Самая длинная ночь

Это уже вошло в привычку—теряться при каждом ударе, который наносил мне Ян. Выключила телефон, не занималась спортом, не интересовалась делами клуба. День за днем, я смотрела отчаянных домохозяек сезон за сезоном, заказывала фаст фуд и пластом лежала на диване. Много курила, много плакала, пила много кофе. Сломалась. Снились плохие сны. Снилась отрезанная голова. И то изнасилование тоже снилось. Просыпалась среди ночи, курила, бродила пр квартире и засыпала снова. Я созванивалась с родителями по домашнему телефону, но мобильный упорно не включала, не хотела говорить ни с кем, кроме них. Боже, как я хотела к своей семье. Поделиться с мамой, пожаловаться на него отцу. Но это было непозволительной роскошью. У меня не было защиты в такой ситуации. Я была одна. И только на четвертый или пятый день своего самобичевания, я нашла в себе силы отправиться в клуб. Долго думая над всем происходящим в своей жизни, я все-таки пришла к осознанию, что не могла отказаться от своих достижений, все бросить и уехать. И я не могла нарушить договор, который мы заключили с Яном, а это значило, что мне необходимо было взять себя в руки и приспособиться. И этот настрой придал мне сил. Полгода пролетят незаметно, и вскоре я даже не вспомню о том, что этот ублюдок когда-то имел такую власть над моей жизнью. А еще я перестану прятаться. Что бы ни происходило в моей жизни, я всегда буду просыпаться утром, краситься, одеваться с иголочки и выглядеть неотразимо. Припарковав машину, я уверенно направилась к входу в клуб, настраивая себя на лицемерные улыбки. А может, и искренние, ведь по Амине и Васе я действительно соскучилась. Толкнула тяжелую стеклянную дверь, входя в помещение. Сделала несколько шагов, привлекая к себе внимание официантки. Соколовский разместился у бара, прямо напротив входа, но я даже не удостоила его взглядом. В моей голове раздался сигнал, оповещающий о том, что что-то не так, и хоть, в моей жизни, вообще, все было не так, я развернулась, понимая, что что-то упустила. Я вернулась к двери и через прозрачную стеклянную поверхность разглядела белоснежный конверт. Он лежал присыпанный небольшим количеством земли, видимо, для утяжеления в горшке среднего размера туи. Над входом простирался не длинный навес, покрытый черепицей, но именно благодаря ему, снег не попадал на растение и не засыпал письмо, давая ему возможность быть найденным. По телу прошелся холодок от недавнего воспоминания об отрезанной голове в коробке. Однако я все же успокоила себя, тем, что в конверт еще одна такая голова уж точно не поместится. Но в груди все же было какое-то недоброе предчувствие. Простояв еще минуту, размышляя о том стоит мне его брать, проигнорировать или же вообще рассказать о находке Яну-мудаку-соколовскому, я все же решилась и открыла дверь. В нескольких метрах от меня со стороны клуба, краем глаза, я заметила движение, но не стала обращать на него внимание, подозревая, что ко мне направлялся Ян. Я протянула руку к бумажному изделию, отчего-то не решаясь взять его. Как завороженная глядела на письмо, чувствуя как тревога разрастается с каждым вдохом. Пальцы предательски задрожали, и я искренне не понимала такую свою реакцию организма.Но все же убедила себя, что это страх вызван недавней подобной находкой. Соколовский подошел совсем близко, и я все еще старалась не обращать на него внимание. Он тоже заметил конверт, и когда встал на пороге, я все же решилась взять его. Раздался щелчок. Откуда-то, со стороны цветка выкатился темно-зеленый чугунный шар, но рассмотреть его мне не удалось. Я почувствовала как болезненно сжимается кольцо рук на моей талии и как в этом кольце я начинаю падать. Соколовский отпрыгнул от пола, обхватив мою талию, утягивая внутрь помещения как можно дальше от входа, и в моменте этого прыжка, раздался оглушающий взрыв. По характеру, напоминавший взрыв петарды, но настолько громкий, что у меня заложило