Разбитое солнце

                    Да, всё определённо шло не так. Шепнув «удачи», Сёко шустро ушла, а Кадзе закрылась в ванной и не выходила оттуда уже полчаса. Сатору не торопил — самому надо перевести дух. Засунув руки в карманы, он бездумно смотрел на толпы людей внизу и пытался привести мысли в порядок.       Он даже не рассматривал вариант с беременностью: Кадзе сказала, что принимает все необходимые меры, когда Сатору предложил купить презервативы. Может, она не хотела, чтобы кто-то знал? Может, в их глуши такой вопрос вообще вызывал бы кучу вопросов в ответ? Глупости. Уж банальные презервативы точно продаются везде. Метод Кадзе дал сбой, и его вины в этом не было. Её, впрочем, тоже. Едва ли она пришла в восторг от новости, учитывая, что он исчез. Глухо замычав, Сатору прижался лбом к стеклу окна. Вариантов у них теперь немного. Ребёнок — не то, от чего можно с лёгкостью отмахнуться.       Его ребёнок. Что обычно чувствуют, получая такую новость? Восторг? Страх? Желание сбежать? Конечно, он бы привык к тому, что станет отцом. Да и детей любит. Но у Кадзе уже такой живот, на который даже смотреть страшно! И там уже настоящий человек!       И Кадзе… Готов ли он провести с ней остаток жизни? А она? Он вообще ей нужен? Их отношения оборвались на самом пике, после которого неотвратимо покатились бы вниз. Сатору проходил такое, когда пытался встречаться с девушками. Они быстро становились надоедливыми и раздражали своим желанием надеть на него ошейник и нацепить поводок. Поэтому те редкие попытки остались в далёком прошлом, и взаимодействие сводилось к сексу, и только. Да, с Кадзе он провёл не один месяц, и вместе им было комфортно. Да, она не раздражала, наоборот, вызывала желание оберегать. Хрупкая, нежная… Сатору улыбнулся, в груди стало тепло. Захотелось обнять её, окружить собой. Будто в ответ на это желание дверь в ванную открылась.       Сердце скакнуло в горло. Обернувшись, Сатору смотрел, как она выходит из спальни и медленно приближается. Кадзе остановилась на расстоянии вытянутой руки, подняла сухие блестящие глаза.       — И что теперь? — спросила тихо. Сатору сглотнул. И правда: что? Похолодел: новость об его ребёнке потрясёт магическое сообщество. Как он говорил недавно? Что на него нет рычагов давления. Что ж, теперь их появилось сразу два. Свадьба, клан? Он сам вложит в чужие руки оружие против себя. Пусть ему всегда было глубоко плевать на репутацию и осуждение окружающих, Кадзе может задеть скандал. Её имя наверняка станут трепать, её биографию изучат под микроскопом, всплывёт и тот факт, что она была замужем… Голова грозилась разорваться.       — Я не знаю, — сказал он честно. Вздохнул, взъерошил волосы на затылке. Несмело улыбнулся. — Может, поедим для начала?       — Мне нужна полка для одежды, — сказала Кадзе, когда он заказал еду.       — Забирай хоть половину гардеробной, — пожал плечами Сатору. — Сёко записала тебя на приём, поедете с ней завтра.       — Без тебя? — Кадзе приподняла бровь, всем своим видом говоря: ты же дал понять, что не собираешься прятаться.       Облокотившись о барную стойку, Сатору серьёзно посмотрел на неё, сидящую на против.       — Дело не в тебе. Дело во мне. И да, я знаю, как это звучит. — Он хмыкнул. — Мы поженимся до родов, ребёнка запишут на меня, но пока это останется в тайне.       — Нам не нужна твоя фамилия и твой клан. — Кадзе поджала губы и отвернулась к окну. Тяжело. Им обоим было тяжело общаться, как будто напротив сидит чужой человек. В другой ситуации Сатору давно бы сгрёб её в охапку и поцелуями заставил забыть обо всём. Сейчас ему даже коснуться её было страшно, и тот поцелуй у её домика остался в далёком прошлом, там же, где их горячие дни и ночи.       — Кадзе-чан, — позвал он тихо. Погладил щёку. Печаль в её глазах наполнила неясной тоской. — Когда ты так смотришь, мне хочется обнять тебя и никогда не отпускать.       — Когда мы расстались, — начала она, убрав его руку, сжав в своих пальцах, — я не ждала, что ты вернёшься. Хотя, — Кадзе усмехнулась, — кого я обманываю. Конечно же ждала. Каждый день ждала, что вернёшься. Потом узнала, что беременна, и стала ждать с удвоенной силой. Представляла, как скажу тебе, представляла твою реакцию. Но, знаешь, — она посмотрела в глаза, — мне уже всё равно. Я не виню тебя, что не приходил. Тем более, ты не мог знать о ребёнке. Хочешь быть ему отцом — будь. Но муж мне не нужен.       Сатору моргнул. Нахмурился, растеряв все слова. Он предложил ей всё, что мог, и получил в ответ… Не надо?! Она сейчас серьёзно?       — Почему? — только и смог он спросить.       — Потому что я тебе не нужна. — Кадзе не отводила взгляд, Сатору видел, как глаза медленно наполняются слезами. Порывисто втянув воздух ртом, он перетёк к ней, обнял, заставляя уткнуться носом в грудь.       — Глупая Кадзе-чан, — протянул ласково. — Конечно нужна. Я приходил к тебе, часто приходил, только ночью, когда спишь. Потому что днём было стыдно показаться на глаза.       — Врёшь. — Кадзе всхлипнула, но не заплакала. Позволяла себя обнимать, но не обняла в ответ.       — Не вру. Ты разве не увидела ветку сакуры на энгаве, когда деревья только зацвели?       — Это был ты? — Кадзе отстранилась, нахмурилась. — Я думала, Мика утром забегала.       — Я. — Он заключил её лицо в ладони. — Ты нужна мне, Кадзе-чан. Вы оба нужны. Просто дай время привыкнуть и осознать, что скоро стану папой.       Взгляд перетёк от её глаз к животу, на который всё это время Сатору сознательно избегал смотреть. Проклятая энергия ребёнка сливалась в энергией Кадзе, поэтому он не увидел, не почувствовал, не обратил внимания, что она стала сильнее. Но вблизи он чувствовал такую силу, что покалывало кончики пальцев. Как Кадзе с ней справляется?.. Сатору положил ладони на живот, пытаясь уложить в голове мысль, что там, внутри, человек, которого они создали вдвоём. Никогда не задумывался о таинстве зарождения новой жизни. Дети просто приходили в этот жестокий мир. Сатору старался исправить его именно ради них, а теперь его собственный ребёнок войдёт в магическое сообщество, заполненное не только проклятьями, но и кем-то пострашнее — магами… Звонок в дверь вырывал из затянувшейся паузы. Сатору пошёл открывать — привезли еду.       Неловкость никуда не делась, она пухла между ними, заполняя пространство. Он даже не позволил ей ни с кем попрощаться. Выдернул из привычной жизни, потому что так надо ему — не ей. Кадзе сидела в углу дивана, делала вид, что смотрит телевизор, но на самом деле была глубоко погружена в себя. Сам Сатору дал себе выходной, планируя провести его с Кадзе. В идеале — в её постели. Так думал ещё утром, а теперь… Взгляд упал на живот. Немыслимо. Всё ещё немыслимо.       Как рассказать об этом ученикам? Он словно попал в идиотскую комедию, где горе-папаша смотрит на живот жены и спрашивает, откуда тот взялся. Вспомнились собственные слова об арбузе. Сатору мысленно застонал. Упёрся локтями в колени, уронил голову в ладони. Потёр с силой лицо, выпрямился и уткнулся во внимательный взгляд.       — Прости, — сказал глухо. — Прости, я пытаюсь уложить это в голове.       — Понимаю, — ответила она без тени улыбки.       — Я не должен был тебя забирать, да?       — Ты мог хотя бы спросить, хочу ли я.       — И ты бы отказалась.       — Да.       Сатору сокрушённо вздохнул, ссутулился, опустил голову.       — Я привык всё решать сам. Привык, что один. Мне необходимо всё контролировать, пойми. — Он болезненно поморщился, поднял глаза. — Ты видела меня беспомощным, но не видела на пике силы. Только недавно я окончательно восстановился. В магическом мире я — равновесие. Люди всегда возлагали слишком много надежд на мои силы. Не сомневались, что я смогу справиться с любой задачей. И я сам верил, что справлюсь. Никогда не просил помощи, был уверен, что в ней не нуждаюсь. А потом едва не погиб… Я не такой, каким ты привыкла меня видеть. Наверное, настоящий я тебе не понравлюсь. Настоящий я не нравится даже мне.       