Спроси мое имя

Керосиновая лампа заполняла подвальное помещение слабой оранжевой дымкой, едва доставая короткими лучами до пыльных коробок. Человек создание непонятное: придумывает технологии, упрощающие жизнь, а потом пользуется ветхими, неудобными изобретениями прошлых столетий, чтобы задать нужную атмосферу. Но что поделать: младшего Учиху затащить в подвал гаража можно только со свечкой или старой лампой, ведь те дарили невесомое ощущение его любимых приключенческих фильмов. – Итачи, тут очень пыльно, – Саске чихнул несколько раз в подтверждение своих слов, тут же вытирая нос запястьем. – Это потому что мама в подвал не ходит. Пускай ее сюда отец, она бы всё здесь надраила, как любит… Старший Учиха склонился к кипе коробок, передавая керосиновую лампу младшему брату, пытаясь отыскать архивную картонку за позапрошлый год. – Папа сказал, что ты в моём возрасте уже помогал ему с машиной, – тоскливо протянул Саске, усаживаясь на пятки. – И учил два языка. Итачи тяжело вздохнул, отряхивая ладони и распрямляя спину, прежде чем продолжить тасовать между собой коробки, словно играя в тетрис. – Что ещё он говорил? – Что я дерьмо. Саске безрадостно рассматривал танцующий язычок пламени, шмыгая сопливым носом. Итачи, отойдя от находки, сделал брату «сливу», а затем ласково потрепал по розовой щеке. – Не слушай его, Саске, – улыбнулся Итачи сочувственно, по-взрослому понимающе, садясь рядом с братом. – Ты гораздо умнее и талантливее, чем я в твои годы. Папа говорит такое не со зла, он думает, что сможет мотивировать тебя на большие успехи. – Поэтому он меня бьёт? Скулы Итачи, что пришли на смену пухлым щёчкам вместе с измененным, более глубоким, бархатным и отстраненным голосом год назад, стали ещё выраженнее, когда он стиснул зубы. – Он опять поднимал на тебя руку? – Да, когда ты был в математическом лагере, – шепчет Саске, тут же чувствуя укол вины за откровение, считая, что он делает что-то неправильное, гнусное, предавая отца и жалуясь на того старшему брату. – Но не надо с ним говорить, а то тебе достанется, как в прошлый раз! Да и вообще, я сам виноват… – Ты ни в чём не виноват, – вздыхает Итачи. – Прости, что не был рядом, когда это произошло. Теперь я дома, поэтому отец не посмеет так себя вести. Не думай, что он бьёт за дело… Папа просто срывается, потому что ты пока не в состоянии дать ему отпор. Я научу тебя драться и защищаться, и ты сможешь постоять за себя в моё отсутствие. Саске поджал губы, воодушевленный предложением старшего брата, но всё же чувствуя себя предателем. Грудь распирало саднящее чувство – сосало под ложечкой, а почему, сам Саске сказать и не мог. – Итачи… я устал быть хуже тебя во всем. Иногда мне хочется, чтобы ты не возвращался с соревнований и лагерей, а просто пропал, умер, чтобы отец наконец-то перестал нас сравнивать. Звук уведомления оказался непрошенным спасителем, что вызволил из ночного кошмара-воспоминания. Итачи не знал, кому приспичило написать в четыре утра – но спасибо тому некультурному человеку, что нарушал правила приличия, отправляя сообщение в такой поздний (или ранний?) час. «Привет, это Наруто. Нагато дал твой номер. Мы можем встретиться и поговорить, если ты будешь в городе? Насчёт Саске.» Итачи зажмурился от света, ударившего в глаза синей вспышкой. Волосы распушились во сне и падали на лицо, мешая прочитать сообщение. Учиха размял затекшие запястья с бордовым узором по всему периметру и, нащупав лежащую рядом резинку, завязал иссиня-чёрную копну в тугой пучок. Уточнять конкретную причину, по которой Узумаки писал в ночи малознакомому парню, не хотелось – Саске на то и Саске, что причина одна быть не может. Участливость Наруто удивляла, но оттого Итачи, свободное время которого не позволяло вести светские беседы со школьниками, согласился на недолгую встречу. Советы и наставления он давать не собирался – ему бы самому кто помог наладить взаимоотношения с младшим братом, что испортились не без трудов отца. Худощавое бледное тело, покрытое цветными гематомами, красными прямыми линиями на спине, даже знойным летом пряталось за плотной бордовой рубашкой с длинным рукавом, не давая чужим глазам возможности узреть въевшиеся в кожу следы от наказаний. Изуми всегда знала, где можно наносить увечья – пять сантиметров вниз от тонкой кости ключицы, столько же от запястий и лодыжек. Длинная шея могла попасть под раздачу во время сессий, где тугой ремень обвивался змеёй, душа до чёрных пятен перед глазами. Но тогда в ход шли водолазки, которые сам Итачи носить не любил. Приходилось разрываться между страстью к ограничению доступа кислорода мозгу с последующим вознаграждением в виде слюнявого поцелуя и ненавистью к закрывающей шею одёжке. Впрочем, последнее вполне можно перетерпеть – не ради себя, ради Изуми, что не оставляла выбора. Итачи натянул кофту с высоким воротником, а затем спрятал рисунок круглой линии на запястье дорогими механическими часами. До города ехать не больше четырёх часов на