уши, а через секунду, я начала слышать лишь звон. Мне не удалось понять, что именно произошло, в глазах резко потемнело, будто единственное окно в темной комнате, закрыли плотными шторами. Но это состояние, как мне показалось, продлилось всего секунду, прежде чем я вновь открыла глаза. Уже без звона. Первое ощущение, которое меня встретило была боль. Боль в ребрах, судя по всему, от неудачного приземления. И немеющая боль в икроножной мышце. Я почувствовала, как в этом месте ноги намокла ткань моих брюк, но голова не слушалась, не хотела подниматься, чтобы обнаружить струящуюся по моей части тела субстанцию. Затем я услышала крики. Кричал персонал, кричал Вася, и Ян что-то кричал. Но я все еще не могла разобрать слов, наблюдая за напуганными серо-голубыми глазами. Пелена с ушей спала также мгновенно, как и появилась. В отличие меня, Ян уже давно сидел рядом, на одном колене, и внимательно рассматривал моё тело. Он перевел фокус с моей ноги на лицо, и суетливо, волнуясь, задал вопрос, — Мария, болит что-то еще? — Нога, —прошептала я. — Еще? —Его голос был громким и даже сейчас раздражал меня, поскольку резал слух. — Ребра, — Я попыталась сказать это более отчетливо, но голос все еще не хотел меня слушаться, а потому вышел лишь жалкий хрип. — Голова болит? — Ян обхватил моё лицо руками, но я только нахмурила брови. — Да. От тебя болит, помолчи, —прикрыв глаза, попыталась подняться, но резкое головокружение заставило вернуться в горизонтальное положение. По ощущениям, будто я выпила очень много виски, и ловила «вертолеты». Лампы, освещающие помещение, расположенные над нами, беспощадно крутились, из-за чего меня начинало подташнивать. Я почувствовала как руки Соколовского оттаскивают меня подальше от входа, наблюдая за тем, как знакомый силуэт Васи движется к двери. Он ступает аккуратно, и попытавшись сфокусировать взгляд, замечаю как хрустит стекло под его глазами. От взрыва вырвало дверную раму, а потому дверь сейчас висела на крепкой совести мебельной фабрики, в которой была произведена. При том, лишь на одной, нижней петле, пока другая часть в стене, где петлей не было, образовывала собой рваную дыру в бетоне. Затем я перевела взгляд на стекло, торчащее из моей ноги. Судорожно вздохнула, не представляя, как его можно вытащить. Страшные мысли по самым серьезным повреждениям заполнили голову, а ткань моих белоснежных брюк продолжала пропитываться кровью. Невольно потянулась к куску стекла, торчащему из ноги, намереваясь как-то вытащить его, но Соколовский резко отбросил мою руку, внимательно осматривая рану. Вася, убедившийся в том, что на улице все чисто, быстрым шагом направился к нам, убирая за пояс пистолет. Я уловила краем уха, как Амина сообщает персоналу о том, что рабочего дня не будет, просит всех покинуть помещение через черный вход, не поднимая паники. — Я пообещал хорошую благодарность, — Вася присел рядом с Яном, рассматривая могу ногу, — Ближайшая карета скорой помощи неподалеку, через десять минут будет. Ян разрезал маленьким ножичком брюки снизу, а после резким движением, разорвал ткань до того момента, пока она не разошлась до уже надорванного стеклом, места. Я отвернулась, пытаясь не смотреть. Мне приходилось глубоко и часто дышать, это выходило непроизвольно, но боли я почему-то уже не чувствовала. — Как думаешь насколько глубоко? — Ян поднял на Васю полный надежды взгляд. Тот внимательно посмотрел на рану, отрезая ножом от того, что осталось от моих брюк, длинный лоскуток ткани, — Стекло видишь длинное, я думаю все же, что его большая часть осталась снаружи. Я надеюсь на это. Голос его дрожал. И руки блондинчика дрожали, пока он накладывал жгут отрезанным кусочком от моих брюк. На удивление, давление от жгута я ощущала, но в районе раны лишь жжение, которое то появлялось, то пропадало, судя по всему от болевого шока. Когда фонтан крови остановился, Вася придвинулся ближе ко мне, и пусть от меня