На свету

      – Астарион, мальчик мой, взгляни-ка, – голос Касадора мягок, как бархат.       Астарион подползает, не поднимаясь с колен, – нельзя – по тёмно-красному ковру. Лорд сидит в любимом кресле, разглядывает на свет пурпурное вино в высоком бокале. В другой руке у него гибкий и тонкий хлыст, каким иногда пользуются для дрессировки лошадей. Хлыст – игрушка. Не чета длинному кнуту или даже излюбленной Касадором змеистой плети с утяжелителем в жале. Впрочем, и эти инструменты он использует редко, предпочитая ножи.       – Повелитель? – Астарион поднимает голову, встречает взгляд чуть прищуренных глаз, снова невольно смотрит на хлыст. Красная комната не для наказаний, скорее всего будет игра. Неприятная, но терпимая…       – О нет, дитя, – Касадор следит за его взглядом, тихо смеётся и отбрасывает хлыст в сторону. – Я всего лишь вспомнил одну историю, связанную с этим инструментом. Ты помнишь её?       – Да, Повелитель. Мой первый побег и первая порка. Ты тогда сказал, что хлыст – это милость, и я буду умолять использовать его, – Астарион помнит. Конечно помнит.       – И что было потом? – Касадор улыбается, покачивает головой.       – Я умолял использовать кнут, Повелитель. Потому, что Гоуди порол меня кошкой с крючками. Несколько дней подряд…       – И? – лорд наклоняется ниже, захватывает подбородок отродья сильными пальцами, тянет голову к себе, жадно вглядываясь в глаза. – Какой же урок ты тогда извлёк, Астарион?       – Нельзя просить Повелителя смягчить наказание.       – А какой урок должен был извлечь? – Касадор почти касается губами губ эльфа.       – От Повелителя невозможно убежать.       – Именно, моё дорогое дитя. Много времени прошло с тех пор, и теперь ты точно знаешь – от Повелителя сбежать нельзя. Ценой многих и многих уроков ты узнал это. Ты ведь больше не станешь пытаться, Астарион?       – Никогда, Повелитель… Я принадлежу тебе. Навечно.       Астарион вздрогнул, когда рука Даргу крепко сжала его плечо.       – Чего ты? – встревоженно спросил он. – Ты просто стоишь тут уже слишком долго.       Эльф тряхнул головой, отгоняя захлестнувшие его воспоминания. Здесь всё напоминало о прошлой жизни, и не просто напоминало, а как будто бы тянуло холодные руки, чтобы схватить, затащить обратно и уже никогда не выпустить.       – Красная комната, – пробормотал он. – Худшее место во дворце.       Даргу с сомнением огляделся, пожал плечами, но промолчал. Во дворце Зарра было на удивление тихо. Немногочисленные слуги из людей, казалось, не обращали на пришедших никакого внимания, только один приветствовал Астариона и сказал, что лорд ожидает его в подземной часовне. Однако, двери в Главный зал были запечатаны магией. Так что пришлось буквально обыскивать комнаты дворца, чтобы найти способ проникнуть внутрь.       И в каждой из этих проклятых комнат Астарион готов был выть от ощущения безнадежности, пропитавшей весь так ненавидимый им дворец. Он не ожидал, что возвращение будет настолько тяжёлым. И только присутствие рядом Даргу хоть как-то поддерживало его. Наверное, иначе он бы даже не осмелился переступить порога. Странно, а ведь думал, что ненависть даст ему необходимое мужество.       – Не надо было тебе идти! – в сердцах рявкнул Даргу, когда Астарион в очередной раз напрягся и втянул голову в плечи при виде одной из спален. Воспоминания, связанные с ней, были слишком мерзкими.       – Давай ты вернешься в город, я сам прикончу твоего Касадора, обещаю! И голову его тебе приволоку.       – Нет! – вскинулся Астарион. – Нет, Даргу, я должен сам. Я должен убить его своими руками, увидеть его мёртвым. Пойдём, надо забрать у Гоуди печатку. Это… внизу. На Псарне.       Немного стало полегче, когда спустились в глубины подземелий. Там Астариону бывать не доводилось, и рассказать было некому – те, кого туда отправляли, не возвращались. А Астарион даже не задумывался о том, что стало с ними потом. Но огромные пространства, длинные коридоры и переходы, и множество камер с решётками вместо дверей сказали ему о многом.       – Ничего себе! – присвистнул Даргу, когда увидел всё это мрачное великолепие. Кто бы вообще мог подумать, что под дворцом Зарра скрываются такие большие залы, и вид имеют отнюдь не заброшенный. – На широкую ногу живёт твой великий упырь. Жил. Скоро не будет.       Он оскалился в недоброй ухмылке, и Астарион снова удивился тому, что самоуверенность и какая-то неимоверная внутренняя сила не покинули Даргу, когда Баал лишил его своего покровительства. Должно быть, Даргу сам по себе был таким. А Даргу уже вовсю совал нос в каждый закоулок, каждую комнату, с любопытством разглядывая всевозможные находки – от коллекций оружия, до магических книг. От книг, правда, приходилось насильно утаскивать Гейла. А вот когда в одной из комнат обнаружился череп на постаменте и свиток с описанием нечестивой мессы, Даргу сам впихнул свиток в руки Гейла.       – Припрячь, – сказал он деловито и принялся разглядывать череп. – Интересно, кто это тут у нас на почётном пьедестале? Какой-то Касадоров родственник?       – Думаю, – Астарион запнулся. – Думаю, это череп Велиота – создателя лорда. Пошли отсюда…       – Погоди, – Даргу коснулся черепа пальцами и странное свечение охватило то, что осталось от когда-то могущественного вампира. – Затейник твой Касадор… Похоже он хочет что-то показать мне.       – Кто?! Касадор? – Астарион отступил назад.       – Череп, – отозвался Даргу, склоняясь над постаментом. – Это может быть полезным.       Астарион недовольно фыркнул, но возражать не стал. У Даргу идеальное чутьё на “полезное”, уж сколько раз убеждались.       – Он зовёт себя учителем Касадора, – речь Даргу стала приглушённой и прерывистой. – Велиот, да… Касадор был его отродьем, а он научил его всему, что знал сам. Первый закон – подавляй ради власти. Никому не позволяй стать вровень с тобой. Хм… У Касадора даже друг имелся, оказывается. Велиот выпил его на глазах у твоего лорда. В назидание. Мне прекратить, Астарион?       – Продолжай, – сквозь зубы процедил эльф. Он хотел знать, хотел, наконец, понять то, что породило это чудовище – Касадора.       – Закон второй… Власть – это одиночество. Близость – это слабость, а слабые подчиняются или умирают. Они с моим папашей в одной школе обучались, что ли? – то ли Даргу действительно всё это веселило, то ли он таким образом пытался защититься от видений, посылаемых Велиотом – Астарион так и не понял. Неважно.       – О, Касадор был тот ещё проказник, бунтовал против учителя… Даже одиннадцать лет на колу просидел в наказание. Не за бунт – нет. А за то, что проиграл. Вот заумные кровососы, всё с вывертом… Одиннадцать лет… Брр. Знаешь, если твоего лорда воспитывал этакий вот любитель философии, меня не удивляет, что воспиталось такое дерьмо в итоге. Однако, Велиот считает, что Касадор усвоил все его уроки. И убил его в обряде Идеального Убийства. А потом сварил его череп, чтобы отделить плоть, и с тех пор хранит тут. Должно быть, в насмешку – упокоенный вампир в зубах вроде свод своих же правил держал. Весёлый парень - Зарр. Но я думаю другое.       – Что? – мрачно спросил Астарион, которому вся эта бравада Даргу не нравилась совсем.       – Да просто память начала подводить нашего упыря. Вот он и ходил сюда вспоминать как себя вести нужно, чтобы ненароком слабость не проявить. Шутка ли столько лет прожить, не грех и позабыть основы. А что такое Идеальное Убийство? Что за обряд такой? Ты вроде говорил, что истинный вампир ни за какие блага не поднимет своё отродье. Но Касадор как-то сумел стать истинным и вот учителя завалил.       – Да не знаю я! – вспылил Астарион. – Думаешь, лорд нам лекции читал о том, как у истинных всё устроено? Каждое утро, после завтрака? Найдём Касадора – сам спроси. Может он тебе расскажет? Раз уж с тобой даже древние черепа говорить изволят.       – Злится, – доверительно шепнул черепу Даргу и отошёл.       