Спроси мое имя

Влага в уголках лазурных глаз отполировала их до зеркального состояния. Расфокусированный взгляд устремился на ненавистные кухонные часы – большая стрелка была выбрана в качестве точки для безмолвного ступора. Ровно 11:45 утра. Израненная рука потянулась к импровизированной пепельнице-стакану Джирайи, бычки сигарет в которой лежали в том же самом положении, что и два месяца назад – ни сантиметром иначе. Трясущиеся пальцы подхватили толстый окурок и принялись играть с ним, вбивая бумагу хлёсткими движениями в стеклянное днище посуды. Приходилось насильно занимать руки, сдерживая безнадёжное и истошное желание написать любимому старику. Без Джирайи не было плохо. Без него было кошмарно и страшно – отсутствие опорного плеча нагоняло туч на и без того туманное будущее, распыляя в мареве ядовитые поры, что душили своей студёной неизвестностью до чёрных пятен перед отчаявшимися глазами. Полтора месяца самостоятельной жизни не отложились положительным или отрицательным опытом – Узумаки казалось, что со стороны его быт и не изменился вовсе, не считая стыдливых побирательств по знакомым и ещё более редким трапезам. Только мозги стали набекрень: то ли коллектор голову пришиб, то ли Саске в одной из драк прижал дурную башку, то ли всегда крыша поехавшая была, и только Джирайя умелой рукой травматолога каждый раз ставил её на место – но Наруто перестал себя понимать от слова совсем. Тонул в густом болоте смятённых чувств, ненависти к себе и перманентном, инфернальном страхе за собственные жизненные перспективы. Высохшие слёзы стянулись на избитом лице после очередной исступленной истерики. Вынужденная мера огородить Джирайю от себя дарила блёклую надежду на возобновление отношений – и та мера рассматривалась исключительно временной, недолговечной. Наруто не приходилось хоронить близких людей – родителей он и не помнил вовсе, а все обрывочные воспоминания казались выдуманной на основе старых записанных кассет правдой. И только сейчас, после прошедшей кровавой ночи, напоминающей не то кошмар наяву, не то безобразную фантазию бездушного маньяка, появилось осознание того, что отчима рано или поздно постигнет участь падшего товарища. Как и его самого, и Саске, и любого другого, кто мог быть дорогим сердцу. Узумаки подтянул к себе мобильный телефон, заходя в мессенджер девятый раз за последние полчаса. Снова уставился на разбитый экран, вчитываясь в короткое сообщение, шатая хлипкий стол и вместе с ним бычки дрожащими коленями. «Яхико умер». Перечитывает, в надежде, что прочитал не так. Кроется сомнение – ну разве могли буквы столько раз подряд встать не в то положение? Но своим глазам Узумаки давно не доверяет. Отчего-то в мире всё не так, как видят они – и лобызания с Саске вовсе не то, чем кажутся – по версии Саске, а ведь кто ещё мог быть свидетелем? – и ласковый и добродушный старший Учиха оказывается тем, кто цинично обманывает младшего брата, навязывая искусственную месть в качестве смысла жизни; и Гаара, что доверял все мысли и собственную жизнь в руки друга, в действительности становится далёким и непроницаемым. Сложно понять, где сам сошёл с ума, а где другие убедили в сумасшествии, подменяя истинное значение событий. «Яхико умер». И снова. «Яхико умер». Пальцы хватаются за ткань футболки у груди. Наруто снова захлёбывается в слезах, съёживаясь в трясущийся шарик. Непонятно, отчего больнее всего – от смерти друга? От осознания того, что никто из близких не вечен? Последних и так можно перечислить по пальцам одной руки – неужели костлявая рука старухи с косой поднимется унести за собой остальных? Вдруг Джирайю заберут раньше, чем Узумаки успеет вернуть того себе? Руки надавливают на виски, ушибы и синяки, расковыривают раны и царапают чистые участки кожи. Скулы сжимаются, Наруто прячет лицо в согнутых коленях, рвёт волосы на ногах. Вот если бы был сильнее – такого бы не произошло; защитил бы Яхико, да и всех остальных мальчишек, что встретили сегодняшний рассвет в провонявшей хлоркой больничной палате. Кусает губы до крови, не плачет, а ревёт навзрыд – наконец-то понимает хотя бы ту крупицу боли Саске, которую тот носит с собой. Хочется обнять, рассказать удушающую правду и забрать всю скопившуюся за годы боль и злость, обратившуюся в вихрь ненависти к себе и всему живому. А ещё хочется кинуть в учиховское лицо что-то тяжелое – чтоб тот присоединился к Яхико и более не мозолил глаза, не утягивал вместе с собой на изломанное дно, не заставлял чувствовать себя умалишённым. Наруто горбит спину – тяжеленные плечи налились свинцом, не выдерживая килограммы мыслей и скопившегося отчаяния. Лежит на липком полу, рассматривая внутреннюю поверхность стола, утопая в чувстве вины – на этот раз за то, что жалеет себя, а не Нагато и Конан. Закрывает лицо руками, надавливает ладонями на глазные яблоки, впивается ногтями в волосы. – Наруто. Узумаки не движется. Померещилось? Заползает дальше, сгущаясь в позу эмбриона. Отворачивается к стене, всё так же не решаясь поднять веки. – Наруто, – Саске присаживается на пятки, грузно вздыхая. – И чем тебе кровать не угодила, тупица? Узумаки шарахается, глаза распахиваются. Встает на четвереньки, точно как униженная дворняга, и выползает из-под стола. – Что ты… – Дверь была открыта. Совсем жизнь ничему не учит? – упрёк, но без привычной желчи в голосе. Наруто хмурится, вспоминая зашедшего домой коллектора, поджимает губы и смотрит на Саске снизу вверх опухшими глазами, сидя перед ним на коленях. Учиха позволяет себе протянуть руку и коснуться светлых волос, глядя в затягивающую синеву, обрамленную фиолетовыми фингалами. – Мощно тебя раскрасили. Узумаки вздрагивает от прикосновения, напрягается от пристального взгляда, но остаётся на месте, позволяя делать с собой что угодно. Нет сил оттолкнуть, спросить, занять другое положение. Саске подхватывает одноклассника за подмышки, ведёт к непригодному для использования дивану в смежной комнате, кладёт на острые пружины тяжёлое, отдающее болью в каждой клеточке тело. Расслабленные руки Наруто висят вдоль корпуса, и то напоминает безвольную марионетку. Узумаки поворачивает голову в сторону Учихи – последний закуривает прямо в помещении, неуверенно ходя по квартире в уличных ботинках, заглядывает в шкафы, а затем скрывается в ванной. Возвращается с пакетиком – тем самым, что принёс Шикамару из аптеки отца в день рождения Наруто. Списанный хлоргексидин, перекись, стерильные