Разбитое солнце

             Кадзе проснулась с головной болью и чувством, что в рот насыпали песок. Кто заставлял вчера так много пить? Но вечер был таким хорошим, а Сатору — таким красивым, что она вообще не замечала, как опрокидывает стакан за стаканом. К тому же, их постоянно кто-то наполнял. Остаток вечера она помнила смутно. Кажется, Сатору нёс на спине. Кадзе накрыла глаза ладонью и глухо застонала.       — Проснулась, пьянчужка? — раздался весёлый голос. Кадзе посмотрела сквозь пальцы: Сатору сидел рядом и широко улыбался. — Никогда не понимал пристрастия к алкоголю. Но твои вчерашние приставания оценил.       — Приставания? — Кадзе села слишком резко. Поморщилась — голова недовольно загудела.       — Ну да. Только не говори, что не помнишь! — Сатору картинно ужаснулся. — Не помнишь, как забиралась мне в трусы?       — Я?! — в шоке воскликнула Кадзе и залилась краской. Немыслимо. Невозможно. А что если не врёт?       — Ты, да. Говорила, что хочешь меня. Что хочешь… м-м, дай вспомнить, — он задрал глаза к потолку. Торжествующе улыбнулся и поднял палец вверх: — Горячего секса. Да, именно горячего! Не то, чтобы я был особо против, но у меня правило: не спать с пьяными девушками, если они не мои друзья и наутро точно не будут бежать в полицию.       Он нёс какую-то чушь, а у неё голова шла кругом. Так стыдно не было, наверное, никогда.       — Прости, — понуро сказала она, избегая смотреть в глаза.       — За что? — искренне удивился Сатору. Приподнял подбородок. — Если хочешь горячего секса, я только за. Только, — он демонстративно поморщился, — когда пройдёт твой перегар.       Кадзе ударила его по руке и возмущённо отстранилась. Только сейчас поняла, что одета в ночную сорочку.       — Ты что, меня раздел?       — Вообще-то ты разделась сама. — Сатору так и светился. — Хотела лечь голой. Но, Кадзе-чан, в таком случае мне пришлось бы поступиться принципами. Было бы жалко, если бы ты не запомнила потрясающий горячий секс.       Обречённо застонав, Кадзе встала и отправилась в ванную, приводить себя в порядок. Стыдно, конечно, но чего стыдиться? И перед кем? Перед тем, кто стал враз близким, ближе некуда? Она задумчиво стояла под душем — Сатору предусмотрительно включил котёл до её пробуждения. И вообще выглядел возмутительно красивым, тогда как она чувствовала себя смятой жестяной банкой от газировки. Рядом с ним почувствовала себя растрёпанным воробушком перед гордым соколом.       Сатору ждал на кухне, в чайнике заваривался чай. Принюхавшись, Кадзе поняла — не чай, отвар от головной боли.       — Я нашёл в твоей кладовке. Надеюсь, не перепутал.       Он придвинул чашку двумя пальцами и откусил кусочек хоккайдо. Булочек в доме точно не было.       — А, это? Бабушка Ханако дала. Кстати, — Сатору подмигнул, — она дала и сладкое вино, которое ты предлагала попробовать со своих губ.       При мысли об алкоголе замутило. Кадзе отрицательно покачала головой и рухнула на стул. Отвар скоро подействует, но сейчас она была развалиной рядом с бодрым и шумным Сатору. Его как всегда было слишком много. Он трещал без умолку, делясь впечатлениями о вчерашнем вечере, и постепенно Кадзе начала прислушиваться. Казалось, Сатору в полнейшем восторге от всего: обсуждения урожая, погоды, предположений о снежной зиме и разговоров о будущих свадьбах. Его глаза полыхали неземным светом, слова лились потоком. Складывалось ощущение, что Сатору впервые попал на такой простой домашний праздник. Скорее всего так и было. Какой же была его настоящая жизнь?       Вечером он прижал её к своему жаркому телу и протянул на ухо:       — Ты ещё хочешь горячего секса, Кадзе-чан?       