Гречишный мёд и кровь

Прошло два дня. Было прекрасное солнечное утро, и Чжухон, посетив врача в последний раз, шёл по улице, чтобы зайти в кафе и выпить кофе. Он, наверно как и все, наслаждался бы прекрасной погодой, если бы сегодня не уснул ровно в шесть утра, проведя довольно «весёлую ночь», разглядывая белый потолок своей квартиры. Поэтому, идя по улице, Чжухон просто «излучал» радость и пугал своим видом прохожих, ну может и не пугал, но многие точно уступали ему дорогу, словно он был как минимум беременным, а как максимум прокажённым. И это было не очень приятно, так что, бросив ещё один минус этого грёбаного утра в свою копилочку, Чжухон остановился перед кофейней. Похлопав себя по карманам в поиске сигарет, альфа увидел парнишку лет десяти с пачкой флаеров. Вообще Чжухон не любил брать их, но в этот день всё было не так, как обычно. Поэтому решив нарушить ещё одно своё правило, Чжухон взял листок из хорошей плотной бумаги и, посмотрев на него, улыбнулся, не веря своим глазам. Плохого настроения словно не было и вовсе. Яркий заголовок гласил: «Спектакль «Тысяча и одна ночь». А ниже был изображЁн его Чимин в потрясающем, красного цвета восточном наряде. Омега, словно сойдя со страниц сказки «Алладин», так и манил к себе, предлагая каждому, кто возьмёт этот флаер, не просто посмотреть какой-то несчастный спектакль, а овладеть телом этого сексуального омеги. Даже несмотря на то, что лицо омеги было скрыто вуалью, Чжухон с лёгкостью узнал эти глубокого, тёмно-карего оттенка выразительные, с вечным лукавым блеском глаза, словно омега в очередной раз задумал какую-то шалость. Обрадовавшись, что этот город, кроме так необходимого ему спасения от У Чихо, подарит ему также долгожданную встречу с Чимином, альфа открыл дверь кофейни под названием «Гортензии». Зайдя внутрь, Чжухон увидел Намджуна и, подойдя к его столику, крепко обняв альфу, понял, что это наверняка ещё не все сюрпризы, которые ждут его в этом городе. Поскольку альфы поддерживали связь и во время войны, то Чжухон был более-менее в курсе его дел. Поэтому, поздравив его с открытием борделя, Чжухон стал расспрашивать о спектакле. Конечно, его интересовал только Чимин и, самое главное, какие у них с Намджуном теперь отношения. Но Намджун, к его огорчению, сразу же огорошил его неприятной новостью: — Прости, но ты не сможешь увидеть спектакль. Снова взглянув на флаер, Чжухон абсолютно искренне огорчился: — Жаль, а что случилось? Ещё только увидев сегодня Намджуна, Чжухон заметил, что он выглядит как-то странно, но не смог понять, альфа больше расстроен чем-то или зол. Потушив бычок, Намджун закурил: — У главного актёра Чимина течка, она должна была начаться где-то через неделю. А сегодня утром Чимин как ни в чем не бывало заявился на репетицию, и от него несло буквально за километр этой чёртовой малиной, это его запах. Хотя кто-кто, а Чжухон точно не нуждался в подобных объяснениях, но само собой ему не очень хотелось рассказывать, каким образом он познакомился с его хоть и бывшим, но всё же некогда истинным омегой. Слушая Намджуна, Чжухон, почувствовав от него запах разных омег, понял, что, видимо, путь к Чимину свободен, и обрадовался. Конечно, у них с Чимином всё слишком сложно, но всё же Чжухон посчитал, что минус ещё одно препятствие к разрешению их «проблем» это то, что он в любом случае должен отметить. «Что ж, теперь мне стало ясно, почему, как только я упомянул спектакль, лицо Намджуна словно превратилось в непроницаемую маску», — подумал Чжухон. Затем он потушил выкуренную почти до фильтра сигарету и