не скрылась тревога в его шоколадных глазах, он подарил мне такую добрую улыбку, такое нежное поглаживание по голове, что я вдруг почувствовала себя в безопасности. — Не бойся, малая, залатают тебя. — Первая боевая рана, — Попытался поддержать его настрой Ян. Однако их голоса уже доносились отрывками, поскольку в глазах снова потемнело, в ушах зазвенело, и наблюдая, как перед глазами все кружится, я прикрыла их, проваливаясь в что-то похожее на сон. *** — Разрез шесть сантиметров. Стекло глубоко вошло, но сухожилия не задело. Тебе семь швов наложили, а ты паришься так, будто все четырнадцать. Но ты не парься, это все ерунда, вот, — Вася подскочил, поднял футболку на животе и начал пальцем водить по бледным шрамам на его теле. Один немного длиннее моего, а второй круглый, рваный пр краям, — Это ножевой, чуть печень не задело, прикинь. А тут пуля, еле откачали. И говорил он это с такой непосредственной улыбкой и гордостью, что я даже представить не могла тех страшных событий, во время которых он эти раны получил. Соколовский все это время общался с хирургом, который латал меня, видимо решая вопросы со сроком моего больничного отпуска. И я понять не могла: он думает, будто я работать пойду? — Вась, — Я перебила друга, рассказывавшего о сотрясении, которое он получил, подравшись с продавцом турецких апельсинов на рынке. Он к слову, больше апельсины не покупал, хоть и очень любил их, — Ты не думаешь, что три дня это слишком рановато для выписки? Куда мы спешим? Друг помрачнел, задумался и умолк на несколько секунд. Я даже не могла себе представить того, чтобы наступать на больную ногу, а они уже хотели меня забрать. Вася подумал еще немного, прикидывая стоит мне говорить или нет, а потом покачал головой, как бы отнекиваясь и произнес, — У Яна спросишь. И как на радость, объект моих вопросов, ворвался в палату. Он не навещал меня ни в первый день, ни во второй, но на третий отчего-то срочно примчался в больницу, пытаясь внушить врачу, что забрать меня нужно как можно скорее. И он обязательно позаботиться о состоянии моего здоровья (в этом я сомневалась). — В целом, осложнений никаких нет, — Ян суетливо потер ладони между собой, перевел взгляд на меня, удосужился поздороваться и вручить неловкое «привет», — В течение месяца заживет, а еще позже швы снимем. Главное рану обрабатывать и на ногу не наступать. Собирайтесь. — Чего? — Протянув, нахмурила брови, — Прям сейчас? — Да, —Он кивнул. И только тогда я заметила в руках Соколовского какой-то увесистый черного цвета пакет, — Вась, выйди, пускай переоденется. — А че только я то? —Воспротивился блондинчик. — А ниче, — Бросил Соколовский, выуживая из пакета знакомые мне вещи. Бежевые штаны и такого же цвета водолазка. Самый любимый и удобный мой комплект, в котором я обычно не ходила на работу, но могла надеть на прогулку в парк или в гости к подруге. И отчего-то мне показалось, что вещи собирала мне Амина. Но для чего такая спешка во всем этом, я до сих пор понять не могла. — Выйди говорю, Вася. Блондинчик устало выдохнул и состроив грустную мордашку, отсалютовал мне рукой и двинулся к выходу из палаты, как бы смиряясь со своим положением. Ян, держа в руках стопку моих вещей, присел рядом, не сводя взгляда обеспокоенных голубых глаз. Он откинул простынь, прежде чем я успела опомниться, и приподнял сорочку. Я моментально хлопнула его по руке, заставив парня отдернуть её, — Ты что делаешь? — Одеваться тебе помогаю. — Ян, я домой не поеду. — Мария, так надо, — Соколовский нахмурил брови, — Не заставляй меня силком тебя одевать. Я поджала губы, вспомнив о том, что совсем недавно, пообещала себе, не перечить Соколовскому, и все его тупые распоряжения, слушать молча, не нарываясь на очередную проблему. Забрала у него свои вещи, и присела на койке, свесив ноги вниз. Икра резко заныла, и я зашипела, от чего Ян тут же приблизился к ране, пытаясь рассмотреть не ухудшилось ли что-то, но