машине – электричка шла в ход только в те редкие дни, когда Итачи понимал, что его присутствие за рулем будет небезопасно, в первую очередь, для пешеходов. Поздний вечер пятницы порадовал стабильным ментальным состоянием, и Итачи, не заезжая к себе, сразу поехал к дому Узумаки, с некоторым нетерпением ожидая встречи. Всё, что касалось Саске, так или иначе вставало в приоритет. Тени кудрявых деревьев щекотали асфальт в пыльном оранжевом свете разбитых фонарей, негостеприимно встречая автомобиль Учихи. Итачи не любил этот район – застрявший в прошлом десятилетии, маяча призрачным слепком ушедшего времени ветхими, безнадзорными, заброшенными кирпичными коробками, он лишь отдаленно напоминал о былых улицах и зданиях. Итачи мог простить эту оплошность, но не то, сколько дорогих жизней унесли грязные шприцы, синтетические таблетки и выторгованный этиловый спирт в притонах общежитий. Встречу одноклассников последние три года никто не устраивал – сборы компанией из оставшихся пятнадцати человек скорее напоминали поминки или слёт жен каторжников. Учиха проехал дальше, приглушая разговоры по радио. Чистейшую, беззаветную любовь и преданность Итачи испытывал только к двум вещам: младшему брату и своей японской машине. Чувства к последней не позволили завернуть в полупустой двор у детской площадки, на турниках которой висели пестрые узорчатые ковры и беспризорные подростки с полосками на спортивных штанах. Одна из последних заявок перед увольнением Шисуи поступила именно отсюда, когда у заехавшего в ларёк за дешёвым табаком таксиста за считанные минуты украли все четыре колеса. Рисковать без необходимой на то причины Итачи не любил. Силуэт в чёрно-оранжевой куртке приблизился, склонился к номеру машины, а затем, поражённый, отошёл и оглядел весь автомобиль целиком, словно покупатель в автосалоне. Дёрнул ручку и сел на переднее сидение, выставив ноги в кедах на улицу и отряхнув их друг об друга, прежде чем закрыть дверцу. – Это сука, а не тачка… И давно мусора получают столько бабок? Вопрос был ожидаемым и довольно частым. Полуулыбка вместо прямого ответа и вздох, пока длинные пальцы гладят кожаный руль. Распинаться о том, что Итачи взятки не брал, было лениво и непродуктивно – всё равно никто не верил. – Ты теперь красишь ногти в чёрный, как парни в Акацуки? – А ты заметил, да? Я столько на это времени потратил, просто жесть. Мне так жаль стало всех девчонок, кто маникюр себе делает… – Наруто рассмотрел собственные пальцы, а затем принялся откусывать замеченный на мизинце заусенец. – Я же круто выгляжу, да? Ну, типа, как рок-звезда, а не как педик? Итачи не сдержал издевательского смешка и кивнул, выезжая в сторону ближайшей точки с кофе навынос. – Разве кофе можно пить так поздно? Не сбивает сон? – Не больше, чем кружка крепкого чая, – покачал головой Итачи. – Ты что будешь? Узумаки принялся шерстить карманы, нервно кусая нижнюю губу и звякая сворой поржавевших монет в заднем кармане джинсов. – Я угощаю, – добавил Учиха, заворачивая на небольшую парковку. – Какао, – сходу ответил Наруто. Скромность – это здорово, но не когда выживаешь на последние скопленные деньги. Итачи забрал оба стаканчика и сел обратно в машину, передавая напиток Наруто, терпеливо ожидая, когда тот наконец начнет говорить по делу, а не трепаться о конских ценах на продукты и психе-соседе, что каждое утро кричит в окно бессвязную тучу отборного мата. – Наруто, – устало перебил того Итачи, благодушно-братски возвращая Узумаки на нужную ветвь диалога. – Сейчас одиннадцать вечера, я с утра на ногах. О чём ты хотел поговорить? Наруто замялся, расковыривая несчастный заусенец, что так и не удалось откусить. Вопросы к Итачи встали поперек горла – несмотря на то, что обволакивающая спокойствием аура вокруг старшего Учихи волшебным образом располагала к умиротворению, комфорту и ощущению тотальной безопасности, мысли о Саске вгоняли тело обратно в невроз. – Короче, твой младший брат довольно странный. – Земля круглая, огонь горячий… – продолжил Итачи, грустно улыбаясь. – Мы с Саске общаемся волнообразно. Он то руку помощи протянет, то грязью обольёт. А как только хоть немного ближе к нему становишься, он тут же начинает тебя избегать. В прошлые выходные мы с ним пили вместе, поговорили по душам, а сейчас он меня во всех социальных сетях игнорит, на звонки не отвечает, в школу не ходит. Будто помер, ей Богу. – Не ходит в школу? – Итачи тревожно нахмурился, отпивая американо. – Что именно тебя беспокоит, Наруто? – Ну как это «что беспокоит»… То, что с ним невозможно общаться. – А тебе нужно это общение? Наруто немного помедлил с прямым ответом, бормоча под нос о том, что какао вышел слишком густым. Взгляд усталого Итачи дисциплинировал, и Узумаки продолжил. – Да, нужно. Я считаю Саске своим другом, мы… мы достаточно много успели пережить вместе, хотя и знакомы недолго. Но я не знаю, как к нему поступиться. Эти эмоциональные виолончели меня уже измотали. – Качели. – Что? – Наруто, – вздохнул