достал новую: — Прости за то, что не смог приехать на похороны твоих родителей. — Ничего, я точно знаю, ты бы не пропустил их, если бы у тебя не было веской на то причины, — сказал он и тут же добавил: — Прости, но у меня ещё много дел, так что я пойду. — Да, конечно, мне, кстати, тоже пора, — поднялся Чжухон и, отсчитав несколько купюр, направился вместе с Намджуном к выходу. Позже, когда Чжухон прокручивал в голове эту сцену, он понял, что простой звон колокольчика был предупреждением. Но о чём именно, он узнает уже сейчас. В следующий миг с криком «Чжухон, любимый!» на него запрыгнули, да, именно запрыгнули, и тут нет никаких «он был лёгким, словно пёрышко». Потому что, блядь, омега весил все пятьдесят килограмм. Конечно, кто-то может удивлённо спросить: «Разве это много?» Нет, немного. Но если бы Чжухон хотя был бы предупреждён о возможном нападении, он был бы даже очень за вот так запросто полапать аппетитную задницу омеги. Пока тот, повиснув на нём, лепетал всякую чушь, подозрительно, очень громко, настолько громко, чтобы стоящий рядом Намджун всё это услышал. «Засранец, зря ты решил, что можешь так легко использовать меня в своих целях». Но с этим он разбёрется потом. По-прежнему главная проблема была в том, что сейчас Чжухон и сам с трудом стоял на своих ногах. — Слезь, Чимин, — альфа сказал это очень спокойно, но вампир, незаметно принюхавшись, едва не стукнул себя рукой по лбу. «Чёрт, он же ранен. Бедный», — с раскаянием подумал омега и с грацией кошки аккуратно соскочил с альфы ростом около двух метров. Только зря Чжухон думал, что на этом всё и закончится. Хотя как уже было сказано выше, он будет ещё не раз прокручивать в своей голове эту прекрасную сцену и хотеть снова и снова, и так до бесконечности повторять её. Иногда один миг становится настолько удивительно коротким, что даже охотник на вампиров со своими рефлексами не может успеть защитить своё сердце. Но стоит заметить, что Чимин намного опытней. Кроме того, если он решил, что Чжухон именно тот альфа, который ему нужен, его уже невозможно остановить, даже если это касается изнасилования в публичном месте. То, как омега засосал Чжухон прямо на глазах у его друга и нескольких десятков посетителей кафе, иначе, как изнасилованием, не назовешь. Но и Чжухон не нужно так легко и быстро сбрасывать со счетов, он ведь тоже не так уж и прост. Поэтому быстро сориентировавшись, альфа, вторгшись в его рот, принялся грубо сосать его язык, переплетясь с ним так тесно, словно от этого зависела его жизнь. Поэтому когда он успешно закрепил свои позиции, Чжухон продолжал атаку по всем фронтам. Только его всё же немного занесло, но это он понял только, когда его руки оказались в штанах омеги и он, нащупав пальцем анальное отверстие, услышал чей-то возмущённый возглас: — Ну, это вообще уже выходит за рамки. Молодые люди, идите в отель. Того омегу так же быстро успокоили. Нет, Чимин был бы только за то, чтобы начать трахаться прямо на глазах у людей, только против такой перспективы возражал Чжухон. Он, быстро поправив одежду на Чимине и пытаясь отдышаться, подумал: «Блядь, а сейчас мне нужно будет посмотреть в глаза Намджуна… Друг, прости, но я засосал твоего омегу в переполненном кафе посреди бела дня и чуть не трахнул его пальцами». «Чёрт, мне не хватило только одной минуты, и я бы успешно разминулся с Чимином. Но, увы, судьба обожает омегу и балует, как только может, не зря они так похожи», — подумал Намджун. Но он не будет проигравшим. Применив все свои навыки, Трэй, слушая бормотание Чжухона, смотрел только на Чимина