в очередной раз получил хлопок, уже по плечу. В непонимании он отдалился, пока я начала натягивать штаны, сначала на правую, а затем и на левую ногу. Однако выше колен их надеть не удалось, для этого нужно было подняться. Опустив босую ступню на холодный пол, я оперлась на левую ногу, и пока Ян, придерживал меня за предплечье, успешно надела низ. Впереди оставался бюстгальтер и кофта. Зацепившись за края сорочки, я шикнула на него, заставляя закатить глаза и со словами: «ой, чего я там не видел», отвернуться. Справившись с одеждой, я вновь присела на койку, прикрыв глаза, и глубоко дыша, пытаясь унять боль в ноге. И открыла их вновь, когда теплые мужские пальцы осторожно коснулись лодыжки. Я обескураженно наблюдала за тем, как Соколовский надевает мне один белый носок, а затем другой. Аккуратно, медленно, словно боялся причинить боль таким невинным действием. Должна ли я быть благодарна или должна была продолжать ненавидеть его? Ведь, если бы не Ян, меня бы ждала та же участь, что и дверь в нашем клубе. Интересно, из каких побуждений Ян спасал меня. Из желания спасти или по инерции? А может захотел повесить на меня еще один должок? Пока я размышляла над увиденным, даже не пытаясь выйти из ступора, Ян обул меня, подцепил краем пальца пакет с другими вещами, а затем приблизился. Его рука пролезла под сгибы моих коленей, а вторая легла на поясницу. Не успела ничего понять, как уже оказалась в воздухе и покинула больничную палату, а после и саму больницу на его руках. Дыхание замерло. Я не знала куда деть руки, пока он нес меня к машине, а потому сложила их на своей груди. Притрагиваться к человеку, который совсем недавно насиловал меня и бил по лицу, означало проиграть. В мои планы входило быть услужливой, но не входило проявлять к нему тактильность по собственной воле. Каким бы благородным он не казался. Усадив меня на заднее сидение, Соколовский сел на переднее пассажирское. Вася прогревал машину все время, что ждал моего переодевания, потому это позволило ему сразу двинуться с места. — Куда мы едем? — Я наконец нашла подходящее время для того, чтобы задать все свои вопросы. Бежать от них некуда, только если выпрыгивать из машины на ходу. — За Аминой, — ответил Вася. — Мы едем к Амине в гости? —Уточнила я. — Нет, мы едем в гости к Яну, —пожав плечами произнес Вася, — В его загородный дом. — Ну как сказать, загородный… —Внезапно включился в разговор Ян. — Очень загородный, — Закивал Вася. — Да, —поддержал его друг, — Я бы даже сказал иногородний. Я придвинулась ближе, просовываясь корпусом в пространство между их сидениями. Посмотрела сначала на водителя, а после перевела взгляд на Соколовского, — И как это понимать? Вы можете объяснить мне что произошло? — Тебе нельзя нервничать, —Произнес Вася. — Да, — Я утвердительно качнула головой, — И я нервничаю, пока вы оба от меня что-то скрываете. — Его целью была ты, Мария, —Вася тут же осекся, получив от Соколовского прожигающий злобный взгляд, а потом одним лишь движением губ, едва уловимым шепотом задал вопрос, —Что? Она должна знать. Ян нахмурил брови, все еще недовольно глядя на блондиночка, а затем перевел взгляд на меня, — В том конверте было твое имя. Я предполагаю, что и граната предназначалась для тебя. Я поджала губы, пытаясь обдумать услышанное. Значит это был не враг Соколовского? Это был мой враг. И это усложняло задачу, поскольку у меня, как мне раньше казалось, врагов не было. Соколовский внезапно сжал своими пальцами мою ладонь, пристально посмотрел в глаза, — Кто бы этот человек ни был, мы найдем его. Никто не имеет права позариться на мой клуб и мою… Ян стушевался, пытаясь подобрать слово, я же молча слушала его. Наверняка, ему хотелось назвать меня своей игрушкой, но перед Васей ему было неудобно это сделать. —Моего… Человека, с которым я работаю, — Продолжил он, — Я разберусь, не накручивай себя, потому что больше никто не причинит тебе вреда. Мы все