Итачи, поставив кофе в соответствующий отсек в салоне. – У моего младшего брата большие проблемы с доверием. Они не безосновательны, и из-за этого ему сложно сближаться с людьми. И если ты хочешь дружить с ним, то дружи – но не спасай. Не заставляй Саске чувствовать себя слабым и не бери на себя эту ношу – иначе это выйдет тебе боком. Узумаки задумчиво кивнул, прислоняя стаканчик к губам, хотя напитка в том уже не осталось. – Не спасать… – шёпотом повторил Наруто. – Саске многое пережил, но он не мученик. Не стоит выворачивать его душу наизнанку, заставляя открыться, как и не стоит загонять его в роль жертвы. – А вот эти все его вспышки гнева и внезапные желания обосрать… – сказал Наруто после взятой паузы в несколько секунд. – Ты свободный человек и имеешь право выбирать свое отношение к действиям других людей. Я прекрасно понимаю, что с Саске бывает чертовски тяжело, и тебе стоит принять тот факт, что он не изменится. Но ты сам волен решать, нужно ли тебе такое общение. – Итачи, ты не можешь просто дать к нему справку-руководство об использовании? Было бы легче, если бы к твоему брату был написан скрипт, – выдохнул Узумаки, в котором всё же таилась слабая надежда на получение конкретных наставлений. – Наруто, почему ты так одержим моим младшим братом? Если тебе с ним так сложно, зачем пытаешься сблизиться? Узумаки обвел языком зубы изнутри, отводя взгляд влево. Глупо отрицать, что Наруто не задавал себе этот вопрос сам – но ответ так и не нашёлся. Правда маячила совсем рядом, до нее только рукой подать – но она тут же убегала, по пути превращаясь в неосязаемые кусочки картины, что склеить воедино никак не удавалось. – Мы с ним хорошо понимаем друг друга, – Наруто проговорил вслух самый очевидный вариант, что был честным, но далеко не первостепенным. Последующие десять минут диалога обратились во фрактал, циклично повторяя за собой предложения, лишь заменяя слова синонимами и меняя те местами. Когда Узумаки понял, что Итачи не собирается давать ему последовательные советы по приручению Саске, пришлось признать тот факт, что с новеньким предстоит разбираться самостоятельно. – Итачи… – Наруто держался за ручку автомобиля изнутри салона, находясь на низком старте, когда старший Учиха подвёз его к дому. – А ты не расскажешь, почему Саске перевели в мою школу? – Кажется, Орочимару и остальному руководству школы не понравился разлетевшийся слух о том, что Саске целовался с Шисуи… – немного неуверенно сказал Итачи, боясь, что его желание удовлетворить Наруто честностью ответа выйдет ему боком. – Всё не так однозначно. Тебе лучше спросить Саске напрямую. – Блять, что?! Ты сейчас серьезно? Шисуи ведь… он же, сука, ваш троюродный брат! И вдобавок… Он парень, – смущённо пробормотал Наруто, всё еще пребывая в некультурном шоке. – Парни не могут целоваться? – Ну не друг с другом же… Это неправильно. – Почему? – Это же противоестественно, – неуверенно, робко, пытаясь убедить в сказанном, прежде всего, себя. – Использовать презервативы и ездить на машинах тоже противоестественно. Ты представить себе не можешь, Наруто, какие фетиши и предпочтения бывают у так называемых «здоровых» людей, – казалось, что Учиха знает об этом не понаслышке. Может, много чего успел повидать? Заканчивать встречу с Итачи на такой ноте не хотелось – тот и так потратил час своей занятой жизни и пару купюр, которыми был оплачен какао, на этого неугомонного подростка. Наруто искренне поблагодарил старшего Учиху под его уже привычный ласково-причастный взгляд, не постеснявшись обнять того на прощание. Узумаки не мог сопоставить в голове, как у одних родителей могли получиться настолько непохожие, разнотипные по характеру дети. Учихи сходились в одном – оба были до чертиков привлекательные, пленительные и манящие, слегка феминные в неуловимых движениях тела и жестах рук. Внешность одного плавно перетекала во внешность другого, и Итачи скорее напоминал более взрослую и нежную версию Саске, чем его старшего брата. После встречи с Итачи скука по младшему Учихе усилилась – и Узумаки на физическом уровне ощущал потребность в нахождении Саске в поле зрения. Глаза бессильно томились в желании пробежаться взглядом по спине Учихи, что любил садиться за передние парты; нос тосковал по запаху кожи Саске, аромату его цитрусовой жвачки и мягкой дымке сигарет с кнопкой вкупе со свежим кофе; руки сжимались в кулаки от бессилия – тем хотелось не то набить морду однокласснику, не то обвиться вокруг его запястья, того самого, где словно белыми татуировками вырисованы острием лезвия несколько глубоких полосок. Ясный ноябрь извинялся перед жителями города за непрекращаемые октябрьские дожди, пуская всего пару пушистых облаков по небу. Узумаки уселся на детские качели, подставляя лицо прохладе воздуха. Разговор с Итачи переваривался нехотя, медленно. Напутствие не спасать младшего Учиху взывало в теле волну протеста – то ли из тянущего чувства вины, то ли из собачьей привязанности к