бинты, йод и вата так и стояли на завонявшей от влаги, непроветренной стиральной машинке. Саске подбирается ближе, и Наруто дёргается, поджимает под себя ноги. – Чего задумал? – испуганно и по-детски недоверчиво, будто бутылек йода сейчас окажется в заднице, а вата во рту. – Либо сам сейчас раны обработаешь, либо это сделаю я, – ультимативно и с ухмылкой, уже зная, что выберет Узумаки. – Я тебе что, девка? – шипит Наруто, выхватывая пакетик. – На мне все как на собаке заживает. Не буду я себя травить ничем. Саске смотрит на раскрашенное лицо, сорванную кожу у вырезанных полосок, отбитые рёбра, опухшие пальцы рук. Забирает лекарства обратно, смотря с некоторой угрозой. – Я сейчас оболью тебя хлоргексидином с ног до головы. – Лучше облей бензином и подожги. – О, какими суицидально-пафосными фразами мы заговорили, – Учиха, всё также держа в зубах сигарету, открывает бутылек, смачивает вату и начинает обрабатывать лицо. Наруто не даётся – крутит лицом и вырывается, пока Саске не давит на тело своим весом. – Зачем ты вообще пришёл… – сквозь зубы бормочет Узумаки, сжимая челюсти от боли, пока Саске проходит ватой по коже. – Посмотреть на твою избитую рожу, – в привычной издевательской манере отвечает Учиха, обтирая одноклассника. – А откуда ты… Саске, как и остальные парни, были уведомлены о драке – все видели сверкающие пятки Узумаки, когда тот скрывался в темноте улицы, выбегая из антикафе. Но про её исход сам Наруто никому не рассказывал – сам ещё не до конца осмыслил, что вообще произошло. – Джуго. – К нему ты тоже заходил? – Нет. Наруто терпит прикосновения одноклассника. Тот не пытается быть нежным или аккуратным – проходит смоченной в антисептике ватой резкими, рваными движениями, случайно срывая образовавшиеся за ночь корочки. Исчезает в коридоре, копошится в кармане куртки и приходит с наполовину использованным бело-зелёным тюбиком. – А это ещё что такое? – Заживляющая мазь. Саске выдавливает лекарство на ладонь – руки совсем не согрелись в стылой квартире Узумаки, и прохладная мазь не резонирует с температурой кожи. Наруто таращится на одноклассника, перебирая в голове варианты, как красиво схамить в ответ на непрошенную заботу. Но не может – слишком приятно, хотя фоном и сквозят мысли, кричащие быть настороже и не пускать ситуацию на самотек. – У меня просто нет сил пререкаться, – оправдывает себя Узумаки, пытаясь сохранить лицо. А сам тает, как сливочное мороженое в лучах мягкого солнца. Поправляет самого себя, усмехаясь – в случае Саске, тает как сливочное мороженое у чёрта в знойном аду. Учиха растеряно смотрит на измазанную кожу. Всё идет не по разложенному в голове сценарию – он-то готовился к словесной перепалке, драке на диване, заламыванию узумаковских рук и последующему натиранию (и по совместительству пытке) одноклассника под маты и измученные стоны. – Ну, ты это… Держи, помажь, – Саске неловко перекладывает мазь на пальцы Наруто, вытирая свои ладони носовым платком из заднего кармана. Наруто супит брови и неуклюжими движениями размазывает лекарство по коже, боковым зрением косясь на смущённого Учиху. Рефлекторно приподнимается на локте, когда неисправная пружина жалит заострённой сталью в нежную кожу рёбер. Смотрит на курящего, точёного Саске – спадающие на лоб смольные патлы будто нарочно мешают заглянуть в такие же смольные глаза. – Ты волосы отращиваешь? Фантазия сыграла с Наруто злую шутку, подсовывая навязчивый образ Саске с коротким хвостиком – слишком лакомое зрелище, и Узумаки приходится тряхнуть головой, прогоняя наваждение. – Не люблю стричься. – Почему это? – Не нравится, когда башку трогают посторонние люди. Наруто хмыкнул. В чем-то Учиха был до безобразия предсказуем. – А тебе бы пошли длинные. Был бы точной копией… – Кого? – грубо прерывает Саске, норовя поймать на слове. – Да так, неважно. Учиха умышленно выдыхает никотиновую вуаль прямо в раскрашенное лицо, зная, что Наруто не собирается отвечать. Дым гадко царапает покрасневшие глаза, но забивает ноздри, помогая сбежать от хмелящего букета из ароматов, присущих новенькому. – Я ненавижу твой запах, – цедит Узумаки, переворачиваясь обратно на спину. – И всего тебя. Саске усмехается, туша сигарету и бросая бычок в пепельницу на кухне, подсовывая нового бумажного соседа к уже имеющимся окуркам. Возвращается, снимает кофту, на короткий миг оголяя линию бледного, плоского живота. Остается в футболке – Наруто замечает наигранность этого решения, ведь батареи в квартире выключены из побуждений снизить расходы на коммунальные платежи. Но Саске своего добивается. И Узумаки сердится на собственное тело, что обернулось предателем – взбудораженный взгляд цепляется за чужие изящные руки, скульптурные мышцы, хрупкие пальцы, посылая кровь к нижней части корпуса. – Я тоже тебя ненавижу. Особенно твои идиотские глаза – всё время пялишься на меня, как придурок, – беззлобно и смиренно, и Наруто не сдерживает тоскливой полуулыбки и краткого смешка. Саске тянется к телефону, отвлекаясь на уведомление. Недолгое молчание прерывается небрежным вздохом, когда Узумаки в десятый раз заходит в чат с Нагато. – Яхико умер, – говорит Наруто, тут же поджимая губы и закрывая лицо руками. Вслух звучит ещё более жутко, страшно и дико, чем в голове. Саске ничего не отвечает, но откладывает телефон на тумбочку. – Он сирота, как и я. Рос в детдоме, там же сдружился с Нагато. А ещё с Конан. Это девочка его, такая красивая, просто до чёртиков… А сам Яхико такой смелый и доброжелательный… был, – Наруто теребит зубами губы, заполняя мазохистичными укусами паузы в предложениях, состоящих из случайных фактов о товарище. – Яхико с самого начала ко мне хорошо относился. Он вообще никого не делил на младших и старших, сильных и слабых. Будто весь мир для него семья. Наруто втянул через нос сопли, тут же растирая глаза. Ладони намокли. – И я ведь вчера прямо плечом к плечу с ним дрался… а теперь его нет. Странно это как-то, будто несмешной розыгрыш… Не могла же его жизнь так глупо оборваться. Может, это я что не так понял… Наруто снова пялится в экран, а затем показывает переписку Саске. – Яхико умер, – читает Учиха вслух. Узумаки срывается в истеричный плач в эту же секунду, успев истошно промычать что-то нечленораздельное. – Да не может такого быть, блять, да просто не может… Я вчера с ним рядом на асфальте лежал, это что, он уже бездушный был, неживой? Да я ж помню лицо его… не мог он трупом быть… блять, – нижняя