Разбитое солнце

                    Кадзе проснулась одна, но Сатору как почувствовал — сразу же вошёл с подносом. Хмыкнул, глядя на неё.       — Кажется, мы поменялись местами.       Показалось, что его голос звучит по-новому: более глубоко. Он был в сером свитере с длинными рукавами, едва прикрывавшими запястья, и сшитых ею штанах. Взъерошенные волосы почти закрывали глаза, касаясь ресниц. До Кадзе только сейчас дошло, что надо его постричь. Или не надо, потому что длинная чёлка очень даже ему идёт.       — Из тебя выйдет отличная сиделка, — съязвила Кадзе, глядя на криво порезанное мясо и мешанину, которую он гордо назвал «омлет».       — Главное, чтобы было вкусно. — Сатору неожиданно потянулся к ней, просунул руку под спину и помог сесть. Так естественно, словно делал это всю жизнь. Щёлкнул по носу, прогнав вспыхнувшее смущение. — Ешь, Кадзе-чан.       — А ты? Чем завтракал?       — Я? — Он вдруг порозовел, на белой коже даже слабый румянец проступил яркими пятнами. — Прости, Кадзе-чан, я тебя обокрал.       Она нахмурилась, пытаясь понять, куда он клонит. Деньги у неё, конечно, есть, но Сатору не стал бы их брать. Хотя может утром уходил в деревню? Но что там можно купить, если магазин ещё закрыт?       — Я съел то варенье. — Сатору жалобно вздохнул. И вдруг так обаятельно улыбнулся, как будто солнце осветило комнату. — Тебе же не жалко?       — Нет, — прошептала Кадзе губами, враз ставшими непослушными. Она торопливо принялась за еду, совершенно не чувствуя её вкус.       О том, как ночью просыпалась и слушала его дыхание над ухом, Кадзе категорически отказывалась думать. Или о том, какая у него твёрдая грудь, и как мерно бьётся сердце, успокаивая и погружая в подобие транса. А ещё — как от него пахнет: не передать, но хочется дышать, не переставая.       — Эй, Кадзе-чан. — Перед глазами мелькнули длинные пальцы. Оказалось, Кадзе уже какое-то время сидит, уставившись в пустую тарелку. — Может, ещё поспишь? Как себя чувствуешь?       — Я в порядке, — быстро ответила она.       — Ну, раз в порядке, я пойду медитировать. Не зови — не дозовёшься. Пока!       Он взмахнул рукой, забрал поднос и ушёл, оставив Кадзе в полной растерянности. Наглый, пошлый, громкий — она выковыривала из себя накопившиеся претензии и недовольство и не находила в них силы. Заботливый, добрый и… ошеломительно красивый. Ками-сама. Кадзе подтянула колени к груди, уткнулась в них лбом и застонала. Невозможно, просто невозможно, но придётся признать, что она влюбилась.                     Сатору пытался, честно. Погружался в себя, сливался с пространством, тянулся внутрь, но постоянно отвлекался. Он перепугался за Кадзе, а ведь слово «страх» в принципе всегда было пустым набором звуков. Это было иррационально и не поддавалось контролю. Как и радость от её выздоровления. Как желание защитить конкретного, отдельно взятого человека. От чего и от кого — Сатору не задумывался, просто понял вдруг, что готов убить любого, кто посмеет причинить ей боль. Учитывая, что сейчас у Кадзе гораздо больше возможностей и сил, а он, в случае угрозы, будет только мешать… Но она же такая хрупкая! Обнимая её ночью, Сатору боялся сломать неосторожно, едва касаясь губами волос. Её ладони лежали на его груди, и хоть рука затекла, до утра Сатору так и не пошевелился. Только на рассвете выбрался из-под одеяла, укрыл её плечо и вышел. Мозг кипел.       Медитация окончательно провалилась. Сатору с силой потёр глаза, стиснул переносицу. Непривычно переживать из-за чувств. Непривычно переживать в принципе: он эту стадию прошёл много лет назад и перевернул страницу. Однако сердце сладко замирало и билось быстрее, когда их взгляды пересекались, а в груди становилось тепло. Он должен бежать отсюда, чтобы сохранить себя прежнего, но почему ноги отказываются шевелиться, и множество предлогов говорят: останься?..       