Посмотрел в сузившиеся от гнева глаза Астариона и мирно сказал:       – Прости. Но невозможно же серьёзно выслушивать всю эту высокопарную чушь.       – Чушь? – зловеще переспросил Астарион и вскинул голову.       – Чушь! – отрезал Даргу. – Пошли дальше.       Проходя вдоль клеток с заключёнными, Астарион старался не смотреть на них. Горящие алым огнём глаза, руки, что отчаянно цеплялись за решётки, голоса, что звали, умоляли, проклинали. Он не хотел видеть их, слышать их, не хотел узнавать их. Сколько тут было тех, кого он доставлял Касадору лично? Десятки? Сотни? Мог ли он думать тогда, что их ждёт подобная участь? Жить в муках вечного голода и полного, беспросветного отчаяния. Астарион шёл и содрогался от ужаса и омерзения. Никто не заслуживал подобного.       И было страшно, безумно страшно…       – Астарион…       Он застыл на месте, не осмеливаясь повернуть голову на этот смутно знакомый голос.       – Ты помнишь меня, Астарион? – измученное существо, приникшее к железным прутьям, эльф не хотел узнавать. Не хотел помнить.       Даргу встал за его плечом.       – Ты знал его? – осторожно спросил он.       Астарион отшатнулся, споткнулся, но рука Даргу придержала его.       – Ты помнишь хотя бы моё имя? – пленник пожирал полубезумным взглядом лицо эльфа.       – Себастьян, – прошептал Астарион. – Я не знал… даже подумать не мог.       – Ты врешь, – улыбка на землисто-сером лице казалась чужеродной, гротескной. – Ты всегда врешь… Как и тогда, когда привёл меня сюда и позабыл на годы. Бросил гнить заживо в этой клетке! Зачем ты пришёл сюда? Зачем?!       – Мы пришли убить Касадора, – ответил за Астариона Даргу. – Того, кто сотворил это с вами.       Громкий хохот эхом отлетел от каменных сводов.       – Убить… Убей его, неизвестный герой. А заодно и тех, кто приводил таких как я в этот проклятый замок. Но прошу, прошу тебя! Начни с меня! Убей меня, прошу… Тебе не составит труда… А ты, Астарион? Может быть, ты поможешь мне? Прикончи меня, серебряный эльф, которого я полюбил и чьё лицо видел в кошмарах каждый миг, что провёл здесь.       Астарион стиснул зубы. Чудовищным усилием он заставил себя отвернуться, потому как смотреть на этого спятившего мученика было невыносимо. Год, проведённый эльфом в клетке – ничто, по сравнению с тем, как жил десятилетиями Себастьян. И остальные – те, что смотрели на них со всех сторон глазами полными смертного отчаяния и вечного голода.       Если бы он мог, то бросился бы бежать отсюда, чтобы забиться куда-нибудь в самую тёмную дыру, лишь бы не видеть. Не знать. Не помнить.       – Семь тысяч? – глухо спросил Гейл откуда-то сбоку. – Их тут семь тысяч?       Волшебник потянулся к своему посоху, но Даргу вскинул руку в запрещающем жесте.       – Пошли! – рявкнул он, потянул Астариона за рукав. – Хватит! Прикончим Касадора, остальное – потом. Со всем остальным разберёмся после.       – Убей меня…, Убей! – вслед за ними летел непрекращающийся вой Себастьяна.       – Я не знал, не знал, – шептал Астарион.       Кому? Оставленному позади Себастьяну? Даргу, идущему впереди? Или же себе самому…       – Соберись! – бросил ему Даргу, не оборачиваясь. – Не время.       Оскверненная часовня. Место, которое Астарион никогда не видел и даже не знал, что оно существует. Касадор неплохо умел скрывать то, что может быть хоть как-то использовано против него – вот куда он ходил восполнять силы, отсыпаться в гробу. И ведь верно, во дворце Астарион, пожалуй, и не мог бы припомнить, где и как проводил дни повелитель вампиров.       Но здесь, в самой глубине подземного дворца, причудливые колонны взлетали наверх, поддерживая идеально ровные своды из полированного камня. На круглой площадке, на небольшом постаменте стоял изысканный гроб – ложе владыки.       