттью, который вышел из комнаты. Когда через пару минут он вернулся, в его руках был таз с водой, и он начал старательно обмывать тело своего альфы. Закончив, Мэттью сказал: — Жаль, что мой деловой партнёр такой недоумок, да и эта чёртова война прям вообще некстати. Я собирался домой только через неделю, но, увы, мне уже пора. Надеюсь, мы ещё встретимся. — Да, обязательно, и я убью тебя, — с трудом проговорил Ёнгук. Его горло пересохло и сильно першило. — Ну, мы это ещё посмотрим, — сказал Мэттью и, раздвинув его ноги, начал там протирать тряпкой. Позже закончив, Мэттью развязал Ёнгука и пошёл. Хёнвон перед уходом заглянул в комнату и послал ему воздушный поцелуй. Ёнгук же, показав ему средний палец и стараясь не стонать от боли, начал осторожно разминать затёкшие руки и ноги. Затем добравшись до ванны, Ёнгук, открутив кран с горячей водой, начал изощрённо тереть своё тело до красноты. Ему было адски больно, и он кричал, но его тело было таким невыносимо грязным и порочным, что он должен был его вычистить. И тот факт, что он так позорно кончил под другим альфой, ещё сильнее подстегнул сурово наказать себя. Позже альфа всё-таки смог добраться до своего телефона и позвонить Дэхёну. Тем временем направляясь к себе домой, чтобы собрать вещи, Мэттью, повернувшись к Сын Хён, сказал: — У меня есть две новости: хорошая и плохая, с какой мне начать? — С хорошей, — начал было Сын Хён, но тут же уточнил: — Учти, я твоими рассказами о довольно странных экспериментах с альфами уже сыт по горло. Каждый раз я прошу, чтобы ты не делился со мной ни граммом информации о своих похождениях, но каждый раз ты, блядь, всё равно рассказываешь. Но сегодня этот номер у тебя не пройдёт. — Блядь, тогда перейду лучше к плохой. — Я так и знал, ты снова хотел поделиться со мной этой грязью? — А кому мне это ещё рассказывать, как не своему другу? — Хёнвону. — Так я и ему расскажу, в чём проблема? — Как же ты заебал меня, мой дорогой друг, — сказал Сын Хён. — Ладно, перейду к делу. Мне звонил Бэкхён. — Таак, — проговорил Сын Хён, и его голос показался Мэттью чрезвычайно напряжённым, он отлично понимал, почему альфа так ненавидит его сводного брата. Он и сам его терпел только из-за покойного папы. И разгребая всё за своим братом, Мэттью утешал себя тем, что у них хотя бы разные отцы. Эта мысль приносила облегчение. — Сехун проебал все свои корабли и рабов. Резко нажав на тормоз, Сын Хён крикнул: — Мне похуй, что он твой брат, но я оторву ему либо хуй, либо голову, выбирай. — Как ни странно я хочу то же самое, но он всё же мой брат, так что мы вернём корабли, и я разорву с ним все свои партнёрские отношения. — Ну, хоть так. И ты должен был это сделать ещё в прошлом году, когда он угодил в тюрьму на бывшем Кипре. — Только не начинай опять, я всё это знаю. Но человеку, у которого никогда не было родственников, очень легко говорить, что надо сделать со сводным братом. А он у меня хоть и ещё то дерьмо, но единственный оставшийся в живых родственник. — Ладно, извини, я перегнул палку. — Ничего, за это я и люблю тебя, ты всегда говоришь то, что думаешь, и это не раз спасало нас обоих. Значит так, сейчас иди и собирай вещи, а вечером мы отплываем. И ещё найди всю инфу на одного из судей конкурса талантов «Стихия» — Бан Ёнгук. — Это тот, кого ты оттрахал? — Да. — Ты снова втрескался? — спросил Сын Хён и немного зло посмотрел в глаза Мэттью. — Нет. — Ну, смотри, чтобы не было, как с Джиёном, хорошо? — Думаешь, что Торин тоже может оказаться вампиром? — он быстро перевёл это в шутку, сменив тему, но всё же прекрасно понял, что именно имеет в виду Сын Хён. Когда Мэтью влюблялся в очередного альфу, чтобы его забыть, начинал заливать свою боль непомерным количеством рома. Но проблемы бы не было, если бы алкоголь не развязывал его итак длинный язык. Потому что, напившись, его тянуло на подвиги и россказни о