The Mermaid and Lazarus

В покоях принцессы, как ни странно, спокойствия не было, хотя на первый взгляд, казалось, спокойнее места в замке и не найти. Принцесса Лили сидела у окна и с унынием вглядывалась в ночной мрак. Фрейлина Марлен расчесывала ей волосы, фрейлина Мэри обмахивала белым веером. Несмотря на их заботу, Лили потерялась в своих мыслях: гребеньи веер казались такими далекими и незначительными в сравнении с тем, какие последствия принес турнир. Горечь и смятение отягощяли ее сердце, подобно тьме за окном, давящей на город. Рыжие локоны едва прикрывали блестящие зеленые глаза, в которых отражались тоска и одиночество. — Объявим второй турнир, — пробовала успокоить ее Марлен. — Пусть скороходы с вашим портретом теперь поедут на расстояние не в два, а в три месяца пути. И пусть они знают о гордости принцессы, которая отвергла победителя за недостойный удар! Принцесса отмахнулась от гребня и легла головой на подоконник. — Да брось ты, новый турнир... Когда он еще будет?.. — вздохнула она. Городу требовался новый правитель как можно скорее, принцесса Лили не могла ждать так долго. Если коронация не произойдет в ближайшее время, соседи пойдут на них войной и захватят все земли. Ситуация казалась безвыходной, посему она не могла думать ни о чем другом, кроме нависшей угрозы. На улице стояла глубокая, непроглядная ночь. Многие обитатели замка давно смотрели десятый сон, но это относилось не ко всем — и я говорю не только о принцессе и ее фрейлинах. Во внутренний двор, над которым кружила стая черных ворон, выскользнули две длинные тени. — Ну ладно, оживлю твоего принца, а толк-то какой? — шипела на Римуса ведьма, сменившая парадное платье на привычные обноски. — Он же сразу побежит к принцессе! — Это его дело, куда он побежит, — уравновешенно ответил Римус. — А ты все бегаешь, суетишься, — от негодования Пандора аж сгорбилась и теперь напоминала рассерженную зеленую кошку. — О себе бы лучше подумал. Пожалеешь, сто раз пожалеешь! — Кто, я? — невесело хохотнул Римус. — Бедная, несчастная Пандора, да тебе не знакома радость за других... Они подошли к свернувшемуся на хладном теле Регулусу, доживающему последние предрассветные часы — наступит новый день, и он впитается морской пеной в траву, вернется в море и тысячелетия вперед будет сопровождать русалок в их деяниях, пока люди не истребят русалочий род. "Исчезнет ли мой двойник, когда я умру?" — бездумно поглаживал он твердую, холодную грудь принца. — "Все, наверное, расстроятся." Пандора присела рядом с ним и ободряюще ткнула в плечо: — Ну что, оживить твоего принца? Регулус поднял мокрое от слез лицо, и она неловко погладила его по щеке. — Да, пожалуйста, — прозвенел голос Регулуса, и Пандора тяжело вздохнула. — Но знай, — сказала она. — Тогда ты потеряешь своего принца навсегда. Регулус даже не думал над предостережением: — Я согласен. Ведь из любви был готов на худшее, чем обратиться в пену прямо сейчас. Пандора извлекла из своего ведьминского мешка черный платок и пучок сушеной полыни. — Ну, закроем глазки, — и платок лег Регулусу на глаза, лишая его возможности наблюдать за страшным ритуалом. Она обратилась к Римусу тоже: — А на тебя платка нет, так что сам отворачивайся. Ну, живее! Римус встал к ним спиной. Ведьма начала колдовать, и небо сразу заволокли густые тучи, погрузив замок в такую темень, что и при большом желании в окно ничего не углядеть. Не только в беспокойстве о своей репутации она лишила всех людей возможности за собой подсматривать — простой человек, увидевший воскрешение хоть краем глаза, тут же бы скончался на месте, а душа его отдалась новому телу. Пандоре не приходились по нраву столь кровожадные методы, потому для оживления принца Джеймса она пользовалась неиссякаемой силой любви, которой люди легкомысленно разбрасывались просто так — они и не заметят, если отщипнуть немного. Немного любви Римуса, предназначенной