Но вряд ли в этом интерьере были задуманы растянутые меж колонн тела шестерых отродий. Растянутые не цепями, не верёвками – магическими путами. И как давно они тут? Или же Касадор заранее знал, когда Астарион явится, и решил поразить его своей предусмотрительностью в обычной манере. Мол, смотри, отродье, я всегда предугадываю твой следующий шаг. Хотя… Чего тут гадать? При Касадоре кормилось множество шпионов.       Одно место между колоннами пустовало.       Для него. Астарион шумно сглотнул, на миг прикрыл глаза. Если всё пойдет не так…       – Красиво, – сказал Даргу. – И чистенько, не то, что у моего папаши в храме. Даже жаль будет загадить тут всё гнилой кровью твоего упыря.       Лорд повернул голову на звуки его демонстративно громкого голоса, и улыбка приподняла краешки его тонких губ. Знакомая улыбка. Слегка усталая, снисходительная, смертельно опасная. Взгляд вампира с лёгким презрением обежал гостей и замер на лице Астариона.       – Вот и ты, дитя, – ласково сказал он. – Стало быть, время пришло, раз ты решил вернуться в лоно семьи. Нагулялся, мальчик мой?       – Не твой, – спокойно сказал Даргу.       – О, Астарион, – лорд тихо рассмеялся. – Ты решил сменить хозяина? Бедное, глупое и наивное отродье, ничему-то ты не научился. Твоя участь ползать на брюхе у моих ног и умолять быть мне полезным. И никто, ни ты, ни кто либо ещё изменить это не в силах. Я, кажется, должен поблагодарить тебя, незнакомец, за то, что ты вернул мою собственность? Если сейчас ты будешь хорошим мальчиком и спокойно уйдёшь, я сделаю тебе ценный подарок – твою жизнь. И жизни твоих друзей. Я могу быть щедрым, правда, Астарион?       – А я вот не умею, – обескураженно сказал Даргу. – И жизнь тебе не оставлю. Хотя ты и так давно сдох, но никогда не лишним будет закрепить результат, согласен со мной, … владыка?       Последнее слово прозвучало с нескрываемой издёвкой. Он злит Касадора – понял Астарион. Злит, одновременно прикидывая в своей гениальной голове стратегию будущего боя. Тянет время, чтобы оценить обстановку. Считает противников – оборотней, нежить.       – Люблю дерзких, – Касадор облизнул губы. – Возможно, ты будешь первым отродьем вознесённого вампира, когда я закончу свой ритуал. Я даже сохраню тебе некое подобие свободы воли. Это весело, да, Астарион? Но хватит играть словами. Ко мне, мой мальчик!       Касадор щёлкнул пальцами, и Астарион почувствовал уже забытое ощущение чужой власти над собой. Но как? Ведь личинка…       Лорд расхохотался.       – Здесь всё пропитано магией, мой дорогой. Древней, как сами Преисподние, и такой же могущественной. Думаешь, её остановит какая-то иллитидская мерзость в твоей голове? Ползи сюда, ничтожество, и я позволю тебе увидеть смерть твоих случайных спутников. И помочь мне обрести истинное величие. Ты здесь только для этого, мой любимый, непокорный эльф. Я даже наверное буду скучать по тебе.       Он знал. Он знал, что ловушка сработает. Поэтому и дожидался терпеливо, как паук на своей паутине. Дожидался, когда Астарион сам придёт и приведёт других. Как же самонадеянно было думать, что они смогут справиться с повелителем вампиров.       Покорные и отчаянные мысли. Покорные шаги под указующую руку лорда.       Кончено.       Магические цепи охватили его уже на подходе. Незримая сила кинула на предназначенное для него место, тело напряжённо застыло, растянутое и трепещущее. Астарион широко раскрытыми глазами смотрел на то, как Даргу, который даже не сдвинулся с места, когда Касадор призвал эльфа, делает едва заметный жест рукой, и из рук Гейла вырывается небольшой язычок белого пламени. Тут же разрастается в огромную световую сферу и накрывает собой всё пространство. Заставляет нежить неподвижно замереть на месте, а призванных оборотней взвыть, как от нестерпимой боли. Как взлетают и падают прямо на фигуру Касадора огненные мечи, созданные жреческими заклинаниями Шедоухарт. Натиск выглядел слаженным и очень продуманным. Заранее продуманным.       