Она становилась от него зависимой. От громкого голоса и наполненного дыханием молчания; от запаха тела и ярких, полыхающих взглядов; от касаний — он касался часто, почти незаметно: то локтя, то руки, то шеи. Кончиками пальцев или губами, а порой — просто дыханием. Если не медитировал, то постоянно был рядом. Кадзе чувствовала себя желанной, когда он жадно целовал или просто смотрел, раздевая глазами. Необходимой, когда он тянул к себе и обнимал, утыкаясь подбородком в макушку. Красивой, когда он смотрел на неё, обнажённую, не скрывая восхищения. Она чувствовала себя живой и наполненной, наконец, этой жизнью…       Снова шёл снег. На фоне укрытого им сада Сатору казался ожившей статуей. Снежинки оседали на ресницах и волосах, таяли на плечах. Подняв ладонь, Сатору ловил их и задумчиво рассматривал, не замечая, что Кадзе вышла на энгаву и наблюдает за ним. Сегодня он почему-то предпочёл кимоно обычной одежде. Может, потому что вчера она сказала, что кимоно ему очень идёт.       Его сила росла, Кадзе начала её чувствовать, не напрягаясь. Она вибрировала, заставляла воздух вокруг гудеть, словно наполненные током провода. И глаза стали светиться ярче. Недавно он начал завязывать их поясом от юкаты, уверяя, что всё равно отлично видит. Правда видел. По крайней мере, на углы не натыкался. Но выглядел при этом жутко. Вот и сейчас он медленно прикрыл веки, словно устал от яркого света.       Кадзе никогда не спрашивала о его способностях и техниках — не хотела бередить раны. Теперь спрашивать боялась, словно, стоит произнести вслух, что он достаточно силён, чтобы уйти, значит — в тот же миг его потерять.       Сатору не двигался, будто застыл. Тряхнув головой, чтобы разогнать неприятные мысли, Кадзе присела, зачерпнула пригоршню снега, слепила крепкий снежок и запустила в плечо Сатору. Не открывая глаз, он вскинул руку, и снежок взорвался в воздухе.       — Хочешь поиграть, Кадзе-чан? — спросил весело. Достал из-за пазухи пояс, быстро завязал глаза и набрал пригоршню снега. — Даю тебе фору, прячься!       Взвизгнув, Кадзе бросилась мимо него в сад. Азарт разливался по венам, адреналин впрыснулся в кровь, и сердце застучало быстрее. Она спряталась за деревом, быстро слепила снежок и осторожно выглянула. Едва успела отпрянуть — мимо пролетел не снежок даже, а целая глыба снега. Кадзе стремительно метнула свой, попала в широкую грудь, слепила новый и бросилась бежать дальше. Новое дерево, новая глыба, новое попадание — складывалось впечатление, что Сатору ей подыгрывает. Едва Кадзе подумала об этом, как в спину прилетел снежок, заставив рухнуть в снег. Она резво развернулась, но не успела подняться — сверху посыпался снег: Сатору пустил снежок и разбил его прямо над её головой. От снежной крошки стало тяжело дышать, ещё и Сатору навалился на неё, жарко выдохнул:       — Попалась!       Волосы были приподняты из-за пояса и непривычно торчали. На белых щеках расцвёл румянец, губы казались слишком красными. Широкие ладони прошлись по щекам, убрали снег, задержались на висках. Сатору склонился и крепко поцеловал. Кадзе обвила руками шею, отвечая, и на какое-то время оба забыли, что лежат на снегу, одежда постепенно промокает, а вокруг метёт.       — Замёрзла? — шепнул он, потираясь носом. На плечах уже лежали белые шапки. — Пойдём греться.       Вопреки здравомыслию, Сатору повёл её не в дом, а к источнику. Быстро разделся, забрался в воду по плечи. Снег падал, растворяясь от горячего пара, поднимавшегося от каменной чаши. Кадзе смотрела и не могла насмотреться, выхватывая всё и сразу: белые волосы и белый снег вокруг, чёрные камни и голубая повязка на глазах. В груди потянуло, сладкая боль пронзила сердце. Порывисто вздохнув, Кадзе заставила себя улыбнуться. Разделась, забралась в воду, шагнула к Сатору.       Большие ладони моментально легли на спину. Спустились к ягодицам, подхватили, отрывая от дна. Сатору склонил голову и нежно поцеловал. Кадзе казалось — она и есть снег, который тает от одного соприкосновения с ним. Она тёрлась о него, чувствуя нарастающее возбуждение, которое упиралось в её живот. Целовала чаще, разматывая пояс — видеть яркую бирюзу стало необходимостью. Ткань улетела к груде мокрой одежды, но Сатору не открыл глаза.       — Посмотри на меня, — выдохнула она с мольбой. — Посмотри на меня, Сатору.       Он послушался словно нехотя. Медленно-медленно поднял ресницы. Кадзе задохнулась — в них оказалось слишком много эмоций. Показалось, Сатору испугался, что она увидела то, что он хотел спрятать. Потому что поцелуи стали жадными и глубокими, как будто ими он хочет стереть память. Она уже с лёгкостью принимала его, но из-за воды смазка размывалась, и член входил туго. Кадзе протяжно дышала, позволяя ему поднимать и опускать на себя. Между тел плескалась вода, было тихо, только дыхание, одно на двоих, и редкие стоны.       Когда всё закончилось, Кадзе устало положила голову на его плечо, потёрлась носом о шею. Сатору обнял, жадно глотая воздух — он всё ещё был внутри, напряжённый. Но вот выдохнул и сглотнул.       — У нас мокрая одежда, — побормотала Кадзе. Шевелиться не хотелось. Выбираться на холод из тёплой воды — тоже. Но не стоять же так весь день.       — Закрой глаза, — попросил Сатору. Она не успела удивиться. Послушно закрыла и почувствовала тепло.       Они стояли на кухне, рядом с котлом, от которого волнами расходился жар. Голые, он до сих пор в ней, она обвивает его торс ногами.       — Как ты?..       — Заклятье мгновенного перемещения. — Сатору хмыкнул. — Я тебя впечатлил, Кадзе-чан?       — Очень, — ответила она честно. Он толкнулся бёдрами: член опадал медленно, словно нехотя.       — Только этим?       — Нет. — Кадзе откинулась назад, сцепила ноги за спиной. — Впечатлишь ещё?       — Ты всегда была такой ненасытной, или это моя заслуга? — пробормотал Сатору, сажая её на стол и начиная двигаться.                     Сила вернулась почти полностью. Сатору чувствовал себя наконец живым, но неясная тоска заставляла глубже закапываться в себя и искать причину. Стало бы проще, если бы остался пустым? Остался здесь навсегда, рядом с Кадзе. Она стала необходимой, гораздо важнее безграничности. Или просто слилась с ней, проникла в его кровь и вихрилась в потоке проклятой энергии? Он смотрел, как она спит, и расплывался от странного умиления. Касался при любом удобном моменте, потому что не мог иначе. Просто тянулся к ней, чтобы почувствовать — рядом. Сатору никогда и ни с кем не проводил столько времени, сколько провёл с Кадзе. Гето не в счёт. Он засыпал с ней и просыпался, слушал, как меняется её дыхание, когда она проваливается в сон, и как сбивается пульс, прежде чем откроет глаза. Ловил первый взгляд и радовался: он принадлежит ему.       Как в копилку, Сатору складывал цветные картинки-воспоминания. Вот Кадзе стоит у плиты и мешает яркие овощи в воке. Вот она растирает травы, сосредоточенно кусая губу. Вот выходит из ванной, розовая, распаренная, в одном полотенце. А вот застывает за мгновение от оргазма. От неё пахло летом и полем, хотелось вдыхать этот аромат вечно. Она была уютной, хрупкой и вместе с тем сильной.       Жаль, что скоро придётся расстаться.       Он восстановился, реальный мир лежал слишком далеко отсюда, но одновременно слишком близко. Меньше секунды, чтобы оказаться дома. Сатору мог покинуть Кадзе в любой момент, но оттягивал расставание, не понимая, почему. Она ведь никуда не денется, будет здесь. Но будет ли ждать? И зачем ей это нужно? Можно было спросить, но Сатору боялся. Наверное, впервые в жизни вообще чего-то боялся. Он бы мог подарить весь мир, только нужно ли ей это?       