временно покинем город, пока я не решу эту проблему. Вася бросал косые взгляды на своего друга, пока я смотрела на дорогу перед нами. Мы оба не понимали поведение Соколовского, и его мотивы. Потому что говорил он эти слова так обеспокоено и искренне, будто действительно хотел меня поддержать. — А голова была какого-то алкаша. Отрезали, чтобы напугать. Обычно так двух зайцев убивают, может задолжал кому. Соколовский в очередной раз удосужил блондинчика недовольным взглядом, после чего глянул на меня. Я была потеряна. В моей голове не укладывалась мысль о том, что кто-то убил другого человека из-за меня. Пытаясь напугать меня. И от этого в груди так заныло, такое щемящее чувство, что мне захотелось, на самом деле, на ходу выпрыгнуть из машины. Когда Амина села к нам, она несколько раз спрашивалась о моем самочувствии, а я только кивала в ответ, устремив взгляд в окно. Мне нужно было осознать произошедшее и унять то чувство вины, которое, напротив, разрасталось с каждым убывающим километром. Высотки зданий сменила, не шибко загруженная трасса, а после непривычные для меня пейзажи заснеженных елей и сосен. Наблюдая за кронами, возвышающихся, стремительно пролетающих мимо, деревьев, я поняла, что за пределы шумного мегаполиса не выезжала уже очень давно. Солнце садилось. Небо затянулось закатом, и на белоснежном полотне начинали отливать оттенки разных цветов: от нежно персикового до-пурпурно красного. Близился вечер. Всю дорогу я дремала. Амина будила меня на заправках, уточняя нужно ли мне в туалет или что-нибудь попить, поесть, но я лишь устало мотала головой, раз за разом, проваливаясь в сон. И только когда небо затянуло сумерками, я наконец пробудилась, хоть чувствовала себя выжатой, как лимон. — Доброе утро, соня, — Тихо прошептал Вася, наблюдая за мной через зеркало заднего вида. Я оглянулась, пытаясь понять действительно ли сейчас утро. Заметила спящую рядышком, свернувшуюся калачиком Амину. — По ощущениям, глубокая ночь, —Прошептала я, — Который час? — Три утра, —Так же тихо ответил водитель, а затем с прищуром глянул на Яна, — А это значит время меняться. Блондинчик остановил автомобиль на обочине и отстегнул ремень безопасности. Они с Яном обошли машину, и я заметила, что оба направились к моей двери. Судя по всему, заранее договорившись о такой пересадке. На улице было морозно. Дверь открылась, холодный воздух заполнил салон, и Соколовский протянул ко мне руки. Вася же встал позади него, в ожидании. Оценила ситуацию и подметила, что Вася, похоже, хотел сопеть сладким сном рядом с девушкой, от которой у него живот крутило. Нет, я не про диарею, я про бабочки. Оперевшись об автомобиль, успела лишь ступить одного ногой на хрустящий снег, как Ян уже подхватил меня на руки и за короткое мгновенье усадил на переднее сидение. Я поежилась, пытаясь согреться после такого перепада температур. Дверь захлопнулась и Вася аккуратно разместился рядом с Аминой. Спустя какое-то время оба по инерции, находясь во сне, прижались друг к другу. Я улыбнулась, наблюдая за этим, и Ян тоже улыбнулся. Интересно, а что она сказала своему парню? Куда уехала? Надо будет обязательно уточнить эти вопросы, для удовлетворения собственного любопытства, конечно же. — Метель начинается, — Прошептал Ян. — Что? —Я ответила таким же шепотом, не понимая, что он от меня хочет. — Метель, метель, — Он указал на дорогу, и я тут же заметила, как много снежных хлопьев бьется о лобовое стекло. — Сосны, — Я скептически повела бровью, указывая рукой в сторону деревьев. Ян нахмурился, — Ну не здесь же. Предполагая, что именно ему могло послышаться, я цокнула, повторив фразу, — Сосны, Ян. Вокруг сосны. Мы же тут наблюдениями делимся? Получив мой саркастичный ответ, Соколовский решил выйти на разговор с другой стороны. — Тут через двести метров будет кафе придорожное, ты голодная? Конечно голодная. Но обида на Соколовского прямо так и мешала удостоить его полноценного