Саске. Того совсем не хотелось оставлять наедине с проблемами и наблюдать за их расхлёбыванием со стороны. Столкновение в клубе неделю назад до сих пор распаляло грудную клетку и баламутило сердце, заставляя последнее сжиматься при одной только мысли о том, что творится в жизни и голове новенького. Телефон завибрировал, уведомляя о входящем вызове. Разочарованный выдох вырвался изо рта при виде имени на дисплее, и Наруто скривился в отвращении к самому себе. – Привет, не спишь? – голос Гаары тусклый, угрюмый, сопровождаемый шумом дорог. – Не сплю. Что случилось? – Я приеду на ночь? – Без вопросов. Я во дворе сейчас. Когда будешь? – Минут через пятнадцать. Панихидное лицо не могли спрятать ни капюшон толстовки, ни тусклый свет фонарей. Гаара молча поздоровался за руку и сел на соседние качели. – Отец? – предположил Наруто, инертно раскачиваясь рядом. – Угу, – еле слышно, вяло кивая. – А Темари? – Уехала к Канкуро на выходные. С ней всё нормально. Несколько молчаливых мгновений. Звяканье молнии на куртке, что застегнулась вокруг шеи. Пунцовые от холода руки, обхватывающие металлическую цепь качелей. – Пойдем домой. Холодно, – Узумаки начал растирать плечи, кивая в сторону подъезда. Гаара тихо поплёлся рядом. При входе в квартиру оба разулись и сняли верхнюю одежду. Рядом с жилеткой Сабаку-но повесил черную толстовку, оставаясь в приталенной кофте, подчеркивающую нездоровую худобу. – Ты перестал красить волосы? – Наруто привстал на носочки, разглядывая отросшие каштановые корни над неестественно красными прядями. Еще в тринадцать лет Гаара открыл для себя тонику в ярко-алом оттенке, что помогала спрятать передавшийся от отца цвет волос, а также окислитель, который отлично справлялся с задачей обесцветить тёмные брови. Хотелось откреститься от всего, что связано с Боссом, и не давать прохожим возможности узнать в чертах лица Сабаку-но старшего. – Да, перестал, – никакого объяснения, только сухая констатация факта. Наруто заварил зелёный чай и достал несколько засохших галетных печенек. Поухаживал за другом, наливая напиток в его любимую кружку. Обнял Гаару со спины в интимном жесте немой поддержки, не найдя успокаивающих слов. Сабаку-но вздрогнул и замер как оцепеневший, цепляясь глазами за грязный развод на окне. – Переезжай ко мне, пока я не помирился с Джирайей, – не предложение, а настойчивая, отчаянная просьба. – Наруто… Гаара повернулся, скорбно смотря на друга с вымученной полуулыбкой. Провел рукой по пшеничным волосам, смущая Узумаки, и тут же отстранился, садясь на табуретку. Небольшие ладони обхватили чересчур горячую кружку, мазохистично прижимая её к губам. – Спасибо, Наруто. Но я не могу. Есть свои причины. – И сколько ещё он тебя так мучить будет? Хотелось ответить, что мучения будут продолжаться все последующие отведённые годы жизни Расы, но Узумаки нельзя было посвящать в такие подробности. Гаара пожал плечами, обжигая чаем язык. – Это та самая походная кружка? – Да. Я помню, что она тебе понравилась, – Наруто пододвинул ближе печенье, но Сабаку-но продолжил упорно его игнорировать, не желая объедать друга. – У меня с ней приятные ассоциации, – Гаара покрутил кружку в руках, рассматривая акриловый рисунок цветочной композиции. – Последний поход на поляны что-то в голове перевернул. Горы будто расставляют всё по своим местам. – Да, в них все чувства обостряются. Сливаешься с природой, отключаешь себя от внешнего мира, – Наруто улыбнулся, думая о чём-то своём. – Мы с тобой как старики сейчас. Гаара тихо рассмеялся, выводя невидимые рисунки пальцем по грязной столешнице. Он отвлекся на сообщение и, прочитав его, поджал губы. – Я утром вернусь домой. – Может не надо, а? – Мено написала, что отец в пьяном припадке снова разбил ей нос. Раса из запоя раньше среды точно не вылезет. Не хочу, чтоб он её прикончил. Мачеха, конечно, та ещё истеричка, но она хоть немного его тормозит. – Понял, – смиренно, безысходно. Сон обоих был беспокойным. Прохудившийся диван уже не получалось использовать по назначению, потому приходилось ютиться на неширокой кровати в спальне Наруто. Просыпались по очереди, сменяя друг друга в бодрствовании. То один промычит что-то нечленораздельное, то другой разбудит бесшумным криком. Невыспавшийся Гаара всё же поблагодарил Узумаки утром – даже такая ночь была лучше кошмара дома. После ухода Гаары квартира показалась слишком тихой и раздражающей, мозолящей глаза своей опустелостью. Пришлось занимать мысли и руки, но в первые постоянно лез Учиха. Шкурное желание иметь под боком Саске привело Узумаки к порогу одноклассника с пузатым рюкзаком, по бокам которого Наруто повязал два серых походных коврика и баклажку с водой. Руки держали пакеты со стёгаными одеялами и дошираком, а в самом портфеле гремела посуда, жидкость для розжига и фонарик. Наруто постучался в знакомую дверь носком кроссовка, тут же пытаясь размазать обувью оставшийся след на тёмном дереве. – Я даже спрашивать не буду, – закатил глаза Учиха, открыв