На свету

      Астарион наклонился и подхватил языком очередную каплю крови, собирающуюся соскользнуть с груди Даргу.       Эльф сидел, оседлав его бедра, и медленно вычерчивал кончиком кинжала замысловатую вязь на коже парня, изредка погружая лезвие чуть глубже, чтобы бисеринки крови сменились тонкой струйкой, которую он тут же слизывал, жмурясь от удовольствия. Даргу широко распахнутыми, туманными от боли и желания глазами следил за лицом Астариона с жадным вниманием.       Этой ночью, после встречи с Горташем, Даргу буквально уволок эльфа из лагеря и сам вложил в его руки нож.       — Хочу тебя, — сказал он. — Заставь меня не думать ни о чем.       Астарион, конечно, спорить с ним не стал. Накрепко связал руки Даргу его же собственным ремнем, велел держать их за головой и пустил в дело острый клинок. Неожиданно игра его самого почти что заворожила. Точнее даже не сама игра, а то, как Даргу принимал ее. С каждым нажимом лезвия парень все больше погружался в одному ему доступные глубины наслаждения. Тело Даргу было вытянуто струной, напряженный член подрагивал внутри Астариона, но эльф не позволял двигаться. И Даргу не двигался. Его покорность была нужна, прежде всего, ему самому, чтобы полностью отдаться власти своего темного желания. Он как будто нуждался в проводнике в тот закрытый для всех мир, где боль превращалась в наслаждение. И Астарион охотно вел его туда. Даже с учетом того, что дороги и сам не знал. Вел, повинуясь только наитию. И вести было приятно.       — Ты не будешь думать ни о чем, любовь моя, — шептал Астарион, обводил кинжалом контур мышц груди, легкими уколами дразнил соски, повторял ход срединной линии плоского живота. — Только о лезвии в моей руке. Обо мне.       — О тебе, — выдыхал Даргу. — Хочу тебя.       — Терпи, милый, я еще не наигрался с тобой… Твоя кровь как горячее вино. Кипящее. Оно обжигает мне горло и разливается внутри жидким пламенем.       — Еще, говори еще! — Даргу рычал, кусал губы, но дергаться не смел.       — Знаешь, чего мне стоит не позволить себе выпить тебя досуха? Меня останавливает лишь мысль о том, что я лишу себя возможности смаковать твою кровь, которой страсть придает вкус самых редких и дорогих специй. О нет, лишить себя такого удовольствия — преступно, — Астарион слизнул кровавый след с лезвия, глядя прямо в глаза Даргу. — Ты называл меня отравой, но и ты — моя отрава. Без которой я уже не мыслю себя. Хочу пить тебя вечно. Темный Соблазн… Тебе идет это имя. Мой соблазн…       Он почувствовал как напряглись под ним бедра Даргу, рванулись вверх. Перехватил кинжал удобнее, прижал кончик к яремной впадине. Наклонился и прошептал в искусанные губы.       — Хочешь продолжить? — усилил давление. — Рискуешь, милый.       — Хочу, — рыкнул Даргу, сам подаваясь вперед, навстречу жалу клинка. — Пусть.       Астарион тихо рассмеялся, отбрасывая нож в сторону. Впился зубами в нижнюю губу Даргу, отстранился и довольно облизнулся. Всего несколько быстрых и резких движений, и Даргу излился в него с почти звериным воем.       Астарион с интересом рассматривал лицо Даргу, который лежал с закрытыми глазами, выравнивая сбитое дыхание. Эльф, забавляясь собственными мыслями, искал в этом знакомом лице новые черты — черты Темного Соблазна. Это было нелепо, глупо, но отчего-то хотелось это делать. Может быть, жестче стала линия рта, капризнее изгиб полных губ? Четче контур высоких скул? Но это был все тот же Даргу. Его лицо не изменилось — да и не должно было — его страсть к Астариону осталась прежней, если даже не усилилась, его нрав… Да кто его разберет — его нрав. Непонятным он был с самого начала. Переменчив и текуч, как водокрут в глубоком омуте.       