Гречишный мёд и кровь

Прошло четыре дня. Ёнгук никогда не перестанет ненавидеть отца, но ещё пару месяцев назад начав изучать дворцовый этикет, он впервые посочувствовал этому человеку. Жить в таком тесном мирке, — где каждый твой кивок головой не в ту сторону означает чью-то смерть или наказание, невыносимо. Понятно, альфа слегка преувеличил, но всё равно почти всё обстояло именно так. Глупых правил и таких же запретов в королевском дворце было масса. Выучить всё это, что должен и, главное, не должен делать император во время коронации, смерти подобно. Даже с учётом того, что его учёба началась ещё четыре месяца назад, Ёнгук проигрывал сражение со временем, оставшимся до коронации. У него осталось только три дня из целой недели. «Почему время так быстро бежит?» — подумал альфа. Ёнгук никогда особо не любил появляться в месте с огромным количеством людей, а тут, на площади, по которой будут нести его паланкин, ко двору их соберётся несколько десятков тысяч. Ужас. Но следующий минус перевешивает всё вышесказанное. Итак, жара. А император должен запаковаться в костюм. Да, ткань высшего качества, она лёгкая, но когда на улице сорок градусов, абсолютно не важен состав ткани. Имеет значение только то, что ты ни при каких обстоятельствах не можешь раздеться ну желательно хотя бы до нижнего белья. А это то, что Ёнгук хотел бы больше всего. Раздеться и показать всем средний палец, забрать Юнги с ребёнком, Мэттью и уехать к чертям домой. Но, увы, он должен стать императором, по крайней мере на год или два, чтобы наконец-то сделать свою страну независимой и свободной. Ради этого он выучит все нелепые правила и будет сидеть в паланкине в жару даже в шубе. Альфа всегда презирал тех, кто на каждом углу кричит о любви к родине, но ничего не делает из-за страха потерять то, чего у этого жалкого ничтожества на самом деле нет. Также он презирал так называемых героев, которые, не имея никакого плана для спасения самого ценного — своей жизни, просто бросались, условно говоря, на «штыки врага». Сам себя он относил к третьему типу: были люди, которые продолжали жить, и пусть земля горит под ногами, но они бросят все силы, чтобы выжить, они не пожертвуют жизнью, чтобы их похоронили. Их цели и желания, — позаботиться о родных, богатстве и постараться найти общий язык с врагом, — гораздо ценнее. Потому что, только изучив захватчиков, можно понять, каким образом нужно поступать, чтобы побороть их. Тут точно лозунги и храбрая, но бессмысленная смерть не помогут. Герои даже не задумывались над одной такой простой и одновременно сложной вещью как-то, что как может человек желать и стремиться спасти целую страну, но не может сберечь собственную жизнь? Оба типа этих людей попадали только под категорию — мусор истории. Хотя всё же маленькое различие между ними существовало. Второму типу люди поставят памятник, положат цветы под светом камер, скорчат трагические рожи и так же зарыдают. Только вот штука в том, что придя домой, они все будут смеяться до боли в животе и во всех мышцах лица. Ведь герои нужны только вместо тряпки, которая способна лишь на время закрыть течь в трубе, чтобы можно было придумать способ, как её отремонтировать раз и навсегда. Героическая смерть не даёт этим глупцам шанс на настоящее уважение, только на паршивую игру. Она, как маска из дешёвого грима, так же быстро растает на солнце и потечёт. Но об этом никто и никогда не скажет вслух. Конечно же герои нужны. Кто, как не они, способен сделать всю грязную работу и убивать врагов, чтобы у настоящих спасителей было время найти выход? Только вот награда героям — смерть и место на свалке истории, другим, тем, кто является просто жалкими, обычными людьми без богатства и положения в обществе, достанется — забвение. Лишь тем, третьим достанутся власть и жизнь. Довольно справедливый обмен. Пока длилась эта дурацкая война, альфа занимался своим бандитским синдикатом и зарабатыванием денег, времени на то, чтобы кричать бессмысленные лозунги о свободе Чосона и идти на смерть ради него, — у него не было. Но вот сейчас даже против его воли, когда у него в руках оказалась власть, Ёнгук не может просто сбежать. Этим он отличается от перечисленных выше типов. О боли за страну он никому не говорил, в бой за её свободу не шёл. Но когда пришло время действовать, альфа сделал то, что должен. Поэтому он старался играть роль императора со всей серьёзностью. И ещё за три дня был полностью готов к завтрашней коронации. Позже освободившись, Ёнгук, переоделся в более комфортную для него одежду: белые полотняные, свободные штаны и синяя рубашка с короткими рукавами. А затем вышел на улицу, где его, разумеется, ожидали охрана и Мэттью. После той ночи, даже за целую неделю, он так и не смог выкроить ни одной свободной минуты, чтобы поговорить. Сейчас увидев Мэттью, Ёнгук, подойдя ближе, с трудом сдерживал себя, чтобы не наброситься на него и не повалить прямо на землю, чтобы как следует оттрахать. Каждый день, изучая этикет до мельчайшей детали, Ёнгук и не думал, что успел так соскучиться по Мэттью. Тот, поздоровавшись только в машине, дал волю своим рукам. Так чтобы никто не видел, Мэттью положил руку под крепкую и упругую задницу Ёнгука и начал поглаживать, подбираясь к заднему проходу, начиная надавливать на него, отчего альфа посмотрел на него угрожающим взглядом. Но разве есть хоть что-то, что способно заставить Мэттью задуматься о приличиях и дурацких нормах поведения? Конечно же нет. К тому же трахать кого-то или лапать в людных местах уже давно для него стало любимым занятием. Только ощутив, как рука Мэттью стала поглаживать его зад ещё интенсивнее и, как ему казалось, его возбуждение уже стало видно невооружённым взглядом, только тогда Ёнгук тихо прошипел: — Перестань лапать мой зад. Мы не одни. К тому же сегодня нам ещё нужно рассказать всю правду Юнги. Веди себя прилично. — То есть если бы не было охраны, ты бы позволил мне кое-что большее? — прошептал на ухо Мэттью. — Да. Теперь тебе легче? — улыбнулся Ёнгук. Ему самому было не по себе оттого, как быстро этот альфа стал частью его души, особенно когда он смотрел на него и чувствовал, как ему становится всё тяжелее контролировать себя, чтобы тоже не облапать Мэттью в присутствии водителя. — Ладно, но не думай, что потом сможешь так легко отвязаться от меня, — вздохнул Мэттью и ещё тише добавил: — Нам с Юнги тоже надо тебе кое-что рассказать, а ты не позволяешь мне чуток потискать твою попку. Жадина. — Как будто мне это нужно, — прошептал Ёнгук и крепко сжал его руку. Посмотрев альфе в глаза, Мэттью только улыбнулся. Ёнгук, поняв того без слов, наклонился и прошептал: — Я люблю тебя. — Мэттью даже не успел ничего ответить, как машина остановилась. Ещё издали, заприметив невысокую фигурку с несколькими стоящими рядом чемоданами, альфы поспешили к омеге навстречу. Юнги держал на руках ребёнка, он как раз недавно проснулся и снова начал кричать. Увидев своих мужчин, омега улыбнулся и бросился к ним. Мэттью забрал у него из рук Сорёна и начал покачивать. Ёнгук заворожённо наблюдал за альфой и не мог налюбоваться тем, что Мэттью с Сорёном на руках выглядел чертовски соблазнительно. Рассматривая Сорёна, Мэттью, наверно, думал, что раз за ним никто не наблюдает, то можно снять свою маску «дебошира и альфа-самца» и наконец-то хоть на какое-то время стать самим собой. Но встретившись взглядом с Ёнгуком, Мэттью понял: его рассекретили. Поэтому он как всегда лукаво улыбнулся и, увидев в глазах Ёнгука характерный блеск