Спроси мое имя

– А я тебе, сынок, еще тогда говорил, что надо со мной объединиться. Ты еще ворчал, будто я тебе омерту под нос подсовывал, – Раса смахнул пепел с тлеющей сигареты, почесывая щетинистый подбородок, – Ты молодец, умнее Канкуро оказался. Ну ничего, он в самостоятельность поиграет и тоже к папке придет. – Я не ради тебя это делаю, – Гаара сжал спинку стула, не желая садиться напротив. – Ну да, ты же у нас такой благочестивый. И где же твои принципы, когда самому приспичило задницу прикрыть, а? – Сабаку-но старший потянулся за второй сигаретой, а затем задернул шторы, морщась от яркого восходящего солнца, коим решил порадовать первый день ноября. – Я, сынок, не осуждаю тебя. Я в твоем возрасте тоже идеалистом был и человеком высоких нравственных ценностей. Но жизнь все по местам расставила. Разница между тобой и мной в том, что я себе не вру. – Ты еще скажи, какой ты хороший человек. – А я же сказал – я себе не вру. Но, по секрету скажу, хороших людей-то и не бывает вовсе. Мир не черно–белый, Гаара, – Раса откашлялся, разгоняя ладонью облако дыма, – Все хотят упростить: милостыню подаешь, значит добрый. Людей убиваешь, значит плохой. А что, если я подаю милостыню, а вечерами прибиваю тех, кто эти подаяния планировал своровать? Что хуже, бездействие, которое влечет за собой преступление, или действие, что вмешивается в конфликт? Гаара насупился, не рассуждая о сказанном отцом – эти наставления и размышления давно успели осточертеть. – Отвечай, скотина! – хлопнул по столу Раса тяжелым кулаком, вызывая вздох мачехи за дверью – той никогда нельзя было находиться на кухне, когда на ней разговаривали мужчины. Сабаку-но младший и глазом не повел – слишком заученная провокация. Перманентно следует после игнорирования вопроса и выпученных до неестественного глаз. – Хуже то действие, что намеренно приносит вред. Раса рассмеялся, тут же давясь собственным смехом и снова откашливаясь. – Что есть вред?! – Раса с шумом встал из-за стола, – Если я граблю богачей, раздавая деньги своим детям и подчиненным, то что отличает меня от Робина Гуда? Если я граблю бедняков, то что отличает их от богачей, если и те, и те нажили это своим трудом? И разве грабить – это не труд, это не навык? А что, если деньги тех тоже были награблены? Скажи мне, Гаара! Не дожидаясь ответа, он продолжил. – Вы трое никогда не задумывались, сколько я сделал для вас, тупых, безнадежных! Ну не наградил меня Господь умными, послушными детьми, но я же вас не бросил, воспитывал, все для вас делал! Ты думаешь, мне жизнь на пороховой бочке нравится?! – Ты эту жизнь сам выбрал. Тот же кулак, что бил стол минутой ранее, навернул красные волосы и с силой приземлил лицо Гаары на ту же твердую поверхность, пачкая стол алой, как и волосы владельца, жидкостью. – Мразь неблагодарная, – Раса сел обратно на излюбленный стул с откидной спинкой, – Но ты, сынок, не думай – я не злюсь, честно... Я папка отходчивый, понимающий, я знаю, что ты у меня недоношенный, незрелый, я не могу на убогих сердиться, вот что с тебя взять? Ничего-ничего, ты зато выбор правильный сделал, под крыло ко мне пошел. Ты еще юный, но я всему тебя научу, все тебе передам. Гаара запрокинул голову, вытирая костяшками пальцев стекающую кровь. – Помогу я тебе, что там за мальчик? Данзо его кошмарит, да? Старый пердун. Любит он с никчемными носиться, черт его. Спрашивается, зачем на деньги разводишь тех, с кого и побрать нечего… Низко это, таких не обдирать, а только пристреливать, из жалости, и так жизнь у них тяжкая… Но если цепляешься ты так за того мальчишку, то сделаем всё… Если это единственный способ добиться того, чтоб ты ко мне присоединился, то что поделать, раз ты у меня дурной такой, отсталый… Наруто потянулся, проснувшись с невесть какого шума на кухне. Чужое присутствие было диковинно, странно – привыкший пробуждаться от криков с улицы, хлопающего окна, трезвонящего будильника Узумаки захлопал глазами, первые секунды пытаясь понять, где он находится. – Привет, – Сабаку-но зашел в комнату, держа лед около переносицы, – Проснулся? – Гаара, чего произошло? Тебя что, старик твой разукрасил? Бля, клянусь, я ему точно по роже надаю, даже не постесняюсь, что у тебя дома! – Наруто подскочил к другу, пытаясь рассмотреть масштаб проблемы. – Ударился о дверь. Задумался и врезался, – отрезал Гаара, однако не уклоняясь от взглядов Узумаки. – Ну даешь, – выдохнул Наруто, искренне веря, что тот не стал бы ему врать, – Я шум слышал откуда-то из квартиры, подумал, вдруг он тебя приложил… – Врезался, отсюда и шум, – покачал головой Гаара, натягивая неестественную улыбку. К Узумаки могли закрасться подозрения, но они разбивались о то, что Сабаку-но никогда тому не врал. По крайней мере, Наруто был в этом непоколебимо уверен. – Я поговорил с отцом. Все будет в порядке. Правда, не знаю, когда. Дома можешь появляться, но с Джирайей на связь лучше пока не выходить. Узумаки благодарно выдохнул, и тяжеленная глыба, что поселилась в сердце, упала, оставляя за собой скрежет и каменную крошку. – Спасибо… – Наруто потянулся к другу, сжимая его плечи руками и почти хныча в плечо, – Блять, как же не хотелось к этому прибегать… – Система, против которой шли, нагнула, да?.. Отец говорил про такое… – Постой. Что он еще говорил? Как он вообще на это согласился? – На удивление быстро и понимающе. Может, пытается мое расположение получить. – Ну ты ведь не согласился в его грязные игры играть, да? Ты не с ним в работе? Он же тебе всю жизнь сломает! – Не согласился. Все в порядке, Наруто, – Гаара отвернулся к окну, рассуждая о сказанном отцом. Сломает жизнь, значит… Он усмехнулся себе под нос, рассуждая о цене собственной задницы. Получается, ту отец смог купить благополучием Узумаки. И как только последнему не выдать, что его друг теперь часть того мира, от которого оба старательно бегали всю сознательную жизнь… К черту. Прятаться, уходить от вопросов, делать буквально всё, что в силах, чтобы Наруто не узнал – иначе точно утопит себя в болоте присущей ему ненависти к себе. *** Что есть сделка с совестью? Если идешь против собственных убеждений, то являлись ли убеждения подлинными, а не просто горкой праведных мнений, приправленных собственным желанием обелиться, дабы гордо называть себя порядочным человеком? Что важнее – сохранить честь или сохранить жизнь? «– Ты можешь у отца узнать, кто такой Песчаная Шестерка? – Песчаная Шестерка и есть мой отец, Наруто. Вот только его так не называют уже много лет. А что? – Да так, ничего. Услышал в казино это прозвище, показалось знакомым. – Понял.» Что Узумаки Наруто знал об Учиха Саске? Учиха Саске – его новый одноклассник. По официальной версии он стал им после их совместной драки на территории его бывшего лицея. Учиха Саске – закрытый, скрытный человек, что сомкнул и укутал всю информацию о себе в дальний увесистый комод, куда никому не был открыт доступ. И только стоит завести светский разговор в чуть более личное русло, как Учиха Саске сжирает собеседника, предварительно окунув того в желудочный сок для лучшего переваривания. Но Учиха Саске умел протягивать руку помощи, когда