И когда же Гейл успел запастись столь простыми и эффективными заклинаниями света, особенно не нужными ни для чего, кроме упокоения нежити? Не иначе и только по просьбе Даргу. Он подозревал ловушку, просчитал замысел Касадора. И, конечно, не посчитал нужным поставить в известность самого Астариона. Несмотря на отчаянную ситуацию, эльф ощутил адовую смесь восхищения и возмущения. Даргу позволил ему попасть в путы только для того, чтобы Астарион, поддавшись гневу и страху, попросту не мешал ему. Убивать Касадора. Этот невозможный, невероятный Даргу всегда всё делает по своему.       Битва была тяжёлой, но в какой-то момент Астарион вдруг понял – конец близок. Но не его, не их конец. Касадор слабел, вымотанный магией жрецов, которая создавалась именно для сражения с нежитью. Трупы оборотней и кучки костей спалённых поднятых усеяли пол осквернённой часовни. Наконец, лорд метнулся в тень и скрылся в своём гробу.       Даргу уверенно направился к нему.       – Не смей! – заорал Астарион и забился в путах. – Не смей убивать его сам!       Даргу остановился, повернул голову. На заляпанном какой-то склизкой дрянью лице сверкнули белые глаза.       – Да как прикажешь, – он пожал плечами. – Гейл, освободи его.       Астарион спрыгнул на пол. Ни на кого не глядя, пробежался к гробу, по пути подхватил с пола оброненный Касадором кинжал. Рапсодия – боевое оружие лорда. Что ж, прекрасно… От него он и сдохнет окончательно.       Потянул тяжёлую крышку, сдвинул с усилием. Лицо лорда было безмятежно спокойным. Глаза закрыты, на губах застыла усмешка.       – Касадор!       Рубиновые глаза распахнулись. Взгляд прожигал насквозь. Выворачивал душу, призывал к смирению и подчинению. Упасть на колени и молить о прощении, подставить голову под карающую и ласкающую руку…       Астарион встряхнулся всем телом, точно мокрая собака. Сил лорда уже было недостаточно для того, чтобы завладеть им. Или же больше сил стало у самого отродья? Потому что они победили, а за спиной стоял Даргу.       – Вылезай! – рявкнул Астарион. – Я прикончу тебя, больной ублюдок!       С неожиданной для самого себя силой он буквально вытряхнул Касадора из гроба. Оскалился в довольной усмешке, видя некогда могущественного вампира у своих ног. Вот и кончился владыка. Осталась едва живая плоть, которую так сладостно будет уничтожить окончательно.       – Ты не посмеешь, – прошипел Касадор. – Ты – червь! Я твой создатель. Я дал тебе всё, что ты имеешь, я научил тебя быть тем, кто ты есть сейчас. Думаешь, твой новый покровитель оценил в тебе твою душу? Разум? Ты – капризное, избалованное отродье, способное только на то, чтобы ублажать сильных. Я довёл в тебе это искусство до совершенства. И я даже горд…       – Заткни ты уже его, – скучным голосом сказал Даргу. – У меня от обилия высокопарных речей в этом замке уже живот сводит.       Астарион рассеянно покосился на него, покрепче перехватил рукоять кинжала. В глазах Касадора насмешка стала явственнее. Он не отчаялся, он знал что-то такое, что обесценивало их победу, он по-прежнему видел перед собой своё слабое отродье. И все его слова не были желанием унизить напоследок, это был расчёт. Расчёт на то, что Астарион в гневе покончит с ним тут же. Ну уж нет.       Астарион наклонился над лордом и чётко разделяя слова произнёс:       – Ты хотел вознестись, Повелитель? Я исполню ритуал за тебя. Я заберу твою силу и власть, а ты сгинешь навсегда. А твоё жалкое отродье, твой питомец станет величайшим вампиром и будет наслаждаться всеми доступными и недоступными удовольствиями. Вечно.       – Ничтожество! Куда ты полез…, – теперь Астарион видел страх.       Наконец-то. Настоящий страх в глазах того, кто терзал его плоть и разрывал душу на куски два долгих столетия. Одно это стоило всех ритуалов, всех мук. Всего это стоило.       – Даргу! – позвал Астарион. Эхо подхватило его голос. – Ты должен помочь мне!       Сзади вздохнул Гейл, выругалась Лаэзель, а Даргу только глухо спросил:       – Ты уверен, Астарион? Это может быть опасно для тебя.       Он обернулся.       – Как никогда уверен. Я возьму эту силу себе и никто никогда больше не посмеет… Помоги мне, прошу.       – Что делать надо? – перебил его Даргу устало.       – Мне нужны твои глаза, – сухо сказал Астарион. – Соедини наши личинки и покажи мне то, что написано на моей спине. Я вырежу это на… нём.       – Нет! – отчаянно закричал Касадор.       Астарион одним движением – откуда брались силы? – перевернул бывшего владыку на живот, рывком поставил на четвереньки. Крепко сжал бёдрами. На миг в голове мелькнула неуместная и идиотски забавная мысль, что с такого ракурса обычно смотрел на него Касадор, готовясь взять. Полоснул кинжалом ткань камзола, рубашку. Рванул руками в обе стороны, обнажая гладкую белую спину.       – Чудесный холст, – процедил сквозь зубы.       А в голове уже возникал из туманной дымки дьявольский текст. Он становился всё чётче, начинал словно пылать, подсвеченный по краям. И первое касание лезвия…       Первое касание лезвия было ошеломительно-прекрасно. Астарион заворожённо смотрел, как наполняется кровью разрез. Как сухое русло ручья, вновь принимающее в себя течение кристально-чистой воды. Жадно. Кровь истинного вампира ничем не отличалась от крови иного существа, разве что вызывала сейчас чувство лёгкой брезгливости и одновременно желания увидеть её в гораздо большем количестве. Дальше он потерял счёт порезам, да даже и контроль над своей рукой, которая будто сама по себе чертила кровавую вязь на бессильно трепыхающемся теле. Сознание туманилось, мыслей не было, но ритуальные знаки были тверды и чётки. Рука не дрожала, не ошибалась. Может её вёл сейчас кто-то другой?       Кровь лилась из порезов, пятная камень пола. И камень словно впитывал её. Пил. И наслаждался этим. Не Касадор уже стонал под клинком Астариона. Холст под кистью художника. Скульптура под резцом мастера. Жертва на алтаре. Одна из семи тысяч там, в клетках, и одна из семи тех, что бились в конвульсиях на магических цепях тут. Уже чуяли приближение неизбежного и страшного конца. И всё это было в руке его. Где-то внутри зарождалось нечто новое. Упоение? Наслаждение? Нет. Много-много выше. Выше всего.       – Теперь покажи мне свиток, – громко велел Астарион и легко отправил Касадора движением руки на заранее подготовленное место. Когда-то - для одного дерзкого отродья.       Красноватое свечение охватило его тело, когда он начал читать диковинно звучащие слова. И с каждым новым словом языка, которому нет имени среди смертных, свечение разгоралось всё больше, а новорожденное чувство всемогущества разрасталось в душе и ликовало победным криком. Нечто немыслимо сильное, невероятное рвалось родиться на свет. Видения сменялись одно другим. Вихри, сметающие останки башен на иных планах, алые зевы порталов, перекошенные лица, призраки и тени. Ступени вверх, прямо к небу. Чёрно-лиловому небу… А разве такое бывает?... Отголоски хохота, торжество того, кто примет жатву душ.       И яркие всполохи отчаянной агонии и ужаса жертв. Хлестнувшие на миг, опалившие острой болью. На миг. И снова упоение, снова то, что слаще самой сладкой крови, ярче солнечных лучей, горячее любой из страстей.       Власть.       Он стоял, покрытый брызгами крови в полной тишине. От собратьев и от самого Касадора остались только неприглядные ошмётки плоти на камнях. Его спутники тоже молчали, и в их лицах… Да, собственно какая разница сейчас, что было в их лицах? Надо ли теперь применять искусство замечать оттенки настроений? Уж точно не ему. Нет оттенков – Астарион рисует только кроваво-красным.       – Надеюсь, это того стоило, – сказал Гейл равнодушно. – Зрелище было премерзкое.       Астарион улыбнулся и слегка поклонился.       – Прошу прощения за то, что вам пришлось наблюдать столь неаппетитные картины. И примите мою искреннюю благодарность за вашу помощь в сражении. Даргу, ты сегодня сделал для меня такое, чему нет цены. Я обещаю, что всегда буду помнить об этом и обязательно найду способ достойно отплатить…       – Угу, – сказал Даргу. – Не сомневаюсь.