и снисходительно улыбался. И это худшее, что он мог придумать. Но, как говорится, «нашла коса на камень», омега мягко улыбнулся в ответ: — Джунмён уже придумал, как нам выйти из этой ситуации, он вас ждёт. — Отлично, — сказал Намджун и хотел уже идти, но, повернувшись к ним, добавил: — Чжухон, ты, конечно, мой друг, но я позволю тебе бесплатно трахать Чимина только на время течки. Приходи сегодня вечером, и ты убедишься в его потрясающем таланте «давать». «Сука!» — подумал Чимин и, поймав взгляд Намджуна, понял: эту битву он проиграл да ещё с разгромным счётом. — Хорошо, до вечера, — сказал Чжухон, и не понятно было, с чем он всё же соглашался. Но его заторможенность пропала в тот же миг, как только он увидел, что Чимин возбудив его невероятно сильно, совершенно не пожелал нести за это ответственность и попытался сбежать. — А ну стоять! Куда ты это собрался? Пойдём со мной, — не слишком с ним церемонясь, Чжухон схватил Чимина за загривок и повёл к выходу под звук нескольких, несмело раздавшихся аплодисментов. «Да, было бы интересно у них узнать, какая из двух именно сцен удостоилась такого внимания», — улыбнулся Чжухон и открыл дверь. Успев увидеть одного из тех альф, кто захлопал в ладоши, его омега тут же наградил увесистым подзатыльником, Чимин засмеялся. Но желание отомстить не зря одно из самых сильных, так что уже через минуту Чжухон силой потащил омегу за собой и, направившись в расположенный не так далеко от кафе парк, прижал к огромному дубу. Дерево было настолько огромным, что оно с лёгкостью способно отгородить их от внешнего мира, вмешательство которого будет весьма некстати. — Итак, может, объяснишь, что это было ещё за «любимый?» — голос Чжухона был злым, но сильнее всего Чимин чувствовал, что под едва сдерживаемой злостью прячется нечто более страшное — боль, она, словно чёрная дыра, засасывала душу Чжухона. Она своим огромным тесаком рубила её на мелкие куски и бросала в свою бездонную, чёрную пасть. Чимин видел, как каждый раз во время их встреч этого альфу кроет от его вида, и такое внимание не может не льстить, но нельзя сказать, что вампиру доставляло удовольствие видеть, как Чжухон продолжал тонуть в своей боли от утраты. Засмотревшись на омегу, Чжухон едва не забыл, что он вроде как должен быть на него зол. — Больше не называй меня так, — неловко кашлянул альфа. Потом он чуть отошёл и, приспустив брюки, вытащил член: — И чего ты застыл? Раздевайся. «Ага, чёрта с два, думаешь, что можешь вот так отчитывать меня, и тебе за это ничего не будет? Как бы не так», — подумал Чимин. — С удовольствием, только дай мне его сначала в рот, — успел сказать омега, как вдруг он схватился за живот и, упав на землю, начал кричать. Увидев, как побледнел его бесстрашный и суровый альфа, Чимин, едва не улыбнувшись, подумал: «За такую превосходную игру мне явно нужен Оскар». — Ну, ёб твою мать! — выругался Чжухон. Быстро приведя одежду в порядок, подхватил своего омегу на руки и понёс к лавочке, стоящей едва ли не у каждого дерева. «Кстати, почему мы ею не воспользовались? — запоздало подумал альфа, положив омегу на неё. — А точно, вспомнил, потому что я долбоёб». Когда Чимин очнулся, то есть правильнее сказать, сделал вид что очнулся, на вопрос альфы «Что с ним?» начал что-то невнятно бормотать. Честно говоря, Чжухон перестал слушать на моменте «трахаться можно уже через час, когда закончится действие болеутоляющего». Не то чтобы ему абсолютно похуй на состояние здоровья омеги, но столько лет мечтая о его теле и сейчас находясь так близко от своей цели, трудно думать