от него этого не ждут. Учиха Саске мог дотащить малознакомого избитого одноклассника до ванной комнаты; одолжить необходимую одежку для казино, дабы помочь выяснить информацию о заглядывающем коллекторе; заплатить депозит в местном клубе, давая возможность хорошенько повеселиться в день рождения; выяснить информацию о близком человеке и предупредить о возможных рисках; будучи избитым, не писать заявление на обидчика, хотя последний то заслужил; обеспечить кров и купить продуктов, когда некуда идти. Учиха Саске игнорировал людей – они были ему неинтересны. Он не запоминал с кем дрался, с кем виделся и с кем говорил. Учиха Саске был во многом лучше других людей, но он не стремился с ними соревноваться, хотя и находились те, кто видели в нем одностороннего соперника. Сука, стук в висках – протяжный, мерный, чтоб его… С чего начался-то… Учиха Саске любил растворимый кофе, крепкие сигареты с кнопкой, дождливые дни – словно девочка-ванилька из прошлого десятилетия. А еще рисование, свой игровой компьютер, опрятную обувь и отточенную, пропахнувшую нашатырем чистоту в каждом углу своей огромной квартиры. Учиха Саске сильный, волевой, сдержанный парень. До неприличия красивый и привлекательный, даже с россыпью гематом на палом лице и стоячими в невнятный ежик иссиня-черными волосами. Учиха Саске, вероятно, не всегда был таким едким, бесстрастным, холодным и желчным. Но в одиннадцать лет Учиха Саске стал свидетелем жестокого изнасилования и убийства собственной матери. С тех пор жизнь Учихи Саске свелась к мести, осуществить которую никак не выходило за неимением достаточной информации. Песчаная Шестерка – единственное словосочетание, что въелось в мозг Саске в ту злополучную ночь, но и этого было недостаточно – ни отец из полиции, ни собственные связи не могли выйти на обидчика. Учиха Саске был как никогда близок к врагу. От правды его отделял только Узумаки Наруто – его недосоперник и перезнакомый, который не вписывался ни в одну категорию социальных взаимоотношений. Что Узумаки Наруто знал об Узумаки Наруто? Узумаки Наруто был самым яростным ненавистником Узумаки Наруто. Тот за свою короткую жизнь ухитрился остаться в живых, крадя жизнь двух замечательных людей – Кушины и Минато, что заслонили малыша в автокатастрофе. Проведя следующие годы бесталанным, глупым донельзя, шумным, любящим безобразничать и лезть в драки по поводу и без ребенком, он абсолютно не оправдал жертву родителей, что принесли бы обществу гораздо больше пользы, чем он. Напрягая своим существованием опекуна, Узумаки Наруто успел доставить тому множество проблем в виде плохой успеваемости, причастности ко всем районным разборкам и вечным жалобам родительниц. Узумаки Наруто не имел родственных связей, кроме той, что он выстроил со стариком Джирайей – бывшим преподавателем, ныне писателем романов. Первые осознанные годы жизни Узумаки любил крутиться перед зеркалом, рассматривая блики озерных глаз, сальные поры, обкусанные широкие губы, прикус, пробор волос, ямочки под коленями, асимметрию ребер. В каждой детали он выискивал хоть какую–то схожесть с опекуном, доказывая самому себе, что тот не чужой, а что ни на есть кровный, родной, свой. Если не родич – то бросит, оставит на произвол дикой, немилостивой судьбы, вышвырнет, как только перестанет справляться. Любившие лезть не в свое дело мамочки то и дело хлопали слипшимися в дешевой туши ресницами, приговаривая: «Кинет, отдаст в детдом он тебя, кому ты такой нерадивый, глупый, егозливый нужен, а?». Дети тех принимались сторониться, плеваться, изводить, а на подкорке все ползала саднящая мысль, что старик поступит так же, как только найдет эффективный способ избавиться. Кто и когда распорядился подселить горькие соседи-мысли в полупустую светловолосую голову, уже не вспомнить – но тем мучителем, что навек испортил жизнь, был точно не Джирайя. Тот, наоборот, вытягивал, словно волшебной палочкой в омут памяти, все уже прижившиеся мысли, опровергая одну за другой, терпеливо разжевывая пасынку, что того признают, принимают, дорожат, любят безусловно, непреложно, незыблемо. Но как любить-то, если не кровинушка… Разве можно вот так, чужого, навязанного, пришлого? То не свои слова были, а чьи – не вспомнить, да и к черту нужно… Узумаки Наруто пообещал себе защитить всеми возможными способами Джирайю – даже не догадываясь о том, что в процессе придется замарать мозолистые ладони. Пускай будет ненавидеть Наруто, пускай будет ненавидеть себя за то, что взял того под свое крыло – главное, чтоб был живой, невредимый, не искалеченный злостной судьбой. Много повидал, прилично горя хлебнул, дать ему спокойно дожить свой век, в здравии и сохранности – то было приоритетом. Узумаки Наруто знал, как для Учихи Саске важна месть. Узумаки Наруто был участлив и желал справедливости, победы истины над покалечившими событиями. Одному бесу известно, отчего Узумаки Наруто так отчаянно цеплялся за Учиху Саске, принимая его боль на себя и стараясь распутать тот затейливый, узловатый клубок мыслей и действий последнего. Нет, нельзя его оставлять одного – жизнь себе разрушит, изуродует, сам себя в кислоте разъест. Надо помочь, надо вытащить… Думал Узумаки Наруто, стуча зубами под холодным проливным дождем, покидая дом разъяренного одноклассника после их словесной перепалки. А потом Узумаки Наруто попросил помощи у Песчаной Шестерки, что лишил жизни мать Учихи Саске, надругавшись над ее телом. Той самой Песчаной Шестерки, нынче Босса, что ломал жизнь своего сына, Сабаку-но Гаары – друга Наруто, а также держал в страхе если не регион, то город точно, не стыдясь самых безнравственных, гнусных способов расправляться с насущными проблемами. Даже слово «мразь» того больше обеляло, чем ругало; он был в разы хуже, но для таких не придумали подходящих существительных и прилагательных. Сказать Саске – передаст отцу, посадит, убьет Расу, а может, что-то третье, но оттого не менее мешающее Узумаки на его пути предоставления безопасности Джирайе. Что ж такое, стук в висках – машинный, тягучий. Не то сидят Наруто с тем самым пятилетним мальчиком и осуждают, хулят… – Перерыв, – рыжие волосы Яхико облепили весь череп влажными волосами, – Курить будет кто? Пальцы дрожали, молочная кислота забила мышцы, отдавая жжением в последних. Узумаки передал коробку Сасори трясущимися руками, и тот отнес ее под открытые ворота гаража. – Кто-то гречкой с хлебом перебивается, а кто-то себе такой участок отгрохал… тьфу, сука, – Яхико сплюнул густую слюну на бетон, сразу же размазывая ту подошвой ботинка. – У меня в наследство от бати осталась земля пятнадцать соток. Там на бабкиную пенсию не то, что дом не построишь – даже на метр забора не хватит, – Сасори сел на коробку со стройматериалами, что поставил секундой ранее, и закурил последнюю сигарету из смятой пачки. – Кстати, а бабушка там твоя как? – Нагато плюхнулся рядом, предварительно раздав всем энергетики, – Поправилась? – Живее всех живых. Всё пилит меня с поступлением. – А у тебя родителей тоже нет? – Узумаки растирал виски пальцами, присев на пятки. – Нет. У нас сегодня сиротская тусовка, – усмехнулся