Дитя баалово, кровь от крови ужасного бога. Сам когда-то почти бог для многочисленного культа, для покорных и благоговеющих перед ним последователей. Карающий одной лишь прихотью своей. Какие немыслимо-жестокие удовольствия радовали его тогда? Думать об этом было странно. Смесь легкого отвращения и жажда узнать подробности. Представить этого человека, у ног которого сгибаются в поклонах или в мучительных корчах те, кто отдал ему право владеть и решать. И видеть нынче его охваченное страстью лицо, затуманенный взгляд и абсолютную готовность отдавать себя в руки одного везучего вампирского отродья. С такой же страстью он мог бы и вспарывать горло любовнику менее везучему… О, в этом Астарион даже не сомневался. И это тоже остро дергало нервы. И влекло.       И он еще когда-то думал, что сможет подчинить себе этого человека? Человека — возможно, но не это существо. С этим можно только встать рядом. Дарить ему преданность и столь желанную им боль от укусов вампирских клыков. А еще лучше — стать равным ему. Дерзкая мысль. Слишком дерзкая, но разве она теперь не становится… более реальной? Теперь, когда рядом тот, чья сила может стать неоспоримой? Способной легко совладать с… истинным вампиром, к примеру? И, возможно даже, Темный Соблазн не будет против протянуть руку для того, чтобы помочь любовнику подняться выше. Много выше. Разве теперь это уж так невероятно?       — Я надеюсь, ты сыт? — голос Даргу звучал насмешливо и чуть ворчливо, как обычно.       — А? — Астарион вздрогнул, с неким сожалением прервав ход заманчивых мыслей.       — Я чувствую твой слишком жадный взгляд. И думаю, хочешь ли ты еще крови или еще любви? В последнем, правда, сильно сомневаюсь…       — Ну что за кокетливо-простодушные провокации, радость моя? — Астарион щелкнул его по носу. — Не твое это, определенно не твое.       — Нет, правда, — Даргу перекатился на живот, сдавленно охнул, коснувшись ткани одеяла исцарапанной грудью. — Тебе ведь не нужны все эти забавы плоти, да? Астарион задумчиво прикусил ноготь. Как же он не любил такие вопросы. Но Даргу заслуживал некоторой откровенности. В противном случае он слишком явственно бесился. А это совсем ни к чему.       — Ну представь, что все, что ты ешь, на вкус, как пергамент, — сказал он тихо. — Нет, есть ты можешь, ты можешь даже насытиться этим — ничто не мешает, однако это не то, что тебе хотелось бы ощутить, садясь за накрытый стол.       — Эм… — Даргу неловко хихикнул. — Не то сравнение я мечтал услышать после ночи страсти.       — Заткнись, я подбираю образы, — капризно одернул его Астарион. — И только засыпав этот пресный пергамент острыми специями я начинаю ощущать вкус.       — Или залив кровавым соусом, — подхватил Даргу.       — И, дорогой мой. И — не или. Тогда получается вполне удобоваримое блюдо. А в твоем случае — даже восхитительное. Твоя кровь, твоя боль и твое неуемное, кипящее желание — лучшие ингредиенты для моего удовольствия.       — И что, выходит, все вампиры нуждаются в… приправах? — в голосе Даргу блеснула нотка живейшего интереса.       — Определенно, — Астарион кивнул. — Хотя я не уверен насчет истинных, но думаю, да. Касадор брал меня часто, но чего там было больше — радостей плоти или же упоения властью, я сказать не могу. Мне как-то не приходило в голову расспросить лорда о тонкостях постельных утех истинных вампиров. Вампир лишается многого в обмен на вечность. И мне понятно стремление Касадора совершить ритуал вознесения — ведь тогда все радости смертных будут ему доступны в полной мере. В том числе и плотские наслаждения.       — Угу, — сказал Даргу, немного подумав. — Понял. У меня, по крайней мере, не отняли возможности наслаждаться, хм… процессом.       — Полагаю, ты наслаждался еще и не такими процессами, — рассмеялся Астарион. — И будешь наслаждаться и дальше.       Даргу приподнял голову и одарил его странным, чуть недовольным взглядом.       — Я хочу наслаждаться тобой, — сказал он, и прозвучало это как-то… зловеще?       — Это очень лестно, любовь моя, — Астарион улыбнулся, скрывая неуверенность. С Даргу всегда как будто по болоту ходишь — зыбко. — Не вижу причин, чтобы отказывать тебе. Нам. В этих желаниях.       