Нервы натягивались с каждым днём сильнее. Сатору чувствовал себя так, словно сидит на чемодане и ждёт долгожданный поезд. Тот опаздывает, и ожидание начинает раздражать. Уйти или остаться — элементарный выбор. Мир уже привык жить без Годжо Сатору, какое ему дело до равновесия в магических кругах? Но там остались ученики, судьба которых слишком беспокоила. Там осталась Сёко — последний близкий человек из прошлого. Там был его клан, его жизнь. Там, не здесь. Там были проклятья и адреналин битвы. Не здесь, в тишине рядом с Кадзе. Какие бы чувства она у него ни вызывала, реальность была важнее. Он снова сильнейший, а значит, не имеет права на слабость.                     Генератор чихнул и затих — кончилось топливо. Наутро надо будет сходить в деревню и купить, но ночь придётся провести в остывающем доме. Словно само небо подталкивало к принятию решения. Сатору смотрел, как Кадзе зажигает керосиновую лампу, и плавился от нежности. Каштановые волосы мягкими прядями обрамляли лицо, на щеках плясали тени, огонёк дрожал в зелёных глазах.       — Кадзе, — позвал он тихо. Она улыбнулась, показалось — настороженно. Чувствовала, что он скоро уйдёт. Конечно чувствовала, иначе не отдавалась бы так жарко, не обнимала бы так крепко, не смотрела пристально, думая, что он не замечает. Сатору протянул руку, погладил шею. Обнял и дунул на пламя, погасив огонёк.       На полу лежали тени, за окном переливался ночной Токио. Изо рта вырывались облачка пара — обогреватель, конечно, никто не включал. Кадзе крепче стиснула его свитер, вжалась в грудь. Сатору обнял в ответ, погладил по голове. Поцеловал в макушку. Надо было что-то сказать, но слова застряли в горле, стиснутом спазмом. Выдох-вдох, Сатору отпрянул и тихо сказал:       — Мы же не могли торчать в холодном доме, Кадзе-чан. Ну же, тебе что, не интересно, как я живу?       Он щёлкнул пальцами, вспыхнул яркий свет. Кадзе обречённо вздохнула и отпустила его. Они стояли посреди гостиной, рядом с большим угловым диваном. Панорамные окна выходили на Гинзу, дверь на балкон была плотно прикрыта.       — Я сейчас включу обогреватели, — сказал Сатору, с сожалением её отпуская. Но Кадзе вцепилась в руку и переплела пальцы.       — Ладно, пойдём вдвоём, — легко согласился он. Здесь она выглядела инородной, словно вывалилась из другого мира. В просторной квартире с высокими потолками терялась. Сатору обошёл гостиную, вошёл в спальню, щёлкнул выключателем. Огромная кровать занимала тут половину места. Окно во всю стену пряталось за тёмно-серыми шторами.       — У тебя красивая квартира, — тихо сказала Кадзе. Отпустила его руку, подошла к тумбочке, на которой сиротливо лежали тёмные очки. — А там что? — показала на дверь.       — Гардеробная. — Сатору шагнул, открыл дверь и включил свет со смешанным чувством глядя на ряды брендовой одежды. Под стеклом лежало почти два десятка часов. В коробках наверху — десятки кимоно. Ряды дизайнерской обуви. Зеркало в конце комнаты отразило его, высокого, в свитере и штанах с чужого плеча, и её, с распахнутыми глазами, маленькую, едва достающую до плеча. Сёко и то выше.       — Ого, — только и смогла выдохнуть Кадзе. А Сатору вдруг подумал, что понятия не имеет, зачем ему столько одежды. Большинство он и надевал-то один раз несколько лет назад.       — Пойдём, покажу ванную.       Смотреть на её восхищение было приятно. Но снова кольнуло странное чувство, когда смотрел на огромную джакузи и тропический душ. На мраморную плитку с золотыми прожилками и белые орхидеи — кто-то приходил ухаживать. Скорее всего, Сёко. Ванная была роскошной, но от горячего источника в глубине сада было теплее. Кухня тоже произвела на Кадзе впечатление. Нигде не было ни пылинки, словно квартира ждала своего хозяина и постоянно прихорашивалась, не зная, когда вернётся. Точно Сёко. Одно лишь её имя зажгло в груди тёплый огонёк.       Холодильник ожидаемо оказался пуст. Сатору усадил Кадзе на диван, укутал в плед и включил ноутбук. Открыл сайт доставки, сказал:       — Выбирай ужин, я пока переоденусь.       