The Mermaid and Lazarus

— А где в это время был Римус? — спросила Алиса. — Он ждал в кабаке, как ему и сказали…       …Танцевали люди, праздновали, веселились. Но Римус сидел в стороне от всех да пиво хлебал. Старался думать он о небе за окном или о пене пивной, о гомонящих мужиках за неотесанными столами, но все упорно слышал тонкий хрустальный звон: — Умру… умру…       Не давала покоя ему русалка, его большие слезливые глаза. Он ведь не пел Римусу, отчего же тогда на душе у него так скреблось?       Поздним часом посмотрел Римус в окно — темень непроглядная, ни зги не видать. Улицы опустели, на город спустился сон — только в кабаке горел неяркий свет, тихо переговаривались люди. Но вот дверь с треском распахнулась, и на пороге встал протрезвевший чудак, которого не так давно выдворили за дебош. — Там… там русалка! — закричал он.       Повисла необычнайная тишина. Все люди до единого обратили на чудака взгляды — испуганные, недоверчивые, насмешливые. А баламут продолжил кричать, потрясая руками: — Там русалка, сам видел! На берегу, с ведьмой!       Его впустили, позвали ко столу. Римус скрипнул зубами: ну эка подлость! И чего они ему верят? Видно же, пьяница закостенелый! Сидя в своём темном углу, Римус внимательно слушал, о чем говорил тот пройдоха, что он успел высмотреть. К счастью, выпивохи ему не шибко-то и поверили, зато всецело подключились к презрению водяного народа: — От них, от русалок, все беды. Град, неурожай, чума… — Слыхали, вчера каково-то принцу выловили из воды. А корабль-то русалки потопили! — Oткудава знаешь? — Моя матерь носит в замок молоко…       Томился в ожидании Римус, пока за окном забрезжил рассвет. В конце улицы показались две фигуры: длинноволосая, в шляпе, и тоненькая, в ночной сорочке. Он сорвался с места, намереваясь предупредить своих знакомых о не самом приветливом приеме, но почуявший неладное доносчик, толстоватый и похожий на крысу мужичок, бросился ему наперерез: — Никуда ты не пойдёшь! — и вцепился Римусу в рубаху, чуть полу не оторвал.       Дверь едва ль не сорвало с петель: ведьма со всей одури пнула её ногой. Величественная и грозная, она оттолкнула бедняка с пьяницей с дороги и вошла внутрь, так, что все сплетники сразу и позатыкались. Регулус, с неприкрытым любопытством озираясь, утиным хвостиком следовал за ней. — Вот он! — пьяница затыкал в Регулуса пальцем. — Русалка! — Иди проспись! — ведьма схватила его за шкирку и выбросила на улицу, как помойную крысу.       Те, кто не так давно слушали мужичка, осыпали его градом насмешек. А ведьма громко завопила: — Ксено, принеси бездомышу одежды! КСЕНО!!! — Я иду, иду, — гнусаво послышалось со второго этажа.       Вскоре по скрипучей лестнице спустился тощеватый, помятый мужчинка, его спутанные космы доставали ему аж до живота. В руках он нес какие-то тряпки, которые никто из членов ведьминской семьи не хотел носить. Он отдал их Пандоре (так звали его вечно молодую жену) а та — Регулусу. — Спасибо, — со всей искренностью поблагодарил Регулус и бесстыдно сбросил с себя сорочку.       Белая ткань упала к его ногам, и пьяницы заулюлюкали. Регулус непонимающе на них оглянулся, и Римус поспешил отобрать тряпье, набросить на худые плечи. — Какая ж это русалка! — гоготали люди. — Юродивый! — Поскорее, — быстро нашептывал Римус. — Ну давай, суй же сюда ногу…       Непривыкший к одежде Регулус с трудом попадал в рукава и штанины. Спешка пугала его, но теплота рук Римуса наперекор тревоге успокаивала бьющееся человеческое сердце. — Возьмите, — тихо сказал Регулус ведьминому мужу и протянул вместе с сорочкой жемчужную нить. — Спасибо за столь чудесные дары.       Публика взорвалась хохотом: — Дары! Во брякнул!       Ксено ошеломленно заморгал, безропотно принимая мятую сорочку и дорогущий жемчуг, за который и глотку ночью перерезать могут. — Пойдем, дитя мое, — вздохнул Римус и приобнял Регулуса за плечи, чей наряд держался исключительно на латках и колдовстве.       Они вышли на заметно посветлевшую улицу. Каждый шаг давался Регулусу настоящим боем: он едва сдерживал стоны, губы его, цветочные лепестки, дрожали и кривились. — Что, больно, наверное? — посочувствовал Римус, державший не меньше половины от его скудного веса. — Ах! Да нет, не очень, — ответил Регулус, лишь кончики его пальцев касались земли.       А пьяница, похожий на крысу, лежал на стоге сена и недобро к ним приглядывался. Не мог он спустить им публичного позора, ведь все он успел увидеть собственными глазами — и рыбий хвост, и ведьмовство, и долгий ритуал от начального слова и до последнего взмаха руки.       