губа Наруто дрожит, пальцы теребят светлые волосы. – Это я виноват. Поздно приехал, мало старался… Это ж он за нас жизнь отдал. За придурков малолетних, а мы разве того стоим, а? Да лучше б меня прибили, Саске, слышишь? Раз я такой бесполезный, сука… Всхлипы и слёзы сменяются жадным глотанием воздуха, сбитым дыханием. Наруто берет край жёлтой футболки и вытирает заплаканное лицо, выбирая точку на треснутом потолке. Хватается взглядом, пытается делать глубокие, размеренные вдохи. – Пока ты тусуешься в этих группировках, постоянно будешь кого-то хоронить. Или тебя будут, – тихо отозвался Саске, выжидающе глядя на плаксивого одноклассника. – Яхико задумывал Акацуки местом, откуда растут ноги положительных перемен. Акацуки помогает полиции, мы ж совсем безобидные… Я вот только на стрелках и был, – покачал головой Наруто. – Любой выбор подразумевает чей-то дискомфорт. Вы буквально вставляете палки в колёса преступникам и опгшникам, подписывая себя на верную смерть. Узумаки промолчал, думая над сказанным Учихой. Понимали ли Яхико и Нагато, на что они соглашаются, создавая Акацуки и вбирая в банду школьников? Отчего-то Наруто был уверен, что нет – слишком много веры в мир и людей было у этих двоих. Они скорее походили на безнадёжных мечтателей, чем расчётливых циников. – Я не уйду оттуда. Не хочу бросать Нагато, ему сейчас тяжело. – А ты опять о ком угодно, но не о себе, да? Знаешь, это ведь не только про помощь другим. Это ещё про позицию Бога – вот с чего ты взял, что без тебя никто не сможет? – Я такого не говорил. Просто хочу поддержать друга, – Наруто положил ногу на ногу, рассматривая грязную подошву носка. Сколько ещё времени получится игнорировать мытьё полов? – Да и в Акацуки… мне там хорошо. Если бы Сасори, старшеклассник из твоего бывшего лицея, не доёбывался до меня постоянно, было бы вообще отлично. Хотя и в этом есть что-то привычное и весёлое. – Да, бесцельные драки, когда пиздишь, кого сказали, очень весёлые. Просто оборжаться. Красить ногти чёрным лаком как педик, лежать полуживым в подворотне и хоронить друзей тоже очень весело. Какой отличный кружок по интересам. – Дружка своего цитируешь? – Узумаки зыркнул на Саске с явным пренебрежением, не желая называть имя белой змеи вслух, чьи слова и повторил Учиха. – А что, Суйгецу неправду сказал? – Саске, скажи честно. Ты больной? Прозвучало слишком злобно и уничижительно. Взгляд передавал не меньше эмоций – и Учиха подкосился, явно не ожидая такой реакции. Замявшись, он пошаркал в коридор, взял сигаретную пачку из кармана куртки и, вернувшись, снова закурил, сев на табуретке напротив лежащего Узумаки. Наруто отметил, как чиркнула зажигалка с мультяшной лягушкой, зелёная краска которой немного стёрлась. В сердце приятно кольнуло, но Узумаки не пошёл на поводу у пробирающихся тёплых чувств. – Приходить в гости, когда тебя не звали, дымить прямо в квартире и оскорблять личные интересы – тоже очень весело. Классное хобби, всяко лучше моего. Десять из десяти, Саске. – Наруто, уходи из Акацуки. Или ты совсем идиот? Неужели не понимаешь, что тебя прибить там могут? Узумаки накрыл стыд, когда он понял, чего от него добивался одноклассник. Совесть мучала недолго – облегчение пришло вместе с пониманием, что Учиха мог преподнести информацию без привычной желчной оболочки. И всё же агрессивная и неожиданная забота смутила, впрочем, как и её подача – Саске себе не изменял. Узумаки повернул голову, делая вид, что увлечен разглядыванием потолка, по-детски стесняясь смотреть на новенького. – Ты за этим пришёл? – Не только. Наруто шмыгнул носом, напоминающим о прошедшей истерике. Может, диалог с Учихой и не клеился, но точно отвлекал от сопливых мыслей. Узумаки принялся перебирать свору тем, которые можно обсудить – боялся спугнуть одноклассника личными вопросами, хотя задать их хотелось больше всего. А затем напрягся, и слова сами выбежали изо рта, обгоняя здравый смысл. – Что между нами происходит? И всё-таки лучше клевать себе мозг неудавшимся разговором в одиночестве, чем безуспешно пытаться выстроить светскую беседу. – Не знаю, – честно и немного измученно, вздыхая. Наруто расковырял заусенцы до крови и начал отколупывать лак на ногтях. Учиха сделал особенно глубокую затяжку, гадко царапающую горло. Откашлялся, затушил бычок об табуретку, бросил его в пачку и принялся чиркать зажигалкой в попытках занять руки. Чёрные глаза снова спрятались под отросшие волосы, боясь встретиться с глубокой синью. Но Наруто на одноклассника и не смотрел – всё еще пялился в плывущий потолок, задержав дыхание и слушая биение собственного сердца в ушах. Насчитал три удара в секунду. – Саске. Кажется, я гей. Новенький роняет зажигалку, тут же поднимая её назад трясущейся рукой. Зарывает пятерню во взъерошенные волосы, снова закуривает, поджигая сигарету с четвёртого раза. – Ты не гей, – сипло и надрывно, сразу же откашливаясь, устраняя нервную хрипоту. – Гей. – Нет. – Да почему пререкаешься? Я ж себя знаю, мне виднее! – Нихуя тебе, блять, не виднее! – срывается Саске, вставая и с громким треском обваливая несчастную табуретку. – Гей он, сука! Кто в клубе побежал с Хинатой сосаться? Кто ебал мне мозги, ревнуя ебучую Сакуру на дне рождения? Кто предлагал подрочить, «представляя, что это делает девчонка»? Кто пытался залезть Карин под юбку? Пидор он, блять! Да иди на хуй, слышишь? Был бы геем, в жизни бы так легко в этом не признался! Учиха дёргаными движениями подносит раздавленную сигарету к губам после каждого завершенного предложения, но тут же снова отводит руку, озлобленно выплёвывая слова и густую от табака слюну вместе с ними. Наруто рефлекторно съёживается на диване, пугаясь истошного, раскатистого полукрика и звериного взгляда. Новенький пинает табурет в стену, и Наруто выжидающе замирает, боясь оказаться на месте перевернутой мебели. – Хотя, знаешь, называй себя как хочешь. Геем, слесарем, долбаёбом, овцой – мне вообще поебать. Один хуй, что тебе абсолютно всё равно, кто перед тобой. Как там это называется? Бисексуальность? Шлюхавость? – Саске всё-таки прерывается на голодную затяжку, откашливаясь и продолжая говорить, попутно съедая слова. – У тебя на любого хуй встаёт, кто хоть немного тебя вниманием одаривает. Что, уже успел подрочить на Карин после того, как она с тобой десять минут поговорила? А сраку Гааре подставлял? Наруто затаённо выдыхает, обводя губы языком и выпяливаясь на Саске. Играет желваками, молчит, боясь