Даргу задумчиво теребил пальцами край одеяла.       — И тебя совсем не пугает, то, что я… ?       Астарион накрыл эти нервные пальцы ладонью.       — Ну тебя же в свое время не напугало, то, «что я». И потом, уж прости мое возможное несоответствие идеалам морали — я не вижу в твоем воплощении чего-то, с чем не смог бы смириться. Или даже не так — того, чего не смог бы принять. Это сила, это власть и почти безграничные возможности. А то, что именно ты затеял всю эту историю с личинками… Так если задуматься, тем самым ты фактически меня спас из лап Касадора. И от близкой ужасной смерти в его ритуале. Так что, кому-кому, а не мне сетовать на твои открывшиеся тайны. Впору неустанно благодарить тебя.       Горячие губы коснулись его руки.       — Мне нравится, что ты стал более откровенным со мной, Астарион, — сказал Даргу. — Прошу, будь и впредь честен. Когда ты прячешься за своими любезными и лживыми аристократскими речами, мне хочется только одного — пришибить тебя.       Ну вот, пожалуйста. То ли попросил, то ли приказал, то ли предупредил. Одной фразой.       — Мне сложно привыкнуть к откровенности, — ответил эльф. — Но я постараюсь для тебя.       — Уж постарайся, — уже весело фыркнул Даргу, поцеловал снова его руку, а потом прикусил Астариону костяшку пальца и пробубнил, не выпуская палец, — Твоя откровенность меня возбуждает. Острая приправа, знаешь…       — Болван, — если бы Астарион мог, он бы тяжело и скорбно вздохнул.       Даргу взялся за дело с упорством гончей, натасканной на кровяной след. Он рыскал по городу, осматривал места всех убийств, заключил договоренность с дознавателями и заручился их лояльностью. Допрашивал свидетелей с мастерством инквизиторов и угрожал особо несговорчивым богатым арсеналом страшных кар, выдернутых из репертуара бандитских междоусобных войн.       Понемногу картина прояснялась. В городе вовсю орудовал культ Баала, развлекаясь ритуальными убийствами во славу его. И определенно за их спинами стояла Орин. Она скрывалась где-то в подземном храме, и о его местоположении было известно некоему Трибуналу убийств. Поговаривали, что Трибунал возглавляет сам Саревок, считающийся давно уже мертвым. И что для того, чтобы войти в Храм Баала, следовало заручиться его поддержкой и словом.       — Зачем тебе слово древнего отродья твоего отца? — удивлялся Астарион. — Разве ты не баалов любимчик? Не думаю, что кто-то поставит под сомнения твои деяния.       — Ну в Храм-то меня, положим, пустят, — отвечал Даргу. — А как мы его найдем без Саревока и этого Трибунала, что бы это ни означало? Гнус вон тоже помогать отказывается, только хихикает и пафосом брызжет. Мол, пойди и найди, величайший изверг среди смертных, повелитель верит в тебя.       Их будничные и даже где-то насмешливо-циничные обсуждения прошлого Даргу поначалу вызывали недобрые гримасы на лицах спутников. Но пока гримасами и поджатыми губами все и ограничивалось. Не говорили, не расспрашивали. Выжидали. Все понимали, что без нетерийских камней ничего не добиться, Старший Мозг не победить. Ну а там можно и подумать, что делать дальше. Хотя… Астарион поставил бы дворец Касадора на кон за то, что и потом никто ничего не предпримет против Даргу. Понемногу и это скрываемое осуждение истаяло, как весенний ледок. В конце-концов, кому же еще спасать их шкуры и освобождать мозги от иллитидских постояльцев.       И сам Астарион чувствовал себя на удивление уверенно. Пожалуй, увереннее, чем пока гадал кем же был Даргу в своей прошлой жизни. До времени сокрытая карта в прикупе оказалась крупнейшим козырем. Осталось только с умом разыграть его. И не допустить, чтобы козырь оказался в чужих, жадных руках. Таких, как у Горташа, к примеру.       