Сасори, нарочито выдыхая дым в сторону Наруто. Узумаки нахмурился, отворачиваясь от сигаретного облака. И зачем тогда этот идиот про смерть матери шутил? Сам ведь должен знать, как это задевает. Нагато принялся разминаться – казалось, затекло абсолютно всё, даже то, что затечь не должно было. Но утро уже приближалось – пять часов работы позади, и финишный путь уже блестел где-то в конце обшарпанной фуры, с которой осталось выгрузить каких-то пару тон. По́том не пахло – им смердело, и даже дым от выкуренных двух пачек сигарет и впившийся в бетон запах пролитых энергетиков не перебивали крепкую вонь. Но к неприятным ароматам быстро привыкаешь, когда находишься наедине с ними безвылазно столько часов подряд. Когда Узумаки рисовал в голове предстоящую разгрузку, то была некая уверенность в том, сколько тем будет обсуждено и размусолено. Но с правдой это не вязалось – на болтовню сил никто не находил, то давалось слишком затруднительно в условиях, где каждый вдох опалял грудную клетку. Отвлекаться помогали мысли в голове, но и те доставляли не меньше дискомфорта, чем жгучая боль в мышцах, спине и ногах. Наруто приходилось чередовать: фокусироваться на ощущениях изнеможденного тела, избегая любых томительных мыслей, а когда становилось совсем невыносимо, снова обмусоливать в голове, какой мерзкой, гнилой дрянью он себе казался. – Меняемся. Сасори и я в фуру, Наруто и Нагато на выгрузке, – Яхико потрепал мокрые волосы Наруто излюбленным жестом, – Ты как, живой? – Живой-живой, – сонно кивнул Узумаки, потирая слипающиеся глаза. Эффекта от энергетика он не увидел – мало того, что тот не бодрил, так еще и был приторно-сладким, из-за чего пить хотелось только больше, – Ссать правда хочу. – Куст тебе в помощь. Только быстро давай, нам надо успеть за пару часов закончить. Встреча с мусорами потом. – Это которые инфу дают? – Ага, – Яхико толкнул Узумаки в сторону ближайшего скопления деревьев и кустарников, что подсвечивала яркая луна – казалось, уже несколько месяцев не видать было такого чистого неба, – Слушай, а ты с нами хочешь? – На встречу-то?! Да, конечно! – повеселел Наруто, отчего заспанные голубые глаза открылись чуть шире. – Нахуя вы с ним носитесь? – непонимающе цокнул Сасори, кидая бычки в траву, – Какие ему встречи с ментами? Даже Дейдара, блять, на них не был. – А, ну да, давай я буду всем в верхушке хуи сосать, а тем, кто помладше, запрещу со мной здороваться без разрешения. Акацуки – семья, тут нет не равных или ущемленных. Если Дейдара хочет, то его всегда рады на переговорах видеть. Другой вопрос, что он и на собраниях не всегда появляется, – Яхико отряхнул джинсы, вставая с пыльной коробки. – Акацуки – семья? Охуеть не встать. Тогда понятно, что здесь делает Узумаки. Родственников не выбирают, – выплюнул Сасори. – Сасори, – Нагато зыркнул на парня предупредительно-грозно, выставляя руку перед Наруто, что уже успел матерно выругаться себе под нос, насупить брови и выпрямить забившиеся плечи. – Да шучу я, – парень распрямился, подвязывая чуть отросшие волосы в мелкий хвост, – Давайте продолжать, а то усну прямо здесь. Десятиминутный перерыв показался лишним – войдя в состояние некого транса, когда тело отточенно воспроизводило одни и те же движения на протяжении долгого времени, оказалось сложным привыкать ко всему заново. Коробки стали тяжелее, воздух душнее, течение времени медленнее, боль в висках протяжнее. Всё, ли ж бы снова уходить от дискомфортной реальности в тоскливые мысли. Нужно думать о чем-то другом – точно не об отце Гаары, предательстве себя и скуке по Джирайе. Секс, девчонки, нужно что-то такое, что думать будет в радость, в удовольствие… Сакура, Харуно Сакура… Нет, никак не идет… Хината? Нет, тут сразу испанский стыд, уж лучше о фильмах… Боевики – какие там в кинотеатрах пускаются? На них денег нет, это дома смотреть… По телевизору бы, по такому же крутому, как у Учихи… И чтобы вкусно пахнущий Саске член трогал, прямо как он умел – скользя одной рукой по налившейся головке, другой по всему стволу, тяжело дыша рядом… Сука, лучше бы о Хинате… Теперь, стараясь поменять русло мыслей, всё так или иначе упиралось в Учиху. Тот давно успел поселиться в голове Узумаки – распутывая ассоциативные клубки, пытаясь понять, что именно привело Наруто к думам об однокласснике, казалось, что нулевая мысль была настолько нейтральной и отстраненной, что надо было сильно постараться, чтобы Саске к ней подвязать. Но не думать об Учихе не выходило: курящий в перерывах Сасори напоминал ему о привычке новенького; очертания крупного участка со строящимся роскошным домом наталкивали на воспоминания о его квартире; ладони Нагато, что бережно передавали коробки Яхико, отсылали к стрелке с Така – и отчего–то на руки товарища смотреть было тягостно и ревностно, зная, что те оставили на теле Саске бордовые следы. – А чего на бетоне жмых липкий? – Да вытрем щас. Ты скажи, где вода, я тряпкой протру. – Тьфу, бог с вами… сам уберу. На, держи, – тучный, упитанный мужчина достал несколько помятых купюр из заднего кармана, и, отсчитав нужное количество мокрым пальцем, передал Нагато. – Тут меньше. – Могу вообще не платить, – усмехнулся толстяк, лукаво улыбаясь, – Либо так, либо никак. Больше нет. – Не ебет. Договаривались на другой сумме. Чего ты опять как сука себя ведешь, только сработались… – Всё, не ной, – прокашливаясь, мужчина выхаркнул себе под ноги, доставая еще пару купюр и отдавая те Пейну, – Давай, на связи. Сам сука, кстати. Надев лежавшие на бетоне куртки, парни удалились на автобусную остановку, протяжно зевая и пряча во внутренние карманы верхней одежды честно заработанные деньги. Только бы не заболеть – сырые тела неприятно обволакивал холод первого ноябрьского дня, нахальной змеей забираясь под куртки и джинсы. Городской автобус ходил раз в час по ночному маршруту – и опоздал ровно на десять минут, будто специально приходя под задержавшихся ребят. Сасори вышел около автовокзала – там ближайшая пересадка, а Нагато, Яхико и Наруто поехали дальше к назначенной точке, поочередно засыпая друг у друга на плечах. На нужной остановке картонная вывеска зазывала в небольшую забегаловку с халяль-шавермой и дешевым растворимым кофе. Двое парней уже сидели, попивая последний – общались между собой, стуча пальцами по столу с треснувшей краской. – Привет, – пожали им руки Нагато и Яхико, – Это наш новенький, он с нами сегодня. Послушает, посмотрит. – Понял, – кивнул длинноволосый парень, изучающе смотря на Узумаки. Сомнений не было – перед ним Итачи. Уж слишком похож и на Саске, и на старшего брата с его фотографии, и на незнакомца, что поприветствовал его на перроне. Передние пряди темных волос выбивались из низкого хвостика, подвязанного алой резинкой. Глаза у того точно, как у Саске – темные донельзя, в которых едва разглядывался зрачок. Лицо чуть более вытянутое, но всё такое же изящное, по-мужски пленительное, цепляющее взгляд. Удивляться присутствию старшего Учихи, что жил в другом городе, сил не было – слишком хотелось спать, и оставалось надеяться, что тот был обычным наваждением. – Это Итачи и Шисуи, – представил тех