о чём-то другом, кроме как не о сексе. Тем более он же услышал, что омега сказал: «Со мной всё в порядке». — И где сейчас твоё болеутоляющее? Неожиданно крепко обняв Чжухон за шею и прижавшись к ней, Чимин поцеловал её и прошептал: — Мне нужно всего пару капель твоей крови, я смогу к открытию борделя поохотиться, чтобы нормально пережить течку. Просто охренев от такого, Чжухон рассмеялся: — Молодец! Честно, Чимин, я тобой восхищаюсь. Но в твоём плане по получению моей крови есть одно очень слабое место. Знаешь какое? — Наверно, ты сейчас мне поведаешь о нём? — О, конечно, с радостью, — начал искать в кармане сигареты Чжухона. — Будешь? Чимин всегда курил, хоть и был врачом. Вампир взял сигарету и поблагодарил: — Когда я начал встречаться с Намджуном, бросил, но сейчас снова думаю начать. Залипнув на губах Чимина, Чжухон, закурив, протянул омеге зажигалку. — Так вот, вернёмся к нашему разговору. — Да, я слушаю со всем вниманием. Выдохнув дым, Чжухон внимательно посмотрел на вампира: — Должен сказать, что всё элементарно. Я видел, как ты разорвал Чимину горло. Думаешь, после такого я рискну своей жизнью и буду поить тебя своей кровью? Омега был настолько шокирован, что даже забыл, что сигарета догорела до фильтра, и когда она начала жечь ему пальцы, он, затоптав её, воскликнул: — Не все умеют есть красиво и изысканно. И что, ты теперь это будешь вспоминать до конца своей недолгой жизни? — Блядь, да ты прям мастер по обаянию и проникновению в сердца людей. Чимин, неужели ты думаешь, что если будешь напоминать мне, насколько моя жизнь недолгая, я тут же воспылаю желанием дать тебе мою кровь? Вампир улыбнулся и, придвинувшись ближе, накрыл его ширинку рукой: — Вообще-то, «давать» должны только омеги. Запомни это и никогда не забывай, — улыбнулся Чимин и начал сосать начавший подниматься бугор. — Блядь, — застонал Чжухон. — Я так понял, наш разговор окончен? Чёрт, Чимин, помоги мне расстегнуть штаны. — Не-а, — оторвался от своего деликатеса омега и, глядя альфе в глаза, потребовал: — Дай мне свою кровь, и я тебе гарантирую безлимит на мою задницу и не только. — Сука ты, — прошипел Чжухон. Его член начал тереться о ткань и доставлял ему ужасный дискомфорт. — Ладно, чёрт с тобой. Пей, — выставил руку альфа. — Но не увлекайся. Хочу успеть воспользоваться твоей дыркой. — Вот так бы и сразу, — словно кот, промурлыкал Чимин, он так долго хотел попробовать альфу. Кстати говоря, омега засёк его ещё две недели назад. Тот шлейф аромата, который оставлял за собой Чжухона, трудно не почувствовать, а с обонянием древнего вампира и подавно. Хва Ёну стоит отдать должное, когда он создавал их расу, то явно приложил массу усилий, чтобы обострить все чувства своих детей. Но вот какого хера создатель сделал омегам эти дурацкие, болезненные течки, жаль, что на этот вопрос ответа он так и не узнает. Наблюдая, как медленно Чимин расстёгивает ему ширинку, Чжухон уже предвкушал, чем они сейчас займутся, как вдруг услышал истошный крик омеги и её ребенка. Эта припадочная сука стояла и, тыкая на них с Чимином пальцем, орала. Словно, блядь, на её тощую задницу кто-то претендует. — Блядь, вселенная явно против того, чтобы мне сегодня отсосали, — вздохнул Чжухон. — Я могу их убить, как раз и поем. «Было бы не плохо», — подумал Эшли. Но вслух сказал: — Нет, ты что? Никогда при мне такого больше не говори. Просто заткни её, а то честно, эта тварь заебала. Наклонившись и буквально засосав головку члена в рот, от чего Чжухон едва не кончил, и так же быстро помчавшись к двум омегам, он, взяв папу за