Сам козырь, казалось, и вовсе перестал страдать от «страшной правды о себе». Он снова был деятелен, энергичен и внимателен ко всему, что происходило вокруг. Это искусство сбрасывать с себя неприятные мысли и идти вперед всегда поражало Астариона — он так не мог, как не старался. Единственное, что наверное поменялось в Даргу, после их недавнего откровенного разговора — он перестал вообще говорить о себе и о своих переживаниях. Ловко ускользал от любых попыток осторожно разузнать и жестко пресекал прямые вопросы. Астарион заходил и так и этак, но все-таки сдался. На время, разумеется.       Было похоже, что Даргу обдумывает какое-то очень важное для него решение и не желает чтобы туда вмешалось что-то со стороны. Ну или просто предпочитает не думать о том, что может помешать достижению поставленной цели. В случае с Даргу и то и другое было вполне возможным. Но на всякий случай Астарион старался следить за ним еще внимательнее, чем обычно.       А потом Орин похитила Хальсина.       Как это вообще могло произойти у Астариона даже не укладывалось в голове. Да, друид и примкнувшая к ним Джахейра чаще всего оставались в лагере одни, пока остальные носились следом за Даргу, прочесывая город. Но судя по словам Джахейры, Хальсин просто исчез. Без шума и признаков сопротивления.       — Она настаивает на выполнении сделки, — мрачно пояснил Даргу после непродолжительного разговора с явившейся к нему Орин. — Говорит, что если я не убью Горташа, Хальсину конец. И он будет всего лишь первым.       — И что ты думаешь делать? — осторожно спросил Гейл. — Может быть все-таки…       — То же, что и до этого — разыскивать дорогу к Храму, — отрезал Даргу.       Астарион видел, как буквально на глазах, недовольство, неуверенность и страх их спутников, которые видимо терзали их все это время, грозят прорваться лавиной возмущенного несогласия. И он даже готов был их понять — неужели сделка с Горташем стоит неприятностей, которые при желании может устроить им безумное отродье Баала, которое, в отличие от Даргу, прекрасно знает кто оно есть и обладает всей полнотой возможностей. Начиная от собственных способностей и заканчивая готовыми выполнить любой приказ своей госпожи культистами-убийцами. Почему Даргу так упорно сопротивляется предложению Орин?       Да, Даргу, конечно, имеет полное право ненавидеть сестру, узнав что она сделала с ним, но речь ведь не о семейном примирении идет. Так и так поединок неизбежен. Или же дело вовсе не в Орин?       Астарион ощутил, как неприятный холодок побежал по спине. Неужели слова Горташа о том, что когда Даргу победит свою сестру, они снова возобновят прежний союз, показались Темному Соблазну заманчивыми, и он готов всерьез рассмотреть этот вариант? И был ли этот союз только деловым тогда, или же за ним стояло что-то еще? Судя по всему, Горташ восхищался Даргу, ну или Темным Соблазном, доверял ему и готов был разделить с ним власть. Это часто сопровождает очень тесные отношения…       Страх мгновенно перехватил горло цепкой костлявой лапой. Потому что Астарион понимал, что он сам в подобной ситуации точно бы всерьез рассмотрел такое предложение. Выгодное со всех сторон. Повелитель Врат Балдура и глава культа Баала — власть и полная безнаказанность, особенно если добавить к этому подчиненный Старший Мозг. Столько невероятных возможностей и для Даргу, и для Горташа.       Вот только где в этом прекрасном плане место для одного недальновидного вампирского отродья? И с чего он, собственно, взял, что для Темного Соблазна, баалова выродка, будут иметь значение астарионовы желания и проблемы, такое же, как они имели значение для Даргу? Тот, кто забирает в свои руки абсолютную власть, начинает думать и чувствовать мир по-другому — Астарион знал это твердо. А Горташ… Горташ вполне способен дать то, чего жаждет Даргу, ну или тот, кем он является на самом деле. Все доступные удовольствия любой степени чудовищности или чувственности. Если даже и не сам, то что мешает эрцгерцогу кинуть к ногам ценного союзника покорный ему город?       