своих любовных похождениях. Но хвастаться своим товарищам по команде тем, что их бравый капитан пидор (в их обществе было много альф-геев, но они это очень хорошо скрывали) чревато последствиями и не очень хорошими. Так что Мэттью прекрасно понял, что имел в виду его друг, когда уточнил, не будет ли в этот раз с Ёнгуком, как некогда с Джиёном. — Нет, ну ты, блядь, как скажешь. Хватит мне и одного знакомого вампира, — сказал Сын Хён. — Но я думаю, ты и так понял, о чём я. — Конечно, мы же с тобой хоть и не братья по крови, но гораздо лучше понимаем друг друга. Я буду осторожней, обещаю. — Хорошо, я верю тебе. Кстати, Хёнвон останется здесь? Тот альфа из жюри может оказаться мстительным. В его голосе прозвучала тревога, и Мэттью, удивлённо посмотрев на друга, сказал: — Не волнуйся, Хёнвон уже большой мальчик и способен позаботиться о себе. Кстати, ты запал на него? Вместо ответа Сын Хён укоризненно посмотрел на капитана, и тот, подняв руки, сказал: — Всё, каюсь, прости меня, — засмеялся Мэттью. — Ладно, ничего с тобой не поделаешь. Завтра утром мы отплываем, — сказал Сын Хён и остановился возле своего дома. Мэттью лишь усмехнулся и, пересев на водительское место, поехал на свою съёмную квартиру. Когда Юнги проснулся, день близился к вечеру. Сходив в туалет, он выпил ещё таблетку валиума и снова уснул, просыпаться ему совершенно не хотелось. На следующий вечер за ним приехали люди из телеканала, на котором транслировался конкурс, и забрали его на вечеринку по случаю его окончания. Пока омегу красили и подносили один за одним наряды, Юнги чувствовал себя мёртвым, высохшим трупом, который жалкие мародёры забрали из могилы и потревожили сон покойника, но проблема в том, что изъятие трупа из могилы не означает его автоматическое оживление. Он всё равно остаётся живым мертвецом. Вечеринка была ужасной, и каждая минута тянулась вечность. Но после того как вечеринка закончилась, Юнги понял, что весь ужас только начался. Выйдя из главного зала и направляясь к машине, омега увидел Ёнгука. Он, закрыв собой все пути к отступлению, просто ждал. Даже сейчас, так ярко помня его стоны и то, как двигалось его тело, когда его трахал другой альфа, Юнги не мог не признать, насколько Ёнгук прекрасен. Подойдя ближе, он прошипел: — Уйди с дороги, педик. Не смей даже подходить ко мне. Словно получив удар под дых, Ёнгук отошёл, чувствуя только одно, — он падает и ему не за что ухватиться. — Меня подставили, — прошептал он, так ему показалось. На самом деле он громко прокричал. И Юнги, услышав это, вернулся. Став напротив, омега пару минут пристально и молча рассматривал Ёнгука, словно он был тараканом, так себя, по крайней мере, почувствовал Ёнгук. — Знаешь, всему есть предел, даже для твоей бесконечной лжи. Меня тошнит от тебя. Уже прошло два дня, а я до сих пор слышу, как ты стонешь оттого, что какой-то мужик долбит тебя в зад. Ты думаешь, что можешь сказать такую банальность, и я тебя прощу? — спросил он и, не дождавшись ответа, открыл дверцу машины. — Прощай. И молись, чтобы мы больше никогда не встретились. Стук дверцы. Звук зажигания. И больше ничего. Когда Юнги уехал, Ёнгук перестал существовать. Поздно ночью водитель такси помог альфе добраться к дому, в котором он всё ещё жил, хоть конкурс и кончился. Членам жюри давалось больше времени, чтобы найти себе жильё. На пороге Ёнгук увидел того самого альфу, который изнасиловал его, в руках он держал средних размеров коробку. — Иди нахуй, тварь, — заорал Ёнгук. И таксист, настороженно посмотрев на Мэттью, замер, не зная, что ему делать с этим пьяным альфой. Ещё за пару часов Сын Хён нашёл для Мэттью всю инфу о Ёнгуке, и альфа сильно удивился да и обрадовался тому, какой величины птицу ему повезло оттрахать. Хотя их положение было одинаковым, вся разница в том, что Мэттью был богом моря, а Ёнгук царствовал на суше. Узнав о Ёнгуке всё, ему