дверь и улицезрев Узумаки в амплуа переезжей свахи. В сердце ёкнуло, слабый электрический разряд прошел по телу, как только озёрные глаза жадно ухватились за лицо Учихи. Будто тот снова может пропасть, уползти или раствориться в спёртом воздухе подъезда, словно мираж. Хотелось запомнить каждый сантиметр палой кожи, тонких губ, нахмуренных бровей, запечатлеть положение непослушных жёстких волос, что, казалось, успели отрасти за период разлуки. Узумаки взял себя в трясущиеся от какой-то формы невроза, что проявлялась рядом с Учихой, руки, и зашёл за порог. – И не спрашивай. Просто иди за тёплой одеждой, возьми воду, пауэрбанк и пожрать чего, может, сосисок каких. Пойдем в поход. Последнюю неделю дождя не было, дорога не размытая, надеюсь, и звёзды удастся увидеть. – Узумаки, ты ебанулся? – Саске вскинул бровь, всё же пропуская Наруто внутрь рефлекторно, неосознанно. – Потом снег выпадет, тяжко станет ходить. А через лес я знаю хорошую дорогу. Сейчас начало ноября, листья уже все опали, маршрут не самый живописный, но зато пройти будет легче. Там, на горе, знаешь, какой рассвет красивый! – И ты решил позвать меня в поход просто придя ко мне весь экипированный, предлагая прямо сейчас выдвигаться из дома? – Я бы по телефону позвал, но ты трубку не берешь и на сообщения не отвечаешь. – Отличная стратегия – заебать человека лично, когда его намеренно игнорируют. – Ну Саске, пошли, сейчас ещё светло, может, успеем дойти до темноты. Завтра воскресенье, вернёмся к обеду, успеем подготовиться к школе и всё такое. Тебя ведь отпустит отец? – Узумаки, ты… – Тебя отпустит отец? – повторил Наруто, перебивая Учиху, садясь на придверный пуфик. – А что, если бы меня дома не было? – Ну так ты ж дома в итоге оказался. Тебя отпустит отец? – назойливо повторял Узумаки, испытывая какое-то внутреннее успокоение от присутствия новенького рядом – даже несмотря на то, что тот привычно отвечал вопросом на вопрос в своей раздражающей манере. – Я никуда не пойду. – Почему? – взгляд у Наруто искренний, непонимающий, словно у дошкольника, мама которого отказала в покупке сотой игрушечной машинки. – У меня свои планы. А вообще, тебя ебать не должно. Клоун, не иначе. Припёрся и ожидает, что я с ним в поход отправлюсь… – Ты когда-нибудь был в походах, Саске? Узумаки расчесал пятерней волосы, что назойливо лезли на лицо. Взгляд Учихи зацепился за пальцы Наруто, сразу же приковываясь магнитом к накрашенным ногтям – те предательски хорошо смотрелись на смуглых пальцах. – Не был. – Это как так-то? Тут же гора прямо под боком. С нее вид такой крутой открывается, как с высоты птичьего полета! А рассвет… То багровый, то в рыжую полосочку. Воздух свежий, морозный, а звёзды до того яркие, что на луну никакого внимания не обращаешь. Я взял картонку и жидкость для розжига – соберём сучки и палки, разведём костер. После подъёма есть хочется ужасно, я люблю готовить суп из лапши быстрого приготовления, кидать туда плавленый сыр, картошку и нарезанные сосиски. Вкуснотища, сдохнуть можно от удовольствия! Джирайя нам постоянно такой варил, – горькая улыбка коснулась обветренного рта от нахлынувших воспоминаний, что щекотали изнутри до гусиной кожи. – А когда с парнями ходим, Шикамару гитару любит брать. Наверху так тихо, никакого шума, музыка ощущается совсем иначе. Я нам песенок в телефон накачал, если у тебя колонка есть – вообще супер. Там иногда сеть не ловит, но оттого и здорово – отдыхаешь головой, потом такой свежий, словно заново родился. Учиха поджал губы, выжидающе глядя на Узумаки. Отчего-то язык не поворачивался сморозить какую-нибудь гадость, как и руки не поднимались выпихнуть Наруто из дома. Саске молча ушёл в свою комнату и прикрыл дверь – послышались вопросы в адрес кого-то, кто, по-видимому, был на другом конце телефона. – Идём, – выдохнул Учиха немного смущенно, по-детски растерянно, отворачиваясь от взглядов довольного Наруто. Дорога к «двухэтажке», коей местные обозвали опустелую поляну на возвышенности невысокой горы, вела через трассу первые три километра, свернуть с которой было нужно на конце асфальтированной дороги. Доехать до конечной остановки, что являлась отправным пунктом, было не тяжело – а вот идти от нее очень даже. Количество вещей, что было необходимым вне летнего периода, умножало путь на два – подниматься было нелегко, даже несмотря на физическую подготовленность обоих. Разговоры во время подъёма, хоть и с сопутствующей одышкой, хорошенько отвлекали от жжения в лёгких и боли в мышцах ног. Болтал, правда, только Узумаки – что-то про бурую крысу из детства, клетку с которой Наруто поставил в своей комнате, потому что тому спалось гораздо спокойнее под фоновый шум; про то, как Киба порывался покрасить ногти вместе с Узумаки прямо на уроке литературы; о всё том же чокнутом соседе, что каждое утро будил весь район истошными матерными криками из окна, на которого Наруто успел пожаловаться Итачи. Саске послушно слушал, не давая своих комментариев, но