Воздух постепенно прогревался. Сатору надел широкие и мягкие спортивные штаны серого цвета, белую футболку и белые носки. Взъерошил волосы и рассеянно улыбнулся отражению. Вроде вернулся домой, а чувство, что чужой здесь. Когда вошёл в гостиную, Кадзе листала меню, сосредоточенно хмуря брови.       — Здесь всё слишком дорогое. Может, сходим в магазин?       М-да. Магазины, которые находятся на Гинзе, пожалуй, самые дорогие в мире. Как и квартиры, но об этом Сатору промолчал. Скорее всего, Кадзе не знает города и понятия не имеет, где они.       — Заказывай то, что хочешь. У меня есть деньги, не волнуйся. К тому же, — он сел, подвернув под себя ногу, и щёлкнул по носу, — я же должен отплатить тебе за гостеприимство.       Прозвучало так, будто они уже прощаются. Сатору фальшиво улыбнулся и резво отобрал ноутбук.       — Как ты относишься к морепродуктам? Возьмём тунца, не против? И это. И это. И, конечно же, это.       Щёлк, щёлк — корзина заполнилась едой. Сатору оплатил заказ и поставил ноутбук на стол. Рывком усадил Кадзе, завёрнутую в кокон из пледа, на колени.       — У меня должно где-то быть вино, если Сёко не выпила. Будешь?       — Сёко? — переспросила Кадзе. Он не рассказывал о ней, как не рассказывал о Гето. О втором было больно вспоминать, о первой… Зачем?       — Моя подруга. Учились вместе.       Сатору чувствовал — напряглась. Но не говорить же, что когда-то их троих связывало большее, чем просто дружба. Это бы её наверняка шокировало.       Он положил подбородок на её макушку. Так привычно. Посмотрел на большую плазму, подумал — отвык. Смысл включать телевизор? Разве что посмотреть последние магические новости. У магов был только один канал, его Сатору и нашёл. Показывали Токийский магический техникум. Целый и невредимый. Яга-сенсей… Сердце кольнуло.       — Я тут преподаю, — сказал Сатору тихо.       — Тут? — Кадзе снова восхищалась, а у него кошки заскребли в душе.       — Подожди, — он ссадил её с колен, сходил в спальню и вернулся с альбомом. — Тут мои ученики. Ну, и я сам, — неловко пожал плечами.       Кадзе видела его вывернутым наизнанку, почти в буквальном смысле слова, но выворачивать перед ней душу… Не слишком ли?       На первой же странице — они втроём в форме, широко улыбаются на камеру.       — Это Сёко? — спросила Кадзе. Он кивнул, с теплом глядя на друзей. Пришла доставка, пока Сатору раскладывал еду на столе, Кадзе дошла до фотографий Мегуми, Юджи и Нобары.       — А это?..       — Мои ученики. — Сатору говорил с гордостью, но вот мелькнуло в голове: Нобары нет в живых, а что с Мегуми и Юджи?.. Он тяжело вздохнул, провёл ладонью по лицу. Завтра же надо связаться с Сёко. Телефон остался у неё — лично отдал перед битвой с Сукуной, как и ключи от квартиры. Можно написать в мессенджер, но она же примчится через час. Нет, сегодняшний вечер посвящён Кадзе.       Пока они ужинали, Сатору рассказывал об учениках. Он и раньше о них говорил, но теперь вспоминал то, что сам давно забыл.       — Ты их очень любишь, — заметила Кадзе.       — Да, — просто ответил Сатору, размешивая сахар в кофе. Вина так и не оказалось.       Любит. И любит Сёко. И любил Гето и Яга-сенсея. Как оказалось, у Годжо Сатору большое сердце. И в нём есть место для Кадзе. Слишком много места. Он снова посадил её на колени, удерживая одной рукой. Приподнял подбородок, согревая губы её дыханием.       — Пойдём в спальню, — попросил, замирая — вдруг попросит отправить обратно?       — Пойдём, — ответила Кадзе, обнимая за шею и целуя.              Вжимая переплетённые пальцы в матрас, Сатору двигался, вращая бёдрами. Кадзе тихо стонала, прикрыв глаза. Влажные губы хотелось безостановочно целовать, что он и делал, мешая стоны с выдохами. Когда всё закончилось, крепко обнял, уложил на груди, укрыл пушистым одеялом. Думал, не заснёт до утра, прислушиваясь к городскому шуму, но заснул, не заметив. А утром проснулся один.