захотелось ещё разок увидеть этого потрясающего альфу, что уже успел довольно хорошо устроиться в его сердце. — Это мой враг, вызовите полицию, — уже спокойней сказал Ёнгук, когда таксист отпустил его, чтобы поднять пиджак, который выронил клиент. — Постойте секунду. — Но только он это сказал, как Ёнгук, зашатавшись, наверно бы упал, если бы не сильные руки Мэттью. — Я его друг, просто трахнул его омегу, идите. Вот, у меня и ключ от его дома есть. — О, вот и славно, — сказал таксист и, подойдя ближе к альфе, уже тише добавил: — А то меня уже тошнит от этих пьяниц. — Не волнуйтесь и вот, возьмите, — и Мэттью положил в его руку двести баксов. — Нет, ваш друг мне уже заплатил. — Берите и не спорьте. — Спасибо огромное, я пойду, — и таксист пошёл и вправду очень быстро. — Наверно, испугался, чтобы я не передумал, — засмеялся Мэттью и, крепко схватив пьяного в стельку Ёнгука, потащил его к дому. Только они вошли, темнота помогла Ёнгуку, он, схватив биту, стоящую возле окна, ударил ею альфу. Тот почти увернулся, но всё же вскрикнул от боли в руке. — Ах, ты ж, сука, — заорал Мэттью и со всей силы ударил его ногой в пах. Согнувшись пополам, Ёнгук упал на пол ина целую минуту перестав дышать. Очнулся он, естественно, на кровати. Правда, по неизвестной причине был голый. В кресле напротив сидел Мэттью. — Ну что, ты пришёл в себя? Ты, между прочим, чуть руку не сломал мне, дебила кусок. Я пришёл с миром вообще-то. — Мне насрать, вали отсюда. Жаль, добить тебя не могу. — Я пришёл попрощаться. И у меня есть подарок. — Я сейчас заплачу, — сказал Ёнгук и начал рыться в ящике прикроватной тумбочки, пытаясь найти в том беспорядке пистолет. — Не это ищешь? — спросил Мэттью и усмехнулся. — Ты ведь знаешь, зачем я пришёл? Торин, резко подскочив к нему и схватив его руку с пистолетом, направил себе в голову: — Давай, нажми на курок. Ты всё равно отобрал у меня всё. — Ты, блядь, точно не в своём уме, я вынул все патроны. И кстати, ты был пьян в стельку. — Я быстро пьянею и так же быстро прихожу в норму, — сказал Ёнгук, и наверно, у него бы вышло внезапно напасть, если бы он не знал, что парень, который вырос на пиратском корабле, умеет и не такое. Связав альфе руки и ноги его же рубашкой, Мэттью развёл Ёнгуку ноги в стороны и, вытащив из коробки вибратор, засунул его по самую рукоять в ещё тесную, не растраханную дырочку мужчины. Выкрутив ручку на полную мощность и улыбнувшись от такого знакомого хриплого стона, Мэттью направил на него телефон и начал снимать Ёнгука. — Кстати, я узнал, кто ты. И ты не представляешь, насколько я рад, что мне повезло оттрахать такого влиятельного человека, как ты, — сказал Мэттью, раздеваясь. Когда Ёнгук принялся материться, он заткнул его рот своими трусами, которые только что снял, и, оседлав его бёдра, начал медленно насаживаться на его член. — Блядь, это больно, я три часа растягивал себя, кстати этим же вибратором, но всё равно больно. Изо рта Ёнгука, который, к счастью Мэттью, был заткнут трусами, донеслась куча непонятных звуков, но он, рассмеявшись и насадившись до самого конца, сказал: — Не волнуйся, я его помыл… или нет? — альфа сделал вид, что задумался, и тут же, громко застонав, начал двигаться ещё быстрее. Трахаясь до утра, Ёнгук проснулся в обед. Увидев конверт, он, не читая его, выбросил в мусор. Тем временем Мэттью, поднявшись на корабль, был в невероятно приподнятом настроении. Увидев своего друга таким, Сын Хён пошутил: — Ну что, попрощался со своим альфой, о, Ромео? — Да. Мне теперь больно садиться, но когда тебя трахают в зад, это тоже круто. — Всё, я не знаю, кто ты, так что до острова даже не говори со мой, — сказал Сын Хён и быстро пошёл вперёд. — Эй, ну ты же мой друг, — закричал Мэттью и побежал за ним. <b>Прошло 4 года. Тысяча сто четвёртый год. Со дня конца войны прошло два дня. </b> Юнги стоял на корабле и, глядя на синий