усугубить ситуацию. Переводит взгляд на свои ладони, чувствуя омерзение от самого себя, новенького и сложившегося диалога. Пытается распластаться на неудобном диване, слиться с давним пятном от дешёвого пива, чувствуя себя нагим и беспомощным перед Учихой. – А ты тогда кто? – в повисшей тишине слышится, как от сдавших нервов урчит узумаковский желудок. – Не знаю. Но вся эта пидоросня меня напрягает. – А чего ж ты тогда с Шисуи целовался? – Наруто пытается уколоть, но тут же злостно грызет язык и внутреннюю сторону щёк до железного привкуса. Зажжённая сигарета падает на застеленный пыльными коврами пол, Учиха непонимающе таращится на Узумаки, бесшумно поднимая бычок обратно. – Саске, прости. Блять, правда, я не хотел, – тут же пытается вырулить Наруто, пугаясь больше, чем сам новенький. – Тебе Карин это рассказала?.. – шепчет Учиха, чувствуя тяжесть в глотке. Узумаки страшится ещё больше – почему одноклассник не кидается с кулаками, а пытается выведать источник сплетен? Молчит, надеясь подобрать правильные слова, но Саске не даёт соскочить с диалога, допытываясь. – Ты откуда про Шисуи знаешь, Наруто?.. – Учиха теряется в разговоре, как маленький ребёнок, будто упоминание троюродного брата регрессировало его в пятилетний возраст. – Саске, пожалуйста, забудь. Я сдуру сказал. Я не осуждаю, правда. Не знаю, что у вас там было, но я в это не лезу, – защищается Наруто, а сам врастает в чувство полнейшего опустошения, видя, что Саске не отрицает произошедший инцидент. Учиха кусает ногти и костяшки пальцев, бегая глазами по комнате. Нескладно залезает обратно в толстовку, пытаясь обрасти новым слоем кожи и почувствовать себя менее уязвленно. – Что сейчас сделаешь? Засосёшь меня, Иуда чёртов? – Саске, не надо... Я не предавал тебя, – Наруто врёт и впивается пальцами в отбитые рёбра, сгоняя из головы нарисованный воображением образ растерзанной мамы Саске. Смотрит на одноклассника измученно, с неискупимой виной. Тиканье часов сливается с гулом старого холодильника. Учиха отходит к окну, стучит зажигалкой по подоконнику, косясь на подохший цветок. Уведомление на телефоне Наруто перехватывает внимание громким звуком, и Узумаки хватается за возможность отвлечься от происходящего и перевести дух. – Дай, пожалуйста… – Наруто хрипит и тут же откашливается, протягивая руку. Саске поднимает мобильник. Взгляд случайно цепляется за дисплей, и зрачки расширяются. Показалось? Учиха подносит телефон ближе, глаза испуганно глядят на экран. Пальцы обжигаются о короткий окурок, Саске неразборчиво бормочет что-то под нос, беспомощно хватая воздух через рот короткими вздохами. – Наруто… это что?.. – Саске поворачивает экран к Наруто, но последний не может ничего прочитать – рука Учихи неконтролируемо трясется. Чёрные выпученные глаза походят на два натёртых обсидиана – лихорадочно бегают по Наруто, пока Саске пытается сделать затяжку из непригодного окурка. – Ёбаный рот… что это за хуйня, Наруто?.. – Учиха пытается говорить громко, но из глотки выходит только вялый, кроткий шёпот. Саске не знает, в какой угол квартиры пристроить тело, несуразно ходя по смежной комнате после провалившейся попытки взять под контроль трусящиеся ноги, предварительно бросив мобильник на диван. Наруто берёт телефон, читает уведомление и закрывает лицо руками. «Ты там как, живой? Мне приехать?». Отправитель – Итачи Учиха. Саске снова роняет бычок, а затем растирает его рукой по ковру, уцепившись взглядом за одну точку потерянными глазами. Отвлекается, смотрит на Наруто оторопело и испуганно, обнимает колени и пытается привести дыхание в норму, ожидая объяснений. – Послушай, я знаю, что это выглядит странно, но всё совсем не так, как могло показаться, – Наруто сползает с дивана, ощущая тяжесть больного тела. Садится на пол рядом с Саске, будто сказанное с более близкой дистанции прозвучит убедительнее. – Саске… посмотри на меня, пожалуйста, – умоляюще просит Узумаки, кладя руку на учиховское плечо. Молчаливые стены душат, замыкают вокруг себя и давят прямиком на виски. Наруто чувствует, как воздуха становится слишком мало для двоих, как пространство щемит и плющит. Затаивает дыхание, боясь отвлечься на вдохи и пропустить сказанное Саске, но Учиха продолжает сидеть безмолвно. Не назло – просто слова слепить в единое предложение не получается. Кровь прикипает, больно бьёт в уши, ослепляет и уродует сознание. Синева пожирает смоль, когда глаза обоих встречаются в оробелом взгляде. Пальцы Узумаки скользят по податливому плечу, пытаясь вернуть прикосновениями в реальный мир. Учиха не двигается. Только сейчас Узумаки замечает монотонный стук в дверь. Замечает, но не отвлекается – боится упустить из виду хотя бы малейшее изменение в лице Саске, пока тот сидит, обняв колени, как загнанный зверёк. – Ты дверь открытой оставил, – доносится знакомый голос из коридора вместе с хлопком и шелестом зимней куртки. Учиха снова поднимает глаза на одноклассника, смотря с потерянной надеждой и чувством горького предательства. Наруто пытается осознать, в какие дебри залез, впервые встретившись с такой реакцией новенького – нелепое размахивание кулаками было понятнее и привычнее. – Наруто, предложение о ночевке ещё в силе? А, ещё я в субботу у тебя зарядку оставил… – Гаара проходит в смежную комнату, пряча худощавое тело под широкую толстовку. – Я не вовремя? Саске, сидя на ковре, оглядывает парней, переводя взгляд с жёлтой макушки на спрятанную под капюшоном и наоборот. Не с первой попытки поднимается на подкошенные ноги, и Узумаки замечает, как иступлёно дрожат тощие пальцы. Учиха задерживается так с секунду, а затем резко срывается в ванную, захлопывая дверь. Изливается подступившим гадостным комом рвоты в унитаз, даже не успев поднять ободок. Блюет до искр в глазах и желудочной кислоты, складываясь пополам над туалетом. Придя в себя, полощет рот водой с химическим привкусом, умывает побледневшее лицо и падающие чёрные пряди холодной водой. Горло саднит от желчи и тонны выкуренных сигарет. Саске подбирает куртку и выбегает на лестничную клетку с мокрыми волосами, плохо координируя движения и путаясь в собственных ногах. Наруто ползёт на кухню. Упирается лбом в прохладное окно, молча высматривая фигуру Учихи сквозь снежные хлопья. Тот появляется с задержкой, останавливается и смотрит на меловое небо, скуривая последнюю сигарету из смятой пачки. Шестая – Наруто считал. – Первый снег, – тихо сообщает Узумаки, открывая