Пейн, делая иллюзию объемной, заклейменной. Всё-таки не показалось. Парни перебросились парой-тройкой слов, а затем обменялись белыми конвертами альбомного формата. Наруто за событиями особо не следил – всё равно ни черта понятно не было, да и мысли о младшем Учихе летели впереди, и Наруто, присутствуя физически, ментально летал где-то совсем далеко. – Насчет твоего брата… – начал Нагато, откашлявшись нарочито громко, возвращая младшего товарища из грез. Зрачки Узумаки расширились, когда тот осознал, что его притащили специально, а не из благочестивых намерений – заспанный Наруто и позабыл, что он жестоко избил младшего брата Итачи, а тот сидит прямо напротив него, всё также рассматривая школьника с некоторым любопытством. И что следует делать в такой ситуации?.. Яхико и Пейн явно планировали, что то будет встреча с раскаянием по окончании, но с чего именно начинать индульгенцию, когда язык заплетается, а до усталого мозга происходящее доходит с замедлением на несколько добрых минут? Итачи поднял правую руку, обрывая Нагато на радость Наруто. – Это дело Саске. Я в это не лезу, – кивнул Итачи, отпивая пенку кофейного напитка. – Итачи, это я. Я его избил… – вклинился Узумаки, считая необходимым всунуть свои извинения в руки старшего Учихи, раз сам пострадавший никакие оправдания слушать не готов. – Никто не избивал Саске. – Нет, его же в больницу положили… Сотрясение и еще чего–то там… Зуб и нос, кажется. – Наруто, – Итачи склонился к однокласснику брата, вздыхая, – Ты, конечно, извини, но я знаю Саске дольше твоего. И если тот оказался в больнице после драки, значит, он сам хотел, чтобы его вырубили. Это частая история в его случае. Узумаки обомлел, перебирая в голове все известные матерные ругательства. То есть, выясняя отношения один на один, он все равно не смог побороть гребаного Учиху? И тот просто подставился, то ли посчитав одноклассника жалким и даруя ему долгожданную победу, то ли желая использовать кулаки Наруто для собственного наказания? Оба варианта Саске не оправдывали – Наруто чуть не выгнали из Акацуки, а сам он лишился доброй части нервных клеток, пока одноклассника увозили на скорой. Ясно, чего он провоцировал… И ясно, почему выбрал именно Узумаки. Кто же еще стал бы заниматься таким самоедством, направляя весь гнев на себя, а не на оппонента в драке. – Наруто… – ласково-братски позвал того Итачи, и Узумаки заметил, как остальные участники встречи устало побрели к кассе рассматривать ассортимент, предлагаемый забегаловкой, – Прости моего глупого младшего брата. Узумаки нахмурился, размышляя, за что именно сейчас извиняется старший Учиха – и что вообще тому было известно из уже сформировавшегося бэкграунда Наруто и Саске. – Саске не всегда был таким – определенные обстоятельства его сильно изменили. В детстве он был светлым, дружелюбным мальчиком, а сейчас… Я почти уверен, что мой брат как минимум один раз наговорил разного рода дуростей и оскорблений в твой адрес. – Я знаю про мать. Про то, что ее изнасиловали и убили, – сонно пробормотал Наруто под озадаченный взгляд Итачи. Тот потеплел, будто бы приятно удивленный тем фактом, что Саске смог с кем–то сблизиться и выстроить хоть какую–то связь. – Итачи… Тут такое дело… Что есть сделка с совестью? Что важнее – сохранить честь или сохранить жизнь? – Я узнал, кто убил и изнасиловал маму Саске… Вернее, вашу маму. Я знаю, кто такой Песчаная Шестерка, – шумно выдохнул Узумаки, становясь бодрее от приливающего адреналина, что щекотал сердце и виски. Он выбрал Саске – не вместо Джирайи, а вместе с ним. По крайней мере, на этот раз. Но и здесь Узумаки оставлял себе возможность сманеврировать назад – он сказал это не в лицо Саске, а в лицо Итачи. И, прежде чем тот спросит имя, Наруто успеет сторговаться, сказав, что Песчаная Шестерка должен пожить на свободе еще немного для удовлетворения личных интересов Узумаки, а еще… – Да, я тоже знаю. Мы с отцом всегда были в курсе. – Прости, что? Озерные глаза вытаращились на Итачи, брови домиком неестественно нахмурились. Волна адреналина, окутавшая тело, сменилась волной непонимания и неясности сказанного старшим Учихой. Нет, он определенно ослышался – вот диалог и вышел таким рваным и отдаленно напоминающим реальность. Но Итачи вздохнул, осматриваясь и прикидывая, сколько у того минут в запасе, пока троица суетящихся у кассы парней не вернулась с готовым заказом обратно. – Наруто, я не знаю, что ты планируешь делать с информацией о Песчаной Шестерке – я не имею права указывать другим людям, как им поступать. Но я хотел бы прояснить, почему Саске до сих пор не в курсе, – Итачи откашлялся, пытаясь не отвлекаться на тремор в ногах Наруто, что непроизвольно шатал хлипкий стол забегаловки, – После происшествия с нашей матерью, мой брат долго подавлял растущую в нем ненависть, что всё же копилась и не находила естественный выход. Саске начал лезть на рожон: то серьезную драку спровоцирует, то полезет болтаться на стройке, игнорируя все меры безопасности. Он жаждал кары, расправы над собой, считая себя причастным к случившемуся с Микото. А высшая степень наказания – смерть. Итачи выплеснул в рот остатки кофе, увлажняя горло. – И после нескольких попыток суицида, что шли чередой, отец вбил Саске идею о мести, меняя фокус его агрессии с самого себя на Песчаную Шестерку, что надругался над нашей матерью. Повезло, что мой младший брат запомнил не так много – только лишь старое прозвище, что уже давно никем не используется. Желание мести сделало Саске менее жертвенным и депрессивным, и, что важно, подарило хоть какую-то цель в жизни. Отец рассуждал так: вырастет, перегорит, забудет, либо Раса доживет свой недолгий век… А Саске, возможно, уже и подростком перестанет быть к тому времени, а значит, повзрослеет, найдет себе новые причины вставать по утрам. Однако… Если мой младший брат подберется близко к правде, то поймет, что наш отец, на самом деле, не так уж и много влияния имеет, и пойдет разбираться своими руками – и, зная радикальность методов Саске, попробует ликвидировать Расу. Думаешь, попытка убийства самого влиятельного опг-шника в городе воспримется как нечто несерьезное, несущественное? Ждет ли Саске светлое будущее после такого? Глаза Узумаки заблестели от соленых капель, точеные скулы свело, а на сжимающихся кулаках, лежащих на столешнице, вылезли обтянутые кожей вены. Узумаки заговорил дерзко, выдавливая каждое слово отдельно, глядя то на Итачи, то в потолок. – Сука, вы же просто играетесь с ним… Как глупому псу кинули палку, чтоб тот развлекался, а сами бросили, забили… Месть как смысл жизни, значит… Как смысл жизни, до которого нельзя дойти, дотронуться… Блять, с такими родственничками и врагов не надо! – Наруто, я понимаю твое негодование – и я мог бы с ним согласиться как посторонний человек, но не как брат Саске. Ни ты, ни я не проходили через то, через что прошел он – и это чудо, что Саске не тронулся умом или не довел попытку суицида до логического конца. Конечно, замашки вредить себе у него так и остались – но за последний месяц ваша драка была единственным прецедентом. И, думаю, мой младший брат на роль «вредителя» выбрал именно тебя не просто так – за что я еще раз извиняюсь. Слова Итачи отзывались гулким эхом, отскакивая от стен уставшей черепной коробки плотным мячиком. Растирание висков уже не помогало унять боль в оных – ритмичная пульсация вызвала вздутие вен, делая узумаковское лицо еще более нездоровым внешне. Сколько ругательств было сказано мысленно в адрес Итачи, отца Саске, Расы – и не сосчитать, только сильнее башка загудит. Но парировать было нечем, и Наруто смиренно молчал, снова ругая себя за бездействие. Итачи смотрел всё также тепло, понимающе – и если бы Узумаки не сконцентрировался только на неприятных ощущениях собственного тела, то заметил бы сильный укол вины, что некоторой хмуростью взгляда выдавал Учиха. Нагато, Яхико и Шисуи подошли к столику с укутанным в прозрачный пакет блюдом из лаваша, пачкая тонкие пальцы соком овощей, мяса и соуса, что вытекали из дырки внизу пакета. В животе Наруто заурчало – но, поражаясь собственной выдержке, он решил сохранить честно заработанные разгрузкой фуры деньги на что-то более существенное. Может и хорошо, что сон снова ударил в голову, проводя рокировку с накатившим несколько минут назад адреналином – заспанный разум не давал мыслить ясно и чисто, и слова Итачи хоть и возымели эффект, но реакция на те всё ещё была заторможенной. Наруто так и провозился в тишине, откусывая начиненный лаваш у Яхико, которому стало жалко голодного товарища. И только один вопрос смог сорваться с уст, когда старший Учиха уже покидал забегаловку вместе с другом. – Итачи, тогда, на перроне… Ты со мной поздоровался, назвал по имени. А мы разве раньше встречались? – Нет, – покачал головой Учиха, и Узумаки заметил, что даже в расслабленном состоянии на лице парня красовалась грустная полуулыбка, – Был у Саске один эпизод в жизни – он видел, как мальчика лет пяти, его ровесника, били толпой, когда тот защищал честь близкого ему человека. Мой младший брат так впечатлился этим, что и в более взрослом возрасте старался брать пример с этого парня. А месяц назад Саске сказал мне, что тот мальчик вырос шумным и надоедливым придурком. Наруто проводил взглядом уходящего Итачи, рассуждая о том, что же Учиха Саске знает об Узумаки Наруто. *** – То есть вы назначаете встречу, потом передаете друг другу конверты и всё, там вся инфа? – было неловко вот так игнорировать товарищей уходя в свои мысли, когда те любезно привели на собрание по сливу информации, хоть приглашение и было обусловлено личными целями. – Типа того, да, – кивнул Яхико, отправляя последний кусок шавермы в рот, – Вообще, Шисуи и Итачи из другого города. Но несмотря на то, что Шисуи уволили, у него здесь остались знакомые и связи. Вот они с Итачи по ним и наводят справки. – Шисуи уволили? Он работал тут, у нас? – Да, он, в отличие от Итачи, здесь начинал. Потом неприятный инцидент был… Ну и сейчас Шисуи, вроде как, и дальше строит карьеру в мусарне. Парни пришли на автобусную остановку, ютясь рядом с зевающими работягами, что спешили доехать в офис к девяти утра сквозь красный трафик города. – А че его уволили–то? – спросил Узумаки, привычно пиная камни носком кроссовка, вызывая грозное шиканье у посторонних, что боялись за свои голени. – Слушай, это всё слухи, у самого Шисуи я не спрашивал, неловко это как–то… Ну, в общем-то, спалил его кто-то в гей-клубе, и Фугаку, отец Итачи, он же начальник полиции, начал Шисуи открыто так сливать. – У нас в городе что, гей-клуб есть? – Был. Фугаку начал устраивать на тот облавы – сначала оцепления делал, демонстративно гоняя тех, кто там тусил. Потом клуб и вовсе сожгли, а дело замяли. Сам Фугаку от Шисуи отказался, хотя тот ему племянником был – сказал, что педика он не стерпит ни в семье, ни на работе. Разорвал с ним общение, выгнал с работы, настроил против него остальных родственников. Итачи после этого случая, вроде как, с отцом сильно разругался. И взял Шисуи к себе – он ему брат троюродный, но общаются они близко, как родные. Но это так, слухи все. Шисуи, вроде, ровный парень, так что даже и не знаю… Геи же слащавые такие, противные. А он другой, нормальный. – Ого, – почесал макушку Наруто, махая проезжающему автобусу, что заворачивал на остановку. Нормальный, значит… То самое слово с нейтральным окрасом, что на деле вмещало в себя больше характеристик, чем пресловутый «натурал». Это слово Узумаки постоянно использовал в адрес Гаары, пытаясь оправдать перед другими вызывающее вопросы поведение друга. «Он нормальный, просто тактильный». «Он нормальный, просто дружбой дорожит». Наруто впервые увидел со стороны, как именно звучит это слово в таком контексте – унизительно, мерзко и гадостно. «Нормальный» как антоним всего того, что ассоциировалось с гомосексуальностью. Наруто себя гомофобом не считал, но отождествлял себя с «обычным мужиком», которому очевидно, что спать с девчонками – это правильно, а трахать в жопу друга – нет. Геев он рассматривал исключительно как набор стереотипных образов, что могли использоваться в кинематографе или в контексте шуток, но была ясная уверенность в том, что никто из его знакомых таким девиантным поведением не страдал. То было чем-то далеким, тем, что никогда с тобой не приключится – а оттого неприязни не было, ведь как можно ненавидеть то, с чем в жизни не сталкивался? Даже поцелуй с Саске и совместная мастурбация не вызывали вопросов – и Учиха, и Узумаки точно были нормальными. Может, и Шисуи был такой же – кто знает, вдруг он зашел в тот гей-клуб случайно? Прислонившись лбом к поручню, практически засыпая на ходу, обрывистый, нешустрый мысленный поток шел своим ходом. Выкинуть из головы сказанное о Шисуи никак не выходило – но Наруто беспокоил не сам полицейский, а исключительно своя реакция на его ориентацию. Что, если тот все-таки гей? Делает ли это его плохим человеком? Шисуи показался очень улыбчивым, лучезарным парнем, а сотрудничество с Акацуки добавляло тому баллов крутости в глазах Узумаки. Так ли важно то, кто ему нравится? Разве у него нет права делать то, что он хочет, если его пристрастия не вредят другим людям? Поспав добрых десять часов до самого вечера, радуясь родной квартире как никогда прежде, Узумаки закупился очередной партией дешевых продуктов по акции, еле дотащив уставшее тело до ларька в соседнем подъезде. Из бюджета выбились только пачка сливочного мороженого в ведре, сигареты с кнопкой и забавная зажигалка с нарисованной лягушкой. Мороженое было счастливо сточено под реслинг в первом часу ночи, а табак спрятан в карман школьного рюкзака. Сон накатывал, но Узумаки пытался его игнорировать – из-за проспанного дня суббота показалась чересчур короткой, и хотелось наполнить её чем-то ещё до отхода в постель. Листая ленту приложения в телефоне, Наруто застали врасплох собственные мысли об утреннем разговоре о Шисуи, что так и хотели быть обмусоленными, и парень помотал головой, будто то поможет думам сгинуть как можно дальше. Но те навязчиво били изнутри черепной коробки, и Наруто искусал губы, оглядываясь по сторонам, будто того могли заметить. Дрожащие руки открыли вкладку браузера в режиме инкогнито, а в адресную