океан впереди, не верил, что скоро он окажется в родном Чосоне. Только когда через пару дней на их корабль напали пираты и в конце боя весь экипаж и все остальные пассажиры, кроме красивых омег, оказались пленниками, Юнги проклял ту минуту, когда уже решил, что вот-вот будет дома. — Какие люди, Юнги, неужели это ты? — голос, который он даже спустя четыре года не смог забыть, ввёл его в настоящий ступор, и омега, не поднимая головы, зажмурился и начал молиться. Но кто-то, вдруг сильно схватив его за волосы, поднял его голову вверх. Узнав того же альфу, который трахал Ёнгука, омега зажмурился. — Не знаешь, почему я такой счастливчик? — Будь ты проклят, — прошипел Юнги, абсолютно не боясь гнева альфы. Он был мёртвым уже как четыре года, разве ему есть что терять? — А ты смелый, — улыбнулся Мэттью. — В мою каюту его и покормите. Через неделю в море. Мэттью подошёл к Юнги, когда тот сидел на стуле и рисовал. — Красиво. Омега, скомкав рисунок, выбросил его в море: — Чего тебе? — Юнги был дерзок, потому что знал, что Мэттью планирует его продать в бордель «Аметист» в Пусане. И Мэттью, только рассмеявшись, наклонился, как можно тише начал рассказывать ему, что на самом деле произошло с Ёнгуком. Но зря Мэттью это затеял. Альфа же рассчитывал на то, что Юнги заорёт и начнёт смешно ругаться или проклинать его, но нет, и тут эта маленькая тварь поступила по-своему. Юнги упал в обморок. А ещё через час у него начался жар. По словам врача, это всё от сильного эмоционального потрясения. «Блять, называется, повеселился», — подумал Мэттью и пошёл проверить, когда они приплывут в Пусан. Когда их корабль остановился в порт Пусана, а на берегу уже стоял лимузин, поджидающий Юнги, омега ещё не понял, что человек, который купил его, станет для него буквально спасением. Но Юнги этого ещё не знал, и поэтому, когда водитель открыл дверь, омега, нахмурившись, молча залез внутрь. Позже когда машина, проехав огромные ворота, остановилась перед огромным фиолетовым, старинным особняком, Юнги, выйдя из машины, мягко говоря, охренел, и ему уже стало по-настоящему страшно. Мало ли что хозяин такого дома мог сделать с ним. Но зря Юнги, конечно, так испугался. Дом был потрясающим и захватил бы полностью всё внимание омеги, если бы он не заметил боковым зрением, как к нему кто-то идёт. — Мин Юнги. Даже не верю, что это вы, — сказал человек. Повернувшись на голос, Юнги увидел не просто красивого мужчину. В его осанке, во взгляде немного хитрых, но таких красивых глазах чувствовалось столько доброты и обаяния, что Юнги даже забыл о такой простой мелочи, как о том, что его похитили пираты и он вместо Ханяна, куда направлялся его корабль, оказался в Пусане. Хотя Чон Хосок и показался довольно милым, но когда Юнги попросил его найти Ёнгука, Хосок сказал, что не собирается отпускать свою собственность и отныне он будет петь в его борделе «Аметист». Также Хосок высказал пожелание, чтобы Юнги вёл себя тихо и был послушным омегой. Юнги, мило улыбнувшись, решил, что пока он будет вести себя наилучшим образом, и не прогадал: его не держали в цепях, но с ним всюду ходили охранники. В целом, всё выглядело неплохо. Территория борделя была огромная, и он мог гулять часами в своё свободное время. У него была очень вкусная еда и лучшая аппаратура для написания песен, также он репетировал в студии. Самым главным препятствием к обретению свободы было то, что из-за длительной войны ни интернет, ни телефон не работали. А то, что газеты вновь стали популярными, не особо помогало, потому что Юнги не любил читать. Но пока восстановят интернет, он решил, что некоторые газеты и вправду интересны. Само собой, он всё свободное время думал над тем, как ему сбежать в Ханян, чтобы найти Ёнгука самому, но пока омега совершенно не знал, что ему для этого нужно предпринять и ждал, когда хоть какая-то мысль придёт в его голову.