Все Регулусу было новым, все захватывало дух. Римус водил его по городу, показывая самые красивые места, в которых успел побывать, рассказывал истории, каким был свидетелем. На одной из грунтовых дорог им повстречалось стадо овец с пастухом на коне: Регулус бросился обниматься к милым пушистым зверям, но тут же отскочил от напыжившегося барана и окрика пастуха. Запутавшись в ногах, он повалился на траву, и Римусу пришлось его поднимать. — Бедный мальчонка, — жалились прачки уже на другой мостовой, где Регулус неловко ловил улетевший с веревки платок. — Помрёт же от голода, не проживёт на одних подаяниях! — Стой покрепче, — поймав Регулуса в падении, Римус аккуратно вернул его на ноги. — Я ж могу не углядеть. — Ладно, — провожая взглядом улетавший к облакам платок, Регулус смахнул со лба непривычно короткие волосы.       На ярмарке он пришёл в полный восторг. Поражали бегающие по кругу деревянные кони — неужели живые? — и дети, катавшиеся на них, такие смелые! Площадь полнилась самыми разными людьми: загорелыми и бледными, разодетыми и в обносках, радостными и серьёзными. Пестрили яркие ткани, вкусно пахло жареным и специями. Им с Римусом пожертвовали по куску сухого хлеба, но и то было неимоверно вкусным — Регулус проглотил все до последней крошки. Это действительно был удивительный мир, прекрасная жизнь. Морское царство не шло с земным ни в какое сравнение. И как русалки не умирали от скуки? Козни людям были для них почти единственным развлечением.       На девушек, поющих хоралы, Регулус смотрел с раскрытым ртом. Его мама говорила, что люди не умеют петь, что голоса их уродливо скрипят и повизгивают, но это было не так. Конечно, людям никогда не сравниться с русалками, но пение тех девушек приблизительно походило на то, как пел Сириус после того, как порезвится в холодном северном течении.       Все вокруг казалось волшебной сказкой, сбывшейся мечтой. Только бродить по ней было невыносимо больно. — Можно мы чуть-чуть отдохнём? — попросил Регулус, усаживаясь прямо на землю, рядом с лужей. — Ого, привет!       Он помахал своему отражению в воде. Римус не сдержал улыбки: — Это же ты, ты отражаешься в воде. — Как странно, — Регулус вздернул тонкие брови. — А почему так? В воде поселился мой двойник? А он скажет маме, что со мной все хорошо? — Скажет, конечно же скажет, — соврал Римус и поскорее сменил тему: — Хочешь, мы поищем тебе башмаки? — Башмаки?       Регулус вопросительно на него посмотрел. Ни обноски, ни пыль, прилипшая к коже, не могли сделать его хуже любой другой русалки, но в той же мере и человеческие ноги не добавляли ему человечности, грязного нутра, которым славились люди. Ни то, ни другое — короткоживущий инород, посмевший нарушить законы природы. — Это на ноги, — Римус показал на свою босую огрубевшую стопу, а потом на ноги проходившего мимо мужчины в фиолетовых сапогах. — Так болеть будет меньше. — Тогда давай, — согласился Регулус.       Римус вытряхнул из внутреннего кармана последние сбережения, которые недавно выиграл в карты. Он хотел купить башмаки себе, ведь так устал залечивать порезы, но Регулусу они были намного нужнее. Подбирая пару, краем глаза Римус заметил промелькнувшее лицо доносчика, который следовал за ними почти все это время. Пусть смотрит! Регулус обратно уже не превратится — он принял человеческий облик навсегда. Ну, или до тех пор, пока принц не женится. — Посмотри-ка на себя, — обув Регулуса, Римус поднял его и поставил перед зеркалом. — Красавец же.       Глаза Регулуса расширились. Под водой у них были зеркала, обломки с кораблей, но таких больших он никогда не встречал. Тонкими белыми пальцами Регулус коснулся стекла в мыльных разводах, а потом своей чумазой щеки, успевшей где-то испачкаться.       Римус протянул руку и сорвал низкую веточку акации, усыпанную белыми цветами, а потом вставил Регулусу за ухо. Мальчик озарился нежной улыбкой. Живой человеческий цветок…       Незаметно день склонился к вечеру. В городе зажглись факела и фонари, и улицы сделались почти такими же светлыми и теплыми, как в полдень, только с тысячью звезд наверху. Римус и Регулус перебились подачками, умылись в канале и вскоре очутились у деревянной сцены, на которой люди разыгрывали спектакль. Регулус подумал, что когда они снова пойдут к каналу, о театре стоит рассказать водяному двойнику — пусть передаст королеве Вальбурге, чтобы та распорядилась устроить во дворце что-то похожее. Сириус был бы рад новой игре.       Так они и проходили до самой ночи, да только стены неприступного замка на высокой горе не становились ближе. — Мы идем к принцу? — обеспокоился Регулус. — К принцу, да?       