строку вбиты буквы доменного имени. Перед Узумаки открылся порно-сайт, реклама на котором вещала о женщинах в возрасте, что жаждут близости всего в нескольких километрах от парня; средстве, которое увеличивает половой орган уже после недели использования; веб-кам моделях, что зазывали на свои сайты. Пролистав до вкладки «категории», Наруто, громко сглотнув слюну, нервничая так, будто за ним сейчас наблюдает не то вся школа, не то все когда-либо знакомые ему люди, нажал на вкладку «геи». На странице открылись картинки – превью к видео: кастинги, соло-мастурбация, оральный секс, фетиши… Нужно было что-то более нейтральное, не изощренное – и такое нашлось на следующей странице. Двое подтянутых парней без футболок сидели на диване, пока камера на штативе снимала происходящее. Каждый потянулся к ширинке друг друга, а далее события практически копировали происшедшее с одноклассником у того дома – только парни позволяли срываться на короткие поцелуи, да и фоном никакой порнографии не играло. Смущенный Узумаки то и дело отводил глаза, стараясь игнорировать тесноту в собственных штанах. Один из парней на видео был точно как Саске: бледный накаченный торс, темные, хоть и не иссиня-черные, волосы. Запах Учихи сразу же воссоздался под носом: аромат его кожи, цитрусовой жвачки, выкуренных сигарет, геля для душа… Домашние штаны спущены до колена. Обветренные, тонкие губы Саске, теплота его влажного языка… Широкие боксеры отодвинуты в сторону. Рваное дыхание новенького, его невнятное рычание, когда рука Узумаки изучающе трогала учиховский член. Влажная головка прячется в теплой ладони, пока бедра двигаются той навстречу. Саске-копия с видео, что легла под второго парня и обхватила оба небольших члена двумя руками. Слишком быстрая эякуляция на загорелый живот. Узумаки заблокировал экран телефона, раздеваясь полностью и бредя в ванную, подставляя тело холодной струе воды. Впервые за всю свою жизнь он не получил морального удовлетворения от желаемой разрядки. Весь следующий день уставший Узумаки забивал время встречами с Кибой и Шикамару, в ход пошла даже домашняя работа – все, ли ж бы не вспоминать ночной инцидент. Досталось и истории поиска – та была стерта несколько раз, хотя видео Наруто предусмотрительно включал в приватной сессии. И только во время вечерней чистки зубов в том же инкогнито-режиме Узумаки вбил в поиске «тест гей ли я», переходя по первой же ссылке, но закрывая вкладку, так и не ответив на все вопросы. Сложно было понять, была ли связана последующая сопливая истерика в подушку именно с этим, или же то был накопительный эффект от пережитых событий. Наруто, как и водится, совсем не знал ни этого, ни остальных вопросов, что касались самого себя. Джирайи не хватало как никогда сильно. *** Гематомы Саске выглядели лучше – по крайней мере, цвет лица был практически однотонным. Очертания рук, кистей скрывала темная флисовая кофта, накинутая поверх рубашки с коротким рукавом – интересно, замерз или снова подрался? – Долго еще пялиться на него будешь? – усмехнулся Киба, привычно жуя несчастный колпачок шариковой ручки, – Как девка влюбленная. – Залип просто, – отвернулся Узумаки, так и не словив долгожданный зрительный контакт с новеньким. Учиха умело игнорировал – терялся в курилке, выбирал дальний столик в столовой, предусмотрительно садился за парту с девочками, что тут же облепляли вниманием и карамельно-цветочным шлейфом своих приторных духов. Лазурные глаза бегали по Саске отчаянно-требовательно, в нужде, но тот, чувствуя тяжелые взгляды спиной, всё равно не оборачивался, оставляя Наруто наедине с тягучим и безнадежным желанием поговорить. Брошенная скомканная записка «останься после уроков» для Учихи улетела за парту к Хинате, что радостно кивнула, изрядно раскрасневшись. Не желая делать Хинату третьей лишней в разборках с новеньким, Наруто всё-таки отвел ту в сторону после химии, искренне извинившись за прецедент в клубе. Всю следующую неделю Саске так и оставался недосягаемым – не желая пересекаться с Узумаки, он пошел по верной стратегии, перестав уязвимо прятаться по углам, выбирая вместо этого нахождение в центре внимания девчонок, сквозь толпу которых было не пробраться. После школы он привычно курил, идя в сторону остановки – но теперь делал это с Неджи, что был классом старше, из-за чего надежда на интимный разговор без лишних ушей была окончательно потеряна. – А давно Хьюга и Саске дружат? – следуя за Шикамару и Кибой хвостом в противоположную сторону, спросил Узумаки. – Не ревнуй. Все равно нечасто общаетесь в последнее время, – улыбнулся Киба, проталкивая нерасторопного Наруто вперед. – Да не ревную я его! Просто странно, в классе меня игнорирует, а тут… – Я говорил про Неджи. Он же наш друг. – Что? – Что? – Наруто, – вклинился в разговор Шикамару, кладя руку тому на плечо, – Тебе развеяться нужно. Не знаю, что там у тебя приключилось, но ты в последнее время сам не свой. Давай мы с Кибой завтра к тебе забежим, в покер поиграем, как в старые добрые? Покер уже давно не ассоциировался со «старыми добрыми» – как и в целом с жизнью до Учихи. Упоминание азартной игры сразу ворошили воспоминания о вылазке в казино и последнем просмотренном боевике вместе с новеньким, оставив на дальней полке моменты, где парни своей компанией разыгрывали партии на кухне Узумаки в летние вечера. Наруто почувствовал неприязнь от самого себя, уловив, как настырно тому представляется Саске на любую цепочку мыслей. – Наруто? – А, да. Идея супер, давайте! У меня еще водка осталась, что мы с тобой покупали. Если на запивку чего принесете, так и выпить можно. – Вот и здорово, – улыбнулся Шикамару, закуривая сигарету. – А это с кнопкой? – Не, я химозные не люблю. Да и дороже они, жаба душит. А что? – Ничего, просто интересно стало. Столько дружим, а я до сих пор не знаю, что ты куришь. Субботние посиделки на кухне и правда растормошили Узумаки, напоминая ему о той версии себя, которой он был до покалечивших событий: оптимистичной, резвой, легконравной. Шикамару и Киба много шутили, где-то иронизировали, заводили разговор на отстраненные темы, подливали водку в дешёвый апельсиновый сок, возвращая Наруто в реальный мир, где все еще было что-то приземленно-хорошее. Гордость за самого себя распирала грудную клетку – было ощущение некоторой взрослости в решении расправляться с назревшими проблемами самостоятельно, а не грузить ими всех своих друзей. Еще год назад Наруто в первые же часы после случившегося донес бы каждому о ситуации в красках, но сейчас то не казалось правильным решением. Да и наматывать на кулак сопли рядом с парнями, что стало уже привычным делом для Узумаки наедине с собой, совсем не хотелось – чувство братского соучастия уже подарили Саске и Гаара, что знали подробности почти каждого дня последнего месяца. Поздний вечер оказался щедр на внезапную вылазку в город и стрелку – Шикамару позвонил запыхавшийся Неджи, что ошивался у клуба «Клуб», попросив Нару приехать с ребятами как можно быстрее. Как и водится в пьяные драки, никто уже не помнил, из-за чего конфликт начался и разросся, кто был зачинщиком, и являлся ли