ответа. Сложив руки на груди, я посмотрела в окно, хоть и понимала, что своими обидами проблем не решить. Но это глупое детское поведение, видимо, было реакцией моей психики, своеобразной защитой перед ударами, которые прежде мне нанес Ян. Он не стал пытаться снова. Ян остановил машину на обочине, как только мы подъехали к кафе. Подал мне мою куртку, и вышел из машины, планируя вновь взять меня на руки. Это смущало, напрягало. Мне было стыдно, что он хотел пронести меня на руках перед людьми, персоналом этого кафе, да и в целом, это создавало ощущение собственной беспомощности и никчемности. Он открыл дверцу машины и захотел поднять меня, но я в протестующем жесте выставила руки вперед. Не долго думая, парень вытащил меня за предплечье, позволяя опереться на здоровую ногу, а затем закрыл машину. Делал все стремительно, чтобы как можно меньше холодного воздуха зашло в салон. — Что не так? — Нахмурился Ян. — Я не хочу, чтоб ты меня нес. Мне неловко, — Я взяла его под руку, неосознанно, и запрыгала на одной ноге в сторону кафе. Он медленно пошел следом, подстраиваясь под мой темп, удерживая в моменты потери равновесия, то и дело приговаривая: «не наступи, не наступи, швы же разойдутся». И сидя за столиком в абсолютно пустом кафе, где кроме меня, Яна и двоих мужчин из персонала, никого не было, я изучала меню. Однако мысли все же метались, не давая сосредоточиться на читаемом тексте. Я пыталась понять причину такой внезапной заботы обо мне. Ян сидел со мной рядом и предлагал вкусные позиции, судя по всему те, что он пробовал здесь раньше. Общался, словно мы старые добрые друзья, но я не слушала его, наблюдала и думала о таком внезапно сменившимся поведении. Да, это обескураживало. Ведь, за этот день я не услышала ни одной похабной шутки. Заметив, что я его не слушаю и считаю ворон в своей голове, Ян устало выдохнул, —Я так понимаю, мне и в этот раз на свой вкус выбирать? Кивнула. Соколовский подошел к выдаче, заказал две шаурмы, два кофе и несколько разных шоколадных батончиков. Я же устремила взгляд в окно, наблюдая за тем, как усиливается метель. Сомневаюсь, что поблизости есть мотели, а останавливаться на трассе, чтобы переночевать слишком опасно. Это означало, что нам все равно придется поехать дальше, но медленнее. — Через пару часов уже прибудем, — Ян в очередной раз подкрался ко мне внезапно и заставил вздрогнуть. Когда-нибудь я его точно огрею чем-нибудь потяжелее швабры. Он вложил мою руку в свою ладонь, крепко сжал, привлекая к себе внимание. Я повернулась к нему. — У нас есть условный договор. Я не могу пойти в суд, когда ты не исполняешь его, мне остается самому принуждать тебя к его соблюдению, — Было заметно, что эти слова Соколовскому давались тяжело, особенно под моим пытливым взглядом. Он потянулся второй рукой к волосам, нежно и бережно погладил по голове, — Я переборщил, прости меня, но и ты была неправа. — Ты насиловал меня, бил по лицу, унижал. А после бросил на полу и ушел, — Я судорожно вздохнула, окунаясь в воспоминание той ночи, вырвала руку и отодвинулась от него. Недавняя обида накатила с новой силой, что, наверное, была только у метели, разыгравшейся за окном. Его взгляд в миг приобрел строгость. То то же, а то хватку теряешь, дорогой. Слишком долго ты со мной любезничал. — Котенок, — Ян не терял нотки строгости в голове, однако нежно приобнял меня, притягивая к себе, — Если ты будешь нарушать правила, то та ночь покажется тебе райским сном. Мне жаль, что я причинил тебе боль, но я не гарантирую тебе её отсутствие, если ты будешь обманывать меня. Ты знала на что идешь. Я нахмурилась, всеми силами сдерживаясь, чтобы промолчать. Соколовский усмехнулся, уловив мою перемену настроения, и это было последней каплей. Разве был на у нас договор на отсутствие грубых выражений? Точно не было, не припомню такого. — Да пошел ты, — Я едва ли не выплюнула эти слова, вложив в них всю злость, какая у меня