Растянувшись на татами, Сатору почти касался кончиками пальцев противоположной стены. Если сдвинуть фусума справа, можно увидеть Кадзе. И что потом? Чем было продиктовано её предложение согреть, кроме усталости и того, что замёрзла? Можно ли искать тут скрытый подтекст? Накрыв ладонью глаза, Сатору усмехнулся: докатились. Гадать, нравится или нет. Это на самом деле происходит с ним?       Он умел считывать сигналы, которые отправляют девушки, просто в этот раз система дала сбой. Несколько раз в течение дня Сатору ловил её взгляд, но тот моментально ускользал. К вечеру Кадзе чувствовала себя уже достаточно хорошо, чтобы пойти купаться. На шутливое предложение потереть спинку вместо возмущения покраснела, пробурчала что-то об извращенцах и ушла. А Сатору задумчиво улыбнулся и постучал кончиками пальцев по губам. Когда вернулась, дождался, пока расправит мокрые волосы по плечам, нагнулся и шепнул на ухо:       — А сегодня не замёрзнешь, Кадзе-чан? Мне не сложно быть твоей грелкой.       Мурашки на её шее вызвали незамутнённое ликование. У Сатору будто внутренности перевернулись и сердце подпрыгнуло и забилось в животе.       — Обойдусь, — сухо ответила Кадзе повернувшись, но улыбка так и приклеилась к губам. — Что?       — Ничего, — ещё шире улыбнулся Сатору, чувствуя себя школьником, получившим высший балл на сложном экзамене просто так.       Предвкушение сжигало нервные клетки, а к ночи сменилось робостью: вдруг ошибся? Сатору даже лёг первым и отвернулся, слушая, как она укладывается. Как шелестит её ночная сорочка, наверняка похожая на ту, вчерашнюю. Как поскрипывает половица под футоном, когда она устраивается удобнее. Комната погрузилась во тьму, остался звук дыхания и сбитый стук сердца. Во рту пересохло. А потом стало оглушительно тихо от еле слышного:       — Сатору… согреешь меня?       Он повернулся не сразу: пришлось перевести дух. Глаза привыкли к темноте, сквозь васи лился лунный свет, отражавшийся от снега. Кадзе лежала на спине, откинув одеяло в сторону. Сатору придвинул свой футон вплотную, лёг рядом и укрыл их. Стук сердца дробил дыхание. Найдя её руку, Сатору поднёс пальцы к губам, сплёл их, вторую пропустил подмышкой, придвинув ближе. Глаза Кадзе ярко горели, губы приоткрылись, когда он потянулся к ним.       Первый поцелуй был нежным, почти невесомым. Скорее касание дыхания, чем губ. Подтянувшись чуть выше, Сатору навис над Кадзе, тщетно пытаясь успокоиться. Но сердце уже тарабанило в грудную клетку, вынуждая дышать часто и поверхностно. От нехватки воздуха начала кружиться голова. Он снова потянулся к губам, как к необходимости, без которой сердце попросту выпрыгнет из груди. Кадзе ответила, обхватила его нижнюю губу, прижалась всем телом. Сатору запустил пальцы в волосы, протолкнул язык в рот, глубже, касаясь её языка.       Глаза закрылись, но Сатору даже с сомкнутыми веками отлично видел Кадзе. Ладонь обвела изгиб талии, легла на поясницу, колено удобно устроилось между её ног. Сатору целовал, не останавливаясь, не давая передумать, бескомпромиссно, жадно. Кадзе отвечала с тем же рвением, оттягивая его волосы, непрерывно пропуская сквозь пальцы. Он отвлёкся на мгновение: снять майку, и снова нырнул в поцелуй, притираясь ближе, вплотную. Чувствовал острые соски, упершиеся в голую грудь, и жар между её ног, там, где лежала его нога.       