Даргу предпочитает равных себе.       Оцепенев от осознания предполагаемой угрозы, Астарион даже не слушал громкую перебранку Даргу с остальными. Те нападали, настаивали, приводили множество доводов, и было похоже, что вот сейчас они готовы отыграться за все свои сомнения и страхи насчет истинной сущности их предводителя.       Даргу стоял и молчал, переводя холодный взгляд с одного лица на другое. Таким — с чуть склоненной головой, с напряженными руками и плечами, он напоминал хищника, окруженного стаей свирепых псов. Которые так и не рискнут обнажить клыки. Или, быть может, не захотят. И внезапно Астарион понял, что стоит вообще отдельно от всех — ни на той стороне, ни на этой.       «Ты на моей стороне? Скажи мне» — слова рванулись из памяти, словно бичом хлестнуло. В любом случае. Даже если этот самый случай может стать приговором. Даргу никогда и ничего не говорил просто так…       — Ну что вы расшумелись, мои драгоценные соратники? — Астарион выступил вперед и картинно развел руками. — От вас уже начинает болеть голова. Кроме того, мы же не хотим, чтобы на шум сбежались все культисты Орин во главе с Саревоком?       Он укоризненно покачал головой и продолжил:       — Может стоит, прежде чем начинать так возмущаться, попробовать подумать почему Даргу не принял предложение Орин? Нет, это непостижимо, что мне приходится объяснять вам очевидные вещи… Я, признаться, даже разочарован.       — Есть что сказать — говори, — пробурчала Карлах. — По делу. А то метет языком, что веник моей бабки.       — По делу? Прекрасно! — Астарион широко улыбнулся. — Давайте вообразим на один только миг, — на большее время я и сам не хочу — что мы принимаем сделку Орин. Допустим даже, мы находим способ убить Горташа. Минуя всю его Стальную стражу и прочую охрану правящей особы. Допустим. И с двумя нетерийскими камнями приходим к сестрице нашего Даргу, воспользовавшись ее любезным приглашением. Мы все, два камня… В Храм Баала к безумной предводительнице кровавого культа. Уже звучит красиво, правда? Ну а теперь думаем дальше. Прости, Даргу, но мне придется это сказать. А если мы не справимся? Ну вот победа останется не за нами, что тогда? Нет, мне определенно на судьбы мира плевать, уж как есть…. Но вы-то, благородные мои спасители обреченного Фаэруна, и ты, неподкупная воительница с иллитидами — Лаэзель, должны были подумать и о таком исходе. Вы хотите, чтобы ваша смерть положила начало правлению Избранной Баала со Старшим мозгом в подчинении? К чему тогда вообще все наше трепыхание? Да, мы можем сдохнуть и в союзе с Горташем, но по крайней мере в руках Орин не окажутся сразу все три нетерийских камня. И, возможно, у эрцгерцога хватит ума хотя бы чуть сдерживать эту полоумную. Он не производит впечатление больного ублюдка, прости, Карлах. Больного уровня Орин. Поэтому, я считаю, что Даргу прав. А наш друг Хальсин… Ну, пока Орин уверена, что мы обдумываем предложение и ищем способы подобраться к Горташу, нейтрализовать Стальную стражу — она не убьет его. Так давайте будем умнее этой девки и попробуем обставить ее в игре. Даргу, я все верно изложил?       — Мог бы и объясниться с нами, не только с Астарионом, — проворчал Уилл, — А то молчишь все. Кто тебя разберет…       Даргу, хмурясь, пожал плечами и отошел к костру. Пошуровал в котле, поморщился.       — Ну вот, ужин подгорел. Гейл, ты вроде за повара сегодня? А еще волшебник, за котлом не уследил.       Смущенный Гейл подошел к костру, принюхался и сокрушенно вздохнул. Еда была безнадежно испорчена, но некоторое равновесие восстановлено. Для всех. Кроме, разумеется самого Астариона.       Резко повернувшись, эльф пошел к своей палатке. Думать мрачные мысли и гадать соизволит ли зайти объясниться Даргу. Или уже не видит в этом необходимости.       — Спасибо, — Даргу растянулся рядом с Астарионом, закинул руки за голову и шумно вздохнул.       