попавший под раздачу напуганный студент одной из сторон конфликта. Хьюга благородно перевел деньги на такси – откуда-то у старшеклассника с финансами всегда был порядок – и ожидал немного поддатых ребят, что без раздумий сели в желтую машину. Несколько парней лет восемнадцати, нужно было брать количеством – единственная информация, но и той было достаточно для взывания адреналина и интереса в закипающей крови. Практически выбегая из машины по прибытии, Узумаки поздоровался с другом за руку, замечая знакомый запах у распущенных волос – тот раскуривал узнаваемые сигареты. – Саске тоже тут? – машинально выдал Наруто, царапая зубами нижнюю губу. – Да, вон там, – Хьюга кивнул в сторону шумящей у клуба толпы, выкидывая бычок под ноги, – Он тоже позвонил? Вроде решили, что я на себя это возьму. – Нет, не звонил. Когда подъезжали, увидел его, – соврал Узумаки во избежание неловкого допроса. Злость и агрессия, что должны были быть направлены на оппонентов в назревающей драке, полились в сторону Хьюги и Учихи. И давно они стали так близко общаться? Будь Саске заявленным экстравертом, такие вопросы и не приходили бы в голову – но зная его натуру, факт того, что он проводил время с Неджи, автоматически делало того элитарным, исключительным в глазах Узумаки, отчего чесались подбитые кулаки. Сбросить напряжение помогли толчки грудью в студентов-первогодок, а также излюбленные удары в челюсть. Те собрались в дешевом и проходимом клубе в честь запоздалого посвята, и, как и водится в удавшиеся вечеринки, ухитрились с кем-то повздорить и нарваться на драку. Парни явно перепили, что давало им фору в выносливости из-за притупленной боли, но вместе с тем и размашистость, небрежность ударов. Неджи, Саске, Наруто, Шикамару и Киба разобрались достаточно быстро – и после драки пожали руки первогодкам и угостились шотами за их счет. Узумаки такой поворот событий порадовал – он любил драки, по истечению которых приобретались новые друзья, а не враги, с формулировкой «ну я сразу понял, что вы ровные пацаны». Угрюмый Учиха, сидя за барной стойкой, признаков жизни не подавал – за исключением периодического моргания, пока расфокусированный пьяный взгляд смотрел в никуда. Настойчивые попытки новых знакомых затащить того в разговор не работали – Саске мастерски игнорировал даже прямые вопросы, притворяясь то ли глухонемым, то ли перепившим. Подойдя к парню сзади, Узумаки взял локоть Учихи и потащил его в сторону уборной, закрывая одноклассника с собой в одной из кабинок, облокачиваясь на разрисованную стену туалета. – Теперь не сбежишь, – гордо улыбнулся Узумаки. – Чего тебе надо? Саске поднял взгляд на Наруто – и последний пошатнулся, удивляясь количеству скорби и горестной безысходности на лице Учихи. Новенький сел на прикрытый сидушкой унитаз, запуская длинные пальцы в мокрые после драки волосы – казалось, что уйти тот хочет, но сил на это уже не находилось. – Саске… Ты чего? – Ты узнал, кто такая Песчаная Шестерка? – снова взгляд покинутого мамой щенка, раздавливающий сердце Узумаки. – Я… нет, – вздохнул Наруто, качая головой и искусывая до крови внутреннюю сторону щек и язык. – Наруто… – Учиха поднялся, наваливаясь всем весом тела на Узумаки, упираясь лбом в холодную дверь уборной. Ничего не оставалось, кроме как задержать дыхание – учиховский аромат сводил с ума, пьянил сильнее дешевой водки, врывался через ноздри в тело и копошил органы, щекоча те изнутри и вызывая мурашки по всей поверхности загорелой кожи. Ёкающее чувство внизу живота, тошнота и ком в горле – и какой придурок назвал это бабочками? Тут скорее кинжалы с изогнутым клинком, что парализуют движения, пока испуганный загнанный мозг кричит «беги». Дыхание Учихи касалось чувствительных мочек ушей, тяжелое тело вдавливало одноклассника в дверцу, и Узумаки вздрогнул, почувствовав мокрые капли на плече – хотелось надеяться, что то был пот. Сделав первый тихий вздох, почувствовался смердевший запах перегара. – Он меня ненавидит… – шепотом, вполголоса. – Кто ненавидит, Саске? – едва слышно, на ухо. – Я такое ничтожество, что не могу найти его даже спустя столько лет… Стало понятно, почему шепотом. Иначе надорвется, надломится, не договорит. И все-таки капли – не пот… – Он мою маму… Он… – руки так и висели вдоль тела – безжизненно, кукольно, – Мама забирала меня с дополнительных… Хотела позвонить отцу, чтобы он приехал. А я сказал, что не надо… Мы в тот день с ним поссорились, не хотел его видеть… – Саске… – Узумаки взял одноклассника за плечи, осторожно прислоняя к боковой стенке уборной. Тот бы так и упал, скатившись вниз тряпичной куклой – и Наруто навалился телом, запуская руку во влажные черные волосы, прислоняясь лбом к его лбу, прикрывая глаза. Чужие слезы щекотали кожу, скатываясь по подбородку и губам – хотелось делить их с Саске вместе с разжигающей грудную клетку болью. – Тот, что мне руки завязал, заставлял глаза открытыми держать… Будто Кубрика пересмотрел, сука… Ебаная сука… – Саске… – шепотом, ласково-причастно – а голос и светлые ресницы дрожат, как осиновый лист. – Разорвал платье – и к стене… Ее крик – протяжный, безумный, дикий, никогда такого не слышал... «Вот так твой папка делал, чтоб ты на свет появился. Смотри, мразь неблагодарная… Кому показываю...» Прижатая к кабинке спина трясется, теплое дыхание с перегаром ласкает обкусанные губы одноклассника, соленые слезы обоих перемешались, стали общими на двоих. Лоб Узумаки трется об лоб Учихи, розовые пальцы с подстриженными ногтями мягко царапают шею. Что есть сделка с совестью? – Черт знает, почему кричать перестала… Голос сорвала или при мне боялась… Начал он что-то про наказание говорить, раз не орет она больше… Сначала просто рукоятку ножа вставлял, а потом уже сам нож перевернул… А другой всё натягивал мне веки, чтоб не отвлекался, смотрел… Ладони подхватили сломанные дрожью руки Саске – те ледяные, трупные, непослушно избегающие теплых прикосновений. – Наруто… Я такое ничтожество… – почти в полный голос. И все же тот сломался под тяжелыми слезами, сел и снова запрятался куда-то вглубь глотки, давая возможность говорить только едва слышным шепотом. – Саске… – заплаканные синие глаза ласкают тоскливые темные зрачки, горячий лоб всё так же прижат к бледному, потному лбу новенького. Рот парализован – не сказать ничего длиннее имени Учихи, и уж тем более не признаться. Не оставит Расу тот в покое, загонит в угол и отомстит со всей отчаянной злобой, что столько лет таилась в ребяческом теле. Убьет последнюю надежду на спокойную жизнь Джирайи. Лишит Наруто единственной связи, отцовского плеча, самого родного неродного человека. – Ничтожество… – шепчет тихо Учиха, чередуя то с неясными всхлипами, податливо прижимаясь спиной к прохладной стене, сдавшись и сломавшись полностью под давящим телом одноклассника и нахлынувшими воспоминаниями. – Это я, я… Не ты… – качает головой Узумаки, желая высосать из Учихи всё бремя его ненависти, забрать себе и захоронить под плинтусом шумного клуба, – Меня ненавидь, его ненавидь… Себя не надо, Саске… Подушечки пальцев нашли белую линию шрама на бледном запястье и прошлись по той