зарождающегося в нём возбуждения, передал ему в руки маленького альфу. — Посмотри на своего сына. Правда, он копия Юнги? Внимательно вглядевшись в маленькие чёрные глазки с похожей искрой той же хитринки, что есть и у Юнги, и заметив, что форма глаз у обоих была одинаковой, Ёнгук улыбнулся: — Да, ты прав, Сорён просто копия своего папы. И мне одному показалось, или он до этого кричал? А как только попал в твои руки, успокоился? Омега улыбнулся: — Не показалось, Сорён засыпает сразу, как только его укладывает Мэттью. Ёнгук уже слышал от Юнги и от Мэттью подробности их жизни на острове после того, как альфа спас омегу, но сейчас снова всё это услышав ему, тут же захотелось обнять обоих и рассказать о том, как сильно он их любит. — Ну всё, пойдём к машине. Позже Юнги, приняв ванну и оставив ребёнка с няней, которую нашёл Ёнгук, надел на голое тело белый халат, пошёл в гостиную, где его ждали Ёнгук и Мэттью. Не желая тянуть с неприятным разговором, Юнги заговорил. Мэттью перебивал и говорил, что это он ходил за ним, преследовал и даже присылал видео с дрочкой, поэтому Юнги не виноват в измене. Слушая всё это и видя, как Юнги виновато прячет глаза, Ёнгук всё острее чувствовал свою вину, поэтому он, крепко обняв Юнги, рассказал и свою историю. О, том, что четыре года назад в Токио Мэттью подсыпал Ёнгуку рогипнол и трахнул его, Юнги знал. А вот о том что буквально через пару дней Мэттью пришёл к Ёнгуку и попросил, чтобы тот трахнул его, об этом альфа ему не сказал. Поскольку именно то, что все присутствующие в равной степени изменили, стало тем самым смягчающим вину обстоятельством, Юнги первым попросил прекратить ворошить прошлое и копаться в старых, и не совсем ранах, а заняться чем-то более интересным. Само собой, никто из двоих альф не возражал. Ёнгук быстро избавился от одежды, принялся помогать с этим Юнги. Поскольку на омеге был только халат на голое тело, Ёнгук потащил его в спальню. За ними, прихватив несколько бутылок шампанского и бокалы, поспешил ещё одетый Мэттью. Поставив шампанское на столик, стоящий возле огромной кровати, Мэттью быстро снял с себя одежду и, взяв в ванной смазку, сел рядом с целующейся парочкой. Мэттью ущипнул Ёнгука за задницу и спросил: — Ну что, как будем действовать? Тянем жребий, кто кого трахнет первым, или будем просто по очереди? — Я согласен на всё, пусть выбирает Юнги, — сказал Ёнгук. Когда оба мужчины посмотрели на омегу, ожидая его ответа, омега, улыбнувшись, сказал: — Я сейчас вернусь. Через минуту Юнги зашёл, неся в руках кожаный ошейник и наручники. — Может, начнём с этого? — поймав удивлённый взгляд Торина, Юнги засмеялся: — Мэттью, ты же не забыл своё обещание оттрахать нас с Ёнгуком вдвоём? — Конечно же я помню это, — улыбнулся Мэттью и, облизав пересохшие губы, взял из рук Юнги наручники и ошейник. — Тебе нужно было ещё купить лисьи уши или хвост с вибратором. Юнги засмеялся: — Зачем мне вибратор, если у меня теперь есть двое альф? — Ну, наручники и ошейник ты купил, а это значит, что ты готов к экспериментам. — Вибратор используем потом, — сказал Юнги. — Ну что, начнём? — Обещаешь? — спросил Мэттью и потянул его на кровать. Ответ Юнги утонул в поцелуе. А сзади к нему пристроился Ёнгук и начал тереться членом о задницу омеги. — Сядь на меня, — Мэттью, осторожно придерживая омегу за талию, помог сесть верхом. Негромко охнув, Юнги ощутил, как в него проник горячий, немного подрагивающий член, начал совершать поступательные движения бёдрами. Мэттью, не отрываясь, смотрел ему в глаза и, дотянувшись до сосков, принялся облизывать и сосать каждый, всё глубже насаживая скользкую задницу Юнги на свой член. Любуясь открывшейся картиной, Ёнгук пристроился сзади омеги и плавно ввёл в него член только наполовину, чтобы