волосы, а ребёнка за загривок, потащил обоих подальше. Потом, когда они скрылись от глаз Чжухона, Чимин, не жалея сил, хоть их осталось не так уж и много, от души избил ту истеричку. Вернувшись, Чимин, увидев, что Чжухон стоял и быстро дрочил член, сказал: — Позже я буду сосать тебе всю ночь, — облизался вампир. — Но там недалеко я видел двух полицейских, скоро они увидят того омегу и ребёнка. Нам нужно быстро убираться отсюда. — Ловлю тебя на слове. Чёрт, кончить не могу, — выругался альфа. Быстро потащив Чимина за дерево, Чжухон, сжав член крепче, ускорился. — Сука, ну давай же. От такого зрелища Чимин и сам себя с трудом контролировал, но всё же ему не хотелось наткнуться на полицейских. Вскоре появились копы и та сука. Она придерживала окровавленный платок у своего лица и, блядь, она снова орала. «Всё, блядь, минуты твоей грёбанной жизни сочтены», — подумал Чимин. Ещё постояв, коп взял рацию и вызвал подкрепление. Потом они ушли. А это значило одно, им нельзя оставаться здесь. Выдохнув, Чжухон снова принялся дрочить. И тут его телефон завибрировал. — Чимин, подожди. Вытащи мой телефон. И поговори сам. С трудом сдерживаясь оттого, чтобы не засмеяться, Чимин ответил на звонок. Узнав Джиёна, Чимин с ним не поздоровался, тот тоже. В городе пока никто не знал, что губернатор знаком с кисэн. Да и не нужно, чтобы это кто-то узнал. Репутацию нужно беречь. — Да, конечно, я передам. Чжухон пока занят, но скоро перезвонит. Закончив разговор, омега сказал: — Позвонишь потом какому-то Джиёну. — Хорошо, а теперь быстро уходи отсюда. — Как будет угодно моему господину, — улыбнулся Чимин и, снова поцеловав его в губы, прошептал: — Вечером я тебе всё компенсирую. Схватив омегу за отросшие белые волосы, Чжухон прижал его к себе и глубоко поцеловал. — Не волнуйся, я всё, что мне понравится, и сам возьму. Конечно, Чимину не хотелось покидать альфу, когда он вот так лежал «готовый к употреблению», но поняв, что уже нашёл обед посытнее, ему не терпелось уже наесться, что называется до отвала. Поскольку вот уже неделю город Ханян готовился к ежегодному фестивалю, приуроченному как раз ко дню основания, все улицы были просто переполнены детьми и их родителями, Чимину не составило труда затеряться в толпе и быстро найти тех копов, идущих вместе с его «обедом» в участок. Купив мороженое и сев у фонтана, расположенного в центре улицы как раз напротив полицейского участка, Чимин, можно сказать, одним выстрелом убивал двух зайцев: он мог спокойно любоваться скоплением людей и наблюдать, когда же тот омега с ребёнком пойдут домой, чтобы с удовольствием перекусить перед открытием. Вскоре увидев, как его жертва преспокойно идёт с ребёнком к лотку с мороженым, Чимин, не теряя их из виду, пошёл за ними. Омега вообще любил заранее выбирать еду, и за несколько дней до того, как выпить всю кровь своей цели, Чимин с удовольствием наблюдал за её последними днями жизни. Всё же в том, чтобы смотреть на то, как человек, и вовсе не подозревающий о том, что он совсем скоро станет чьим-то обедом, есть некая доля остроты, именно в ней, словно в воздухе, так нуждался Чимин. Прожив так долго, омега уже давно не боялся ни острого серебряного кола и уж тем более того, что какой-то охотник отрубит ему голову тем же серебряным мечом, тесаком, мачете или любым рубящим оружием. Для него по-прежнему самым страшным являлась только скука. Лишь она, протягивая к нему свои холодные руки с самой милой улыбкой на лице, начинает душить его, заставляя захлёбываться в этом всепоглощающем чувстве опустошённости. Встретив Намджуна, он