Гречишный мёд и кровь

Прошёл месяц. Несмотря на то, что Ёнгук составил себе огромный список дел, и время было расписано едва ли не до минуты, он всё равно взял с собой Мэттью и Юнги с Сорёном и поехал в Ханян на пару дней. Юнги испёк эклеры и, захватив как можно больше, принёс с собой на могилу к Сорёну, чтобы отпраздновать его день рождения — ему в этом году исполнилось бы всего тридцать пять лет. Юнги, с едва заметным животом, поставил на столике возле могилы огромный поднос с пирожными, затем сжал руку Мэттью и подошёл ближе. Ёнгук, держа на руках маленького Сеймура, стоял чуть слева от них и смотрел, как ему с фотографии улыбался его любимый тесть, жаль, что омега уже не побывает на их свадьбе. Ёнгук поднял голову вверх, чтобы непрошеные слёзы перестали течь по щекам: — Видишь, Сорён, — обратился Ёнгук к сыну. — Там, на облачке сидит твой дедушка. — Понятно, что двухмесячный альфа не понял ни слова из того, что говорил ему его отец, но всё же он каким-то непостижимым образом поднял голову и посмотрел туда, куда показывал Ёнгук. Когда через секунду в небе появилась радуга и ребёнок громко засмеялся, Ёнгук посмотрел на небо: — Спасибо, Сорён. Мэттью и Юнги, увидев радугу, тоже улыбнулись. Это было настоящим чудом, и, почувствовав присутствие Сорёна, Юнги уже не смог сдержать слёзы. Затем погладив фотографию на памятнике, омега заговорил: — Привет, папа, с днем рождения тебя. — На этом его дальнейшие слова утонули во всхлипах. Мэттью прижал его к себе и, улыбнувшись, поклонился перед памятником: — Я пришёл попросить у вас благословение и руки вашего сына. Очень жаль, что я никогда не узнаю дедушку моего Сорёна. Юнги говорит, что сын его копия, но подбородок и превосходные скулы — это у него от вас. Вполне возможно, если бы кто-то увидел, что взрослые люди вот так разговаривают с памятником, покрутили у виска пальцем. Но Мэттью, сам потерявший своих родителей, обожал, когда Юнги рассказывал о своём детстве. В такие моменты альфа всё сильней чувствовал, как нити, связавшие их уже очень давно, становятся ещё крепче, и от этого чувства в его одинокой душе швы от шрама, полученного им в далёком детстве, начинают исчезать. Потом началась мучительная подготовка к свадьбе, но когда Мэттью вместе с Ёнгуком стояли у алтаря и смотрели, как Юнги в бесподобном белом костюме идёт к ним навстречу с Джиёном под руку, Мэттью, повернув голову к Ёнгуку, сказал: — Теперь я понял, ради чего я страдал эти две недели. — Не ты один, — улыбнулся Ёнгук и сжал его руку. Не сговариваясь и действуя абсолютно синхронно оба, альфы сделали шаг вперёд и сказали: — Спасибо, Джиён, что провёл Юнги к алтарю, но позволь нам забрать своё сокровище. Позже, после окончания свадебного торжества они, своей тесной компанией сбежав от гостей, спрятались на балконе. Джиён, произнеся тост в честь молодых, пожелал, чтобы они как можно чаще собирались и отмечали вместе все праздники или даже просто так. После брачной ночи и переезда в Токио последовали скучные будни. Первым же указом провозгласив Чосон независимой страной и сделав императором Джиёна, Ёнгук занялся остальными делами. В течение первого года правления альфа нашёл себе замену, вернул под свой контроль синдикат «Вороны» и после коронации нового короля ушёл в отставку, с удовольствием стал растить Сорёна и ждать пополнения семейства. Начав жить втроём, они договорились, что Юнги будет рожать по ребенку от каждого. Когда родился второй альфа — Юнхо, Ёнгук не переставал удивляться тому, что почему-то его родной сын Сорён засыпал только на руках у Мэттью, а Юнхо на руках у него. Эта ситуация казалась милой только им. Юнги же даже не пытался скрывать своей ревности и не понимал, почему он не может быстро уложить спать собственных детей. По просьбе Мэттью они трое бросали жребий, чью фамилию будут носить все члены их семьи, так что Ёнгук выиграл. К семейству Бан часто приходили в гости их друзья. Они засиживались допоздна и обсуждали много разных интересных тем. Наблюдая за семейной идиллией семьи Бан, Чимин