и не затыкая Узумаки – его трёп хорошо отвлекал от разгоряченной грудной клетки и тяжёлых вдохов, да и разговоры ни о чём были всяко лучше вопросов о том, где Учиха пропадал всю учебную неделю. Поредевшие копны деревьев нагоняли меланхоличности, но даже они в закатном свете пленяли орнаментами белесых и серых стволов. Саске понял чувства Наруто, с которыми тот так бурно отзывался о походах, хотя до конечной точки ещё оставалось полтора часа усилий. – Ты болел? – выдержка Узумаки стойко протянула ровно до перевала у дуба, но всё же сплоховала перед шкурным любопытством. – В смысле? – Ты в шараге неделю не был, потому что болел? – Да, да, – кивнул Саске отстранённо, останавливаясь вместе с Наруто. – А чем болел? Простудой? – Да. – Наверное, после клуба тогда подстыл… Мы ж дрались и потные были, а потом ты холодной водой умылся и без куртки курить пошёл. – Прости, мам, – Саске театрально закатил глаза, будучи благодарным Узумаки лишь за одно – упоминание сигарет. Отчего-то новенький совсем позабыл о табаке, хотя тот явно бы поднял ему настроение. Наруто хотел съязвить о том, что курить на подъёме в гору, когда необходимо задействовать дыхалку – лучшая из всех идей, что мог придумать Саске, но решил оставить это при себе. Не хотелось давать Учихе повод думать, что Узумаки держит его за беспомощного идиота. – Красиво, – Саске осмотрел пейзаж, а затем повернулся и перевёл глаза на Узумаки, что уже обласкал спину Учихи нежным взглядом. – Лыбишься, как идиот. Наруто пропустил комментарий мимо ушей, вглядываясь в запыхавшееся лицо Учихи и жмурясь от закатного солнца. Саске принял игру в гляделки, но сдался первый – и отвернулся спустя минуту, пряча румяные щёки. – Как влюблённый идиот, – добавил еле слышно Учиха – так, что Узумаки счёл то невнятным бормотанием под нос, а сам Саске несдержанно улыбнулся в ответ на свои же слова. Сумерки опускались на город, взятая пауза была короткой – налобный фонарь выручал в кромешной тьме леса, но на свет слетались мошки, что настырно лезли в глаза вместе со светло-русыми волосами. Заместо пустой болтовни был включен плейлист, который Наруто составлял всё утро, тщательно отбирая каждую песню вручную, отслушивая треки так, будто те он слышит в первый раз – представляя, за что именно зацепится ухо Учихи. Лес полысел, плавно перетекая в тропу и оголяя небосвод – последний оказался более ясным, чем предстоящий маршрут через травянистую поляну. – Ну вот-вот, уже почти на месте, – успокаивающе бормотал заплутавший Наруто последние полчаса, пытаясь утихомирить скорее себя, чем Саске. Вытоптанную дорожку смыли частые октябрьские дожди, местами заросла трава – и было сложно определить, где скрылась точка назначения в виде небольшой голой опушки. – Ты уже устал, да? – Не сильно, – помотал головой Учиха, тут же разминая затекшую спину и забитые голени. Уж если сам Саске врёт, чтобы Узумаки перестал нервничать – дело совсем худо. Но удача полнощёко улыбнулась походникам – Наруто нашёл две одинокие осины, на тощих стволах которых были выгравированы инициалы влюбленных парочек, что, скорее всего, либо давно разошлись, либо уже отдали в школу детей – по этим знакам Узумаки ориентировался еще в первые с Джирайей походы восемь лет назад. – Нашёл! – задорно вскрикнул Наруто, сворачивая на долгожданную дорогу, что обещала привести парней в нужное место уже через пару минут. – Вот и дошли, – улыбнулся Узумаки, скидывая рюкзак с уставшей спины. – Не знаю, как будем ветки на костёр искать… Темно совсем. – Я включу фонарик на телефоне, а ты надень налобный. Разделимся, – предложил Учиха, взывая в Наруто тёплое чувство причастности. Узумаки счастливо закивал, довольный тем, как складывался поход – парни успели повздорить лишь один раз, когда Наруто приспичило сходить по-большому недалеко от трассы. Учиха, пообещавший присмотреть, чтобы не было людей (именно так Наруто трактовал себе фразу «иди сри уже, Узумаки, нет тут никого»), поспешно ретировался стрелять сигарету у остановившегося на обочине водителя, чем вызвал последующее ворчание одноклассника, который, к тому же, ещё и ухитрился напороться голой задницей на борщевик. – Я трав нарвал, сделаю чай, – отозвался Наруто, когда собранные ветки уже трескались в разожжённом костре. Руки небрежно запихали травы в увесистый котелок, в него же вылилась вода из баклажки. Учиха грелся у огня, укутавшись в одеяло и вытянув вперёд ладони. С лёгким интересом и некоторым изумлением поглядывал на Узумаки, который успел закрепиться в голове бытовым инвалидом из-за вечно липких полов и неимения в собственном холодильнике чего-то кроме соевой колбасы. – В жизни бы не подумал, что ты в походы ходишь. – Да? Почему? – искренне удивился Наруто, пытаясь соорудить конструкцию из трёх палок над костром для последующей готовки. Саске пожал плечами, пододвигаясь ещё ближе к пламени. – Ты больше похож на человека, который может потеряться в торговом центре. Или на того, кто готовит пельмени в