вспомнил, что жизнь довольно интересная штука. Сейчас видя, как его альфа уже окончательно отказался от него, Чимин старается скрыть свою боль под своей любимой маской «ненасытной шлюхи». И ему удаётся обмануть всех, кроме себя, потому что каждый день, когда он видит Намджуна и до него можно дотянуться рукой и крепко схватить, Чимин, вглядываясь в такое знакомое и любимое лицо, видит лишь отражение своей боли. Только он никогда не позволял «своей подруге» жить в его сердце постоянно. И сейчас он собирался снова прогнать её. Вряд ли надолго, всё же эта тварь довольно пунктуальная и скоро снова заглянет к нему на чай, а в том, что эта встреча состоится, омега и не сомневается. И наконец-то его цель «доползла» к своему дому. А то, честно говоря, Чимин уже сильно устал, и его начинало бесить всё, как и любого омегу в первый день течки. И к тому моменту, когда он от выкручивающих внутренности спазмов упадёт на пол, ему нужно уже поесть, убрать за собой и свалить домой. Сократив между ними расстояние, омега, дождавшись, когда другой омега войдёт в дом, затолкал обоих внутрь и, захлопнув за собой дверь, зажал рот испуганной женщине. Затем, загипнотизировав обоих, вампир приступил к трапезе. Попив крови, вскоре он сел за стол и стал наблюдать за так любимой им картиной. Поскольку вампиры не должны оставлять трупы со следами зубов на телах, они вынуждены всегда тщательно убирать за собой. Поэтому Чимин приказал омеге убить своего ребёнка, а потом и себя. Наблюдая за тем, как омега наносит в грудь и шею своему сыну удары ножом, и как по комнате разлетаются брызги капель крови, Чимин не мог не засмеяться. Видя, как его гипноз превращает человека в нечто непонятное, Чимин не уставал наслаждаться этим зрелищем, и не имеет значения, что он видел всё это по тысяче раз точно. Ведь не зря, именно боль и отчаяние самые лучшие художники, потому что только благодаря их мастерству, Чимин каждый раз на лице у новой жертвы видит разные и такие прекрасные картины словно выворачивающей на изнанку муки. Позже, дождавшись, пока омега всадил себе нож в горло и упал на пол, Чимин ушёл домой, беззаботно насвистывая мотив любимого певца, Пак Чимина, «Lie». Тем временем пока вампир неторопливо шёл к себе домой и собирался с силами, чтобы пережить «ад», называемый течкой. Другой омега по имени Мин Юнги вновь и вновь повторял слова песни, которую сам написал, но, несмотря на то, что он её знает наизусть, упорно продолжает повторять. Поэтому когда через три часа раздался звонок в дверь его студии, омега даже не обратил на это внимание, пока не зазвонил мобильный и, кстати, довольно настойчиво. Потому что Ёнгук прекрасно знал, стоит его омеге засесть за музыку, он погружался совсем в другой мир и не обращал внимания ни на что, даже на такую мелочь, как звонок телефона. Ещё через минут десять Юнги обратил внимание на посторонний шум и, целую минуту гипнотизируя телефон, вместо того чтобы ответить, надеялся, что телефон замолчит. Только случайно взглянув на настенные часы и увидев, что уже пять, Юнги бросился к телефону: — Да, слушаю. — Это я тебя слушаю, Юнги, я заехал за тобой и стою под дверью, как дурак, и названиваю уже больше десяти минут. Ты забыл, что через два часа мы должны быть у Намджуна в борделе? Быстро спускайся. — Прости, я увлёкся, уже бегу, — пробормотал Юнги. — Ничего, я так и подумал, — успел сказать альфа, перед тем как омега нажал отбой. Ещё успев выкурить пять сигарет, Ёнгук наконец-то увидел спускающегося омегу. Взглянув на часы, альфа проворчал: — Отлично, Джин сожрёт меня