вверх, замечая узор фиолетовых вен. – Тебя-то за что, – тихая усмешка, искренняя и непонимающая, переходящая в сломанную линию грустной улыбки, точно как у старшего брата, – Знаешь, почему ни одна попытка не была удачной?.. В последний момент вспоминалось, как ты стоял тогда весь избитый, один против кучи детей, будто против всего мира, что не принимал тебя и ненавидел… И не сдавался же, сволочь мелкая… Вот и мне пришлось тоже… Запах свежего белья, цитрусовой жвачки и чего-то донельзя родного. Теплые объятия, острый нос, трущийся о раненую щеку. Переплетенные пальцы детских мягких ладоней, протянутый носовой платок. «Надо защищать то, чем дорожишь». Синяки по всей площади худощавых рук. – Кто тебя тогда избил? – тихо, с поджатыми искусанными в кровь губами. – Я же сказал, он меня ненавидит… – истошно, горько, будто поясняя очевидное. – Кто «он», Саске? – никак не удавалось найти недостающий паззл картинки – тут только выпытывать, доставать по кусочкам, препарируя полуживого без анестезии. – Отец. Ни сказать ничего в противовес, ни утешить, ни начать отрицать. Правая рука так и теребит влажные темные волосы, пока левая исследует белую полоску на запястье. Нос морщится от смердящего запаха перегара, но сразу же цепляется за аромат кожи и жвачки, умело отделив последний от алкогольной вони. Так и стоят пару минут, приходя в себя – общее биение сердца на двоих сепарируется, пульс каждого приходит в индивидуальную норму. – Давай подрочим, – голос вернулся вместе с самообладанием, оставляя соленые слезы высохшей дорожкой на лице. – Блять, Саске, чего? Дрожащие руки потянулись к ширинке Узумаки, расстегивая ту вместе с ремнем уже привычным жестом, тут же проделывая то же самое с собственными джинсами. Достали из трусов не стоячий, вялый член Наруто, принимаясь надрачивать тот в полсилы. – Саске, ты мне мозги пудришь… Что за хуйня… – тяжелое дыхание вернулось, а тело непослушно замерло, не в силах отодвинуться от Учихи. Дикие глаза принялись высматривать что-то во взгляде Саске, а тот снова холодный, непроходимый и избегающий. Рука Учихи отвела крайнюю плоть и обхватила налившуюся головку Наруто, пока другая трогала свой наполовину вставший член, лаская большим пальцем уздечку. Учиха дышал рвано – и то ли рычал, то ли сглатывал скопившуюся жидкость в носу после прошедшей истерики. – Прекрати, – умоляюще попросил Узумаки, но не отодвинулся, стараясь вырваться из окутавшего тумана неясности и возбуждения. Учиха усмехнулся, и, продолжая надрачивать оба ствола, коснулся членом крупной головки Наруто. Оба замерли, вытаращиваясь друг на друга, пытаясь понять границы дозволенного. Саске зашевелился первый: начал вставать на носочки, двигаясь бедрами навстречу Узумаки, аккуратно потираясь о его член, выжидающе наблюдая за лицом одноклассника, словно хищник на охоте, что замечает любое изменение в поведении жертвы. Прикосновение взбудоражило Наруто, напоминая об увиденном на порносайте. Сильное желание обжигало живот изнутри, а рука, что играла с волосами Учихи, сжала те сильнее. Протяжно вздохнув, стоя на краю пропасти бездонного возбуждения, Узумаки отстранился, отходя от одноклассника на ватных ногах и застегивая джинсы обратно. – Чего ты как целка ломаешься, – выплюнул Учиха, застегивая на себе ремень. – Какого хуя происходит? Избегал меня всю неделю, с Неджи ошивался, сейчас глаза все выплакал, а тут резко подрочить приспичило… Ты хотя бы сам себя понимаешь? Саске снова облокотился на стену уборной, закрывая глаза и массируя переносицу. – Не понимаю, – подтвердил Учиха, кашляя, а затем рефлекторно отталкивая Наруто и поднимая сидушку унитаза. Как только одноклассник излился подступившим потоком рвоты в туалет, Узумаки, выждав немного времени, открыл дверь уборной и потащил новенького к раковине, омывая учиховское лицо холодной водой. – Блять, курить охота… Закончилось, – помотал головой Саске, безынтересно рассматривая отражение в зеркале. – Держи, – Узумаки достал из маленького кармашка потрепанного рюкзака презент, что всю учебную неделю ждал своего часа. Пачка любимого Учихой табака и мультяшная зажигалка с лягушкой. Саске молча сгреб в ладонь подарок, решая не давать язвительные комментарии такому жесту со стороны одноклассника. Глаза парней проследили за пришедшей парочкой – коротковолосой блондинкой и Неджи, что прижал красотку к той самой стене, где Саске поцеловал Наруто несколько недель назад. Хьюга слился с девчонкой в мокрой лизне – на классический поцелуй то походило слабо. Наруто улыбнулся про себя, отчего-то радуясь тому, что болтающийся всю неделю с рядом с Учихой старшеклассник всё же выбирал женщин. – Ты будешь? – предложил Саске вышедшему с ним на улицу однокласснику, закуривая у клуба. – Нет, – покачал головой Узумаки, – У меня с сигаретами отношения на расстоянии. – Это как? – Курить мне не заходит – во рту потом горько, срать хочется. Но запах табака на одежде очень нравится. Подумалось добавить, что то было наваждением, неким фетишем, но баловать Учиху такой информацией не хотелось – обязательно попробует этим воспользоваться и уколоть. – Узумаки. Мне надо кое-что у тебя спросить, – Саске бросил короткий взгляд на одноклассника, пытаясь снова выискать нужную информацию, считывая выражение лица. – Чего? – Почему ты все прошедшие дни пытался выйти со мной на связь, если так и не узнал, кто такая Песчаная Шестерка? – Наиглупейший вопрос из всех, что ты мог задать, – усмехнулся Наруто, застегивая черную куртку с оранжевыми вставками у горла. – И все-таки, почему? – Саске нахмурил брови, назло Узумаки выдыхая клуб дыма тому в лицо – точно как Сасори на разгрузке. – Потому что ты мой друг. Прохладный ноябрьский ветер уносил вдаль пушистые облака, оголяя синее полотно небосвода. Полная луна едва ли освещала узкую улочку, выстилая тусклым светом дорожку на тротуаре. Басы из клуба не слышались, а чувствовались, приятно ударяя в юношескую грудь в унисон с собственным сердцебиением. Учиха смотрел в небо, растворяя тело в свежем воздухе и свете почти перегоревших уличных фонарей, пропуская через легкие табачный дым. – Луна сегодня красивая, – тихо выдавил из себя Саске, истошно крича что-то Наруто безысходным взглядом. – Ага, – кивнул Узумаки, не в силах снова играть в угадайку с самим собой, подставляя разного рода обстоятельства и причины, что могли вызвать перемены в настроении новенького. Что Узумаки Наруто знал об Учиха Саске? Он знал, что после недельного игнорирования тот может напиться и раскрыть душу, выдавая подробности о смерти матери; признаться в том, что воспоминание о маленьком Узумаки врывалось в его попытки суицида, не давая закончить начатое; поведать об отвращении к самому себе и о ненависти со стороны собственного отца, любящего прибегать к домашнему насилию; резко переключиться с душераздирающей истерики на предложение помастурбировать, залезая руками в трусы одноклассника; и после этого не появляться в школе всю следующую неделю, не отвечая на сообщения и звонки, закапывая Узумаки в яму безнадеги и мучительно-горестной зависимости, что вызывала тяжёлую пульсацию в висках и бессонные, гнетущие ночи.