Сатору замолчал, враз почувствовав себя дико уставшим. Месяцы с Кадзе всё это время он вспоминал с тоской, потому что здесь, в реальном мире, никому не было дела до Годжо Сатору. Всем был необходим Сильнейший. Если бы не ученики и Сёко, он бы не вернулся — понял это совсем недавно. Все считали его эгоистом и были далеки от истины. Никому не приходила мысль, за что он сражается. Никто не пытался копнуть глубже. Сатору настолько к этому привык, что не считал чем-то неправильным. Поддерживал легенду о неуязвимости и сам в неё уверовал. И Кадзе не вписывалась в эту легенду, потому что была его слабостью. Он понял это сегодня, когда осознал, как важно знать, что она хочет быть с ним. Оказалось, не хочет.       — Сходи завтра к врачу, — сказал он, поднимаясь. — И, если захочешь, я верну тебя обратно. Буду каждый день навещать, просто чтобы убедиться, что ты в порядке. Прости, что пытался всё решить за тебя.        Он вышел на балкон, не в силах чувствовать на себе её взгляд. В груди дрожала обида на мир, которому так нужен Сильнейший. Лучше бы сила никогда к нему не возвращалась. Ничего не пришлось бы решать, он просто остался бы с Кадзе. И наверняка до конца жизни чувствовал себя неполноценным… Кого обманывает? Без силы никогда не принял бы свою жизнь. И даже Кадзе не смогла бы убедить, что можно жить так. Со временем он бы возненавидел её за один только факт наличия проклятой энергии. В Токио бы не вернулся, чтобы не встречать никого из магов. Он проклинал бы глушь, в которой живёт, и в конце концов ушёл и не вернулся. Вот и всё будущее. Так к чему страдать? Каждый из них на своём месте. Кадзе завтра вернётся домой, в его жизни всё останется по-прежнему с небольшой поправкой.       Сумбурный день подходил к концу в молчании. Собиралась гроза, воздух уже пах озоном. Сатору постелил себе на диване, даже не подумав о том, что можно лечь рядом с Кадзе. Странно было чувствовать двойное сердцебиение из спальни. Сердце ребёнка билось быстрее. Мысли перетекли к нему. Сатору представил, как возьмёт его на руки, и у самого сердце сбилось на бег. Он вообще никогда не думал о семье, сколько бы ни твердили в клане о необходимости наследника и передачи клановой техники. Судьба решила за него. Малыш уже сильный, дальше будет больше.       Сатору введёт его в магический мир плавно. Будет рассказывать о том, как тот устроен, и обучать простейшим заклятьям. Хвалить за победы и утешать, когда ничего не получается… Или нет. Или он будет расти с Кадзе, ходить в обычную школу. Видеть проклятья, может, даже развеивать их, но не погружаться в магический мир. Считать Сатору просто папой, не Сильнейшим. И может, это самый лучший исход.       Зажмурившись, он повернулся на бок, подтянул колени к груди. Каково это — жить в обычной семье? Не связанной вековыми традициями, не покрытой коркой высокомерия из-за могущества. Какого будущего он желает для ребёнка? Что о будущем думает Кадзе? Вообще собиралась ему говорить? Сатору лёг на спину, шумно выдохнул, положил ладонь на лоб. Собиралась или нет? Он бы так и не узнал, если бы не вернулся? Его ребёнок считал бы, что папа бросил, или она придумала бы красивую сказку с трагичным концом? Назвала бы его имя, или сказала бы имя мужа? Скрипнув зубами, Сатору хмуро посмотрел на дверь спальни. Она не имела права скрывать от него. Почему не сказала сразу, как узнала? До Токио всего час на самолёте. Кадзе вообще представляет, как появление на свет его ребёнка может пошатнуть мир? Равновесие будет нарушено.       Сатору резко сел. Почему вообще об этом не подумал? Даже если малыш будет магом второго или третьего уровня, в нём течёт его кровь, это автоматически делает его угрозой. Он не будет в безопасности рядом с Сатору, пока не вырастет и не сможет за себя постоять. Сатору согнул колено, положил на него вытянутую руку, хмыкнул темноте. Всё просто, тут нечего решать. Кадзе будет жить на Хоккайдо.       Она вышла в длинной ночной сорочке, словно призрак. Кончиками пальцев вела по стене, направляясь на кухню.       — Тоже не спится? — спросил Сатору. Кадзе вздрогнула, остановилась, слепо повернула голову.       — Непривычно, — ответила наконец.       — Понимаю. — Сатору щёлкнул пальцами, включил мягкий свет. Вновь с сожалением подумал о том, что невозможно решить их проблемы сексом. Что от их секса как раз теперь проблемы. С такими мыслями странно, если у него вообще когда-нибудь встанет.       Аккуратные пальцы её ног выглядывали из-под подола. Он так не предложил ей тапочки.       — Ты за водой? — спросил, поднимаясь. Спал в боксерах и футболке. Успел заметить взгляд, скользнувший по фигуре. Хотел было пошутить, но сдержался.       — Да.       — Есть ещё сок: манго, клубника, вишня. И молоко.       — Просто воды.       Кадзе занимала слишком много пространства на его большой кухне. Сатору обогнул её, стараясь не задеть ненароком. Налил воды, протянул и тоже взял стакан.       — Я много думала о том, что будет завтра, и решила…       — Тебе надо вернуться.       — Что? — Кадзе поражённо посмотрела на него. Поникла. — Если ты так хочешь…       — Не хочу. — Сатору опёрся о столешницу поясницей, положил руки по бокам. — Это не моё желание, а необходимость. Так будет безопаснее для вас, — добавил мягко.       — Что ты имеешь в виду? — подобралась Кадзе. — Разве нам может что-то угрожать рядом с тобой?       — Как раз рядом со мной вам много чего угрожает, — вздохнул Сатору. — Если бы ты была одна, мало кому было бы до тебя дело. Но ты носишь моего ребёнка. Это всё меняет.       — Я не понимаю. Может, объяснишь?       Это было всего лишь предположение, но Сатору был уверен: верное. Кадзе слушала внимательно, не перебивала. Под конец положила руки на живот, обнимая.       — Теперь понимаешь, почему пойдёшь к врачу с Сёко? Нас не должны видеть вместе. Не сейчас. Не в Токио. Тут слишком много лишних глаз.       — Думаешь, на Хоккайдо никто тебя не знает?       — Я буду перемещаться к тебе или в деревню.       — Каждый день? — Голос звучал жалобно. Сатору улыбнулся и, наконец, расслабился.       — Каждый день.       Стена напряжения рухнула. Он шагнул к Кадзе и легко обнял, поцеловал в макушку.       — Спасибо, — шепнул, когда она обняла в ответ.       — За что?       — За то, что оставила его.       Пальцы сжались на его футболке под лопатками. Кадзе проворчала:       — Как будто я смогла бы поступить иначе.       — Ну, аборт — решение женщины, — протянул Сатору с лёгкой ухмылкой.       — Дурак, — буркнула Кадзе. Добавила еле слышно: — Это же твой ребёнок.       Он задержал дыхание. Опустил глаза на её макушку. Приподнял её подбородок.       — Кадзе-чан?..       — Я рада, что ты вернулся, — сказала она, упрямо отводя взгляд.       — Я могу тебя поцеловать?       Глаза полыхнули зеленью. Сатору стремительно втянул губы, увлажнив их, и склонился над ней. Придерживая подбородок большим и указательным пальцами, он нежно поцеловал сперва верхнюю, потом нижнюю губу. Втянул по очереди, тая от нежности и трепета, заполнившего изнутри.       — У нас всё получится, — сказал, прижавшись лбом ко лбу. — Ты позволишь быть рядом?       Широкая ладонь легла на живот, бережно погладила. Замерла, почувствовав лёгкий толчок.       — Разбудил, — хмыкнула Кадзе. — Конечно, ты будешь рядом, а кто ещё будет вставать по ночам? Или хочешь взвалить на меня все тяготы, а сам появляться на полчаса?       — Надеялся, что так можно. — Сатору выпрямился, сплёл их пальцы и улыбнулся в ответ на гневный взгляд.       Большая кровать с лёгкостью вместила бы пятерых, но казалось, одна Кадзе занимает половину, не меньше. Сатору лег за спиной, поцеловал в плечо. Она спала неспокойно. Постоянно ворочалась и вздыхала, а у него сжималось сердце — ей ведь так неудобно! И всё из-за него. Кажется, только вчера они лежали тут, голые, и приводили дыхание в норму. Сейчас дыхание тоже сбивается, но по совершенно другой причине.       Сатору уснул лишь под утро. Когда проснулся, постель была пуста. Кольнуло чувство дежавю, но аура Кадзе отчётливо ощущалась в гостиной. Он чистил зубы, когда она вошла.       — Можешь выйти? Мне нужно в туалет.       — Меня не смущает вид писающих женщин, — неразборчиво проговорил Сатору, глядя на её отражение в зеркале над раковиной.       — Извращенец.       — Какой есть. — Он пожал плечами, сплюнул, прополоскал рот и вернул щётку в стакан. — Ладно, Кадзе-чан, с этой моей стороной тебе ещё придётся познакомиться.       В ответ он получил тяжёлый, нечитаемый взгляд. Вышел, насвистывая. Настроение было отличным. Проблемы никуда не делись, но после вчерашнего дня сегодняшний начинался без потрясений.