живьём. И уже громче добавил: — Юнги, скорей! — Прости, никак не мог решить, что мне одеть на выступление. Ничего не ответив, Ёнгук сел в машину, и они тронулись с места. Ведя машину, альфа заметил, как Юнги всё сильнее начинает нервничать, накрыл его руку своей, сказал: — Прости, не могу посмотреть на тебя, я всё-таки веду машину, но всё будет хорошо. Я до сих пор помню, как ты пел на конкурсе. — Если бы ты хоть на миг отвлёкся от дороги, я тебя бы побил, уж не сомневайся, — улыбнулся Юнги. — Вот и прекрасно, я узнаю своего омегу. — Спасибо, — произнёс Юнги и тоже накрыл руку Ёнгука своей. Прошло только пару мгновений, как он тут же недовольно произнёс: — Всё, а теперь держи руль нормально, как и все, двумя руками. — Слушаюсь, мой капитан, — улыбнулся альфа и вдавил педаль газа в пол. Поскольку площадь, на которой находился бордель Намджуна, была пешеходной зоной, им двоим пришлось поставить машину на стоянку и прогуляться до «Дома белых ирисов» пешком. Хотя если бы Ёнгук знал, чем его затея обернётся, он бы приехал за Юнги раньше, да он бы сделал всё что угодно, чтобы им не довелось испытать этих пару ужасных минут. Но иногда должно случится то, чего ты не ждёшь, и то, к чему никто не бывает готов. Они уже практически были в центре площади, как их окрикнул слишком знакомый голос, причём как для альфы, так и омеги. Омега, узнав Мэттью, скрипнул зубами и, не останавливаясь, как собственно и Ёнгук, держащий его под руку, пошёл чуть быстрее. Только он забыл, что Мэттью не простой альфа, чьи поступки так легко можно предугадать. Что он, собственно, через минуту и доказал, причём в очередной раз. — Молодой человек в красивых, синих штанах, что так обтягивают вашу обалденную попку, остановитесь, пожалуйста, — голос, говорящий по громкоговорителю, резко раздался так близко, что они оба замерли в шоке. Несколько людей, посмотрев на Юнги, он как раз и был в тех самых пресловутых синих штанах, засмеялись и пошли вперёд. — Я его убью, — прошипел Ёнгук и, оставив омегу одного, пошёл назад, чтобы найти Мэттью, как вдруг услышал вскрик омеги. Обернувшись, Ёнгук, побледнев, бросился к Мэттью. Этот ублюдок, схватив Юнги, лишив того возможности сопротивляться, целовал в засос. Схватив Мэттью за плечо и оторвав его от Юнги, Ёнгук уже хотел ударить это недоразумение, называющее себя человеком, но тот, прикрывшись мегафоном, сказал: — Подожди, эту вещь я одолжил только что. Сейчас я его верну, и ты сможешь ударить. — Мне похуй, — крикнул Ёнгук и ударил, только вот Мэттью не мазохист, обожающий боль. Ловко увернувшись от удара, альфа не нанёс ответный, а вырвался и побежал вперёд. Но, всё же обернувшись, успел крикнуть: — Юнги! Ты очень сладкий! И я хочу ещё! — Сука, — едва слышно прошипел Ёнгук, при Юнги и их ребёнке он не матерился. — Всё, Ёнгук нам нужно спешить, — кашлянул Юнги. Он был растерян и не понимал, как же так получилось, что поцелуй с Мэттью ему настолько сильно понравился. «Это всё гормоны», — подумал Юнги, и ему даже на миг показалось, что он смог себя обмануть. — Прости, ты прав. Этот… альфа выбил меня из колеи, — закончил Ёнгук и, быстро взяв омегу под руку, пошёл вперёд. Когда Юнги и Ёнгук добрались до пункта назначения, им пришлось протолкнуться сквозь толпу людей, находящихся перед главным входом, явно ожидающих начала открытия заведения. И, как и ожидалось, Джин встретил их именно так, как умеет только он. Его взгляд был холоден, и он явно уже хотел сказать очередную колкость, но Джунмён обнял его, прошептал: — Джин, пожалуйста. Тот что-то проворчал и пошёл, наверно, искать