Регулусу, и побольше от Регулуса к Джеймсу, ведь тому все равно недолго осталось, даже если принц оживет. — Ну, вставай! — толкнула Пандора Джеймса (причину всех своих неприятностей) с первым рассветным лучом, тяжко пробившимся меж рассеивающихся туч. В неистовом счастье Регулус стянул с себя платок. Он увидел, как веки принца наморщились и удивленно раскрылись. С глубоким вдохом Джеймс сел и схватился за сердце, вновь заведшее долгий ритм. — Что со мной? — растерянно спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно. Особенно к Регулусу, его он даже не заметил. Или старался не замечать. Медленно принц Джеймс поднялся на ноги и, будто околдованный (может, и не будто, я, честно, не знаю), направился к ближайшему входу в замок. Не думаю, что сила чужой любви в его душе превратилась в любовь к принцессе Лили. Просто первое, о чем он вспомнил, была она и нерешенный перед его смертью вопрос. Спрятав свои колдовские штучки в мешок, Пандора вернулась к себе домой и начала собирать вещи. Возможно, она еще задержится на королевскую свадьбу, но покинет город со своим муженьком, как только найдет достойного попутчика. — Принц ожил, — сказал Римус, опустившись на траву рядом с Регулусом, который отрешенно смотрел на башню принцессы. — Что будешь делать? — Ничего, — Регулус лег и подставил лицо солнечному лучу, убившему бы его без данной ведьмой отсрочки. — Я в этом мире сделал все, что хотел. А ты? — Я тоже, — это не было правдой, но Римус не мог сказать иначе. Он-то ведь и сам верил в свои слова. Только воля судьбы могла помочь им... — Ну теперь-то они точно должны сойтись, — прервала Бартемиуса Алиса. Рассказчик пожал плечами и продолжил повествование. ...Принц Джеймс в спешке добрался до башни принцессы. Завидевшие его слуги со всех ног бросались туда же и, конечно же, опередили его, сообщив принцессе хорошие новости. Поэтому, когда Джеймс вошел в одну из зал, застал принцессу Лили за постановочной молитвой: в окружении фрейлин она стояла на коленях и смотрела в одну точку на первой подвернувшейся иконе. Она обратила на него тоскливый взор и громко ахнула: — Благодарю Господа, что снизошел к моей молитве! — она резко подскочила и поправила сбившееся платье. — Принц Джеймс, когда я вернулась в замок, сразу встала на колени и поднялась только сейчас, поверьте мне! Воспоминания в голове принца структурировались все отчетливее, и он ясно вспомнил о своих последних словах. Принцесса тоже об этом вспомнила, под его осуждающим взглядом опустились ее глаза: — Я вам все налгала. Все! Да, я не молилась, и божьих ангелов не было, и камеи я на всякий случай я дала вам обоим. Лицо Джеймса исказилось в смешанных эмоциях. — Джеймс! Но огорошенный Джеймс не стал ее слушать. Он развернулся и ушел, обращая внимания на оклики не больше, чем на ковры под ногами. Порывы сильного ветра трепали его черные волосы, когда он спускался к побережью. Зеленые волны точили острые, выступающие зубцами скалы, одна стихия веками противостояла другой и никак не могла победить. Таков закон природы, но распространялся ли он на человеческие убеждения? Это было место, откуда его достали. Как бы Джеймс ни старался, он не мог вспомнить детали событий, приведших к его спасению. Ни бросившуюся в воду принцессу Лили, ни ее бедную утонувшую лошадь. Казалось бы, принцесса призналась ему во всей лжи, и вопреки желанию покинуть неприветливое королевство Джеймс склонялся к прощению. Ведь она спасла его, и жениться на ней было его рыцарским долгом. — И что же, он совсем не думал о Регулусе? — скептически спросила Алиса. Их повозка остановилась на одной из окраинных улиц Эдинбурга, и ее муж ненадолго покинул их, чтобы урегулировать какие-то личные дела. — Ему не хотелось думать о Регулусе, — подумав, ответил Бартемиус. — Ведь тогда его чувства оказались бы сильнее долга, а он не мог себе этого позволить. Как вода вечно точит камень, так и