Пальцы дрогнули, коснулись щиколотки, поползли вверх, задирая ткань. Он чертил непрерывную линию по икре, под коленом, вверх, к бедру. Согнув ногу, Сатору закинул её себе на спину, выпустил губы и принялся целовать шею, прихватывая кожу, выпуская с влажными звуками. Ладони Кадзе гладили плечи, лопатки, слабо царапали, и он полыхал от этих почти целомудренных касаний. Коснуться кожей кожи стало необходимостью. Сатору потянул рубашку вверх широко раскрытыми ладонями, ведя по бёдрам, пересчитывая рёбра, от подмышек поднимаясь по послушно поднятым рукам. И почти сразу приник губами к аккуратному соску, накрывая вторую грудь ладонью. Кадзе ахнула, содрогнулась в его руках, царапнула шею. Он плотно обхватил сосок губами, потянул на себя, и она рвано выдохнула.       Чувственная, чувствительная, она отзывалась на каждое движение губ и языка, пока он непрерывно ласкал грудь, распаляя, разогревая до собственной температуры. Потому что у самого уже кипел мозг и гудела кровь в паху. Когда Кадзе неосознанно приподняла бёдра и потёрлась о него, Сатору снова вернулся к губам с горячими влажными поцелуями. Жадность, с которой Кадзе отвечала на поцелуи, вызывала у Сатору довольное мычание. Он сжал ягодицу, прижался к лобку, надавил на него, поймал едва заметный стон губами.       Под одеялом стало слишком жарко. Сатору отбросил его в сторону, провёл по кромке трусов под пупком и медленно засунул в них пальцы. Кадзе заметно напряглась, когда он прошёлся по завиткам волос и коснулся клитора. Двинулся дальше, к повлажневшим складкам, размазывая смазку. Средний палец осторожно скользнул внутрь, и ладонь Кадзе упёрлась в каменное плечо.       — Что? — шепнул он, приподнимаясь на локте и всматриваясь в лицо. — Мне прекратить?       Если она остановит сейчас, он попросту взорвётся! И так сдерживался из последних сил.       — Нет, просто я…       — Я помню. — Сатору отвлёк её поцелуем, неторопливо двигая пальцем внутри. Конечно, он помнил, что у неё давно никого не было, иначе все прелюдии заключились бы в нескольких поцелуях, после которых Кадзе уже стояла бы на коленях и стонала от наслаждения. Но даже сейчас Сатору чувствовал, как трещит по швам самоконтроль. Одной рукой он стащил с себя трусы, выпустив, наконец, на свободу напряжённый член. Тяжело дыша, сел на пятки и окончательно раздел Кадзе. Её колени дрогнули в попытке сойтись вместе, но Сатору не дал — лёг сверху, прижал запястья к футону и всей своей длиной прошёлся по её промежности. Ещё и ещё, пока Кадзе не начала закатывать глаза, сама двигаясь под ним. Тихий стон, слетевший с её губ, окончательно сжёг предохранители в голове Сатору. Он сгрёб Кадзе в охапку, обвив одной рукой плечо, удобнее устроился между ног и взял член в руку. Стоило головке коснуться влажного входа, и поясницу прострелило наслаждением. Он входил так медленно, как мог. Пот градом заструился по лицу.       Кадзе глубоко дышала, привыкая, и сжимала так туго, что было почти больно. Сатору едва вошёл на треть и неторопливо вышел, в следующий раз проникая глубже. Толкнулся чуть сильнее, и Кадзе вскрикнула.       — Больно? — тут же откликнулся он, заставляя себя остановиться.       — Нет, просто… ты можешь пока не спешить? — Её голос дрожал от напряжения.       — Конечно. — Сатору с удовольствием отрезал бы себе язык за это согласие. Но такая реакция была не нова: высокий рост, широкие ладони и длинные ступни — у Сатору большим было всё. И член тоже. Что порой создавало проблемы в первый раз. Учитывая насыщенную сексуальную жизнь Кадзе для неё проблема явно стала огромной.       Сатору двигался медленно, так медленно, как только мог, но она не расслаблялась, казалось, даже крепче сжимает. И не пускала глубже, чем на половину длины. По-прежнему крепко держа за плечо, второй ладонью он непрерывно ласкал её грудь, перекатывая сосок между пальцев. Водил носом по шее, прихватывал губами кожу и вдыхал её запах, не замечая, что начал ускоряться и таранить глубже. Его вело. Оргазм подступал горячей волной, разливаясь по спине и ногам, когда Кадзе упёрлась в его плечи и простонала:       — Подожди! Сатору, подожди!       