окно, хлипко сидящее в деревянной раме. Выставляет ладонь на улицу, пытаясь поймать пушистую снежинку. Та сразу же тает на коже, оставляя за собой крохотный влажный след. – Яхико не успел его застать. – Яхико? – Парень из Акацуки. Скончался от ножевых ранений сегодня ночью. – Это связано с тем, что на тебе живого места нет? – Гаара кутается в толстовку, чувствуя морозный воздух. Наруто кратко кивает и закрывает окно, проводив глазами Учиху. – Я сделаю чай, – Узумаки достает походную кружку с акриловым узором, набирает воду в чугунный чайник, включает газовую плиту и выставляет руки к огню, пытаясь немного согреться. Гаара садится на табуретку, снимает капюшон. Наруто замечает – каштановые корни над алыми волосами по-прежнему не закрашены. – Ты не поступаешь в университет? – выходит слишком укоризненно. Сабаку-но молчит, подбирая слова. Думает между «нет» и «моя жизнь окончательно сломана». – Нет, – честно и немного виновато. – А мне почему не сказал? – Забыл. – Я, сука, вообще не понимаю, почему ты передумал. От этого решения твоя жизнь зависит, а ты вот так легко… – Кто сказал, что легко? – Гаара поддался вперёд, отрезав Узумаки более грубо, чем хотел изначально. – Извини. Ты просто перестал рассказывать, что с тобой происходит. – Как и ты. Свист чайника отвлекает, и Сабаку-но не видит, как друг совестливо кусает губы, пока разливает по кружкам кипяток. Узумаки берёт уже использованный пакетик, заваривая его повторно, и кладёт обратно в прозрачную чашку на будущее. – В какой момент всё так поменялось, Гаара? – Наруто отдает другу белёсый чай и ставит упаковку хлебцов. Не садится рядом, продолжая стоять. – Помнишь, как мы всё время собирались у меня с парнями, играли в покер и дурачка или ходили рубиться в контру в интернет-клуб? Как летом возвращались под утро с гулянок, пили украденную водку, мешая её с водой, прогуливали вместе шарагу, пытались цеплять девчонок на речке, рисовали плакаты на митинги… Я тогда ещё жаловался, что Джирайя редко приезжает и денег ни на что не хватает. Мечтал попасть в Акацуки, как Дейдара из моей школы. Наруто снова взглянул в окно, убирая руки за голову. Потянулся, тут же скуля от боли. – Ты заметил, как резко испортились наши жизни после драки у лицея? Будто это был катализатор… А дальше всё снежным комом. – То есть, всё резко поменялось после того, как ты познакомился с Саске? – Я… я не это имел в виду, – Наруто замялся. – Он же никак не причастен к коллектору и прочему дерьму. – Но именно знакомство с ним, по твоим словам, поделило жизнь на до и после. Узумаки молча сел рядом, рассматривая синюшные пальцы. Горячий чай вылился из кружки, и Наруто понял, что неосознанно шатал стол трясущимися коленками. Глубоко вздохнул, тут же щёлкая языком – отбитые рёбра заныли. Нервный взгляд забегал по Гааре, тело сжалось в тягостном желании оголить душу. – Саске потерял маму, когда ему было одиннадцать. Её изнасиловали и убили у него на глазах. Он хочет отомстить убийце, – робко начал Наруто, елозя по табуретке. Дороги назад нет. Ужас и леденящий шок застыли в зелёных глазах. Сабаку-но помолчал, переваривая. – Он знает, кто это сделал? – Гаара перешёл на шёпот, будто щекотливая ситуация не позволяет выражаться в полный голос. – Нет. Но знаю я, – Узумаки снова вобрал в легкие много воздуха, хватаясь за тянущие бока. – Почему не расскажешь? – Потому что убийца – твой отец. Сабаку-но не выглядит удивленным – скорее тотально разочарованным. В розовый мир младшего сына никто не погружал – тот всегда знал, какими способами и путями Раса пришёл к тому влиянию в городе, который имеет на сегодняшний день. – Ты уверен? – спрашивает Гаара после длительного молчания, уже зная ответ. – Да. Саске помнит, как соучастник обращался к убийце – Песчаная Шестерка. Я спрашивал у тебя мимоходом про это прозвище, и ты сказал, что это очень старая погремуха твоего бати, – Наруто сделал паузу, чувствуя укол вины за то, что не рассказал обо всем Гааре ещё тогда. В тот день, вместо признания, Узумаки солгал о том, что просто услышал в казино странное погоняло. – Отец и брат Саске тоже знают виновного. Они оба в полиции работают, но твоего папашу так просто не выкурить. Саске правду никто не говорит, чтоб он не лез. Гаара мнётся и прикрывает веки. Прячет лицо в ладонях, растирая раздутые вены на висках. Раздумывает, колеблется, но Наруто не может угадать течение мыслей. – Расскажи ты. – Чего?.. – Узумаки хмурится, переспрашивая. – Наруто, это тихий ужас. Саске должен знать правду. – Ты думаешь, он узнает и спокойно будет жить дальше? Я же говорю, Саске хочет отомстить… Если полиция ничего сделать не может, так он тем более. Правда сломает его жизнь. – Его жизнь уже сломал Раса, – Гаара шумно выдыхает, пялясь в пол впалыми, уставшими глазами. – Саске попытается его убить. – Пускай. Я помогу, – голос даже не дрогнул. Чай снова проливается из тёплой чашки. Пальцы принимаются заигрывать со свежими бычками, мычания вырываются из скривленного рта в попытках выстроить предложение. Наруто откашливается, часто моргая. – Я, конечно, дико извиняюсь, но вся эта история не навредит Джирайе?.. – Придумаем что-нибудь. Раса уже говорил с Данзо, Хамура тот ещё старый маразматик. Пока твой старик ему на глаза не попадается, он про него и не помнит. А тебя точно не тронут, я клянусь. Мы всё решим. Ты его не потеряешь, я не позволю, – Гаара делает глоток из любимой походной кружки, речь течет быстро и нервно. Наруто впервые видит друга таким перевозбужденным. – Я расскажу Саске, – тихо кивает Узумаки, чувствуя, как с сердца сваливается тягостный груз. *** – С духами праведных скончавшихся, душу раба, Спаситель, упокой, сохраняя ее в блаженной жизни, той, что у Тебя, Человеколюбец… Потускневшие зрачки застыли на робко танцующем пламени тощей церковной свечки. Молитва, окутанная сиплым баритоном священника, отскакивала от стен прямиком в уши, но Узумаки не мог вычленить и слова, неуклюже стоя рядом с раскрашенным Сасори. «По левую руку – семья, по правую – все остальные» приветственно сказал батюшка до начала отпевания, раздавая свечи. Все встали слева. Наруто усердно игнорировал стоящий в метре от него гроб, обитый ситцем, пытаясь прилепить безысходный взгляд к огоньку в руках. Хватило одного случайного взора в начале молитвы на бездушное, отрешённое лицо усопшего Яхико, чтобы напугаться донельзя и поселить сырость в глазах. Горячий воск стекал мелким бисером прямо в