Астарион молчал. Тревога била колоколами в голове, но за все те часы, пока Даргу не приходил, желание разговаривать пропало совсем. Ну что в самом деле тут скажешь? Уж лучше делать вид, что веришь в праведные намерения Даргу. Если получится.       — Мне просто совершенно не хотелось объясняться, — виновато пробормотал Даргу. — Устал.       — Или у тебя просто не было подходящего объяснения, почему ты не собираешься убивать Горташа, — ровным голосом ответил эльф.       Даргу зашипел, как рассерженный кот. Чуть не подскочил на месте, но потом лег на бок, подперев рукой голову и глядя на Астариона колючими, злыми глазами.       — И отчего же, по-твоему, я не хочу его убивать? — зловещим шепотом спросил он.       — Это тебе не выгодно, — равнодушно отозвался Астарион. — Предложение сиятельного лорда весьма заманчиво.       — Думаешь? — тон Даргу не предвещал ничего хорошего. — Что-то я не очень понимаю правил твоей сегодняшней игры. Ты так хорошо все разъяснил нашим спутникам, я думал, ты просто уловил мой замысел лучше других. Я ошибся?       Астарион усмехнулся.       — Не смеши меня, милый. Перед тобой сейчас распахнулись самые высокие и широкие двери, какие только можно представить. Вместе с правителем Врат, повелевая Мозгом, вы сможете таких дел натворить, что сам Баал на пару с горташевским покровителем Бейном будут аплодировать вам стоя. Кто откажется от подобного?       Даргу помолчал. Астарион слышал, как его дыхание выравнивается, становится тише.       — Ну а почему бы мне тогда не прикончить их обоих? — задумчиво проговорил Даргу. — И не войти в эти двери одному, а?       — Я никогда не утверждал, что ты глуп и недальновиден, радость моя, — так же задумчиво ответил Астарион. — Чтобы твой подвластный культ успешно процветал, необходимо, чтобы у стада, которым ты собираешься тешить аппетит Баала, был пастух, которому полномочия выдало само стадо. Ты же не бешеная сука Орин. Вы отлично сработались с Горташем раньше, сработаетесь и теперь.       Даргу сел и уставился на него с нескрываемым восхищением.       — Как ты ловко все умеешь разложить, Астарион. Вот прямо насквозь видишь. Это опыт, да?       Издевка была замаскирована скверно. Все-таки игра не была сильной стороной Даргу. Астарион фыркнул, отвернулся, не желая продолжать этот бессмысленный разговор. Внезапно рука парня насильно повернула его лицо обратно. Грубо.       — Или ты надеваешь на меня свои желания, а, Астарион? Ты видишь себя в этой чудесной картинке и ты уж, конечно, не упустил бы свой шанс.       — Убери руку, радость моя, — процедил сквозь зубы Астарион. — Если она тебе еще нужна.       Даргу послушно разжал пальцы, а Астарион продолжил уже спокойным голосом:       — И да, я не упустил бы такой шанс. Если только вообразить подобную мощь и власть… Способную перевернуть весь Фаэрун, что там Врата Балдура. Да кто вообще может от такого отказаться? Разом уничтожить врагов, отомстить им, обрести могущество, какое даже не снилось никому. О, я прекрасно тебя понимаю.       В глазах Даргу мелькнуло выражение, которое вызвало у Астариона внезапный прилив гнева.       Жалость. В его глазах была жалость.       — Шел бы ты спать, — мирно сказал эльф. — Завтра у нас немало дел, впрочем как и всегда.       — Шел бы ты сам демону в задницу, Астарион! — рыкнул Даргу. — Понимает он… Да кого ты кроме себя понимаешь? Да и себя не очень, видимо.       Он поднялся, посмотрел сверху вниз чуть ли не с ненавистью. Потом вдруг как-то сник, повел плечами, словно скидывая незримую ношу, и тихо сказал:       — Для того, кто провел на цепи двести лет и мечтал от нее освободиться, ты поразительно высоко оцениваешь цепи. Думаешь, за власть можно отдать все что угодно? Свободу, в том числе?       — Власть и есть свобода, — едко сказал Астарион, отворачиваясь.       — Ошибаешься, — едва уловимо прошелестел ответ.       Когда эльф снова повернул голову, Даргу уже рядом не было.