Он не сразу понял, чего она хочет. Остановился, посмотрел на неё: глаза сверкают, губы блестят, дыхание тяжёлое. Сам дышал, как загнанный, а взгляд удалось сфокусировать не сразу.       — Прости, — выдохнул он и одним рывком плавно перекатился на спину, не выходя из Кадзе. Может, ей будет проще, если будет сама контролировать процесс. Отбросив волосы с лица, она упёрлась ладонями в его грудь и заметно расслабилась. Как бы Сатору ни хотелось перехватить её за талию, уложить на себя и мощно долбиться, пока душа не отлетит от тела, пришлось заставить себя успокоиться. Он коснулся её коленей, не отрывая глаз от того, как член исчезает в ней и появляется. Взгляд не сразу поднялся выше, на колышущиеся в такт размеренным движениям груди. И выше, к изогнутой шее, приоткрытым губам и блестящим из-под ресниц глазам.       Кадзе стала дышать чаще, запрокинула руку назад, упёрлась в его бедро. Облизнув палец, Сатору коснулся её клитора, начал гладить, подстраиваясь под её ритм. Их дыхание стало общим, одинаково жадным. Кадзе плавно повела бёдрами и вдруг тихо застонала. Повела снова, опять застонав. От этих звуков низ живота поджался. Сатору всхлипнул, резко ссадил её с себя и начал рвано водить по члену, кончая. Когда дыхание пришло в норму, он повернул голову к Кадзе.       — Прости, просто у меня тоже очень долго никого не было. Такое больше не повторится, обещаю.       — Ты о чём? — Она улыбалась и совершенно не выглядела недовольной.       — О том, что ты не успела кончить. Обычно со мной такого не случается. — Привстав на локте, Сатору отогнул край простыни и вытерся. Потом накрыл обоих одеялом — начал чувствоваться холод.       — Почему ты так решил? — судя по тону, Кадзе явно покраснела.       — В смысле? — Сатору завис. Потом ухмыльнулся: — Кадзе-чан, уж различить, кончила ли девушка, я могу.       — Я получаю удовольствие от самого процесса, — пробурчала она, отвернувшись.       — Серьёзно? — Сатору окончательно развеселился. Придвинулся ближе, повернул её на спину и прижался к боку, перекинув ногу через её ноги. — Процесс — это, конечно, хорошо. Но он создан для того, чтобы прийти к финалу.       — Что плохого в том, что ты до него не доходишь и просто наслаждаешься происходящим?       Сатору легко обвил оба запястья пальцами одной руки и поднял над головой. Поцеловал за ухом, мазнул кончиком языка по мочке.       — Я обязательно покажу тебе разницу.       — Сейчас? — шепнула она, поймав его взгляд.       — Нетерпеливая, — хмыкнул он. — А ты хочешь сейчас, уверена?       — Честно? Сейчас я хочу спать.       — Так я и думал. — Сатору улыбнулся и, повинуясь невнятному порыву, нежно потёрся носом о её нос. — Давай оденемся и будем спать.       Он проснулся один, что не удивило. Сладко потянулся, чувствуя лёгкую и приятную ломоту в теле. Кадзе что-то готовила, когда Сатору вышел на кухню. Суетилась так нарочито, что он заулыбался. Подошёл со спины, обнял и положил подбородок на плечо. Шепнул на ухо, едва касаясь губами:       — Доброе утро.       — Доброе, — ответила она, продолжая помешивать овощи. — Отпусти, мешаешь.       — Кадзе-чан, неужели ты не хочешь провести утро в постели? — Ладони Сатору поднялись вверх и накрыли грудь.       — Днём валяться? Дел полно.       Шумно выдохнув, Сатору перехватил её запястья и развернул.       — Тебе неловко говорить о сексе? Или о нём можно говорить только ночью? — он склонил голову набок, глядя в смущённое лицо. — Ты такая красивая, — сказал внезапно для самого себя. Смотрел в глаза и не мог насмотреться, завороженный тёмными крапинками в зелёной глубине. Руки медленно опустились, лопатка выпала из рук Кадзе, когда Сатору потянулся к её губам, не отрывая взгляд. Кадзе сглотнула, опустила глаза на его приоткрытый рот и вдруг резко развернулась с криком:       — Горит!       