подрагивающую ладонь. Сасори цокнул в привычной манере, доставая из кармана кожаной куртки бумажный платок и всучая его Наруто – Узумаки считал по губам матерные ругательства, но молча забрал салфетку. Тут же принялся укутывать в белую пелену церковную свечку под моклые всхлипы и распевное богослужение, стараясь не привлекать внимание шуршанием. – А долго ещё это будет? – шикнул Наруто, пугливо косясь на гроб боковым зрением, поджимая губы. Раскатистое чтение священника напоминало трагичную мелодию. – Молчи, – грозно буркнул Сасори, вытирая костяшками пальцев влажную щёку и хлюпая носом. Узумаки не позволял себе думать о Яхико. Даже не разрешал допускать мысль, что в середине пристроенного к моргу храма, лицом к алтарю, лежит именно он. Хоронить товарища в мыслях после сообщения Нагато было совершенно иначе, чем увидеть в гробу того, кто еще трое суток назад тепло улыбался и строил планы на следующий день, дожить до которого так и не удалось. Наруто сто раз пожалел, что отказался от разведенной в стопке валерьянки, которую настойчиво предлагал Гаара после завтрака. Напрягся в единую струну, боясь, что одно неловкое движение может стать катализатором слезливого припадка. Веки то прикрывались, подрагивая, то снова распахивались, но взгляд скользил только по медовому стану горящей свечи. Нагато тягостно молчал. Смиренно стоял, бесстрашно изучая ломаные линии холодного лица, обнимая одной рукой неустанно скулящую Конан. Глаза Пэйна стеклянные и пустые, утопающие в фиолетовых синяках, и даже отплясывающий огонёк не отражается в потухших зрачках. Поменяй Нагато местами с покойным другом, и никто не заметит перемен в безжизненном, бледном лице. Закончив отпевание, батюшка ласковым жестом пригласил провожающих подойти ближе. Узумаки грузно потолкался на месте, пытаясь понять, что от него требуется. Так и остался несуразно стоять сбоку, цепенея и страшась подступиться к гробу. Нагато, гулко вдохнув, поцеловал холодный лоб, до боли раскусывая корочки на своих губах. Положил пачку любимых сигарет рядом с покойным, и священник накрыл труп хлопчатым покрывалом и крестообразно присыпал сверху землёй. Гроб погрузили в машину. Нагато ни с кем не разговаривал – только молча кивал, будто его снова контузило, как в детстве. Конан с опухшим, заплаканным лицом хлопотала рядом, лихорадочно суетясь то рядом с батюшкой, то с водителем, то с сотрудниками морга, разрешая мелкие организационные вопросы. Узумаки не знал, куда деть себя, пряча тело в стоящей толпе избитых парней из Акацуки. Пэйн выискивал младшего товарища глазами, но, когда те встретились со смурым лицом, Нагато с болью и обидой отвернулся обратно. Дорога до некрополя была беззвучной. Больше половины ребят отвалилось после отпевания – лишь некоторые изъявили желание поехать на кладбище. Микроавтобус неторопливо ехал за ритуальным транспортом, радио шепелявило старый шансон. Панихидное небо сгустилось в неподъемные пепельные тучи, оплакивая Яхико мокрым снегом. Наруто прислонился тёплым лбом к окну, поглаживая тыльную сторону ладони другой рукой. Назло Узумаки, дорога была до ужаса долгой. Скоротать её за серфингом в интернете не хотелось – Наруто очень беспокоился, достаточно ли сильно он скорбит. – Ну и местечко они выбрали, – пробубнил Узумаки, пробираясь через лужи, постылую грязь и мусор. – Они не выбирали. Это бесплатное место, социальные участки все на отшибе находятся, – пояснил подъехавший после отпевания Итачи, поправив горло водолазки и копошась в кармане пальто. – Сигарету будешь? – Не курю. – Рано или поздно начнешь, – тихо и еле разборчиво обронил Учиха. Как только все остановились у нужного места, Итачи изящно затянулся. В таких длинных пальцах сигарета смотрелась точно как рис между двух хаси – азиатских палочках для еды. – Как думаешь, Яхико чувствовал приближение смерти? – вполголоса спросил Наруто, наблюдая, как вытянутый гроб укладывают в предварительно выкопанный прямоугольник земли. Осознание происходящего так и не посетило. – Хочется верить, что нет. Боюсь представить, что испытывает человек, знающий, что всё его существо, прожитые годы, личные воспоминания и сознание вот-вот погаснут, обратившись в пустоту. Наруто неловко шагнул ближе к Учихе, облокачиваясь на его плечо и всхлипывая. – Я не хочу умирать, Итачи. Мне так страшно… и страшно подумать, что кто-то из близких может скончаться. Я не хочу никого хоронить. Или представлять, что в один момент всё оборвется, – прошептал Узумаки. Светлые ресницы затрепетали. – Я рад, что твоя жизнь настолько дорога тебе, что ты боишься её потерять. Беспокойся тогда, когда страха смерти уже не будет, – Итачи приобнял Наруто, запуская свободную ладонь в пшеничные волосы с уже привычной полуулыбкой на безрадостном лице. Объятия старшего Учихи ощущались самым безопасным и комфортным местом на кладбище. Наруто вспомнил рассказы Итачи про попытки суицида Саске и сглотнул толстый ком, стоящий в горле. Ощущение предстоящего разговора, где новенькому откроется страшная правда, дарило чувство неудержимой облегчённости и зыбкой тревоги. Нагато подкрался незаметно. Вяло хлопнул по плечу, обращая на себя внимание. – Как ты? – Это я должен у тебя спрашивать, – покачал головой Наруто, поворачиваясь к другу. Пэйн не ответил, вместо этого стреляя пару сигарет у Итачи. Затянулся и выдохнул едкий дым, в сером покрывале которого терялся дешёвый деревянный крест. – Пойду машину прогрею. Подходите, как закончите. Отвезу до города, – кивнул Учиха в сторону парковки у выхода из кладбища, выбрасывая бычок и удаляясь. Все разбрелись по маленьким компаниям в два-три мальчишки – некоторые звонили по видеосвязи тем, кто все ещё валялся на койке больничной палаты. Нагато остался стоять с Узумаки, не отрывая взгляда от свежей могилы. – За что он умер, Наруто? – резкий вопрос смутил Узумаки, и без того потерявшегося в своих эмоций от похорон. Нагато чиркнул зажигалкой, закуривая по новой. – Я не думаю, что Яхико умирал за что-то… Он ведь не думал, что этим обернётся стрелка. – И всё же его убили как лидера Акацуки. А значит, он скончался за свои идеалы, которые привнес в группировку. – Это плохо? Я не понимаю, к чему ты клонишь, – признался Наруто, засовывая раскрасневшиеся ладони в карманы куртки. – Цели и инструменты Яхико оказались неправильными. Он верил в доброту и человечность, это его и погубило, – бесстрастно выдал Пэйн. От теплоты голоса, привычной Узумаки, не осталось ровным