электрическом чайнике. – У меня чугунный. Учиха усмехнулся, вслушиваясь в слова песни, играющей на фоне. – Почисть картошку, – Наруто протянул пакет с овощами, нож и бутылку воды. – Сейчас суп поедим, чай попьём… А потом врубим Пинк Флойд и ляжем смотреть на звёзды. Я в созвездиях немного ориентируюсь, Шикамару меня поднатаскал. Покажу тебе несколько. – Узумаки, это звучит так, будто ты затащил меня на пидорское свидание в горы. Саске слабо посмеялся, сводя всё к своей любимой теме, но отчего-то Наруто не сразу понял подтекста, на секунду растерявшись. Пульс застучал в ушах, ладони вспотели – но то от близости к огню, как убеждал себя Узумаки. Несколько молчаливых мгновений спустя Наруто всё же дошёл до мысли, что Саске просто шутил. Пришлось говорить первое пришедшее в голову, чтобы пауза не перешла за черту неловкости. – А как называется тот фильм про геев на горе? – «Властелин Колец»?* – Бля, да ну тебя, – рассмеялся Узумаки, почесывая светлую макушку. Суп готовили молча – то походило на медитацию, в которую погружал процесс и психоделичная музыка. Наруто вглядывался в уставшее лицо Учихи, пытаясь высмотреть в том реакцию на треки, но новенький упорно молчал, думая о чём-то своём. – Решил вопрос с опекуном? – пресёк сложившуюся тишину Саске, нарезая очищенную картошку в варево на костре. Искреннее беспокойство или попытка прощупать границы возможностей семьи Гаары? Наруто замешкался, пытаясь уверить себя в первом варианте – не из-за отчаянного желания быть интересным Учихе, а из-за собственной паранойи. – Вроде да, но всё в подвешенном состоянии. Здоровяки с чётками ко мне больше не захаживают, но с Джирайей мириться пока что рано. – Много пришлось ему наговорить? Всё-таки про отца Гаары надумалось зря. Наруто грузно выдохнул – вопрос удовлетворил нездоровую потребность во внимании Саске, но погрузил в мёртвое море незажившее от кровоточащих ран тело. – Много, – кивнул Наруто, сжимая скулы и сглатывая слюну, что застряла в глотке непроходимым комом. Больше Учиха не говорил – то ли не нашёл слов, то ли не посчитал нужным их находить. Узумаки привыкал к этой не препирающейся, спокойной версии Саске, что вела задушевные разговоры (хотя любой, кто услышал бы их диалоги за день, точно бы покрутил у виска от последней формулировки Наруто). Но спрос с Учихи был низким – не язвит, не изливается гноем и периодами инициирует беседу – и хорошо. Только когда первая ложка супа отправилась в рот, парни поняли, насколько были голодными. Сытное, наваристое месиво без названия показалось божьей усладой для желудка, и каждый удовлетворенно закивал, прикрывая глаза в удовольствии. Чай ублажил не меньше – вкупе с небольшой баночкой мёда и хлебцами стал настоящим десертом, идеально завершающим трапезу. – В горах еда кажется более вкусной, – прочавкал Наруто, дожевывая последний кусочек хлебца. – Ещё бы. Хуй знает, сколько сюда поднимаешься, а потом ещё столько же времени разводишь костёр и готовишь. Тут и прибитому голубю будешь рад. – Ты портишь всю романтику походов. – Так у нас всё-таки свидание? – смешок, выдающий несерьезность сказанного, но чересчур нервный, чтобы пускать услышанное на самотёк. – А ты так отчаянно этого хочешь, Саске? – Я не пидор. – Я тоже. – Вот и славно. Небольшая словесная перепалка подарила воздуху напряжение, что принялось витать вместе с настырными мошками. Каждый разозлился, но по собственной причине – и тишиной, ставшей вынужденной, насладиться не получалось. Первый выдохнул Наруто, приволакивая походный коврик и одеяло ближе к Саске, что лежал на спине и смотрел наверх. – Вот это – Большая Медведица. Видишь такой неровный прямоугольник и хвостик из звёзд, где спутник? – Вижу, – кивнул новенький невнятно, растеряно, затаив дыхание – но далеко не от красоты чистого небосвода. Наруто и сам корил себя за то, что лёг настолько близко. Чёрные волосы щекотали скулу, а тот самый будоражащий, одурманивающий учиховский запах забирался в ноздри, атрофируя мозг. Боковым зрением Узумаки косился на шершавые губы, которые сейчас кусал Саске; на излом нахмуренных бровей; неестественное положение корпуса, в котором шея точно успела затечь. Тело разрывалось между жадным желанием сделать как можно больше вдохов и отрезвляющей нужде задержать дыхание. Накинутое сверху толстое одеяло спасло от конфуза – иначе Наруто точно бы сгорел от стыда. И почему хватило всего пары мгновений рядом с Учихой, чтобы член стал настолько крепким… Саске вырвал тело из оцепенения и отодвинулся, пытаясь театрально разыграть брезгливость. Наруто не отставал, сделав вид, что то его совершенно не задело. Оба знали, что притворяются, но никто не осмелился озвучить это вслух. Ветки в костре трескались вместе с терпением Наруто. Образовавшаяся тишина после демонстративного представления обоих усиливала накал, от которого страшно хотелось спрятаться. Руки нащупали телефон и переключили трек, а затем начали листать чаты в мессенджере. Делать вид, что презрительная реакция