Лицо Римуса опечалилось, и виски снова сковало ледяным хрусталем. — А… — растерянно промолвил он. — Да…       Ему-то думалось, что свобода полюбится наивному Регулусу и без принца. Каков же дурак. — Поздновато уже, — почесал Римус голову. — Все в замке спят. И нам бы не помешало, вон у тебя уже глаза слипаются. — Да? — Регулус протер их и снова воззрился на Римуса, не способного себя одернуть, не могущего перестать таращиться на живые алмазы. — Раз там спят, подождем утра…       Римус привел его на сеновал и бросил на солому оставленную кем-то тряпку. Улегшись поудобнее, он ждал, что Регулус пристроится под боком и пригреется его теплом, но мальчик все сидел, обхватив колени руками, и почти до рассвета неотрывно смотрел через открытую дверь на остроконечные башни королевского замка.       А в замке, что стоял на склоне горы, после долгих стараний лекаря Смерть-таки помиловала принца Джеймса. Принц сидел, задумавшись, в предоставленной кровати, спину его подпирало сразу несколько роскошных подушек, набитых лебедиными перьями. Комнату уставляла мебель из светлого дуба, золотые статуэтки. На подоконнике мерцали прутья пустой птичьей клетки. Не успел он понять, где очутился, как в хоромы ворвалась принцесса вместе со служанкой. Рыжие волосы слепяще переливались в неровном свете свечей, а изумрудный взгляд пронзал с такой воинственностью, что принцу Джеймсу стало не по себе. — Прошу прощения за беспардонный визит, но что произошло? — сипло спросил он. Все его тело ужасно болело, будто бы волны морские знатно над ним поиздевались. — Вы принцесса Лили? Наследница королевства этих краев? — Ах, принц, нашей встрече способствовала сама судьба, — кивнув, принцесса Лили, придерживая длинную юбку, пронеслась к его кровати с балдахинами и присела на краешек. — Мы ехали после исповеди, внезапно мою грудь стеснило плохое предчувствие. Я воскликнула: “Едем к морю! Моя душа трепещет так, будто кто-то прощается с жизнью!” Мы подъехали и увидели что-то белое. Марлен сказала, это чайка — помнишь, Марлен?       Служанка Марлен, оставшаяся у двойных дверей, уклончиво покивала. — О нет, говорю я, — горячо продолжала принцесса. — Это не чайка, это бедный рыцарь! И мы кинулись в море… — Но как? — опешил принц Джеймс.       Принцесса утерла невидимую слезу и с горечью поделилась: — Утонула моя любимая лошадь. Ее утащили акулы.       Принц коснулся гудящей головы. — Как странно, — он зажмурился, пытаясь восстановить смутные воспоминания. — Мне казалось… — Что, принц? — живо поинтересовалась принцесса, склоняясь над ним ниже. — Нет, — он приподнялся на подушках, отдаляясь от ее лица. — Конечно, это был сон. Прекрасный сон. — Расскажите же, принц. — Расскажите, расскажите о своем сне! — пискляво попросила служанка, складывая ладони одна к одной.       Принцесса Лили бросила на нее осуждающий взгляд, и та, залившись краской, смолкла. — Надеюсь, что вам приснилась я, — предположила принцесса.       Принц сдвинулся еще дальше и вгляделся в темное окно, за которым далеко внизу бушевало неспокойное море. Ни один человек не знал, что причина тому — разъяренная королева Вальбурга и целая семья русалок. — Нет, — помолчав, ответил он.       А на следующий день… — Остановка! — гаркнул извозчик, и повозка резко затормозила. — Стоим с четверть часа, господа! — О, как хорошо, — Бартемиус выпрямился и размял подзатекшую спину. — Выйду-ка я наружу… — На самом интересном месте, — надула губки Алиса и плотнее завернулась в шерстяной платок, расшитый блестящими нитками.       Привстав, Бартемиус криво ей улыбнулся, разведя руками — что ж он мог сделать? — Я тоже, пожалуй, выйду, — глухо кашлянул третий молчаливый попутчик и вышел после Бартемиуса.       Ночь стояла безветренная, ясная. Почти полная луна освещала застеленные белоснежной пеленой поля, нетронутой звериными следами. Заскрипел снег, мужчины без единого слова прошли до ближайших голых кустов и остановились по разные стороны, справляя нужду. — Слышишь, сказочник, — пророкотал жених Алисы. — Ты к моей невесте орехи свои не подкатывай, плохо кончишь. — Всего лишь одна сказка, — усмехнулся Бартемиус. — А вы уж испугались, что ваша невеста от вас сбежит. Вы, что же, совсем не рассказываете ей никаких историй? — Я военный. Мои истории кровавые и страшные, они не созданы для чувствительных женских ушек. — Как жаль. Ей, наверное, весьма скучно порой. — Кхм.       Они спрятали достоинства в широких штанах и двинулись, поскрипывая, в обратном направлении. — Зато я могу подарить ей уверенность в следующем дне, а не пустые сказки да обещания, — свысока посмотрел на Бартемиуса мужчина. — Как скажете, — беспечно ответил Бартемиус. — Если позволите, я закончу рассказ, и больше ни вы, ни ваша нерасстроенная невеста обо мне не услышите. Никаких орехов и плохих концов. — Черт с тобой, сказочник, — сплюнул мужчина и первым залез в повозку.