была, — Ты обидел меня, Ян. Ты слишком далеко зашел, и я не прощу тебе этого. Хочешь секса? Будет тебе секс. Хочешь послушания? И оно будет. Но о хорошем отношении ты можешь и не мечтать. Я всем сердцем ненавижу тебя, Соколовский, и мне искреннее жаль, что тогда ты спас меня, потому что не сделай ты этого, я бы хотя бы перестала жить с тобой в одном мире. Зря ты это сделал, будь ты на моем месте, я бы тебя не спасла. Я переборщила. Я поняла это почти сразу, наблюдая за болью, промелькнувшей в глазах Соколовского. Он не пытался стать моим другом, не пытался стать врагом. Он много раз обижал меня, но в последнее время прикладывал усилия для того, чтобы это исправить. Пускай и в свойственной ему манере. Я не признавала свою вину. Молчала. Молчала, понимая, что моё спасение в клубе и забота прошедшего дня не смогли стереть отпечаток того удара, что он нанес мне прежде. Ни одно сказанное слово, ни одно действие, не могли так просто зализать на душе оголенные раны. — Я дам тебе время, чтобы ты пришла в себя. Позволю тебе злиться на меня еще какое-то время, — Он отодвинулся от меня, сложив руки на столе, и устремив взгляд прямо перед собой, — Но не надейся на то, что перейдя границы, ты не лишишься своих зубов. — Не переживай, Ян, — Я нервно усмехнулась, — Уж поверь, ты лишаешь меня такой надежды. — Сама виновата, — Процедил он. У Соколовского заканчивалось терпение слушать нападки с моей стороны, а потому он резко обернулся ко мне, тыча в меня указательным пальцем, — Ты согласилась, и почти сразу же начала нарушать условия договора. И, клянусь тебе, если ты еще раз ослушаешься моего слова, ты получишь такой удар, от которого очень долго не оправишься. Я вновь поджала губы, отвернувшись к окну. Может мне действительно стоило немного притормозить? Ведь, он планировал помочь мне, защитить от, неизвестной нам всем, угрозы. И пускай умные мысли преследовали меня, я была быстрее. Нутро хотело поглумиться. Вытащить из этого заботливого невинного парня того, кого я не так давно всей душой возненавидела. — Может ты влюбился в меня? И снова растерянность. Та, которую я видела, когда спрашивала его о причине запрета на сеанс у психолога, которую видела, когда пыталась выяснить ревность этому послужила или нет. И если в те разы Ян отвечал агрессивно, то в этот раз долго молчал. И это молчание меня пугало. — Ян, не говори, что… — Заткнись. Я округлила глаза, начиная предполагать, что мои слова оказались правдой. Человек, который не так давно насильно забрал мой бизнес, изнасиловал меня и заставил действовать в его интересах, мог влюбиться в ту, которую так долго мучал? Шаурму уже приготовили и добродушный усатый мужчина принес нам поднос с едой, развеивая, застывшие в воздухе догадки. Мы улыбнулись и поблагодарили его так, будто недавно не было никакого напряжения между нами. — Ян, — Я снова обратилась к нему намереваясь получить ответ на свой вопрос. Но всю обходительность и былую заботу, мужчина растерял. Голос его приобрел гневные нотки, и на меня вылилась такая тирада, к которой я просто напросто была не готова. Никто бы не был. — Замолчи, Мария. Никто в тебя не влюбился и никогда не влюбится. Нормальный мужчина не станет связывать свою жизнь со стервой вроде тебя. Ты упертая, помешанная на деньгах и богатствах, сука, которая может надеть паленую сумку, пытаясь выдать её за оригинал. Ты ездишь на самой дешевой комплектации своего мерседеса, увешана кредитами, как шелками, но строишь из себя важную бизнесвумен, — Ян не притрагивался к еде, фокусируясь на том, чтобы задеть меня побольнее, — Я терпеть тебя не могу. Единственная причина, по которой я связался с тобой это удовольствие, которое я получаю, когда раз за разом мешаю тебя с грязью. И потому то я вытащу твою жопу из любого дерьма, потому что планирую отравлять твою жизнь еще, как минимум, полгода. Я не поднимала на него глаз, пока он говорил. И не подняла их, когда Ян закончил.