Учихи не оскорбила, совсем не получалось. – Ты и дома можешь в телефоне посидеть, тупица, – раздражённо хмыкнул Саске. – Тебя ебёт? – не менее раздражённо шикнул Наруто. – Не люблю, когда люди говорят одно, а делают другое. Ты ж у нас так пропагандировал походы – связь не ловит, голова становится чистой. А сейчас сидишь и сообщения кому-то строчишь. – Не ревнуй, – усмехнулся довольный Узумаки, откладывая телефон в сторону. – Тебя? Больно надо. Ты же у нас местная шлюха, что дружит со всеми подряд. – Ты к чему щас это высрал, Учиха? – Наруто озлобленно зыркнул, не понимая природы пассивной агрессии. – Просто к слову пришлось. Узумаки решил не вестись на провокации, стараясь обуздать поднявшуюся в теле волну ярости. Гадать, отчего Учиха снова ведёт себя как гондон, было пустым делом – даже карты таро на такой вопрос разложились бы в лаконичное «а хер его знает». Наруто молча уставился на звёзды, слыша напыщенное дыхание Саске, который не подавал признаков мирного поведения. Пролежав несколько беззвучных мгновений, Наруто всё-таки не сдержался от первого шага в сторону замятия конфликта. – Саске… А почему ты перевёлся в нашу школу? – хотелось услышать правду из уст младшего, а не старшего Учихи. Где-то таилась надежда на то, что Итачи всё-таки нагло соврал из своих личных побуждений. Новенький продолжил молчать. Узумаки успел подумать, что тот принялся наказывать за происшедшее игнорированием, но Саске всё же ответил, повернувшись к Наруто. – Тебя ебать не должно. – Иди на хуй, Учиха. Саске среагировал быстро – навис над опешившим Узумаки, прижимая запястья к холодной земле, блокируя возможность нанести удар первым. Замер, рассматривая чёрный маникюр на ногтях неровных фаланг, а затем лёг на Наруто, вдавливая весом одноклассника через одеяло к походному коврику. Чёрные глаза пожирали предупредительно-грозно, но непослушное дыхание выдало брешь в броне, сбито облизывая жаром лицо Узумаки. – Ты ебанутый, – выплюнул Наруто, пытаясь скинуть Учиху с себя. То выходило слабо – ватное тело не хотело слушаться, пронзительный взгляд поплыл, а гладкая кожа обратилась в гусиную за считанные секунды. – Слезь с меня. – Не смей посылать меня на хуй, – хрипло и менее твёрдо, чем планировалось. Зрачки одного просверливали зрачки другого, встретившись в недружелюбном взгляде. Узумаки сдавленно шипел, двигаясь бедрами под Саске, пытаясь сбросить того с себя. Ослабленные руки выкручивали собственные запястья, но цепкие бледные пальцы только усиливали хватку, пачкая ногти забившейся под них землёй. Учиха наклонился ближе, напряженно играя желваками. В висках сдавило, сердце билось в унисон с частым дыханием – близость казалась растянутой пыткой, выносить которую стало физически невозможно. Узумаки заскулил от безнадёги и неспособности сделать что-то с напряжением, что скопилось во всём теле отчаянной волной. Саске сильнее вжал запястья в землю без необходимости, насупив брови. Откашлялся с закрытым ртом, склонился ещё ниже, издевательски соприкасаясь носами. Наруто глаза не отвёл – знал, что не простит себе проигрыш. Звонкая тишина оглушала, неприятно била по ушам. Холодный ветер не отрезвлял, только задерживая мурашки на коже. Запах цитруса, табака, кофе и нагревшейся под кофтой кожи сбивал, морочил голову, подстрекал сдаться, но сливающийся с радужкой зрачок гипнотизировал, не позволяя закрывать глаза. Подспудное напряжение ломало, высасывало силы, щемя натуженные мышцы. – Блять, – выдохнул Узумаки, сдаваясь и прикрывая веки. Долго держать их в таком положении не пришлось – они рефлекторно распахнулись, как только Наруто почувствовал горячее дыхание изо рта Учихи на своих губах. Мокрый язык Саске мазнул по чужому, грязно, настойчиво пробираясь в рот, открывая тот губами. Зубы новенького словили нижнюю губу, хищно всасывая и кусая до железного привкуса. Нос шумно хватал воздух быстрыми, рваными вдохами, а пальцы, обвивающиеся вокруг смуглых запястий, усилили напор, боясь отпускать загнанного зверя. Наруто разрешил себе упиться пьянящим запахом, раствориться и окончательно лишиться рассудка. Он принялся жадно целовать Саске в ответ, подаваясь навстречу. Язык словил вкус любимой апельсиновой жвачки, устремляясь к языку Учихи, а руки нашли силы оторваться от земли, обхватывая лицо новенького, а затем крепко сжимаясь вокруг тёмных волос на затылке. Саске находился здесь, но его было катастрофически мало, и тело тряслось в ломке, агонии, не давая зафиксировать положение рук в одном месте. Те искали заднюю поверхность шеи Учихи, пряди волос, спину и лицо. Рот становился суше, языки скользили не так проворно, а передние зубы стукались друг об друга в попытках прижаться еще сильнее, вдавиться, завладеть и слиться в единое целое. Сдавленное рычание переходило в голодные стоны и наоборот, стёганое одеяло испытывало трение тел с обоих сторон, отделяя полосы кожи на животах друг от друга слоем пуха. Большая Медведица беззвучно усмехалась в недвижной синеве неба.