Подменяющий

Шэнь Цинцю всё ещё злился. Очень. Очень. Очень. Злился. Конечно, он предпочёл бы знать, чем не знать, но этот мужчина… выбрал СЕЙЧАС, чтобы рассказать ему об этом?! Спустя десятилетия??!!??!! Сколько раз он спрашивал? Сколько раз он не получал ответа? Как долго он ждал? Как долго ему позволяли верить, что он оставил его и что все эти акты заботы — всего лишь показное действие? Пустота? Простой результат чувства вины за то, что его обнаружил тот, кого он оставил? Неужели он был настолько неспособен справиться с этой информацией? Он прекрасно понимал, что Юэ Цинъюань может быть глупцом. Ему бы не понравилось слушать, как тот вредит себе от его имени, но он бы немного покричал на него, и на этом бы всё закончилось. Но сейчас… Сейчас?! Под гневом скрывалась обида, ледяная и тяжелая, точно камень на сердце. Юэ Цинъюань не доверял ему. Конечно, не доверял. А теперь… Треск возвестил о том, что он сломал еще один веер. Шэнь Цинцю безучастно смотрел на разлетевшиеся осколки, которые держались только благодаря давлению его кулака. Боль почти не ощущалась. — Шизунь! — раздался испуганный голос, и пустые чашки с лёгким звоном упали на поднос. Шэнь Цинцю разжал пальцы и позволил мусору упасть на пол, не заботясь о том, куда тот приземлится. Он рассеянно подобрал осколок дерева, впившийся в ладонь, и стряхнул его. Его ученик продолжал собирать осколки, нахмурившись. — Шизунь, шизунь в порядке? Может, ему дать лекарство? Дашисюн говорит… Ло Бинхэ не вздрогнул: пальцы вцепились в его подбородок, подняв его вверх. Шэнь Цинцю удовлетворился отсутствием резкости, а внезапное прикосновение вызвало лишь растерянное моргание. Медленно, но верно он отучал мальчика от этого бесполезного поведения. Когда он вырастет, то не будет трусить и поддаваться страху, как его слабый отец. — Мой ученик никогда бы мне не солгал, — сказал Шэнь Цинцю. — Нет, шизунь, — без колебаний ответил Ло Бинхэ, придя в ужас от этой мысли. — Ложь бездействия — худший вид лжи, — продолжил Шэнь Цинцю. — Понятно? Ло Бинхэ попытался кивнуть головой. — Да, шизунь. — Если ты солжёшь своему шизуню, шизунь никогда тебя не простит, — пробормотал Шэнь Цинцю. Эта мысль привела его в ярость. Ненависть к этому ребенку была… глубоко неприятна. Если он предаст его, разочарует… — Бинхэ расскажет шизуню всё, что тот захочет, — настаивал Ло Бинхэ, глаза ребёнка горели искренностью. — Всё, что угодно. И если он вспомнит о чём-то важном, о чём шизунь не спрашивал, этот всё равно об этом расскажет. Шэнь Цинцю отнял пальцы от лица. — Возможно, однажды шизуню придётся убить твоего отца, — прокомментировал он, повторив своё предыдущее высказывание. Шан Цинхуа ещё предстояло убедить его в том, что он останется непоколебим в выполнении отцовских обязанностей. Что, если Ло Бинхэ вырастет, а потом тот бросит его, заявив, что мальчик больше не нуждается в нём? Нелепость. Отцовская любовь не должна иметь условий или заканчиваться по достижении совершеннолетия. Именно такие вещи мог бы попытаться сделать такой никчёмный человек, как он. Конечно, он испытывал общее побуждение к убийству, когда рядом с его наивным учеником оказывались глупые люди. Почти в той же степени, что и с Нин Иньин. Шан Цинхуа не был особенным. Он просто имел несчастье быть причиной того, что этот ученик вообще оказался в этом мире. — Пожалуйста, не надо? — предложил Ло Бинхэ. — Не обещаю. — Шизунь. — Если ученик Ло хочет предотвратить это, ему нужно лишь победить этого мастера в бою, — заметил Шэнь Цинцю. Ло Бинхэ кивнул. — Этот ученик понимает слова шизуня. Он вернулся к сбору обрывков веера и отнёс их в другое место. В дверях он остановился, а затем обернулся. — Шизунь? — Что случилось? — С шизунем всё в порядке? Нелепо. — Почему должно быть иначе.