улыбался и ждал, когда его план по возвращению Намджуна даст свои плоды. Хотя разрывать свои отношения с Чжухоном вампир не собирался. Уже пару месяцев добавляя в свиную кровь, которой омега поил Намджуна, человеческую, Чимин ждал, когда альфа примет то, что теперь он вампир. А после этого есть шанс, что омега снова сможет соблазнить его. Поэтому Чимин старался навещать Намджуна как можно чаще, правда, альфа от этих визитов был не в восторге. Каждый раз глядя, как на пороге его дома появлялся вампир, Намджун испытывал сильную боль и снова тосковал по прошлому и своей простой человеческой жизни. Вот и сейчас услышав запах малины, Намджун продолжил лепить вазу, не отрываясь от гончарного станка: — Поставь банку с кровью на столе и уходи, — к этому приветствию Чимин за два года уже привык и почти не обижался. Поэтому он подошёл к альфе и внимательно рассмотрел кусок глины, даже не пытаясь скрыть ухмылки, спросил: — Ты что, не успеваешь добежать до туалета? Зачем тебе ночной горшок? — Это ваза. Я вроде тебя просил приходить пореже. Кровь можно доставлять и с помощью курьера. — Можно, — согласился Чимин. — Но, знаешь ли, я волнуюсь, чтобы эти недотёпы не разбили драгоценную жидкость. Знаешь, я люблю свиней, и мне на то, что приходится убивать этих беззащитных животных, в отличие от тебя, не насрать. Так что, как говорится, заткни свой рот и будь благодарен за заботу. — А не пошел бы ты… домой, — сделав паузу, закончил Намджун, всё так же не глядя на омегу. — На хуй бы с превеликим удовольствием, а вот домой нет. Можно я ещё посижу? — Сиди, чего уж там, разве ты хоть раз слушался меня, — встал Намджун, и, помыв руки, закурил. Снова это тяжёлое напряжение повисло между ними. Снова, в который раз Чимин безуспешно прилагает усилия, чтобы хоть немного поговорить с Намджуном. И снова всё напрасно. — Чимин, я прошу тебя, уходи, — выдохнул дым Намджун и потушил окурок. — Как будет угодно моему истинному, — улыбнулся Чимин. — Джиён просил, чтобы завтра ты пришёл вовремя, а не как в прошлый раз. — Хорошо. И я уже задолбался извиняться. — Ничего, зато теперь ты точно запомнишь, насколько сильно Джиён ненавидит не пунктуальность. До встречи. — Надеюсь, не до скорой? Чимин резко развернулся у самой двери и, вернувшись к Намджуну, неожиданно схватил альфу за подбородок: — Запомни: надежда всего лишь шлюха, и доверять ей могут только такие же ни на что не способные существа, вроде людей. Ты уже давно не человек, а вампир. Мы берём то, что хотим, перекраиваем мир под свои нужды и желания. Тебе понятно? — Да. И вали уже домой, — произнёс Намджун. — До встречи, — Чимин встал на носочки и неожиданно чмокнул альфу в губы. Вытерев их, Намджун метнул в омегу вазу. Инстинктивно пригнувшись, Чимин, выскочив за порог, показал альфе язык и, засмеявшись, быстро побежал прочь. Завтра он снова придёт и очень скоро сделает Намджуна снова своим. На этот раз навсегда. Альфа же, выпив крови, достал сигарету и, закурив, улыбнулся. Губы Чимина всегда были и будут самыми нежными и мягкими. Такими они останутся навеки. Зайдя вечером к Джиёну, Чимин увидел, что альфа сидит на балконе и курит. — Ну что, покормил Намджуна? — спросил Джиён. — Да. Слушай, а когда кровь уже подействует на него? — обида в его голосе, как река, так и желала выйти из берегов, но Джиён подошёл ближе и, обняв своего любимого сына, произнес: — Не волнуйся, каким бы сильным ни был дух Намджуна, он рано или поздно сломается. — Тогда я буду ждать. — Правильно. — Джиён, — Чимин посмотрел отцу в глаза: — Что будет с Чонгуком? Ты ему расскажешь? — Нет. Я больше никогда не причиню ему боль. Лет через тридцать лет канцлер Чосона Квон Джиён, и его супруг умрут. К тому времени я подберу нам новые тела. — Думаешь, если ты насильно превратишь его в вампира, Чонгуку будет не так больно? — Нет, не думаю, но он будет со мной. Остальное не важно. — Ты такой же эгоист, как и я, — хмыкнул омега. — Поэтому мы так хорошо понимаем друг друга, — улыбнулся Джиён и, закурив сигарету, протянул пачку Чимину.