счётом ничего. Наруто съёжился, интонация напугала, распаляя мурашки по всей поверхности кожи. – Разве идеи Акацуки не в том, чтобы маленькими шагами менять мир к лучшему? – Миру не нужны навязанное радушие и человеколюбие. Миру необходимо познать настоящую боль, такую, которую пронёс Яхико через всю свою жизнь. Только погрузив город в полный мрак, люди поймут настоящее горе и будут бороться за справедливость и счастье. Узумаки испуганно зыркнул на Пэйна; от слов повеяло холодом и стылой печалью. Не найдя ответа для друга, Наруто так и продолжил стоять рядом с курящим Нагато, безуспешно пытаясь узнать в лице что-то знакомое и родное. Докурив, Нагато беззвучным жестом подозвал Конан и Наруто. Все трое уселись к Итачи; остальных ребят подхватил Шисуи, которого нарочно избегал Узумаки последний час. На парковке стояли две идентичные чёрные машины, принадлежащие братьям – в сверкающей полировке одной виднелся весь пейзаж осени, другая же завернулась в бархатное матовое покрытие. Конан уснула на плече у Узумаки на заднем сидении, разморенная тёплым воздухом автомобильного салона, мерным укачиванием и выплаканным литром слёз. Нагато же безмолвно смотрел на дорогу и качал головой на вопросы Учихи, даже если ответ подразумевал что-то больше односложного «да» или «нет». В какой-то момент Итачи сдался, и машина снова погрузилась в скорбную тишину. Уже подъезжая, Нагато нахмурился и закопошился в рюкзаке, доставая голодными пальцами свору конфет. – Это чтоб помянуть, – пояснил он, раздавая угощение каждому в салоне. Итачи бессовестно взял на две помадки больше. Наруто высадили за пару кварталов до дома, и Нагато, немного помешкав, вышел вместе с ним, оставляя Конан на Итачи. Разговоры в ход не шли – оба выжатые и чересчур уставшие, а понять состояние каждого не составляло труда. – Купишь мне водку у дома? Эта ведьма на кассе всегда, блин, паспорт просит… Нагато снова молча закивал. В той же тишине прошёлся до ларька и купил выбранный Узумаки пузырёк. Пэйн заговорил только подходя к подъезду товарища, параллельно доставая из портфеля свёрнутую в жгут кожаную куртку с алыми облаками. – Хотел отдать её тебе, – тихо произнёс Нагато, всучая кожанку в руки Наруто под вопросительный взгляд. – Да ты чего, она ж Яхико принадлежит… принадлежала. Разве я могу?.. – Узумаки удивленно рассмотрел подарок, проводя ногтями по рисунку. – Яхико больше нет, – Нагато шумно сглотнул, и тонкие губы задрожали. – Ты прости меня, Наруто… Но я вижу его запал и любовь ко всему живому в твоих глазах. Ничего не могу с собой поделать… – Я не могу стать его заменой, – тяжёлым шёпотом сказал младший товарищ. – Я не прошу занять его место. Просто будь собой, Наруто. И не сходи с этого пути… иначе, чувствую, я крышей двину… Узумаки покрутил куртку в руках, примеряясь. Подкладка в чёрной крови и выпотрошенные дырки чуть выше печени – думает, стоит ли подлатать, кусая внутреннюю сторону щёк. – Не оставляй меня, Наруто, – еле разборчиво сказал Пэйн, приобнимая Узумаки на прощание, мысленно благодаря его за то, что сегодня он не выдал ту самую родную улыбку, дарящую тёплую, до боли сладкую надежду. Наруто ничего не успел ответить – Нагато отстранился, вытирая щёки тыльной стороной ладони, и быстрым шагом удалился в сторону общежития. Укрывая куртку в руках от мокрого снега, Наруто прошаркал в подъезд и подошёл к лифту. Пешком идти не хотелось – дома ждал Гаара, приехавший в гости четыре дня назад, так и не покинув узумаковскую квартиру. Наруто был только рад такому раскладу – с приходом холодов долго торчать на улице, игнорируя собственный дом из-за мозолившего глаза одиночества, уже не получалось. – Я официально запрещаю тебе умирать, – бросил Наруто вместе с курткой и ботинками при входе. Подаренную кожанку повесил аккуратно – на петельку у двери. Гаара ужинал поджаренными колбасками и картошкой, встречая Узумаки взглядом. Застыл с вилкой во рту, тут же прожевывая еду. – Привет, – кивнул Сабаку-но, вставая, чтобы поставить чайник. Наруто пошёл греть руки в ванную. – Мне срочно нужно напиться вдребезги, – сообщил Узумаки, выходя из уборной и ставя бутылку дешёвой водки на стол. – Все прошло настолько плохо? – Не знаю, могут ли похороны пройти хорошо. – Потому и предлагал валерьянку с утра. – Уже понял. Я просто совсем не думал, что так перепугаюсь, увидев его тело в гробу… – тихо выговорился Наруто, садясь за стол и вздыхая. Гаара дождался, пока чайник закипит, и разлил кипяток в кружки, кладя новый пакетик в каждую. С приходом друга шкафчики кухни обжились пачками бакалеи, круп и специй, а холодильник – скоропортящимися продуктами. – Лицо выглядит лучше. Зажило. В школу пойдешь? – Надо. Шикамару писал, что учителя снова ругаются. Грозятся поставить неуд, – Узумаки обхватил кружку руками, пытаясь согреть ладони. – Ты меня заговорил. Я ж водку пить хотел. – Давай чай сначала. Чтоб не на пустой желудок. – Разумно, – кивнул Наруто, делая обжигающий глоток из чашки. – Сам как? Домой не собираешься? Гаара замешкался, посмотрев на Узумаки немного виновато. – Я… – Постой, я не в том плане, что ты засиделся. Я наоборот… не хочу, чтобы ты уезжал. Уголки губ Сабаку-но слегка приподнялись. Рука отставила пустую тарелку из-под обеда, нашла вафли и закинула их рот. – Надо домой… наверное, послезавтра поеду. Темари со сборов вернётся. – Напоминаю, что в этой квартире поместятся не только двое, но и трое. Только диван надо поменять… Гаара отрицательно покачал головой, хлюпая чаем. – У Босса крышак поехал. Будет по всему городу с собаками искать. – Ты поэтому в универ не поступаешь? Сабаку-но замолчал, укусив язык. Чуть не сболтнул лишнего. – Можно и так сказать, – осторожно и более тихо. – Что с Саске? – Я расскажу ему. Завтра… если он в школе будет. – Не тяни. – Ладно. Наруто закусил чай сладким, а затем вспомнил про конфету Нагато. Вышел в коридор, достал из кармана верхней одежды и вернулся на кухню, садясь обратно. – Это помянуть, – сказал Наруто, разламывая лакомство пополам. Оба молча съели свою половину, запивая чаем. Узумаки посидел так несколько мгновений, прежде чем продолжить разговор. – Если честно, я так рад, что ты разрешил рассказать Саске правду. Я очень переживал, совесть грызла ужасно. Представь, какой трэшак он пережил… а ему даже не дают подобраться к истине. Навязали месть, до которой нельзя дотянуться. Да Саске этой ненавистью уже до самых костей пропитан, – от злости свело скулы. Наруто