тут же выйти и засадить уже полностью. Громкие стоны и крики омеги стали для альфы самой лучшей наградой и афродизиаком, они подстегнули действовать его ещё грубее и безжалостнее. Но Юнги не испугался, кончив пару раз, не успев дождаться мужчин, омега начал умолять их трахать его ещё жёстче. И мужчины не смогли отказать в этой просьбе своему ненасытному, сладкому омеге. Обкончав Юнги, альфы поставили его на четвереньки, и Ёнгук принялся сношать омегу в задницу, а Мэттью занял пустующий рот, натянул его на член. Потом как оказалось, никто из троих не заметил, что уже наступил вечер. Они делали перерывы, но только они ложились на пару минут, чтобы просто отдохнуть, кто-то из них не выдерживал, и из невинных ласк снова рождалось чистейшее пламя, в котором начинали гореть все трое. Не имея сил, Юнги продолжал стонать, ощущая, как горячие поршни снуют в его заднице и рту, доводя его до последней черты перед бездной безумия. Но вскоре омега реально погрузился во тьму. От сильного оргазма Юнги потерял сознание, и тогда двое мужчин поняли, что слегка переборщили. Приведя омегу в сознание, Мэттью пошёл в ванную. Вернувшись оттуда с тазом, с тёплой водой и тряпкой, альфа аккуратно протёр тело Юнги и особенно задницу, из которой ещё вытекало большое количество спермы. Торин придерживал голову омеги и аккуратно массажировал её. — Тебе уже лучше? — Я в раю? — спросил Юнги, от невероятной слабости во всём теле он с трудом мог шевелить языком, но ни за что бы не отказался повторить всё, что между ними произошло всего пару минут назад. — Нет, ты по-прежнему находишься на этой грешной земле, и мы тебя никуда не отпустим, — засмеялся Мэттью. — Хочу ещё, — произнёс обессиленный омега. Мэттью, наклонившись и поцеловав Юнги в губы, произнёс: — Позже, после того как ты отдохнёшь, мы продолжим веселье, а сейчас мы все будем спать. Проспав пару часов до восьми вечера, троица, словно они были ведьмаками, попавшими на шабаш, снова начали трахаться, как безумные, и похуй, что завтра коронация. Только с наступлением рассвета Ёнгук от греха подальше перебрался в другую комнату, чтобы хоть немного выспаться. Но зря он волновался, Мэттью и Юнги с приходом рассвета уснули настолько крепко, что их не смогли разбудить даже слуги, когда до начала церемонии остался всего час. Поскольку у Ёнгука было своё расписание, то его разбудили намного раньше, и альфа, едва не падая от усталости и недосыпа, шёл к машине, с трудом переставляя ноги. Позже, когда Ёнгук оделся в чёрный фрак, альфа сел в паланкин, и его понесли через огромную площадь в королевский дворец. Народ кричал от радости и громко приветствовал нового короля. Увидев в толпе своих друзей, а также Юнги, который держал на руках Сорёна, они стояли рядом с Мэттью, Ёнгук перестал волноваться и снова прочитал, что он должен делать. Выйдя из паланкина и пройдя в тронный зал, Ёнгук в наполненном зале придворных и прочей знати поклонился пред ними, и ему надели на голову корону. С этой минуты Великобританию возглавил новый император. Но дальше ожидало самое трудное. До глубокой ночи Ёнгук должен был сидеть на троне и мило улыбаться всем окружающим его людям. А уже завтра он должен погрузиться в государственные дела. Поэтому Ёнгук даже напиться не мог, потому что об этом его помощник просил не меньше, чем раза три. А альфа был не из тех, кто не привык игнорировать чьи-то советы или просьбы, если они были разумными и могли принести ему пользу. День тянулся медленно, но, в конце концов, он сменился наступлением вечера, и Ёнгук смог попрощаться со всеми гостями и пойти домой. И только когда Ёнгук вместе с Мэттью и Юнги погрузились в горячую ванну, альфа понял, что именно сейчас он по-настоящему отпразднует этот важный день в своей жизни.