Разбитое солнце

                    Сатору придирчиво рассматривал себя в небольшое зеркало, выставляя то одну, то другую ногу. Кадзе ждала вердикта, хотя, на её вкус, всё получилось идеально.       — Ты точно сама их сшила? — спросил он, наверное, в третий раз. В его глазах горел чистый восторг. Сама Кадзе не видела ничего сверхъестественного в том, что сшила простые штаны. Не сложнее, чем шить кукле, только очень большой. И мерки на глаз.       В отличие от Сатору, Кадзе ходила в деревню часто: заглядывала к тем, кто болеет или выздоровел, приносила сборы, мази и настойки. И, конечно, покупала продукты. Идея сшить Сатору штаны родилась после бесплодных поисков хоть какой-то подходящей одежды. Пара маек нашлись быстро: бабушка Мики отдала футболки сына. Даже пара новых трусов нашлась — Кадзе, отдавая их Сатору, сказала:       — Налезут. Твоя задница не уникальна.       А вот со штанами ожидаемо вышла проблема. Ну, что ж, получилось очень даже прилично: тёмно-синяя ткань из плотного хлопка — самое то для приближающейся осени. Вот с верхней одеждой проблема, но будут решать её по мере поступления.       — Кадзе-чан, если бы у меня раньше были такие штаны… — Сатору мечтательно закатил глаза, набрал полную грудь воздуха и выпалил: — Я бы отдал их на половые тряпки!       Кадзе дёрнулась, но не успела сказать ни слова: он сгрёб её в охапку и поднял над полом.       — Шучу я, шучу. — Ирония ушла из улыбки и взгляда, осталось тепло и благодарность. — Они прекрасны, правда. Спасибо.       — Опусти, идиот. Тебе пока нельзя таскать тяжести.       — Разве ты тяжёлая? — Сатору аккуратно поставил её обратно. — Ты как пёрышко, только переевшее риса.       Получив предсказуемо гневный взгляд и лёгкий тычок в грудь, он заливисто рассмеялся. Не обращать внимание на этот смех было попросту невозможно: Сатору хохотал заразительно, будто отдавался смеху, забывая обо всём. И даже когда просто улыбался, комната словно светом озарялась. В прошлой жизни Кадзе избегала таких людей: громких, популярных, окружённых толпой почитателей и тех, кто просто хочет погреться в лучах чужой славы. Сатору с лёгкостью представлялся именно таким. Кадзе всегда считала подобных типов позёрами, недалёкими любителями быть всегда в центре внимания. Никогда не задумывалась о причинах такого поведения. Всё оказалось гораздо глубже…                     — О, Кадзе-чан, ты уже проснулась!       Когда Сатору занимал кухню, места на ней практически не оставалось. Готовил он ужасно, чаще просто переводил продукты и пачкал все свободные поверхности, но Кадзе смирилась. Пусть так, чем просто сидеть в молчании, уставившись в одну точку. Сегодня Сатору решил что-то испечь. Кадзе с опаской посмотрела в свою тетрадь рецептов, поражённо выдохнула:       — Бисквитный торт?       — Я не представляю, как ты живёшь без сладкого, — вздохнул Сатору, взбивая яйца с таким энтузиазмом, что капли рассыпались в стороны липким веером.       — Мне хватает сахара в чае.       — Буэ, — скривился Сатору и с размаху всыпал в яйца муку. Из миски поднялось густое белое облако и осело на его груди, превратив серую майку в белую. — Портить хороший чай сахаром — преступление перед тысячелетними традициями!       — А ты прям так привержен традициям, как я посмотрю. — Кадзе разрывалась от желания отобрать миску и сделать всё самой и провести пальцем по его носу, стирая муку. Сдалась и потянулась к носу.       — Эй! — фыркнул Сатору, мазнув ложкой с густым тестом по её щеке. — А как же личное пространство?       — Тут негде развернуться, какое пространство? — улыбнулась Кадзе. — Кстати, придумал, какой будет крем?       — У тебя там какой-то джем. Или варенье. Нашёл в кладовке.       — Персиковое варенье, — сказала Кадзе. В глазах Сатору появился маниакальный блеск. Он отставил миску и посмотрел, как большой белый щенок.       — Можно попробовать? Ну, пожалуйста, Кадзе-чан, всего одну ложечку!       — Попробуешь, когда приготовишь торт.       Сатору надулся, но спорить не стал. Вдвоём они поставили форму с тестом, Сатору уселся на пол и приготовился ждать. Конечно, помогать с уборкой никто не стал. Кадзе вздохнула и начала разгребать последствия.       — Кадзе-чан, что-то не так.       — Что не так? Ты вроде в этот раз всё сделал правильно.       — Он не поднимается.       Вытащив форму, Сатору тряс её, вздыхая.       — Ты соду положил? — осторожно спросила Кадзе, глядя на плоскую лепёшку. Ткнула вилкой, попробовала и скривилась. — И перепутал соль с сахаром.       Сатору понуро опустил голову и вышел, по пути поставив форму на стол.       Что он вообще умеет? Всегда был лучшим во всём, а оказалось — полный ноль. Он теперь даже детей учить не сможет, ведь как передать опыт без силы? Сев на энгаве, Сатору опустил ноги в траву и тяжело вздохнул. Чем больше проходило времени, тем чаще появлялась мысль: а дальше что? Не сидеть же здесь вечно, трусливо прячась. Но и вернуться… Кому он там поможет, кого спасёт? Можно стать обычным человеком, но как им стать? Сатору горько вздохнул и поднял глаза к небу.       Кадзе вышла и беззвучно встала за спиной. Сатору вздрогнул, когда она положила ладонь на его плечо.       — Пойдём сегодня в деревню, хочешь? Там сегодня первый день обона . Тебе ведь есть, кого помянуть.       — Есть. — Сатору опустил голову. Почти сразу поднял и широко улыбнулся: — Ты купишь мне что-нибудь сладкое? Хотя бы шоколадку. Хоть маленькую, прошу, Кадзе-чан!       — Сладкоежка, — с внезапной нежностью сказала Кадзе и вдруг взъерошила волосы. Сатору хлопнул глазами, выражение лица неуловимо изменилось. Кадзе резко одёрнула руку, будто ошпарилась. Пробормотала что-то о том, что надо убирать дальше и быстро скрылась в доме. Задумчиво улыбаясь, Сатору ещё долго смотрел ей вслед.       Дорога до деревни оказалась обычной горной тропой, но идти надо было осторожно: отовсюду торчали корни, по бокам валялись ветки. Она неуклонно шла вниз, плавный спуск давался легко, но Сатору не обнадёживал себя — обратно будет подниматься, подобно дряхлому старику. Кадзе шла рядом, готовая в любой момент подставить плечо. Нет, хотя бы вниз он хотел спуститься сам.       Деревня показалась из-за поворота: ничего необычного. Низкорослые домики с черепичными крышами, много зелени и мощёные улицы — казалось, время тут застыло лет триста назад. Сатору бы не удивился, если бы мимо проехал отряд самураев. Под крышами трепыхались многочисленные фонарики, пахло уличной едой, отовсюду доносился смех. Обычно Сатору ураганом врывался в подобные праздники, но сейчас хотелось слиться с толпой и быть просто сторонним наблюдателем. Жаль, это было нереально: так или иначе все смотрели на него с интересом, но ничего не спрашивали, только приветливо кивали Кадзе.       Сатору остановился у лавки, на которой были разложены многочисленные деревянные и черепаховые гребни и шпильки. Жаль, нет денег, он бы подарил что-то подобное Кадзе: Сатору был уверен, что ничего дорогого она бы от него не приняла. А вот ленту… Он задумчиво коснулся широкой атласной ленты густого травянистого цвета — один в один глаза Кадзе. С сожалением отпустил.       — Если вы со мной сфотографируетесь, я вам её подарю! — внезапно заявила продавщица средних лет. Кадзе в этот момент остановилась с кем-то поговорить, а у Сатору вдруг забилось сердце: всё-таки тут есть телефон! Но продавщица достала старый фотоаппарат с треснувшим пополам экраном. Тут вообще можно будет потом что-то распечатать? Но Сатору покорно склонился почти вдвое, фирменно улыбнулся и с довольным видом сложил ленту и спрятал в карман.       — Моти или имагаваяки ? — Кадзе потянула его за локоть к лотку со сладостями.       — А можно и то, и то? — с надеждой спросил Сатору. Кадзе взяла с прилавка бумажный пакет с пятью моти, повернулась к продавцу, чтобы попросить наложить имагаваяки. Обернулась и распахнула глаза: Сатору запихал три шарика из пяти в рот и пытался их переживать.       — Фто? — спросил невнятно. Кадзе только покачала головой и взяла добавку. Купила два стаканчика красного чая и передала один Сатору.       — Пойдём к реке. Она тут небольшая, но красивая.       Рекой местные гордо называли маленький горный ручей, через который был перекинут деревянный мост. Вдоль берега стояли лавочки, между фонарных столбов развесили бумажные фонари, и их свет отражался в звонкой воде. Сатору грузно рухнул на лавку, раскинул руки и застонал. Как же бесила слабость!       — Давно не был на таких фестивалях, — протянул он, глядя на улыбающихся жителей. — Обычно приезжал в подобные места что-то расследовать или уничтожать Проклятья.       — Кем ты был? — Кадзе не надеялась на ответ, но молчать не собиралась.       — Учителем в токийском магическом колледже. — Сатору легко пожал плечами. Представить его учителем… Почему нет?       — Не слишком ли низкий уровень для мага с твоими силами? — Она спросила, не подумав, осеклась. Но сегодня вечером Сатору явно не был готов предаваться грусти.       — Если не можешь изменить систему снаружи — меняй изнутри. Я хотел вырастить магов, которые поддержат перемены, когда придёт время. Где ещё это делать, как не в колледже?       — Реформатор или революционер? — весело спросила Кадзе.       — Не знаю. Порой думаю — самовлюблённый идиот. — Сатору улыбнулся и подмигнул. — И поверь, очень многие с этим согласятся.       — Я уж точно спорить не буду.       — Эй, Кадзе-чан, вообще-то это невежливо. — Он легонько пихнул её плечом.       — Я тебя мыла, помнишь? Какие тут могут быть правила приличия?       — Кстати, так и не спросил: и как тебе?       — Что?       — Моё тело, конечно, что же ещё! — Сатору натурально поразился.       — Было не до разглядываний. — Кадзе отвернулась и нервно разгладила кимоно на коленях. Сатору склонился к уху и игриво протянул:       — А ещё раз посмотреть хочешь?       — Ты только и можешь теперь, что об этом думать?       — Почему нет? Разве это не показатель выздоровления? — хмыкнул Сатору, опустив глаза на её губы. Кадзе моментально их поджала. Настаивать он не стал, отвернулся к реке и сделал глоток чая. На удивление приличного.       Секса в жизни Сатору было ни много, ни мало — он просто был. Когда появлялось время и возникало желание. Список контактов в телефоне пестрел женскими именами: набирай каждую, если она в Токио, примчится через час. Не было нужды в долгих ухаживаниях и хождении вокруг да около — чтобы заполучить себе частичку Годжо Сатору любая отдавалась с радостью. Сёко порой говорила, что он ведёт себя как шлюха. В минуты особо острой тоски и одиночества Сатору даже с ней соглашался.       С Кадзе было иначе. Она вообще другая, ни на кого не похожая. Хотя, наверное, причина его нарастающего интереса к ней банальна: кроме Сёко Сатору подолгу не общался с девушками, не пытался их узнать. Он скосил глаза на притихшую Кадзе — залезть бы ей в голову и узнать, о чём сейчас думает. Сатору думал о том, что хочет её поцеловать. Прямо на глазах у всех, нагло и вызывающе, чтобы у неё загорелись щёки и полыхнул взгляд. Именно такая Кадзе, понял он внезапно, нравилась ему больше всего. Мысли разошлись, помчались в совершенно ненужном направлении. Наверняка Кадзе целуется плохо: шесть лет без опыта. Но это не страшно, он бы быстро вернул её в главную лигу игроков. Взгляд упал от губ ниже, к подбородку с крохотной ямочкой, скользнул по шее: он целовал бы эту трепещущую венку под белой кожей, а потом обвёл бы её языком, спускаясь к ключицам. Тонкие и изящные, они едва виднелись в вырезе кимоно.       — Ты что, пялишься на мою грудь? — возмущённо прошипела Кадзе, закрывая ключицы руками. Застигнутый врасплох Сатору не мог придумать достойное оправдание. Всё, что осталось: признаться.       — Прости, Кадзе-чан, — сказал он с каплей раскаяния, хотя сам его совершенно не чувствовал.       — Извращенец, — буркнула она и мстительно засунула в рот последний моти, хотя совершенно не хотела доедать. Но мысли путались, а сердце билось слишком быстро: Кадзе не могла выбросить из головы взгляд Сатору, глубокий, отражающий свет фонарей над головой. Она перепугано думала: захочет прямо сейчас поцеловать — не откажет. Это открытие повергло в шок такой силы, что закружилась голова. До сих пор кружилась, и в животе стало пусто и что-то нежно трепетало.       — Надо купить фонарики, — с трудом вернулась в реальность Кадзе.       — Точно, — задумчиво кивнул Сатору. О чём думал? О ней, или о друге, которого убил?..       Обон всегда был особенным праздником, наполненным своим собственным глубоким смыслом. Несмотря на воспоминания о потерянных близких, в душе всегда горела вера в то, что они приходят и видят оставшихся в живых. Что прилетают на свет фонариков и невесомо обнимают.       Кадзе купила два сложенных фонаря, протянула один Сатору и тихо сказала:       — Пойдём домой, уже поздно.       Они зажгли фонарики, пересекли деревню и начали подниматься на холм. Темнота окружила со всех сторон, но она была уютной и не пугала. Мягкий жёлтый свет фонариков ложился под ноги. Сатору шёл неторопливо, было видно, что устал, но показывать не хочет. Хотелось как-то его ободрить, и Кадзе коснулась мизинцем его мизинца. Он удивлённо посмотрел на их руки и вдруг осторожно обвил ладонь — она буквально утонула в его широкой ладони. Оба избегали смотреть в глаза, продолжая идти, как ни в чём не бывало. У Кадзе так сильно стучало сердце, что он наверняка слышал. Оно забилось ещё быстрее, когда Сатору небрежно переплёл их пальцы и погладил большим запястье. Кадзе сглотнула, посмотрела на него из-под ресниц, сердце сбилось с ритма, замерло на миг, а потом застучало часто-часто. Всю дорогу до дома никто не произнёс ни слова.       Ладонь выскользнула из длинных пальцев, едва показался дом. Кадзе захотелось прижать её к груди, сберечь тепло его кожи, гревшее до сих пор.       — Надо повесить фонарики, я схожу за табуреткой, — сказала она суетливо, но Сатору хмыкнул:       — Зачем?       Подойдя к краю изогнутой крыши, он легко повесил свой фонарь, просто подняв руку.       — Ну, конечно, ты же у нас как башенный кран, — проворчала Кадзе. — Но я всё равно не доста…       Она ахнула: он легко перехватил за талию и поднял вверх. Словно на самом деле ничего не весит. Пальцы дрожали, когда Кадзе вешала свой фонарик рядом с его. Сатору опустил сразу же, ладони скользнули по талии вверх, остановились подмышками. Он стоял близко, прямо за спиной, дыхание шевелило волосы на её макушке. Мгновение, и отступил. Кадзе поёжилась от внезапного холода.       — Как думаешь, они правда приходят? — спросил Сатору тихо.       — Думаю, да.       — Что бы ты сказала мужу, если бы он мог услышать?       Кадзе посмотрела на фонарик и отчётливо увидела лицо Матимо. Он мягко ей улыбался, но в сердце больше не было боли.       — Спасибо, что ты был в моей жизни, — прошептала Кадзе, проглотив комок. Глаза наполнились слезами: она поняла, что отпустила. Прямо сейчас, окончательно и навсегда его отпустила. — А ты? — дрожащим от слёз голосом спросила она, не оборачиваясь. — Что бы сказал ты?       — Прости, что отпустил, прости, что не пошёл с тобой, — ломко сказал Сатору и громко сглотнул.       Они молчали и ещё долго стояли, думая каждый о своём. Сатору ушёл спать первым.