не нарочно сжал вафлю в руке, тут же собирая крошки со стола и смахивая те с ладони в рот. – Но вот этой темой про порешать папашу ты меня знатно напугал. – Я не шутил. – Знаю. Поэтому и говорю, что напугал, – Наруто допил чай, поставил чашку к грязной посуде и взял гранёный стакан из старого сервиза на антресоли. – Всё будет в порядке. – Я в это уже не верю, – вздохнул Наруто, доставая баранки на закуску. – Но будь как будет… главное, чтоб Джирайя, ты и Саске были в безопасности. Цивильная и камерная пьянка пошла бодро – не для Гаары, но для Наруто, который опрокинул сразу три рюмки залпом. В ход привычно пустились карточные игры на двоих, на фоне которых Узумаки включил не отвлекающий внимание эмбиент – на болтовню сил не находилось, а тишина сильно пугала. К позднему вечеру Наруто был готов говорить голосом выпитой водки, что уговаривала его спросить «ты меня уважаешь?». Гаара держался получше – казалось, вообще не опьянел, и Узумаки задумался, что за весь вечер ни разу не видел друга со стаканом спиртного в руках. Пустой бутылёк полетел в урну. Затёкшая от сидения на табуретках спина молила о смене положений, и оба парня поплелись в комнату. Вместе принялись смотреть с телефона Наруто короткие смешные видео, улёгшись на животе. Узумаки повеселел, Гаара тоже – юмора в дурацких роликах последний не видел, но задорная морда Наруто была как бальзам на сердце. – Вот бы ты всегда здесь жил… Так приятно возвращаться домой, зная, что тут кто-то есть. С твоим приездом квартира будто теплее стала, – Наруто улыбнулся, откладывая телефон и поворачиваясь к Сабаку-но. Алкоголь не сработал как депрессант – может, оттого что дно было окончательно пробито. Водка расслабила и развязала язык, и Наруто посмотрел в светло-зелёные глаза глубоко и радушно. – Я так рад, что мы дружим, – ласково сказал Узумаки, подпирая светлую копну ладонью. Гаара кивнул, чуть отведя взгляд. Будь голова трезвой, Наруто бы заметил – смутился. – Я тоже рад, – слегка улыбнулся Гаара, пытаясь сделать вид, что он заинтересован в тошно-сером пейзаже за окном. Узумаки задумывается о чём-то своем. Появляется тягостное желание узнать, как дела у Саске, а ещё лучше – увидеть его и потрогать. Сжать в своих объятиях, душа до смерти, чтобы уж точно не ускользнул. За четыре дня отсутствия Узумаки в школе новенький не объявлялся, а те самые два слова «Саске Учиха» так и не встали в одну строчку в новых уведомлениях телефона. Наруто поморщился, вспоминая недавнюю словесную перепалку, и повернулся к другу. – Гаара… как бы ты относился ко мне, если бы я, скажем, был геем? – Мне нет до этого дела, – Сабаку-но не задумывается даже для вида – говорит сходу, не поведя и бровью. Наруто смотрит насквозь в светлые радужки, думая о том, сколько всего можно было бы хранить в чёрных мешках под зелёными глазами. – Тебе серьезно всё равно? – Наруто, – Гаара шумно вздыхает, и близлежащий Узумаки чувствует теплоту дыхания и отсутствия перегара в оном. – Я не делю людей и любовь по полу. Какая вообще разница, кто кого привлекает… Наруто считает разгоняющийся пульс, словно спидометр в гоночной машине. Думает, может ли синусовая тахикардия мгновенно убить – но отчего-то страха возможной смерти нет, впервые за тяжёлый день. Это пугает больше собственного сердцебиения, растущего в геометрической прогрессии. Узумаки подползает ещё ближе и выдыхает через рот одновременно с Гаарой. Чужое дыхание горячо царапает кожу, будоражит и щекочет. – Я хочу кое-что попробовать, – объясняет Узумаки вполголоса, и Сабаку-но интуитивно прикрывает глаза, замерев. Припухшие губы Наруто касаются полуоткрытого рта Гаары, сначала пытливо и неспешно, а затем с большим интересом и любопытством. Захватывают нижнюю губу и мягко посасывают её, отстраняются и едва ощутимо целуют, касаясь невесомо, бережно. Худощавый корпус Сабаку-но сотрясает лёгкая дрожь, и Гаара движется навстречу. Обветренные губы мажут по чужим, впиваются, чувствуют горький вкус водки и сладость сливочных вафель. Левая сторона кровати проседает под весом обоих, выдавая происходящее сварливым скрипом. Узумаки открывает глаза, скользя синевой по уставшим векам. Рассматривает фиолетовый узор вен, едва касается подушечками пальцев острой скулы. Гаара чувствует взгляд, но не может на него ответить, страшась попасть под лазурный гипноз. Тает от робкого прикосновения, запоминая линию, что вырисовывают чужие пальцы на коже. Наруто плавно пробирается языком и заполняет им чужой сухой рот. Гаара вздрагивает, издав короткий гортанный стон. Узумаки подползает ближе, почти садясь на друга, вырисовывая восьмерки на его языке. Сабаку-но привыкает к ощущениям и начинает двигать языком в ответ в тягучем темпе, запуская пятерню в волосы Наруто, словно страшась, что тот передумает. Хочет почувствовать ладонями больше любимой кожи, перекаты мышц, выпирающие рёбра и кости, но остается на месте, ожидая шага от Наруто. Целует бережно и немного неопытно, с нежностью сжимая пшеничные волосы на затылке. Мелодия рингтона врывается в погрязшую в скрипе кровати, чужом тяжёлом дыхании и сжатых стонах комнату. – Подожди… вдруг это он… – бормочет в губы Узумаки, нетерпеливо подскакивая и елозя рукой по тумбочке, пытаясь нащупать в темноте лежащий экраном вниз телефон. Жадно хватает мобильник и смотрит на имя, тут же улыбаясь от уха до уха и выдыхая с успокоением. – Саске! Это Саске… Гаара приходит в себя, садясь и облокачиваясь на спинку кровати. Наруто берёт трубку сразу же, не давая Учихе возможность передумать и сбросить. – Да? – детскую радость в голосе не может скрыть даже шум на другом конце линии. Узумаки встает, не в силах держать своё тело неподвижно – эндорфин кружит голову, дарит тонну энергии. – Эй, лузер. Тебя тут учителя обыскались, грозили не допустить до пробников, если и дальше будешь прогуливать уроки без уважительной причины. Поэтому завтра зайду за тобой с утра и буду насильно не пускать в шарагу, чтобы тебя точно отчислили, – пьяный мозг Узумаки дорисовывает ехидную ухмылку, слышную в голосе. Наруто глупо смеётся, прислоняясь к стене и соскальзывая вниз, пытаясь держать телефон ещё ближе, растворяясь в сладкой ушам речи Учихи. – Хорошо, Саске… Хорошо. Щёки сводит от довольной лыбы, и Наруто прикрывает глаза, сжимая ткань футболки у груди. Гаара бесшумно отворачивается к окну, рассматривая в грязно-жёлтом свете фонаря чахлые снежинки, мечтая разбиться о обледенелый асфальт вместе с ними.