он уперто следовал своим принципам — он, его отец, дед, прадед... — Но ведь ему все поднесли на тарелочке, — Алиса недоверчиво приподняла брови. — Он сознательно выбрал несчастную жизнь с нелюбимимым человеком? — Ну вы же выбрали, — усмехнулся Бартемиус. Алиса ахнула и нахмурилась. Руки задрожали, сжались, только голос разума удерживал ее от пощечины Бартемиусу. — Да как вы смеете! — выпалила она. — Вы ничего не знаете! — Не знаю, — согласился он. — Но за эти долгие часы я много чего увидел. И мне кажется, когдвы вы сойдете с этой не самой удобной повозки, то окончательно закроете путь к счастливой жизненной альтернативе. Простите, если я груб с вами. — На что вы намекаете? — Я не намекаю, — Бартемиус подался вперед. — Я с вами очень даже откровенен. Он насмешливо улыбнулся и подмигнул ей, а спустя несколько секунд сказал: — Хотите сбежать со мной? Алиса вжалась в спинку сидения, отодвигаясь от Бартемиуса подальше. Ее глаза лихорадочно забегали по сторонам, мысли проносились быстрее пуль. Она чувствовала, что что-то не так, что в этих предложениях скрыта какая-то ловушка. Вроде бы, он был так вежлив и открыт с ней, но ни хитрые глаза, ни косая улыбка не вызывали доверия. Секунды тянулись дольше вечности, и в каждой вспыхивало ярким огнем слово "сбежать". Это слово, "сбежать", раздавалось в ее ушах эхом, и внезапно Алиса почувствовала, что сидение под нею стало ужасно неудобным, как будто хотело согнать ее. Вот только куда, к стабильности или авантюризму? Она понимала, что неожиданно поставленный вопрос требует мгновенного принятия решения, но не знала, какой ответ будет правильным. Он должен был складываться из многих других: насколько она любила своего будущего супруга, готова ли принести в жертву безопасность в настоящем и будущем, и кто, вообще, по сути сможет обеспечить ей эту безопасность? Одна часть ее говорила, что нельзя верить Бартемиусу, что под его обаянием скрывается опасность, ведь о нем, кроме его дара рассказывать истории, ничего не было известно. Другая часть, однако, манила ее новыми приключениями, возможностью сбежать от скучной жизни и повидать мир. И все же, Алиса не могла полностью отказаться от настойчивых опасений. Все в ней кричало, что загадочный Бартемиус опасен, что ей нельзя рисковать собой ради сомнительных искушений. В нерешительности Алиса отодвинулась от Бартемиуса как можно дальше, и на лице ее отразились напряжение и неопределенность. В тот миг она поняла, что выбор ей предстоит сделать самой: только она может решить, поверит ли она Бартемиусу и сбежит с ним, или уедет с женихом. Какую бы дорогу на этой развилке она ни выбрала, в конце ее ждали непредсказуемые последствия. — Нет, — таков был вердикт. — Я так и знал, — хмыкнул Бартемиус. Привстав, он нахально подался к ней еще ближе и, пока оторопь не сошла с Алисы, мягко поцеловал ее в шершавые от холода губы. Его дыхание было теплым и завлекающим, всего один выдох, длившийся одну сухую секунду — "сбежать!" —, после чего Бартемиус отстранился. — А теперь? — уточнил он. — Все еще нет, — отказала Алиса. — Никогда больше так не делайте. Спустя пару минут неловкого молчания они услышали снаружи шаги и неторопливые переговоры между женихом Алисы и извозчиком. Когда мужчина уселся рядом с Алисой, повозка тронулась, но покатилась не дальше по дороге, а развернулась в противоположную сторону. — Смена маршрута? — забеспокоился Бартемиус. — Куда мы едем? — За черту города, — флегматично ответил мужчина, не удостоив его и взглядом. — Ты продолжай, продолжай. Моей Алисе наверняка интересно, чем кончится любовный переполох между тремя мужиками. Бартемиус недобро оскалился. — Между прочим, я... Спустя мгновение щелкнул курок извлеченного из полы пальто револьвера, и дуло наставилось ему в грудь. — Изволь уложиться до того, как мы пересечем городскую границу, — скучающе попросил мужчина. — Не думаю, что ты победишь в дуэли.