Над овощами поднимался густой пар, отчётливо пахло сгоревшим луком. Сатору скрестил руки на груди, с улыбкой наблюдая за её суетой.       — Даже овощи горят рядом с тобой, что тогда говорить обо мне?       — Да ну тебя! — воскликнула она, не оборачиваясь и выбирая подгоревшие кусочки из сковородки. Сатору нахмурился: в обычно плавных движениях, когда она передвигалась по кухне, была отчётливая скованность.       — У тебя что-то болит? — спросил он тихо. — Кадзе, — позвал, взяв за локоть. Она выдохнула и проворчала, не оборачиваясь:       — Конечно болит. А ты как считаешь? Я о существовании некоторых мышц уже забыла.       — Давай я сделаю тебе массаж, — Сатору развернул её и приподнял подбородок двумя пальцами.       — Не думаю, что это хорошая идея. — Её взгляд метнулся вбок, щёки, и без того розовые, стали ещё краснее.       — Кадзе, — улыбнулся Сатору, поглаживая подбородок большими пальцами, — я подозреваю, какие именно мышцы у тебя болят. Обещаю, это будет просто массаж. Неужели после того, что между нами было, ты ещё можешь стесняться?       — А в тебе стыда совершенно нет, да? Мог хотя бы для приличия посмущаться.       — Чего мне смущаться? Того, что видел тебя голой? Или, — он обнял за талию, — того, что был в тебе?       — Вот об этом я и говорю! — Кадзе упёрлась ладонями в грудь, но сдвинуть Сатору не смогла. Умоляюще посмотрела на него, понимая — не хочет, чтобы отпускал. Она с утра ходила как во сне, и если бы не боль в растянутых мышцах, решила бы, что всё приснилось. Впечатлений было так много, что они попросту не умещались в голове. Кадзе пыталась анализировать, но анализ не давался, зато мурашки непрерывно ползли по телу. Она не лгала, говоря, что получила удовольствие от процесса. Да, сперва было некомфортно, и до сих пор между ног отчётливо саднило, но безумие в глазах Сатору компенсировало все неудобства. Как и вкус его губ и сладость поцелуев, и умелые ласки, при воспоминании о которых пламенели шея и уши. А ещё под конец Кадзе почувствовала странное томление, словно в низ живота напихали тяжелых камней, и они тянут, заставляя двигаться быстрее. Это то, о чём говорил Сатору?       Но, несмотря на потрясение от секса, Кадзе до сих пор не могла уложить в голове, что вообще его допустила. И с кем? С человеком из совершенно другого мира. Их пути, разойдясь, уже никогда не пересекутся. Она не вернётся в большой мир, а он точно не останется тут. О чём она только думает?! Почему бы не смотреть на это как на лёгкую, ни к чему не обязывающую интрижку? Интрижку, предающую память Матимо… Но он мёртв, а Кадзе чувствовала себя живее всех живых и стыдилась этого.       Когда Сатору проснулся, чувство вины стало непомерным, потому что одно его присутствие заставило сердце забиться с перебоями. Кадзе заставляла себя не смотреть на него, но замирала от восторга, стоит лишь взглянуть. Хотелось улыбаться без перерыва. А откровенные разговоры будили внутри новые волнующие желания.       — Кадзе-сан, Сатору-сан, вы дома?       Голос Мики заставил отпрянуть друг от друга. Кадзе крикнула в ответ, и вскоре девочка появилась на кухне.       — Что случилось? Что-то с бабушкой?       — Нет. — Мика не сводила восхищённых глаз с Сатору. — Она приглашает вас на ужин сегодня. Придёте?       — На ужин? — Кадзе переглянулась с Сатору. Прийти вдвоём… Как будто они пара. Эта мысль отозвалась приятным волнением.       — Придём, — ответил за обоих Сатору. — А сейчас будем завтракать. Поешь с нами? Правда, Кадзе-чан спалила овощи, но не всем же быть идеальными.