новую жертву. — Да, синий точно твой цвет, — сказал Джунмён, и когда Юнги, смутившись, поблагодарил, добавил: — Сцена и фонограмма готова. Ты готов открыть вечер? — Конечно. Я так соскучился по выступлениям. — Уверен, ты порвёшь этот зал, — сказал Джунмён и, услышав что его позвали, сказал: — Прости, я отойду. А ты настраивайся. Снова осмотрев сцену и зал борделя, цветовая гамма которого была в кроваво-красных и белых тонах, Юнги подошёл к микрофону и начал повторять слова. Ещё через пару минут к нему подбежал парень и помог надеть микрофон и наушники. Затем он дал ему ещё несколько инструкций и скрылся за кулисами. Через час в крыло, где находился сад с огромным количеством ирисов, расположенный слева от основного зала, в котором будет выступать Юнги, начали запускать людей. Тоже зайдя туда вместе с остальными, Юнги подумал, что раз он надел плащ с капюшоном, его никто не узнает, и он сможет полюбоваться этими прекрасными ирисами, являющимися гордостью Намджуна, он в их честь, собственно, и назвал так свой бордель. Только Юнги расслабленно вдохнул сладкий аромат, как его оттеснили к стене, и он не успел даже испугаться, услышал очень знакомый голос: — Ты пахнешь вкуснее, — голос Мэттью звучал очень приятно, но Юнги не собирался его прощать за ту дурацкую выходку. — Отпусти, мне нужно идти. Но Мэттью обиженно произнес: — Подожди, постой ещё минуту, я так соскучился по тебе, — ещё крепче сжал его в объятиях альфа. Услышав в голосе мольбу, Юнги сказал: — Ладно, две минуты, я побуду здесь ровно две минуты, но перестань обнимать меня. — Нет, — улыбнулся Мэттью и, наклонившись к уху омеги, прошептал: — Ты серьёзно решил, что можешь мне ставить какие-то условия? — Ублюдок, — прошипел Юнги. И совершенно напрасно он был так резок. Альфа подумал точно так же, поэтому, наклонившись, глубоко поцеловал омегу, лишив его возможности сопротивляться. Но, даже наступив альфе на ногу, Юнги не смог воспользоваться открывшейся ему возможностью и сбежать. Неожиданно прервав поцелуй, Мэттью не удержался от подколки: — Тебе так сильно понравился мой поцелуй, что ты даже не подумал укусить меня, чтобы освободиться? Поняв, что его раскрыли, Юнги презрительно фыркнул: — Ну да, мечтай. Всё, мне пора, пойду ещё порепетирую. — Подожди, расскажи хотя бы, почему бордель называется «Дом белых ирисов»? Неужели из-за этого небольшого сада? — с сомнением в голосе спросил Мэттью. — Много ты там понимаешь, именно эти цветы родители Намджуна смогли увезти с собой после начала войны из старого дома, когда убегали из Ханяна. — Большей чуши я не слышал! — засмеялся Мэттью. — А не пошёл бы ты! — вспылил было омега, но Мэттью неожиданно резко приложил к его губам палец и прошептал: — Какой же ты развратный омега, тебе так сильно хочется увидеть, как меня трахает Ёнгук? — не успел он задать вопрос, как Юнги снова начал вырываться. Но его попытки только продолжали смешить Мэттью. — Ответь, Юнги, ты же сам послал меня нахуй, должен же я уточнить у тебя, на чей именно? — спросил альфа. — Мне уже пора, пожалуйста, отпусти, — сказал Юнги. — Ладно, мне тоже очень интересно, как ты выступишь, так что постарайся, — сказал Мэттью и нехотя отпустил омегу. «Скоро я соберу себе полный комплект, и всё вообще будет классно», — подумал Мэттью и пошёл за людьми в следующий зал, где, помимо белых ирисов, находились синие. Хотя всего пару минут назад Мэттью насмехался над историей, рассказанной Юнги, кстати говоря, он специально дразнил омегу, но это нисколько не помешало альфе наслаждаться видом этих великолепных цветов.