***

Шан Цинхуа вынырнул из своих грёз, когда внезапно появился Ло Бинхэ, стоящий на коленях у края источника. Он не задавался вопросом, как тот его выследил. Да это и не имело значения. — Что случилось? — спросил Шан Цинхуа, заметив, каким хмурым он был. — Шизунь недоволен, — констатировал его сын. Шан Цинхуа наклонил голову. — Сегодня? — Сегодня и вчера, — уточнил Ло Бинхэ, прищурив брови. — Разве дорогой человек — это не близкий друг? — Да, именно это и означает, — подтвердил Шан Цинхуа, уже чувствуя, к чему клонится разговор. — Тот человек не сделал шизуня счастливее, — с видимым неодобрением заметил Ло Бинхэ. — Взрослые бывают сложными, — сказал Шан Цинхуа. Ло Бинхэ продолжал хмуриться. — Эти двое особенно сложны. Хм… — он задумался, как это сказать. А! — На самом деле всё сводится к недостатку общения. Если у тебя есть друзья, обязательно дай им знать, если у тебя в ваших отношениях что-то не так, хорошо? Не надо держать это в себе. Лучше поговорить об этом. Выкладывай все открыто. — Хорошо… — мальчик кивнул, принимая его мудрость. — Но теперь те двое поговорили, так что всё наладится. В конце концов. Он не питал иллюзий, что через неделю-другую у них всё будет как у неразлучной парочки. Они определенно знали, как причинить друг другу боль. Это может занять немного времени. Или дольше. Может, месяцы. А может, и годы. Правда, пока Шэнь Цинцю отвлекался на это и не мешал ему, всё было хорошо. Исцеление, хорошая штука. Они любили друг друга. Ради друг друга готовы на безумные поступки. С этими его детьми всё будет хорошо. Возможно. В конце концов. — Нужно просто набраться терпения, — заключил Шан Цинхуа. — Бинхэ может набраться терпения и позволить загладить свою вину, — слава Богу. — Но если чжанмэнь-шибо в будущем причинит вред шизуню, этому ученику придётся вызвать его на дуэль. — Ты… ты хочешь вызвать его на дуэль. — Да, — подтвердил Ло Бинхэ с ужасающей серьезностью. Он смотрел ему прямо в глаза. Возможно, это прозвучало бы комично со стороны ребенка в таком возрасте, такого маленького и с нежным лицом, но главный герой мог выполнить эти слова. Неважно, сколько времени уйдёт на повышение уровня. Он мог затаить обиду навсегда и вернуть её с процентами. Удачи тебе, Юэ Цинъюань! Постарайся не попасть впросак. Шан Цинхуа улыбнулся, губы его дрогнули. — Такой заботливый ученик. — А это что? — Что… что? Ло Бинхэ указал на него. — Это. Шан Цинхуа опустил взгляд и побледнел. На нем всё ещё было несколько слоев одежды, но рукава не были опущены. Надо было перестать делать это даже наедине, да? Он рассмеялся. — Ах… это. Кхм, это татуировка. Круто, да? Он протянул руку, чтобы сын мог рассмотреть одинокий красный круг, окольцовывающий его запястье. Когда он пошутил, что это похоже на связывающий бессмертных трос, Мобэй-цзюнь лишь ответил: именно. — Никаких татуировок до двадцати одного года, — сказал Шан Цинхуа, хотя, на самом деле, ему было всё равно. Его сын, сделавший татуировку, не стоил и минутного волнения, по сравнению со всем остальным, что происходило в его жизни. Но. Ха-ха-ха. Разве это не те самые отцовские слова? — Хорошо, — согласился Ло Бинхэ. — Это что-нибудь значит? — Ничего особенного, — просто его вечная преданность и дружба. — Оно болит? — Нет, — Шан Цинхуа потыкал татуировку. — Когда делали — да, но не сейчас. — А почему она у шишу? — Просто так. Ло Бинхэ, казалось, что-то понял. — …этот шичжи побеспокоил Шишу? — Нет, — солгал Шан Цинхуа. — Ты можешь приходить в любое время, — затем он потрепал мальчика по щеке. — Как мило, что ты столь беспокоишься. Ты действительно любишь своего шизуня, да? Ло Бинхэ на мгновение замешкался и застеснялся. — Шизунь… это что-то вроде другого отца. Можно так сказать? — Да, — у его сына может быть сколько угодно отцов. Кроме того, Шэнь Цинцю пытался по-своему воспитывать Ло Бинхэ… если не считать проекции, он действительно слишком его опекал. — И Бинхэ любит шишу. О. Ох. Шан Цинхуа пришлось прикрыть рот и на мгновение отвести взгляд. Ах, слишком мило. Даже слишком мило. От этого у него защемило сердце.